NYeMIROVICh-DANChYeNKO_Rozhdenie_teatra
.pdfНеобычайный успех премьеры «Чайки» обозначил подлинное рождение Художественного театра и одновременно реабилитацию че ховской пьесы. Чехов сразу стал родным МХТ. В его пьесах сильно выразилась тоска по согласованному, солидарному существованию людей, которые разобщены. Чехов, войдя в жизнь МХТ, помогал объединять, сплачивать его молодой коллектив, крепил и взаимоот ношения, взаимосвязь его лидеров. «Чайку» и все последующие пьесы драматурга Немирович-Данченко и Станиславский режиссировали совместно. И не певца сумерек и беспочвенности, не скептика увиде ли и открыли они (в отличие от модернистов) в Чехове, а писателя, который «один из первых почувствовал неизбежность революции» и призывал «менять все общими усилиями» '.
МХТ, раскрывая драматургию Чехова, дополнил ее своим миро ощущением и сыграл на такой глубине, которой сам автор, может быть, и не предполагал. «Трагедия, заложенная в спектаклях Чехова («Вишневый сад» и «Три сестры»), гораздо более глубокая.,.'—сви детельствовал Немирович-Данченко.— И актеры наши живут в вещах Чехова не бытовыми буднями — они давно переросли этот масштаб,— а истинно трагическим. И публика это прекрасно чувствует!» ^.
Рождение Художественного театра — важнейший рубеж жизнен ного пути Немировича-Данченко. МХТ стал его осуществленной меч той, его призванием. И отныне он всего себя, все свои силы отдает своему детищу. Здесь получил он возможность работать, воплощая дорогие, близкие ему художественные задачи — «отразить современ ность во всей ее глубине, осветить жизнь тем протестом, который он чувствовал в лучших людях той эпохи» ^ Преданность реализму, стремление эстетические задачи решать «от жизни», а не от искусства роднили миссию МХТ с деятельностью передвижников в живописи, композиторов «могучей кучки» в музыке и т. п. Творчество МХТ вли валось в главное русло национальной русской культуры, которая на рубеже XIX — XX вв. двигалась к новому расцвету. В своем рождении и подъеме искусство художественников на эту культуру и опиралось. Руководители МХТ всегда подчеркивали «национальную почвенность» своих исканий, указывали на прочную духовную связь их театра с наследием классиков, с художественным и нравственным опытом рус ской литературы и искусства XIX века.
' С т а н и с л а в с к и й К. С. Собр. соч.: В 8 тт. Т. 1,—М., 1960,
с.257, 276.
^Н е м и р о в и ч-Д а н ч е н к о Вл. И. Избранные письма. Т. 2.— М., 1979, с. 174.
' М а р к о в П. А. Вл. И. Немирович-Данченко.— Цит. по кн.: Вл. И. Немирович-Данченко. Театральное наследие. Т. 1.— М., 1952,
12
Немирович-Данченко гордился тем, что он больше других помог «Чайке» расправить крылья на мхатовской сцене. ^ Летящая чайка стала символом театра, найдя вечное пристанище на его занавесе. Й разве не стали пожизненным девизом молодых тогда энтузиастов, сплотивщихся вокруг своих лидеров, слова героини пьесы Нины За речной: «Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так боль но. И когда я думаю о своем призвании, я не боюсь жизни...» С та ким мироощущением жил, действовал и руководил театром Немиро вич-Данченко. Сколь бы ни велики были трудности на его пути, сколь ни мучительны поражения, неудачи, какой бы острой ни была боль от полученных ударов, от несправедливости и нравственных страда ний, которые доводилось ему испытывать, он никогда не отказывал ся от своих целей, не сомневался в своих идеалах, не терял столь при сущей ему молодой жизнеутверждающей веры. Как характерно,его признание в письме художнику А. Н. Бенуа: «Вера в победу правды не покидала меня никогда, никогда на протяжении всей моей жизни. Как бы правда ни была загромождена всевозможным мусором не доразумений, злостности, узкого непонимания, тупоумия и т. п.— ес ли только ее зерно сильно, то поборет все ей враждебное» '.
В вопросах о назначении искусства, о художественном направле нии театра, о соотношении гражданских и эстетических задач Неми рович-Данченко и Станиславский были единодушны. По верному на блюдению одного из исследователей великие искания двух великих мастеров театра «скрытым источником своей энергии имели то^ что, для обоих театр в чем-то был стыден и сомнителен; нуждался в оп равдании» 2. Их смущала лицедейская (а значит, есть опасность фаль ши) природа сценического ремесла. О стремлении мхатовцев преодо леть, «этически оправдать» лицедейство писал в свое время критик П. А. Марков.
Вот откуда рождался приоритет задач внеэстетических, идейных, общественных. Театру мало было наращивать мастерство и подни мать, изощрять художественную культуру, театр не желал оставать ся только художником, он стремился требовательно и смело втор гаться в действительность, будить и взвинчивать публику остротой поднятых общественных вопросов, просвещать и вести ее за собой. В определении и проведении этой репертуарной программы первосте пенная роль принадлежала Немировичу-Данченко. Он был настоя-
• Н е м и р о в и ч-Д а н ч е н к о Вл. И. Избранные письма. Т. 2.— М., 1979, с. 139.
2 С о л о в ь е в а И. Немирович-Данченко.—М., 1979, с. 303.
13
щим штурманом мхатовского корабля, неуклонно разворачивал его навстречу крупным, особенно волновавшим общество вопросам и те мам. Все наиболее чуткие художники чувствовали, что Россия всту пает в какую-то новую, очень ответственную, чреватую катаклизма ми и крутыми переменами пору своей судьбы. Владимир Иванович пристально следил за современной литературой, лихорадочно искал новых пьес, которые помогли бы театру энергичнее ворваться в жизнь. Нередко подбадривал себя — в борьбе с усталостью, разочарования ми, приступами апатии и вялости (бывало и такое) —смелее, смелее, еще смелее! Ему полюбилась римская поговорка — «жить — значит воевать!».
Воинствующим пафосом утверждения гранаданской миссии МХТ, чувством патриотической ответственности за его роль в судьбах Рос сии, русского общества и особенно интеллигенции пронизана деятель ность Немировича-Данченко. Прав П. А. Марков, когда писал, что еще в своей драматургии Немирович-Данченко «постоянно касался самой важной для него проблемы — о силе и бессилии русского интел лигента, о его противоречивой судьбе в условиях современного ему общества»'.'Интеллигенция — мозг страны, от ее выбора, от выдви нутой ею программы, зависело очень многое.^ Ее крен в пользу все более отчетливого радикализма многое предопределил в развязав шейся социально-классовой борьбе.
Немирович-Данченко испытывал постоянную тревогу за избран ный МХТ курс. Как никто он чувствовал постоянную опасность для театра (не имеющего постоянных субсидий и вынужденного зараба тывать на свое содержание) соскользнуть в сторону коммерческого, забавляющего, поверхностного искусства. Подстерегала и распростра нявшаяся эпидемия чисто формальных исканий, увлечений декадент ской модой. МХТ не вполне избежал этих болезней.
Ипотому административный глава театра не уставал призывать
кбдительности. В письмах, статьях и речах, в интервью и обращени ях к труппе он взывал к гражданским чувствам своих соратников. Приведем некоторые из его наставлений. Еще до открытия МХТ Не мирович-Данченко касался проблемы соотношения в репертуаре клас сики и современной драматургии. Его точка зрения была достаточно категорична: «Если театр посвящает себя исключительно классиче скому репертуару и совсем не отражает в себе современной жизни, то он рискует очень скоро стать академически мертвым... Театр дол-
' М а р к о в П. А. Указ. соч., с. 20.
14
жен служить душевным запросам современного зрителя!.. Отзывчи вость... в ответах на его личные боли. Если бы современный реперту ар был так же богат и разнообразен красками и формой, как клас сический, то театр мог бы давать только современные пьесы и миссия его была бы шире и плодотворнее, чем с репертуаром смешанным»', Необходим захват обширного круга «мучающих современного зрите ля вопросов». Спустя четыре года он волнуется, почувствовав стрем ление сделать МХТ «модным», опасается, что «в нашем театре фор ма совершенно задушит содержание и, вместо того, чтобы вырасти в большой художественный театр с широким просветительским влия нием, мы обратимся в маленький художественный театр, где раз» рабатывают великолепные статуэтки для милых, симпатичных, празд ношатающихся москвичей» 2. в обращении к членам товарищества МХТ Немирович-Данченко пишет: «Наш театр должен быть большим художественным учреждением, имеющим широкое просветительное значение, а не маленькой художественной мастерской, работающей для забавы сытых людей»з. Его приводит в «уныние», тревожит то, что возникшее «стремление к новизне формы, к новизне во что бы то ни стало, к новизне преимущественно внешней, пожалуй, даже толь ко внешней, это стремление начало уже давить полет идей и больших мыслей... Театр изящных статуэток никогда не захватывал меня»*.
По мере приближения к революции 1917 года обостряется внут реннее душевное состояние руководителя МХТ. Он чувствует нара стание кризиса, в нем кипит негодование, поднимается «злоба» и бунт при одной «мысли о нашем обществе, о его малодушии, снобизме, мелком, дешевом скептицизме, отсутствии истинного, широкого пат риотизма, вообще о всей той душевной гнили и дряни, которая так свойственна рабски налаженным буржуазным душам»'. Немирович критикует свой (поставленный ранее совместно со Станиславским), спектакль «Горе от ума» за то, что он «все-таки сведен к красивому зрелищу, лишенному самого главного нерва — протеста», и, размыш ляя о красоте, сделает резкий, но справедливый вывод: «В настоя щий момент особенно ярко чувствуется, до какой степени красота есть палка о двух концах, как она может поддерживать и поднимать
' Н е м и р о в и ч-Д а н ч е и к о Вл. И. Избранные письма. Т. 1.^ М., 1979, с. 118.
2 Т а м же, с. 291.
3 Т а м ж е, с. 302.
*Т а м ж е, с. 445—446.
^Н е м и р о в и ч-Д а н ч е и к о Вл. И. Избранные письма. Т. 2.— М., 1979, с. 144.
15
бодрые души и как она, в то же время, может усыплять совесть. Ес ли же красота лишена того революционного духа, без которого не может быть никакого великого произведения, то она преимуш,ественно только ласкает бессовестных»' (1915).
В мхатовской практике случались отступления от высокой про светительской миссии, но они никогда не становились правилом, не перерастали в тенденцию. В следовании жизни, в отношении к идей ным задачам лидеры театра ориентиров не меняли. «В конце концов, ведь и Вы и я,— писал Немирович-Данченко Станиславскому в 1936 году,— можно сказать, почти не меняли нашего направления с мо мента возникновения Художественного театра»^. И незадолго до смер ти Владимир Иванович скажет молодому сотруднику МХТ: «Весь театр существует для познания человеческого» *.
Немирович-Данченко и стремится выбирать пьесы, в которых ды шит жизнь, отражаются больные, неотложные общественные пробле мы, где через судьбы отдельных людей просматривалась бы судьба Родины. Его требовательной волей на афише МХТ утверждается не только А. П. Чехов, но и М. Горький, Л. Н. Толстой, появляются про изведения Л. Н. Андреева, Г. Ибсена. Напомним, что все они — сов ременники Художественного театра.
Уважением к достоинству личности, романтической верой в сво боду, в возможность и необходимость поднять со дна жизни всех лю
дей был пронизан спектакль «На дне». «Человек — это |
звучит гор |
до!» — воодушевленно призывал очнуться и задуматься |
о себе со |
сцены Сатин —• К. С. Станиславский. «На дне» имело невероятный ре зонанс в публике. Немирович был в этом спектакле сопостановщиком Константина Сергеевича. Растроганный Горький подарил ему экзем пляр «На дне», украшенный богатым переплетом с серебряной и зо лотой отделкой, на котором написал: «Половиной успеха этой пье сы я обязан Вашему уму и таланту, товарищ!»
В МХТ утвердилось восторженное отношение к Горькому. Вскоре на афише появились его «Дети солнца» (в той же совместной режис суре). Спектакль ворвался в напряженную революционную атмосфе ру событий 1905 года как мощный снаряд, как обвинительный доку мент, направленный против прекраснодушия, безответственности и краснобайства русской интеллигенции, зараженной либерализмом. Глубокая достоверность спектакля привела на премьере к драмати-
1 |
Н е м и р о в и ч - Д а н ч е н к о |
Вл. И. Указ. соч., с. 144—145. |
2 |
Т а м же, с. 445. |
|
3 |
В и л е н к и н В. Воспоминания |
с комментариями.— М., 1982, |
с. 95.
16
ческому недоразумению. Массовую сцену в финале Немирович поста вил так, что эту «мою артель штукатуров публика приняла за черно сотенцев, которые пришли громить театр, начав с артистического пер сонала» («Из прошлого», с. 207). Зрители, у которых нервы оказались послабее, повскакали с мест, бросились из зала.
В сходной атмосфере, вызывая бурные реакции, шли ибсеновские «Доктор Штокман» и «Бранд». Благородный Штокман — едва ли не лучшая роль Станиславского — во имя истины мужественно и само отречение шел наперекор обывательскому, мещанскому большинст ву. Требовательным максимализмом (все — или ничего!) захватывал публику Бранд — В. И. Качалов, мечтавший о счастье человечества, призывавший к радикальному переустройству общества: «Всею ду шою должны вы хотеть нового, все гнилое, старое—вырвать с кор нем». «Бранд» казался его постановщику Немировичу-Данченко '«са мой революционной пьесой... революционной в лучшем и самом глу боком смысле слова»1.
Духом протеста, смелой перекличкой с политической злобой дня были пронизаны и некоторые из постановок классиков. Весьма сов ременным, актуальным стало мхатовское прочтение «Юлия Цезаря» Шекспира, поставленного Владимиром Ивановичем в канун револю ции 1905 года. Потрясающее воздействие на зрителей оказывала сце на гибели Цезаря. Политический смысл его убийства, историческая правда трагедии волей режиссера входили в соприкосновение с пред грозовой обстановкой в России. Сенатор Цинна у тела поверженного Цезаря подхватывал шест с надетой на него красной холщовой шап кой и, обращаясь ко всем, потрясая шестом, кричал: «Свобода, воль ность, мертвым пал тиран. Бегите, провозглашайте это по улицам!»
Стремясь насытить репертуар «взрывными» произведениями, Немирович-Данченко пытается в 1905 году включить в него пьесы, ранее запрещенные цензурой. Но задуманные к постановке «Сало мея» О. Уайльда и «Каин» Байрона не были осуществлены — общая цензура их разрешила, но твердое вето наложило высшее церковное руководство — Синод.
Подъем и последующий спад протестующего пафоса МХТ, радикалистских настроений в его коллективе, в репертуарных стремле ниях отражал трансформацию общественного сознания. Театр имел своим основным кругом зрителей — либеральную интеллигенцию и молодежь, студенческую в особенности. Их настроения, мировоззре-
1 Н'емир'ови ч-Д а н'ч е н к о Вл. И. Избращжге письма. Т. 1.—
М., 1979, с. 435.
ние и чаяния в значительной мере питали и определяли идейно-худо жественную платформу МХТ. Характерна запись Немировича в де журном дневнике театра в ноябре 1917 года: «Состав утренней пуб лики почти обычный —средней интеллигенции...» '.
Опыт революционных событий 1905—1907 годов произвел на ин теллигентские круги ошеломляющее впечатление. Рухнули прекра снодушные романтические утопии, многое происходило совсем «не по Шиллеру». Вскрылись новые кричащие противоречия. От зоркого глаза Немировича-Данченко не могло укрыться, что «взбудоражен ная жизнь выбрасывала на поверхность и справедливое негодование и всякую муть и дряиь» («Из прошлого», с. 201).
Противоречия МХТ этой поры — типичные противоречия русского интеллигентского сознания начала XX века. Не миновали они и Неми ровича-Данченко. Он переживал происходившие в стране события остро, трудно, болезненно. Тревога глодала душу, лихорадочно рабо тала мысль — травмированная, ищущая, жаждавшая духовной опо ры. В резко изменившейся после потерпевшей поралсение революции социально-исторической обстановке театр не мог оставаться на преж них позициях. «Чеховские милые скромно-лирические люди кончили свое существование»,—вырвалось у Немировича в июне 1905 года''. Ему кажется, что театр отстает от времени, даже что ему грозит «ги бель», которая заключается «не в отсутствии новых сил, а в том, что старые силы не хотят возвыситься над уровнем изображения обыден ной жизни»'. И позднее, боясь, что искусство МХТ может лишиться своей актуальной силы, режиссер высказывает опасение, что и А. Н. Островский может показаться скучным, что и «Месяц в дерев не» и «На всякого мудреца довольно простоты» (поставленные в МХТ) «могут вконец усыпить общественную совесть» •.
Вслед за Станиславским Немирович-Данченко был убежден, что Театр никогда не смеет стариться, останавливаться на достигнутом, застывать в каком-то одном направлении, Театр всегда должен сле довать за Жизнью, за человеком и его мечтой... Но понять, куда же стала двигаться жизнь после событий 1905 года, оказалось совсем не просто. Все казалось таким ясным, весенне-радостным и светлым — совсем еще недавно, в те бурные кануны, когда призывным набатом
|
' Ф р е й д к и н а Л. Дни и годы Вл. И. Немировича-Данченко.— |
М., |
1962, с. 334. |
|
^ Н е м и р о в и ч-Д а н ч е н к о Вл, И. Избранные письма. Т. 1.— |
М., |
1979, с. 397. |
|
' Т а м же. |
|
< Т а м ж е. Т. 2.— М., 1979, с. 42, 14. |
18
звенело горьковское «Пусть Сильнее гряиет буря!». После бури при шли смятение и растерянность... Апатия и подъем сменяли друг дру га. «Театр наш мечется, вертится волчком, волнуется, кипит, бурлит, выбрасывает на поверхность много скверной накипи» ',— писал Неми рович-Данченко на исходе 1900-х годов. И сам он в ту пору во вла сти серьезного внутреннего разлада: «Я сейчас переживаю огромные
потери... Многое в моей жизни разваливается» ^. Ему кажется, |
что |
его обступают корыстные,, чуждые его душе люди — «клопы и |
тля, |
клещи». |
|
Кризис сознания порождада возникшая в стране необычайно слож ная, напряженная и драматическая общественно-культурная и поли тическая ситуация. «Духи злобы поднебесной», хищно нацелившие ся на Россию, действовали с нарастающей энергией. Тогда, как вы разился выдающийся мыслитель и публицист С. Н. Булгаков, «легион бесов вошел в гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит». Сызнова завязалась борьба с многоголовым дра коном, пролог которой развернулся еще в предшествующем XIX ве ке. В народном восприятии и дуэль Пушкина с Дантесом — это бой со Змеем Горьшычем, бой за честь Отчизны.
Деятельность МХТ продолжалась в весьма конфликтном культур но-историческом контексте. Становилась все более очевидной разоб щенность значительных слоев интеллигенции (в том числе и художе ственной) с народом. Нарастало вторжение чужеродных русской куль туре сил, подъем нигилизма и демонофильства. Развивалась разру шительная деятельность модернистов, декадентов, энергично штурмо вавших каноны национального искусства, ту «красоту», призвание которой, по Достоевскому, в том, чтобы «спасти мир». «Образы прекрасного» засевались «адским семенем растления и смерти» (Вл. С. Соловьев). Андрей Белый в своих публицистических статьях писал тогда о вторжении «пришлых людей», «оскопителей», самозва ных посредников между народом и его культурой, которые стреми лись «интернациональной культурой» и «модерн-искусством» «разде лить плоть нации от ее духа так, чтобы плоть народного духа стала бездушной, а дух народный стал бесплоден»'.
Во многих явлениях искусства вместо умерщвленной жизни, вза мен духовного света представал «труп красоты» (С. И. Булгаков). Не
•Там же. Т. 1.—М., 1979, с. 473. ^ Т а м же.
^ Б е л ы й А. Штемпелеванная культура.—Весы, 1909, сентябрь, с. 75.
19
случайно рождение именно в ту пору змееборческого цикла монумен тальных трагических полотен художника Виктора Васнецова, запе чатлевших в разных вариантах борьбу добра и света со Змеем Горынычем.
Болезненные разрастания в идеологии, культуре, искусстве при обрели всякого рода «искательство», тяга к созданию надуманных химерических доктрин, концепций и прогнозов. Подобным мировос приятием были заражены значительные слои российской интеллиген ции, которую не случайно называли «самой бродячей из всех на све те». Философия М. Штирнера, Ф. Ницше, а также разного сорта до морощенных Смердяковых, люциферический гипноз теории сверхче ловека опьянили тогда многие головы, породив настоящую эпидемию в интеллигентских кругах. Всякого рода «искателей», с глумливой ухмылкой бросавших под ноги достижения многовековой культуры, XX век плодил с поразительной быстротой и неутомимостью.
Конечно, искусство МХТ находилось на противоположном полю се общественной борьбы. Но это не значит, что болезни времени его не коснулись. Как уже говорилось, театр и его руководители порой теряли чувство гражданской ориентировки, начинали двигаться по обочине общественной жизни. Быстрее других это понимал и чувство вал Немирович-Данченко.
В 1909 году, начиная репетиции новой пьесы Л. Н. Андреева «Анатэма», Владимир Иванович признавал, что за последние годы МХТ «отстал от своего назначения — идейности... Мы очень отстали от идей свободы, в смысле сочувствия страданиям человечества». Он говорил об измельчании реализма («потому только, что мы сами ста новимся мелки»), снова напоминал, что все должно идти от жизни, и именно жизнь должна быть самым первым источником сцениче ского воплощения. В горьких сетованиях режиссера на то, что «мы стали ужасными октябристами», что жизнь мхатовских артистов «бо лее буржуазна», чем следовало, угадывалось его стремление скор ректировать мхатовское искусство общенародной точкой зрения. Он знал, что общественная миссия театра неполноценна без понима ния актерами «крупных страданий» '.
Для таких чутких художников, как Немирович-Данченко, была ясна неотвратимость новых — близких и крутых перемен. Подземный гул истории становился все слышнее, суля великие землетрясения. Назревала потребность в идейно обновленном углублении художест венного творчества. Немирович с его зоркостью и удивительной инту-
1 Н е м и р о в и ч-Д а н ч е н к о Вл. И. Театральное наследие. Т. 1.—М., 1952, с. 118—119.
20
ицией предсказывал (I9I0), что очень скоро наступят боевые дни, и звал готовиться к ним, смелее обновлять репертуар, чтобы не ока заться на «запятках» '.
И потому надо быть более смелым и мужественным и не бояться «смотреть в глаза ужасу», смело «изображать ужас» 2, обрушивая его на всех усталых, дряблых, трусливых, в ком уснула совесть, про бивая броню равнодушия и самодовольства мещанского зрителя, эпатируя консерватизм «октябристской публики». Стыдно художнику бояться жизни, ему необходимо идти навстречу живым, бодрым, бо евым силам, которые движутся впереди, обгоняя время, открыто ис поведуют патриотический, народный идеал.
Да, в России уже накапливался «ужас», надвигалась удушливая
трагическая |
тьма, въедавшаяся в души,— одним она слепила глаза |
и помрачала |
разум, в других будила хищное, звериное вожделение, |
у кого-то парализовала волю, сеяла отчаяние. Но вновь поднималось и встречное движение, зрела готовность к сопротивлению и борьбе, пробуждались патриотические чувства. В печати тогда неоднократно говорилось о «явном возрождении героических настроений русского общественного сознания вообще и молодежи в частности»'. Все уча стники грядущих катаклизмов (их прологом стал 1914 год, когда началась первая мировая война) были налицо, многие пока еще толь ко толпились Б кулисах Истории, но в любой момент готовые рва нуться к ее авансцене.
Немирович-Данченко продолжал искать пьесы с «боевыми но тами», в которых бы «звенела» современная жизнь. Но их не нахо дилось... Владимир Иванович, вероятно, разделял общественную позицию, высказанную Станиславским в одном из обращенных к нему писем (1906): «Я думал и продолжаю думать, что Вы сами хо тите, чтобы наш театр не был ни революционным, ни черносотенным. В этом направлении я и действовал. Не хотел бы возбуждать ни ре волюционеров, ни черносотенцев»''.
Поиски сызнова привели к русской классической литературе. Ин туиция помогла найти автора, чье творчество выводило театр к сов ременности: режиссер «штудирует» Достоевского, перечитывает его романы. Выбор падает на «Братьев Карамазовых».
' Н е м и р о в и ч-Д а н ч е н к о Вл. И. Избранные письма. Т. 2.— М.'., 1979, с. 18.
2 Т а м же, с. 13.
' В е н г е р о в С. Литературные настроения 1910 года.— Русские ведомости, 1911, № 1, с. 11.
* С т а н и с л а в с к и й К- С. Собр. соч.: В 8 тт. Т. 7.—М., 1960, с. 347.
21