Cимвол віри+ декалог +текст по протестантизму

Cимвол віри.

Вірую в єдиного Бога Отця, вседержителя, творця неба і землі, і всього видимого і невидимого. І в єдиного Господа Ісуса Христа, Сина Божого, єдинородного, від Отця родженого перед усіма віками, - світло від світла, Бога істинного від Бога істинного, родженого, несотвореного, єдиносущного з Отцем, що через нього все сталося. Він задля нас, людей, і нашого ради спасення зійшов із небес, і воплотився з Духа Святого і Марії Діви, і стався чоловіком. І був розп’ятий за нас за Понтія Пилата, і страждав, і був похований, і воскрес у третій день, згідно з писанням. І вознісся на небо, і сидить праворуч Отця. І вдруге прийде зо славою судити живих і мертвих, а його царству не буде кінця. І в Духа Святого, Господа животворящого, що від Отця ізходить, що з Отцем і Сином рівнопоклоняємий і рівнославимий, що говорив через пророків. В єдину, святу, соборну й апостольську церкву. Ісповідую одне хрещення на відпущення гріхів. Очікую воскресення мертвих і життя будучого віку. Амінь.

Декалог

На русском языке (Синодальный перевод)

Текст десяти заповедей по Синодальному переводу Библии.

1. Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

2. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.

3. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.

4. Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай в них всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни вол твой, ни осёл твой, ни всякий скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его.

5. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, даёт тебе.

6. Не убивай.

7. Не прелюбодействуй.

8. Не кради.

9. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

10. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего.

В иудаизме

3. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно [дословно «ложно» — то есть, во время клятвы], ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно [ложно].

6. Не убей. В оригинале: «לֹא תִרְצָח». Использованный глагол «רְצָח» обозначает безнравственное преднамеренное убийство (ср. англ. murder), в отличие от любого вообще убийства, например в результате несчастного случая, в целях самообороны, во время войны или по решению суда (ср. англ. kill). (Так как сама Библия предписывает смертную казнь по решению суда в результате нарушения некоторых заповедей, этот глагол не может означать убийство вообще, при любых обстоятельствах)

7. Не прелюбодействуй [в оригинале это слово обыкновенно относится только к сексуальным отношениям между замужней женщиной и мужчиной, не являющимся её мужем]. Согласно другому мнению, к этой заповеди относятся все так называемые «запреты кровосмешения», включает муже- и скотоложство.

8. Не кради. Запрет на хищение имущества также изложен в Лев.19:11. Устная традиция толкует содержание заповеди «Не укради» в Десяти заповедях как запрет на похищение человека с целью порабощения. Поскольку предшествующие заповеди «не убивай» и «не прелюбодействуй» говорят о грехах, наказываемых смертной казнью, то один из принципов толкования Торы предписывает понимать и продолжение как сурово наказуемое преступление.

10. «Не возжелай…» К данной заповеди относится запрет хищения имущества. Согласно еврейской традиции хищением является также «кража образа», то есть создание ложного представления о предмете, событии, человеке (обман, лесть и т. п.).

[править] В лютеранской традиции

В «Кратком катехизисе» М. Лютера дается следующий перечень заповедей (с их объяснением):

• Заповедь первая:

Да не будет у тебя других богов, кроме Меня.

Что это значит? Мы должны превыше всего уважать, любить Бога и уповать на Него во всем

• Заповедь вторая:

Не произноси имени Господа, Бога твоего напрасно.

Что это значит? Мы должны бояться Бога и любить Его так, чтобы не проклинать, не клясться, не колдовать, не лгать и не обманывать именем Его, но призывать Его имя во всякой нужде, молиться Ему, благодарить и прославлять Его.

• Заповедь третья:

Помни день субботний, чтобы святить его.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не пренебрегать проповедью и Словом Божьим, но свято чтить его, охотно слушать и познавать.

• Заповедь четвертая:

Почитай отца твоего и мать твою, да будет тебе благо и долголетен будешь на земле.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не презирать и не гневить своих родителей и господ, но почитать их, служить и повиноваться им, любить их и дорожить ими.

• Заповедь пятая:

Не убивай.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не причинять страданий и вреда ближнему своему, но помогать ему и заботиться о нем во всех его нуждах.

• Заповедь шестая:

Не прелюбодействуй.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы в мыслях, словах и делах быть чистыми и целомудренными, и чтобы каждый из нас любил и почитал своего супруга.

• Заповедь седьмая:

Не укради.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не отбирать у ближнего своего денег, или имущества его, и не присваивать себе чужого путем нечестной торговли, или мошенничества. Но нам следует помогать ближнему своему в сохранении и преумножении его имущества и средств существования.

• Заповедь восьмая:

Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не говорить неправды о ближнем своем, не предавать его, не клеветать на него и не распространять о нем худой молвы, но защищать его, говорить о нем только хорошее и стараться все обратить к лучшему.

• Заповедь девятая:

Не пожелай дома ближнего твоего.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не посягать коварно на наследство, или дом ближнего своего и не присваивать их себе, прикрываясь законом, или правом, но служить ближнему, способствуя сохранению его собственности.

• Заповедь десятая:

Не пожелай жены ближнего твоего, ни раба, ни рабы его, ни скота его, ничего из того, что есть у него.

Что это значит? Мы должны бояться и любить Бога так, чтобы не совращать, не присваивать и не отчуждать от ближнего своего его жену, прислугу, или скот, но побуждать их к тому, чтобы они оставались на своих местах и исполняли свои обязанности.

Світоглядні аспекти протестантизму.

Мета заняття: окреслити світоглядні аспекти протестантизму та специфічні риси розвитку західноєвропейської цивілізації в добу Реформації. Проаналізувати значення релігійних реформ Лютера та Кальвіна для подальшого розвитку західноєвропейської культури.

ПЛАН.

1. Які передумови для формування Реформації мали місце в європейській культурі XV ст.?

2. Розкрийте основні моменти вчення М. Лютера.

3. В чому полягає специфіка вчення Ж.Кальвіна?

4. Охарактеризуйте основні положення протестантського світогляду.

5. Охарактеризуйте світоглядну різницю між середньовічною та протестантською релігійністю.

6. В чому полягає релігійний сенс праці та світських справ, за М.Лютером?

Література:

1. Сафронов П.А. Культурология. — С.376-382; 392-393.

2. Соловьев Э. Время и дело Мартина Лютера.

Сафронов «Культурология». С. 276-279, 291-292

…Иначе обстояло дело с Мартином Лютером и тем движением, чьим зачинателем он стал. С деятельностью Лютера связано не только возникновение лютеранства, уже не секты, а хри- . стианскои конфессии, но и начало Реформации, которое изменило религиозную ситуацию в Западной Европе и имело решающие последствия для всей западной культуры. Совершенно не случайно, что Лютер, как в свое время Гус, также вступил в конфликт с Католической Церковью и также по вопросу о торговле индульгенциями. Сказать, что проблема индульген­ций была ключевой для Лютера и, тем более, для начатой им Реформации, было бы очень сильным преувеличением. И тем не менее в этой проблеме очень резко и наглядно выразил­ся давно назревший и наконец разразившийся кризис позднесредневекового католицизма и его неприятия со стороны определенных церковных и светских кругов.

Широко распространившаяся в XV веке по всему Западу торговля индульгенциями вызывала недовольство у многих. И здесь было чему возмущаться, так как, скажем, в Гер­мании конца XV века у римского комиссара по делам отпущений (индульгенций) отпуще­ние за убийство оценивалось в 8 дукатов, за святотатство и клятвопреступление в 9, много­женство — 6 дукатов и т. д. Иногда дело доходило до того, что продавцы индульгенций оплачивали ими свои расходов на путешествия и они получили хождение на рынках и в го­стиницах наряду с векселями. Такая вопиющая профанация отпущения грехов вряд ли одобрялась Католической Церковью и папским престолом. Вместе с тем Римские Папы XV — начала XVI веков смотрели на торговлю индульгенциями как на дело вполне оправданное и соответствующее букве и духу церковной доктрины. В соответствии с ней Церковь облада­ет сокровищем сверх должных заслуг, которые принадлежат Иисусу Христу, Пресвятой Деве Марии и святым. Сверх должными они являются потому, что Иисус Христос своими крестными муками сделал для искупления первородного греха и спасения людей гораздо больше необходимого, преизбыточно также сделанное Девой Марией и святыми, которые искупили первородный грех, а святые еще и свои собственные грехи, и имеют дополнитель­ные заслуги перед Богом. Все это составляет собственность Церкви, своего рода резервуар благодати, сокровищами которого вправе распоряжаться римский первосвященник. Он мо­жет восполнить недостаток заслуг у входящих в Церковь людей заслугами Христа, Девы Марии и святых. Такого рода перераспределение осуществлялось от лица Римского Папы, в частности, его комиссарами по делам отпущений. Причем отпущение, если оно соответ­ствовало канону, не сводилось к продаже индульгенции. Ей должны были предшествовать исповедь и покаяние; Только в' этом случае покупка большой (она искупала все грехи) и малой (искупавшей какой-либо один грех) индульгенций имела смысл. Однако соблюдался при их продаже канон или нет, сам факт их появления и широкого распространения был очевидным свидетельством глубочайшего упадка Католической Церкви. Ведь она поставила на коммерческий лад самое сердцевину церковной жизни, дело спасения душ христиан. Ко­нечно, среди сторонников продажи индульгенций были умеренные и экстремистски настроен­ные апологеты, но никто из них никогда не смог бы убедительно обосновать связь искупле­ния грехов и спасения души с необходимостью соответствующей оплаты. Вольно или невольно получалось, что для одних был возможен путь аскезы и самоотречения, любви к ближнему, глубокой веры и благих дел, другим же достаточно заплатить комиссару по делам отпущений солидную сумму и услышать от него такие слова:

«Властью, данной мне от Господа нашего Иисуса Христа, от блаженных Апостолов Его, Петра и Павла,-и от святейшего господина нашего Папы... разрешаю и отпускаю тебе все грехи твои, как бы они ни были велики, и восстанавливаю тебя в той чистоте и невинности, какую имел ты, когда крещен был в младенчестве, да закроются перед тобой врата адовы, и двери неба да откроются... Во имя Отца и Сына и Духа Святого. Аминь».

При освещении проблемы индульгенций акцент обыкновенно делается на разложении папства, церковной иерархии, клира и монашества. Однако в не меньшей степени торговля индульгенциями свидетельствует и о состоянии мирян. В какой-то мере продавцы и покупа­тели индульгенций стоили друг друга. Ведь индульгенции именно продавались, это был товар, на который существовал широкий спрос. Кстати говоря, в принципе сходным това­ром были в Позднем Средневековье реликвии. Их появилось в это время неисчислимое мно­жество. Позднее, когда отрезвевшие европейцы, главным образом протестанты, произвели подсчеты, оказалось, что реликвий и мощей особо почитаемых святых в несколько раз боль­ше, чем их реально могло быть. Но это еще не самое удручающее. Легковерие средневекового человека, когда дело касалось святынь, не так уж страшно. Хуже было то, что христиане стремились окружить себя реликвиями буквально со всех сторон. Так, например, в Виттенберге, городе, с которым связаны первые шаги Лютера в сторону Реформации, по некоторым сведениям, находилось около 12 тысяч всякого рода реликвий: обломок Ноева ковчега, кусок дерева от яслей Христа, волосы из бороды св. Иосифа и т. д. и т. п. И это в городе, чье население не превышало 8 тысяч жителей. На каждого из них, как видим, приходилось до полутора реликвий. Если виттенбержец запасался еще и индульгенцией, вроде бы он оконча­тельно ограждался от адских мук и гарантировал себе спасение. Между тем именно в Виттен-берге Мартин Лютер в 1517 году пишет свои знаменитые тезисы против индульгенций, точное название которых «Диспут о прояснении действенности индульгенций (95 тезисов)». С их появлением наступил момент, когда выявилось, что формализация и обвнешнение веры и религиозности имеют свои пределы, что реликвии и отпущения за деньги удовлетворяют далеко не каждого.

То, что автором тезисов против индульгенций был «отец Реформации», станет явным гораздо позднее. В 1517 же году они принадлежали монаху нищенствующего ордена авгус­тинцев, доктору теологии и преподавателю недавно учрежденного Саксонским курфюрстом Фридрихом Мудрым Виттенбергского университета. Происходил же Мартин Лютер из са­мой простой семьи. О себе он впоследствии писал: «Я крестьянский сын, мой отец, мой дед, все мои предки были крестьянами». Правда, отец Мартина выбился в люди, тяжелым тру­дом он приобрел четыре плавильные печи и сделался к концу жизни городским советником в небольшом тюрингском городе Мансфельде. Это был довольно глухой угол Германии, ко­торая, в свою очередь, воспринималась из католической столицы Рима как глухая провин­ция. Из своей глуши к 1517 году Мартин Лютер также выбился в люди. Только пошел он гораздо дальше. Все-таки стать к тридцати годам доктором теологии удавалось очень немно­гим даже из числа студентов средневековых университетов. Для этого нужно было вначале закончить философский факультет и затем приступить к занятиям высшей из наук —,. теологией, последовательно получить три ученые степени: вначале бакалавра и, наконец, доктора. Счет докторов теологии в начале XVI- века во всем католическом мире шел на десятки. Так что Лютер по нраву мог бы отнести себя к числу самых просвещенных, и образованных католических богословов. Но помимо восхождения по сту­пеням средневековой учености, к 1517 году он прошел длительный .путь монашеского, служения, который не был для него случайным, вынужденным или необязательным. Напро­тив, поступив в монастырь св. Августина, Лютер выполнял обет, который дал Богу. Летом 1505 года по дороге из родного Мансфельда в Эрфурт, где он обучался в университете, молодой студент был застигнут в поле бурей. Когда вблизи ударила молния и Лютер упал сраженный ее ударом, его последними словами было обращение к Богу с обещанием по­стричься в монахи, если ему будет сохранена жизнь. „Свое слово он сдержал в этом же, 1505 году. Лютер стал не только ревностным студентом, но и не менее ревностным монахом.. «Я соблюдал монашеский обет так строго, — напишет он гораздо позднее, — что если бы, этим можно было спастись, то я бы, конечно, спасся. Вся моя жизнь была бдением, постом и молитвой».

Ни ученые штудии и глубокомысленные размышления над богословскими вопросами, ни монашеское служение не принесли Лютеру удовлетворения. Общее религиозное неблагополу­чие умирающего Средневековья сказывалось на нем острее и глубже, чем на обычных пре­успевших монахах и богословах. Постепенно у Лютера крепнет то же убеждение, что столе­тием ранее привело на костер Яна Гуса: «К первым векам христианства вернемся'— к Церкви Апостольской, только здесь лекарство от всех наших недугов; жизнь только здесь». Видимо, -эта потребность в обновлении и очищении Римско-католической Церкви была присуща мно­гим клирикам и мирянам, иначе невозможно объяснить такой неожиданный успех лютеровой проповеди. Он не только не попал на костер, от которого по крайней мере дважды был близок, но и получил широкую поддержку различных слоев общества Германии.

В 1517 году, когда Лютер обнародовал свои тезисы об индульгенциях, ни на какое, реформаторство Церкви он еще не претендовал. Как правоверный католик, брат Мартин стремился оградить Католическую Церковь от ее наиболее явных и грубых извращений. Непосредственно на выступление с тезисами его спровоцировал, приезд в Германию папского главного. комиссара по делам отпущений Иоганна Тецеля со своими помощниками. Они, торговали индульгенциями направо и налево. Не было греха, который Тецель и его подруч­ные не отпустили за соответствующую мзду, причем в полной и неколебимой уверенности в своем праве на отпущение. Тецелю, в частности» приписывали такую фразу об индульген­циях: «Я обладаю большей властью, чем апостол Петр, потому что спасаю отпущениями моими большее множество лиц, чем Петр... Сила отпущений такова, что могла бы спасти и того, кто обесчестил бы Пресвятую Деву Марию».

Вряд ли Тецель стал бы что-либо подобное проповедовать перед лицом Папы, иерархов церкви или учеными-богословами. В Германии же он чувствовал себя всесильным и безна-. казанным. Римскому Папе Льву X от Тецеля нужны были деньги на строительство собора Святого Петра в Риме, главного храма католического мира, остальное его не очень заботило. Для Лютера же, мало кому известного за пределами Виттенберга и Эрфурта монаха-богослова, торговое предприятие Тецеля стало прямым вызовом. Непосредственно по поводу пап­ского главного комиссара в своих тезисах он высказался только один раз: «Надеяться, что. папские отпущения таковы, что могут простить грех человеку, даже .если он, — предполагая невозможное, — обесчестит Матерь Божию, — значит лишиться разума». В этом тезисе звучит полное неприятие кампании, которую развернул Тецель, В целом же тезисы Лютера написаны в очень умеренном тоне. .Они скорее, исподволь подсказывают Папе и папской • курии путь более взвешенного и умеренного отношения к индульгенциям, чем обличают их…

Здесь он просто-напросто призывает христиан к трезвости, напоминает им вроде бы самоочевидное я ^;все же забытое: без покупки отпущения вполне можно обойтись'. А вот другой, уже более заостренный тезис: «Истинное раскаяние ищет и любит наказание, щедрость же индульген­ций ослабляет это стремление и внушает ненависть к ним или, по крайней мере, дает повод к этому». Теперь у Лютера говорится об опасности для спасения души, связанной с индуль­генциями. Дальше всего Лютер идет в критике торговли индульгенциями тогда, когда вину за торговлю возлагает на Римского Папу. В 86-м тезисе он прямо связывает продажу индуль­генций с нуждами папского престола: «Почему Папа, — не без ехидства замечает Лютер, — который ныне богаче, чем богатейший Крез, возводит этот единственный храм Святого Петра не на свои деньги, но на деньги нищих верующих?». Однако и этот радикальный тезис по форме не более, чем предостережение Папе со стороны правоверного и преданного ему като­лика. Он сформулирован в ряду других как бы от лица «коварных мирян», которые не могут принять торговли индульгенциями. Однако в 1517 году его критика Католической Церкви — это пока еще ропот своего среди своих, того, кто радеет о церковном благополучии и досто­инстве папской власти.

Пройдет три года и Лютер скажет: «Быть христианином значит не быть римским като­ликом.. . люди вешают воров и рубят головы разбойникам; почему же они оставляют в покое величайшего из всех воров и разбойников — Папу?». Эти слова Лютера частично можно отнести на счет запальчивости. Как-никак в это время в Риме была обнародована папская булла об отлучении его от Церкви, если он в течение 60 дней не явится в Рим для торже­ственного покаяния в ереси. Лютер и его сторонники слишком хорошо знали, что никакое покаяние не гарантировало ему избавление от суда инквизиции и последующего сожжения. Потому они предпочли костру инквизиции собственноручное сожжение папской буллы при огромном стечении народа на поле под Виттенбергом. Понятно, что Лютер был предан анафе­ме, и с точки зрения правоверного католика считался навеки погибшей душой. «Погибшая душа», однако, сочла себя вправе в свою очередь анафемствовать римского папу, а вместе с ним и всех католиков. За этой реакцией не может не стоять глубоко выстраданное неприя­тие католицизма. Причем далеко не только за те впечатляющие непотребства и неустроения, которые творились в Католической Церкви в начале XVI века. Если бы дело было только в них, критика Лютера свелась бы к индульгенциям и реликвиям, пышности и роскоши жизни духовенства и тому подобным вещам. Между тем Лютер, а вслед за ним лютеранская и другие протестантские церкви пришли к отрицанию Священного Предания, упразднению монашества, переосмыслению или опять-таки отрицанию таких таинств, как евхаристия и священства и т. д.

Католицизм стал неприемлемым для Лютера и его прямых и более отдаленных последователей еще и потому, что перестал отвечать их живому религиозному опыту. Он имел очень мало общего не только с разложившейся и пришедшей к самоотрицанию католической религи­озностью, которая хваталась за индульгенции и реликвии, уживалась с астрологией и алхи­мией, растворялась в смеховом мире низовой культуры и т. п., но и с позднесредневековой верой, когда она пламенела и даже давала новые образцы святости. Это станет очевидным, стоит нам сопоставить тексты св. Екатерины Сиенской с тем, что писали виднейшие деятели реформации, стоящие у истоков двух крупнейших протестантских конфессий, Мартин Лютер и Жан Кальвин. Различие между ними и св. Екатериной, их глубочайшая несовместимость поразительны. Екатерина пишет из «драгоценнейшей крови» Христа, она «задыхается в нежных объятиях невесты — Евангелия любви». «Я хочу!» — постоянно восклицает Екате­рина, обращаясь к ученикам, римскому папе, Иисусу Христу. Она пребывает в распятом Боге, припав к Его телу, укрывается в ранах Христа Распятого, пишет свои послания «из дра­гоценнейшей Крови Его» и т. д. и т. п. Вряд ли всю эту взволнованную, душевно и телесно конкретную стилистику принял бы протестант. Между протестантом и Богом, которого он исповедует — пропасть. В этом мире её не преодолеть никакими усилиями. Для протестанта не только немыслимо припасть к Христову Телу (разумеется, в мистическом смысле), он как будто не смеет даже устремить на Него взор, слишком извращёна грехом и недостойна чело­веческая природа. Католики, принадлежащие к францисканскому-ордену, учили о том, что: восхождение к Отцу Небесному совершается через благоговейное прохождение Тела Христова с троекратным поцелуем в"ноги, в сокровенное сердце, в; уста'«распятой за нас Любви». Проходившие 'путь мистического восхождения вовсе не задавались вопросом, достоин яи •человек такого пути, не осквернит ли он этой близостью к Христу своего Бога. Думаю, это как раз те вопросы, которыми не мог не задаться Лютер и, тем-более, Кальвин. Послушаем, - что говорит первый из них о человеке и человеческой природе: Причем еще тогда, когда он ' оставался в лоне Католической Церкви и принадлежал к такому же нищенствующему, как и францисканцы, монашескому ордену августинцев.

«После грехопадения-человек:подобен гнилому дереву; он ничего не может ни желать, ни делать, кроме зла. . .

Нет ничего в природе человека, кроме похоти и удаления от Бога. .

В праведности человеческой — лишь гордость или уныние, то есть грехи.

Все дела человеческие, какими бы они ни казались добрыми; — лишь смертные грехи; все дела Божий, какими бы они ни казались... святы».

Можно ли при подобном понимании человека каким-либо образом мистически припасть к телу Христову, преодолеть дистанцию, отделяющую Бога от человека? Вряд ли подобное поползновение было бы оценено Лютером иначе, чем нечестие, безумное превышение челове­ческих сил. Никогда ни лютеранин, ни кальвинист, ни последователи других протестантс­ких конфессий не усомнились бы в том, что Христос был распят за наши грехи. Но в распятии Христа для них был бы внятен в первую очередь Его призыв: «И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф, 10:38). Протестанты, как могли, стремились следовать этому призыву. Они как бы отвечали на него словами апостола Павла. «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян., 14:22). Для них сораспятие Христу — трудный и долгий путь, на котором может наступить момент, когда по апостольским словам «...я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2: 19-20). Чего никогда для протестанта не наступит, так это чувства почти телесной, точнее душевно-телесной близости с Христом Распятым. Для них Христос умирал в состоянии непрерывной телесной и душевной муки. Сораспяться с Ним — значит взять на себя такую же муку, а вовсе не восходить к Богу через троекратный поцелуй Распятого в ноги, сердце и уста. В этом последнем .случае Распятый Христос становится трудно отли­чим от Воскресшего. И можно заподозрить, что на кресте Он умер не в конвульсиях затянув­шейся телесной пытки и на грани отчаяния и богооставленности, а в какой-то сладостной истоме. Той истоме, которую испытывали в своем-восхождении францисканцы или пишу­щая «из драгоценнейшей крови Его» св. Екатерина; Все-таки в сораспятом Христу Христос, живет,'а не покрывает 'его Своей «драгоценнейшей кровью». Сораспинаются с Христом для того, чтобы стать'СовоСкресшимИ; а не остаться-в подозрительном и странном восторге со-

Протестант видел в сораспятии Христу именно путь и жизненную задачу христианина. Не умиление и восторг вызывало у него' распятие,-а сознание несоизмеримой с силами челове- ка, в чьей природе нет ничего «кроме похоти и удаления от Бога», тяжести крестного пути. Воспоследует ли за человеческими усилиями сораспятия Христу его воскресение и спасение —- это еще вопрос. Человек перед Богом виновен бесконечно, силььего бесконечно слабы, воля его извращена грехопадением,"-так что остается уповать на-благодать и собственную избранность к спасению. На то,-что «уже не я живу> но живет'во мне Христос». •