Современная русская орфография. А. И. Кайдалова. 1983

ДИКТАНТЫ

1

Почти в самом центре полярной страны раскинулось огромное Тай­ мырское озеро. С запада на восток тянется оно длинной блистающей по­ лосой. На севере возвышаются каменные глыбы, за ними маячат чёр­ ные хребты. Сюда до последнего времени человек совсем не загляды­ вал. Лишь по течению рек можно встретить следы пребывания человека. Весенние воды иногда приносят с верховьев рваные сети, поплавки, поломанные вёсла и другие немудрёные принадлежности рыбачьего обихода.

У заболоченных берегов озера тундра оголилась, только коегде белеют и блестят на солнце пятна снега. Движимое силой инерции, огромное ледяное поле напирает на берега. Ещё крепко держит ноги скованная ледяным панцирем мерзлота. Лёд в устье рек и речонок долго будет стоять, а озеро очистится дней через десять. И тогда пес­ чаный берег, залитый светом, перейдёт в таинственное свечение сонной воды, а дальше — в торжественные силуэты, смутные очертания про­ тивоположного берега.

В ясный ветреный день, вдыхая запахи пробуждённой земли, бро­ дим по проталинкам тундры и наблюдаем массу прелюбопытных явле­ ний. Необычайно сочетание высокого неба с холодным ветром. Изпод ног то и дело выбегает, припадая к земле, куропатка; сорвётся и тут же, как подстреленный, упадёт на землю крошечный куличок. Стараясь увести незваного посетителя от своего гнезда, куличок на­ чинает кувыркаться у самых ног. У основания каменной россыпи про­ бирается прожорливый песец, покрытый клочьями вылинявшей шерсти. Поравнявшись с обломками камней, песец делает хорошо рассчитанный прыжок и придавливает лапами выскочившую мышь. А ещё дальше горностай, держа в зубах серебряную рыбу, скачками проносится к нагромождённым валунам.

У медленно тающих ледничков скоро начнут оживать и цвести растения. Первой зацветёт роза, которая развивается и борется за жизнь ещё под прозрачною крышкою льда. В августе среди стелю­ щейся на холмах полярной берёзы появятся первые грибы.

В поросшей жалкой растительностью тундре есть свои чудесные ароматы. Наступит лето, и ветер заколышет венчики цветов, жужжа пролетит и сядет на цветок шмель.

Небо опять хмурится, ветер начинает бешено свистеть. Пора воз­ вращаться в дощатый домик полярной' станции, где вкусно пахнет печёным хлебом и уютом человечьего жилья. А завтра мы начнём раз­ ведывательные работы. (По И. Соколову-Микитову.)

193

2

Становилось свежо, и мне пора было отправиться в дорогу. Пройдя через густые камышовые заросли, пробравшись сквозь чащобу ивняка, я вышел на берег хорошо знакомой мне речонки и быстро отыскал свою плоскодонную лодку, которую друзья в шутку прозвали китай­ ской джонкой. Перед отплытием я проверил содержимое моего холщо­ вого дорожного мешочка. Всё было на месте: банка свиной тушёнки, копчёная и сушёная рыба, буханка чёрного хлеба, сгущённое молоко, моток крепкой бечёвки и немало других вещей, нужных в дороге. Не забыл я и свое старинное шомпольное ружьецо.

Отъехав от берега, я опустил вёсла, и лодку тихо понесло по те­ чению. «Плыви, мой чёлн, по воле волн»,— вспомнилось мне. Через три часа за поворотом реки показались отчётливо видные на фоне свинцовых туч у горизодта золочёные купола церкви, но до города, по моим расчётам, было ещё довольно далеко. Но вот и первые дома

спросил, как пройти в парикмахерскую. Но прежде чем отправиться к цирюльнику, я решил починить давно уже промокавшие сапоги, или чёботы, как сказал бы мой приятель. Оказалось, что в мастерской можно было не только отремонтировать обувь, но и отгладить мой сильно потёртый чесучовый пиджак. Сапожник, носивший фамилию Коцюбинский, был молодцеватым мужчиной цыганской наружности. Одет он был в новую кумачовую рубаху с дешёвыми перламутровыми пуговками. Что-то необыкновенно привлекательное было в чётких дви­ жениях его мускулистых рук и в том, что всё он называл ласкательными именами: сапожок, каблучок, щёточка.

Несколько дольше задержал меня портной. Красавец и щеголь, он, по-видимому, прежде всего интересовался своей внешностью, а потом уже работой. Осмотрев каждый шов пиджака и убедившись, что пуговицы целы, он приступил к утюжке.

Утолив голод в ближайшем кафе, где к моим услугам оказались свекольный борщок, печёнка с тушёной картошкой и боржом, я от­ правился бродить по городу. Моё внимание привлекла дощатая эстрада на базарной площади. Выступление жонглёра подходило к концу. Его сменила танцовщица, худенькая женщина с рыжеватой чёлкой, спускающейся на лоб, и с жёлтым шёлковым веером в руках. Оттан­ цевав какой-то танец, напоминавший чечётку, она уступила место клоуну. Но бедняга был лишён таланта, и, вероятно, не понимал, что он совсем не смешон со своими ужимками и прыжками.

Справа от сцены располагались торговые лавчонки, в которых можно было купить и плитку шоколада, и жареного цыплёнка, и грибы прямо с кошёлкой, и крыжовник за грошовую цену.

Обойдя за полчаса чуть ли не весь городишко, я расположился на ночёвку на берегу реки, подостлав побольше сена и укрывшись старым плащом.

194

3

Между тем на берегу становилось всё более людно. Один за дру­ гим, в одиночку, и по двое, и по трое, предшествуемые шорохом вет­ вей, из лесу на заболоченный берег выходили охотники в резиновых сапогах, толстых ватниках, меховых шапках и воинских фуражках с оторванными козырьками, чтобы не было помехи при стрельбе; у каждого за спиной рюкзак с чучелами, на боку плетушка с подсадной; одни несли ружья за плечом, другие на груди, словно автомат. Пришли многосемейный Петрак в рваном-прерваном ватнике, похожий на огромную всклокоченную птицу, и его шурин Иван, смуглолицый, с чёрной цыганской бровью, в новенькой телогрейке и кожаных шта­ нах; явился маленький, юркий Костенька, чему-то по обыкновению смеющийся и уже с кем-то поспоривший. Пришёл огромный, грузный, в двух дождевиках, молчаливый Жамов из райцентра, мещёрский старожил; пришли два молодых охотника: колхозный счетовод Ко­ лечка и Валька Косой, выгнанный из школы «по причине охоты». Вместе с высоким, тощим, унылым Бакуном, уважаемым за редкую неудачливость и удивительную стойкость, с какой он сносил падавшие ему на голову беды, пришёл красивый брат Анатолия Ивановича, Василий. Еще издали было слышно, как он спрашивал Бакуна о последнем его подвиге: в дождливый день Бакун вздумал переселять рой, и злые в ненастье пчелы покусали самого Бакуна, его тёщу, на­ смерть «зажиляли» петуха и двух кур.

Охотники скидывали свои мешки, кошёлки и ружья и усаживались на тугую осочную траву. Закуривали папиросы, завязывались беседы. Умолк лёгкий ветерок, предвестник вечерней зари. Между тонкой си­ зой полосой, лежащей на горизонте, и тяжёлой слоистой сине-меловой тучей возникло кроваво-красное зубчатое пламя. Затем что-то сме­ стилось в насыщенном влагой воздухе, и зубцы слились воедино, образовав плоско обрезанное сверху тучей полукружье огромного заходящего солнца. Словно подожжённый, ярко вспыхнул пунцовым с зелёными и синими прожилками стог сена. Ночь прошла ни быстро, ни медленно. Что-то булькало и плескалось в воде, то вдруг начало накрапывать, то поднялся ветер и смёл в сторону так и не разошедший­ ся дождик.— Подъём, братцы!..— слабым голосом крикнул Дедок. Как ни тих был его дрожащий голос, он спугнул чуткий сон охотников,

(По Ю. Нагибину.)

я вдруг как бы бунинскими глазами, со стороны, увидел своего поста­ ревшего, одинокого, немного опустившегося отца с седыми, давно не стриженными семинарскими волосами и чёрными неглаженными брю­ ками, нашу четырёхкомнатную квартиру, казавшуюся мне всегда хорошо, даже богато обставленной, а на самом деле полупустую, с чёрной мебелью — рыночной подделкой под дорогую, «чёрного де­

195

рева», которое было обыкновенной дешёвой сосной, о чем свидетель­ ствовали потёртости и отбитые финтифлюшки — сверху чёрные, а внутри белые,,.

Керосиновая висячая лампа с бронзовым шаром, наполненным дробью, переделанная на электрическую. Две так называемые «кар­ тины» — мещанские бумажные олеографии «под масло» в унизительно тоненьких золочёных багетах, которые повесили на стенку, так как они были получены «бесплатно», как приложения к «Ниве», что делало их как бы сродни всем русским писателям-классикам, тоже бесплат­ ным приложениям к «Ниве», в их числе теперь и Бунину. Некогда довольно хороший кабинетный диван, много раз перебиваемый и те­ перь обитый уже потрескавшейся, дырявой клеёнкой. Наконец, са­ мая дорогая — даже драгоценная — вещь: мамино приданое — пиа­ нино, потёртый инструмент с расшатанными металлическими педаля­ ми, на котором папа иногда, старательно и близоруко заглядывая в пожелтевшие ноты и роняя пенсне, нетвёрдо, но с громадным чув­ ством играл «Времена года» Чайковского, особенно часто повторяя «Май», наполнявший мою душу невыразимо щемящей тоской.

Мы не были бедными, и тем более нищими, но что-то вызывающее

5

В середине июля, когда лето уже идёт на перелом, а жара только по-настоящему и устанавливается и от каждого лужка, хотя бы он был величиной с картуз, щемяще и сладко пахнет сеном, попал я в деревню Завилихино. Стоит она в «глубинке», километрах в двадцати от бойкого тракта, среди всхолмленных полей и перелесков — сред­ няя деревенька, с причудливой пестротой крыш: одни, из шифера, так и светятся, радуя глаз; другие, из дранки, ставленные давно, уже темны и морщинисты, их и солнце не веселит, не бодрит.

Жизнь в Завилихине тихая, новостями не обременённая. Мне же после городской жизни приятен был и сонный вид улицы, и особенно тихие со всё прибывающей прохладой вечера, когда начинает падать роса и мерцающее небо не то чтобы стоит над головой, а как будто об­ нимает тебя со всех сторон, и ты ходишь среди звёзд, окуная башмаки

вросу. Но дела мои быстро кончились, и пришла пора уезжать.

Аехать было не на чем. Я пошёл к бригадиру посоветоваться. Бригадир, дядька лет под пятьдесят, затурканный хлопотами убороч­

ной кампании, сказал: «Так есть тут у нас один шофёр, иногда к матери заглядывает — сала взять, бельишко сменить...»

Хата шофёра была небольшой. В сенцах пахло сыростью и берё­ зовым листом— десятка два свеженаломанных веников усыхали под крышей,— а в жилой части, в красном куту, вместо божницы наве­ шаны были какие-то фотографии. Всё вокруг было прибрано, чистень-

196

ко, намыто, за полуоткрытым ситцевым пологом блестела никелиро­ ванными шарами железная кровать. Хозяйка, сухопарая женщина лет сорока пяти, с нездоровым, желтоватого оттенка лицом, отвечала неохотно. Разговор не шёл, не клеился, и я, как говорится, откланял­ ся, попросив сына, если приедет, захватить меня.

И верно, около часа он заявился. И вот мы трясёмся с ним по про­

под резиной, то по глубоким с закаменевшими краями колеям. Я по­ сматриваю сбоку на шофёра. Чуб у него тощеват, глаза пронзительно синие, лицо длинное, веснушчатое. Кепчонка блинчиком, с кургузым козырьком, повёрнутым на затылок, через расстёгнутый ворот клет­ чатой рубашки свекольно пунцовеет треугольником напечённая грудь. Руки, скользящие по баранке руля, лоснятся от несмытого масла. И всё время он говорит, говорит. Вероятно, то же самое он делал бы и в полном одиночестве — есть такие люди, что как бы думают языком, немедленно высыпают всё, что ни придёт в голову. (По Н. Грибачеву.)

6

Где бы ни находился на Мангышлаке, постоянно чувствуешь ды­ хание степи. Но она разная даже в одно время года. В конце зимы степь становится тёмно-серой там, где сохранилась верблюжья колюч­ ка, задеревенелая полынь и сухие стебли ползучей травы. Где не сохранилось ничего, где голо, там степь тёмно-жёлтая. И эти цвета остаются неизменными на десятки и сотни километров.

На Южном Мангышлаке возвышенности редки, в рельефе всё плавно, расплывчато, неопределённо. Но совершенно особое место — Карагиё. В неё окунаешься, как в котёл, сваливаешься, как в пред­ дверие мрачной преисподней: вдруг с абсолютно ровной низменности дорога начинает сбегать всё ниже и ниже, словно струится по широ­ ким уступам, и закладывает уши, как это бывает в самолёте, идущем на посадку. Наконец — о чудо! — белый железобетонный мост через ручей. Не следует бежать к воде за питьём и прохладой: зовущие неж­ ной желтизной пологие берега — это трясина, а влага в ручье — горько-солёная, из скважин. Поток убегает в южную часть Каратие, чтобы пропасть бесследно. Там — непросыхающее солёное болото, безжизненная падь. Там в невидимой отсюда дали и расположено самое низменное на нашей планете место суши — сто тридцать два метра ниже уровня моря. Там — сор, то есть сток воды. Песок пропитывает­ ся влагой, она испаряется на солнце, а соль остаётся. Получается пе­ сок, пропитанный перенасыщенным соляным раствором. Таков ещё один облик мангышлакской степи.

На шоссе как-то особенно чувствуется новый ритм Мангышлака, И вообще асфальтированная автострада — это качественно новое, очень значительное событие в степи. Но достаточно свернуть в сторо­ ну, миновать первый же увал, как начинается царство безмолвия.

197

Можно ехать часами, не встретив ни единого живого существа. И вдруг — одинокая казахская могила. Надгробие сложено из ровно обтёсанных и умело пригнанных блоков ракушечника. На одной из стен высечена цитата из Корана, написанная по-персидски.

Я спустился в ложбину и заметил на склоне молодую поросль. Травка поднималась совсем тоненькая, светло-зелёная, нежнаянежная на ощупь. И вместе с тем это было истинно степное дитя с та­ кими сильными корнями, что совсем маленький кустик, который и пальцами-то как следует не ухватишь, удаётся вырвать с трудом. Эта травка напоминает ещё об одном облике степи — весеннем. В апреле — мае совершается волшебство: степь становится почти сплошь зелёной и на редкость яркой. Ещё недавно земля лежала белым-бела. Но чуть только ветер обсушил степь, она зазеленела и зацвела. Запестрели тюльпаны, торопливо потянулась вверх всякая другая растительность, появились даже грибы — шампиньоны. И наполнился воздух какимто нежным ароматом. Не густым, не дурманящим — едва уловимым. Только весной понимаешь, что и эта суровая земля может быть девиче­ ски ласковой и приветливой. (По Л. Юдасину.)

7

Оставались считанные часы, подготовка к наступлению подходила к концу. Десятого февраля бригада приступила к выполнению боевой задачи — с рассветом выйти на восточный берег реки Бобёр, прикрыть­ ся с запада этой рекой, а главными силами наступать в направлении города Бунцлау и овладеть им.

Совершив почти сорокакилометровый марш, мы достигли реки и повели наступление на город. Но у самого города немцы встретили нас сильным огнём из зенитной артиллерии и танков. Ясно было, что с ходу Бунцлау нам не взять. К тому же приданный нам артиллерий­ ский полк отстал. Пока подошли артиллеристы, прошло немало вре­ мени. Уже перевалило за полдень, и надо было торопиться, чтобы не допустить изнурительных ночных уличных боёв.

Во второй половине дня мы усилили свои атаки. На помощь тан­ кам пришла вся наша артиллерия и гвардейские миномёты — «катю­ ши». Вступила в бой наша пехота. К вечеру сопротивление врага было сломлено. Бросив танки, артиллерию, раненых, склады, бое­ припасы, враг бежал в направлении Лаубан, рассчитывая за рекой Нейсе спастись от наших сокрушительных ударов.

Невиданной силы снегопад, начавшийся еще днём, усилился. Огромные снежные хлопья залепляли стёкла машин, забивали смотро­ вые щели в танках, проникали внутрь через малейшее отверстие. Двигаться приходилось буквально вслепую. Танки и артиллерия медленно ползли по улицам горящего Бунцлау. Танкисты открыли все люки, водители распахнули дверцы машин и наполовину высуну­ лись, чтобы хоть сколько-нибудь разглядеть, что делается в одном — двух метрах. Густо падающие крупные хлопья снега, пронизанные багровым заревом пожаров, яркий свет почему-то не выключенных

198

СЛОВАРЬ

200

201