Волк и ягненок

К ручью однажды волк с ягненком враз пришли.

Гнала их жажда. По теченью выше - волк,

Ягненок - ниже много. Глотки озорство

Злодея мучит, - повод к ссоре тут как тут.

"Зачем ты воду, - говорит, - здесь мне мутишь -

Хочу я пить здесь". А ягненок, страха полн,

Ему ответил: "Как могу вредить тебе?

Вода течет ведь - от тебя к моим губам..."

А тот, сраженный силой правды слов его:

"Прошло полгода, как ты здесь перечил мне".

Ягненок молвит: "Не родился я тогда!"

- "Ну что ж! отец твой, - волк в ответ, - перечил мне".

И тут, схвативши, растерзал ягненка он.

Вот эту басню написал я про того,

Кто гнет безвинных, повод выдумавши сам.

Билет #17. Образ Прометея у Гессиода и Эсхила. Символическое истолкование образа и его судьба в последующей культуре.

Сюжет. Прометея, двоюродного брата Зевса, приковывают к скале за то, что Прометей выступил в защиту людей, когда Зевс, завладевший миром, обделил их и обрёк на звериное существование. Прометей горд и непреклонен, но молчит до тех самых пор, пока не удаляются его палачи, а после жалуется всей природе на несправедливость Зевса. Трагедия состоит из сцен посещения Прометея дочерями Океана, Океанидами, а после и самим Океаном, который предлагает ему помирится с Зевсом. Но Прометей отказывается. Далее следуют продолжительные монологи Прометея о благодеяниях людям и сцена с Ио, возлюбленной Зевса, которую ревнивая Гера превратила в корову, преследуемую остро жалящим её оводом. Обезумевшая Ио бежит не разбирая дороги и наталкивается на скалу, к которой прикован Прометей. Она выслушивает все его пророчества, как и о собственной судьбе, так и о будущем освобождении самого Прометея, Гераклом.

Последнее явление: Гермес, угрожая новыми карами Зевса, требует от Прометея, как от мудрого провидца, раскрыть для Зевса важную ему тайну. О её существовании Зевс знал, но он не знал её содержание. Прометей и здесь гордо отвергает всякое возможное общение с Зевсом и бранит Гермеса. За это Зевс посылает ему новую кару: среди грома и молний, среди бури и смерчей, среди землетрясения Прометей вместе со своей скалой низвергается в подземный мир.

Образ Прометея у Эсхила.

Он рисует образ борца, морального победителя в условиях физического страдания. Дух человека нельзя ничем побороть, никакими страданиями и угрозами, если он вооружен глубокой идейностью и железной волей. Сам Прометей – это сверхчеловечески мощный герой, молчаливо терпящий любую казнь и не боящийся никаких угроз и наказаний. Тональность произведения – восхвалительно-риторическая направленная в адрес единственного героя, Прометея. Всё его возвышает. То, что является у Эсхила в произведении развитием действия – есть постепенное и неуклонное нагнетание трагизма личности самого Прометея. В боге сочетается и человеческое и божеское. Эсхиловский Прометей выступает как первооткрыватель всех благ цивилизации, не только огня, но и наук. Прометей - провидец, и он знал об уготованных Зевсом страданиях, но сознательно пошел навстречу великой опасности ради людей. В дошедшей трагедии не изображен процесс примирения, он развивался в трагедии "Прометей освобождаемый". Дошедший фрагмент тетралогии оставил мировой культурной традиции образ непокорного мученика, человеколюбца, противника деспотии, защитника идеи гордой, свободной личности. Эсхиловское звучание образа было продолжено и обогащено поэтами последующих веков: Гёте, Байроном, Шелли и др. Сильное влияние образ эсхиловского Прометея оказал на композиторов: Листа, Скрябина и др.

Гесиод: до Эсхила к образу Прометея обращался Гесиод (VII в. до н.э.). Он стал родоначальником критической традиции в интерпретации образа Прометея, подчеркивая, что тот достигал своих целей хитрыми уловками, дважды обманывая Зевса. Впоследствии же за это поплатился как он сам, так и люди, на которых обрушились новые бедствия и испытания. Образ Прометея дан в «Теогонии», и в «Трудах и днях». Прометей у Гесиода не имеет ничего общего с Прометем Эсхила. Гесиод явно его осуждает. земледелец Гесиод не любит ремесленников, и отчасти поэтому рисует Прометея, покровителя всякого ремесла, весьма отрицательно.

Байрон: называет Прометея символом силы и полубогом, а так же говорит о том, что в его не смирении лежит пример для всех людских сердец. Однако Байрон говорит и о том, что над всем властвует рок, и о том, что Прометей скован яростной судьбой. Байрон пишет, что «титан»(прометей) смотрел без презрения на землю и на человеческую боль. Он говорит о силе и мужестве Прометея, о том, что он принял всё, как есть и не стал сопротивляться судьбе. Байрон: несмотря на всё, то, что происходит с Прометеем, душа его при этом останется неизменной.

Гёте: Стихотворенье «Прометей» пронизано ненавистью к Зевсу. Гёте говорит, что тот завидует пламени, которое разожжено в доме человеческом, что нет никого ничтожнее богов, и обвиняет Зевса в том, что он ни разу не «рассеял печаль скорбящего». Гёте говорит, что не будет молиться Зевсу и обвиняет его в том, что он не видит ничего, кроме своего величия, и не стремится помочь ближнему.

Прометей – предмет обсуждения не только писателей, но и философов.

Гесиод говорил о том, что Прометей – бунтарь, а Зевс прав. Платон: Прометей – основатель науки, но позже – Прометей принес лишь материальную культуру, Зевс – этику, а Гермес приносит стыд и правду. Гете: Зевс – раб, а сила Прометея - в свободе. Вообще, в романтизме – сверхчеловек, романтический герой. Байрон: если бы Прометей победил, то стал невыносим.  Шелли: подвиг служения человечеству. Ницше: Прометей – пример сверхчеловека, дерзнувшего оказаться выше.

Билет #18. Римская любовная элегия.

В оппозиции к официальной идеологии и литературному классицизму, представителями которого были Вергилий и Гораций, стояло другое поэтическое направление.

Для римской элегии характерна чрезвычайная суженность; она исчерпывается небольшим кругом мотивов и ситуаций.

Любовь - центральное жизненное чувство, которое почти не оставляет места для других эмоций. Но любовь элегического поэта - трудная, скорбная; он находится в тяжелом «рабстве» у суровой «владычицы» и лишь с величайшими усилиями может возбудить ответное чувство, тем более, что дама ищет богатых поклонников, а влюбленный поэт не может предложить ей ничего, кроме верности до проба и вечной славы в его стихах

Все восприятие мира поэта протекает под углом зрения любовной тоски. Влюбленный поэт, «учитель любви», находится на тяжелой «военной службе» - у Амура.

Римский элегик посвящает свои стихи лишь одной возлюбленной, реальной или фиктивной.

Проперций и Тибулл пользуются для этого именами божеств (Немесида) или их эпитетами (Делия, Кинфия — эпитеты богини Артемиды), Овидий дает своей возлюбленной (вероятно, фиктивной) имя древней греческой поэтессы Коринны

Любовь вечна - по крайней мере до следующего сборника стихов, который можно уже посвятить новой возлюбленной. Характерна стилизация образа влюбленного поэта и подача любовных переживаний как средоточия жизни.

Овидий:

«Любовные стихотворения» (Amores) (3 книги)

• героиня – Коринна (имя древней беотийской поэтессы)

• в значительной мере перепевы прошлых римских поэтов: серенады, наставления сводни, корыстолюбивые красавицы и соперник-воин

• иное отношение к действительности и к лит материалу и иными стилистическими приемами, чем его предшественники

• вырос в атмосфере империи и не знает чувства неудовлетворенности современной жизнью

• «влюбленный поэт» выступает уже не на фоне сельской идиллии или мифа, а в обстановке светской жизни→ снижение жанра. Идеализированная любовь элегии огрубляется или становится предметом иронической игры

• изображается не глубокое чувство, он только «шутливый певец любовной неги»

• переносит в поэзию принципы риторического стиля → вариации одной темы. Ех: одна элегия построена на «обыгрывании» мысли, что влюбленный – воин Амура.

• безнадежное «ненавижу и люблю» Катулла→ шутливо-игровое

• изобретательность в вариациях, остроумие

• тонкость отдельных психологических наблюдений

• живые зарисовки быта

• легкость и гладкость стиха

• недостаток – незначительность содержания

• однообразие и отсутствие чувства меры

Тибулл.

Элегия "Пусть накопает себе другой золотое богатство...": поэт противопоставляет свой идеал бедной сельской жизни суетной погоне за богатством и военным походам. Можно заметить, что в целом лирика как-то по пути отрицания войны, принания ее ничтожной перед мирной жизнью. Словно бы споря с греками, Тибулл говорит, что в труде, простом труде пахаря или пастуха, ничего стыдного нет, что это лучше жестокотси войны, хотя на труде поэт не настаивает, предпочитая в целом бездеятельную жизнь и довоство малым. Далее идет обращение к любимой и заканчивается стихотворение темой скорой смерти лирического героя. Если мы забежим немного вперед и посмотрим на элегии сентементализма, то мы увидим практически то же самое: естественность, деревенская жизнь, противопоставленная цивилизации (в данном случае представленной войной), природа, очень тихая и спокойная (идилистический пейзаж), скорая смерть героя, печаль, но не порывы отчаянья, а именно печаль, размышления о своей могиле, куда потом будут приходить люди. Это своег рода оппозиция официальной идеалогии и уход в частную жизнь. В целом же Тибулл не поднимает в своем творчестве политических тем и это можно считать "значимым нулем". Более драматична элегия "Война и мир": здесь идет непостредственное столкновение мирной жизни и тягот войны в душе героя, которго призывают к военным действиям. Он молит о спасении своей жизни и рисует идеал своей мирной жизни с женой и детьми в согласии с природой. Не отрицая, что и в такой жизни может быть брань, он, допуская ссоры, отрицает возможность физического решения вопроса и причисляет мужей, бьющих своих жен, к войнам, советую им на войну и напрвиться.

Проперций.

Прперций отличался от Тибулла как темами, так и их исполнением. Для читателей он был неколько тяжел для понимания: в отличие от Тибулла, он наполнял свои стихи "ученостью" - сложными формами и малоизвестными аллюзиями мифов, кроме того, поэт не стремился к гармонической форме и с каждым сборником стихов стиль его становился все более затрудненным. Проперций - певец страстной любви, мне кажется, этим он больше похож на Катулла: так, в элегии " Нет, Кинфия, ложью не силься готовой..." и "Сон поэта" он говорит о том, что любимая его обманывала, но он все прощает ей и снова "гибнет". Здесь, конечно, нет характерной для Катулла ненависти, смешанной с любовью, но есть горечь и боль. Более характерна для любовной элегии тема "для влюбленных нет опастносте", которая раскрывается в одноименном стихотворении. Опять же мы не увидим такой гармонической природы Тибулла, но увидим богов, которые помогают влюбленным. Стихотворение заканчивается традициооным размышлением о смерти и своей могиле, которая непременно должна быть в каком-нибудь тихом местечке,гед-нибудь между деревьев. Большинство стихов Проперция о любви, именно он - тот певец любви, благодаря которому мы назваем римскую элегию любовной. однако есть у него и стихи на другие темы: например, "Поэзия бессмертна", где он обращается к умершим поэтам, мифологическим сюжетам и говорит, что поэту порой ндо только умереть, чтобы стать знаменитым. От этих размышлений он переходит к мыслям о своей кончине и пророчит себе вечную славу, которую дарует ему поэзия. Мне кажется, здесь есть связь с "Памятником" Горция.

Овидий.

Любовные элегии: имеют ряд отличий от своих предшественников. В поэзии Овидия нет такой трагичности, надрыва или ухода в идеальный мир. Чувство лирического героя легче, приобретают иронический оттенок. Именно у него мы встречаем тот образ купидона - шаловливого мальчика. Любовь словно усмехается над порывами героя: Купидон не дает писать серьезные стихи о войне; о храбрости влюбленных поэт пишет с иронией: "Мне усмехнулись в лицо Купидон и матерь Венера, Молвили полушутя: "Станешь отважен и ты!" . В этом же ключе Овидий пишет и на темы Катулла: "люблю и ненавижу" становится стихотворением "С нами сегодня в гостях твой муж ужинать будет..." и приобретает более эротичекий отттенко, а воробышек Катулла становится элегией об умершем попугае Коринны (лирическая героиня поэта). Тако же шутливый тон заканчивает первую книгу: элегия 14 повествует о выпадении волос, но написана в очень серьезным и даже трагичсеком тоне. А вообще темы первого сборника традиционные для жанра элегии: разлука с любимой, обращение к ней. Заканчиваются элегии прощальным обращением к музе и стихам и утверждением о бессмертии стихов. Скорбные элегии повествуют о времени изгнания Овидия, где он рассказывает о своей жизни. Описания бури и прощальной ночи в Риме проникнуты болью, отчаиньем, чуством безысходности и душевным страданием. Тяжелые размышления о свое судьбе прерываются просьбами о помиловании. С точки зрения эмоционального настроения, они - полная противоположность "любовным элегиям".

Вопрос #19. «Орестея» Эсхила как трилогия. Основная проблематика и образы. Истолкование финала трилогии.

ТРИЛОГИЯ [греч.] — первоначально в греческой лит-ре три трагедии, объединенные в одно целое единством фабулы или идейного содержания; в новейшее время термин "трилогия" применяется в соответствующих случаях к произведениям драматическим, эпическим и даже лирическим.

1)«Орестея» Эсхила как трилогия

«Орестея» (458 г.), единственная целиком дошедшая до нас трилогия. По структуре «Орестея» гораздо сложнее прежних трагедий: в ней использован третий актер, введенный молодым соперником Эсхила Софоклом. Сюжет «Орестеи» - судьба потомков Атрея, над которыми тяготеет проклятие за ужасное преступление их предка. Атрей, враждовавший со своим братом Фиестом, убил его детей и угостил Фиеста их мясом. В роду Атрея не прекращаются поэтому тяжелые преступления, порожденные демоном мщения Аластором: сын Атрея Агамемнон приносит в жертву богам свою дочь Ифигению, жена Агамемнона Клитеместра (или Клитемнестра) убивает своего мужа с помощью Эгисфа. Сын Агамемнона Орест мстит за отца, убивая мать и Эгисфа.

Первая часть трилогии - «Агамемнон». Здесь изображается преступление Клитеместры. Действие трагедии происходит в Аргосе, перед дворцом Агамемнона, и начинается в тот момент, когда огни, зажженные на горных вершинах Греции, возвещают о падении Трои. Настроение надвигающейся неотвратимой беды, и каждая новая радостная весть о возвращении Агамемнона вызывает нарастание тревоги, которая вскоре становится оправданной. Изнутри дома, в который вернулся Агамемнон, раздается предсмертный крик, Агамемнона. Отныне Клитеместра и ее возлюбленный Эгисф будут царить в Аргосе, но хор отказывает им в признании, угрожая грядущим мстителем Орестом. Этим кончается первая часть трилогии.

Вторая драма трилогии — «Xоэфоры» («Приносительницы возлияний»). Выросший на чужбине Орест возвращается в Аргос, чтобы отомстить, по повелению оракула Аполлона, за смерть Агамемнона. Возникает моральный конфликт: долг мести за отца требует нового ужасного преступления, убийства матери. Начало трагедии развертывается у могилы Агамемнона: там Орест встречает свою горюющую сестру Электру и хор рабынь. Происходит сцена «узнания»; Электра признает в чужеземце своего брата. Встреча с сестрой, плач и заклинания над могилой отца, сообщение о сне Клитеместры — все это укрепляет решимость Ореста. Проникнув во дворец под видом странника, сообщающего о смерти Ореста, он убивает сперва Эгисфа, а затем Клитеместру.

Заключительная трагедия — «Эвмениды» изображает борьбу богов вокруг Ореста. Эринии, «старые богини», сталкиваются здесь с «младшими богами», Афиной и Аполлоном. Первая часть трагедии изображает Эриний, грозящих Оресту в самом дельфийском святилище. Затем действие переносится в Афины. Обе стороны обращаются к богине Афине. Но в то время как Эринии, воплощающие родовой принцип кровной мести, требуют безусловного отмщения за убийство, Афина, покровительница демократической государственности считает необходимым судебное разбирательство. В итоге «Отцовское право одержало победу над материнским», Орест оправдан.

Эсхил, поэт эпохи становления афинского государства и греко-персидских войн, является основоположником античной трагедии в ее установившихся формах, подлинным «отцом трагедии». Эсхил — творческий гений огромной реалистической силы, раскрывающий с помощью мифологических образов историческое содержание того великого переворота, современником которого он являлся, — возникновения демократического государства из родового общества.

2)Основная проблематика и образы

Проблеме трагической судьбы рода посвящено самое позднее произведение Эсхила «Орестея».Сюжет «Орестеи» - судьба потомков Атрея, ранее описанная.Концепция рока, популярная для античных трагедий, использована Эсхилом для реализации родового проклятия атридов в трилогии Эсхила «Орестея».

Эсхил придерживается даже старинного представления о наследственной родовой ответственности: вина предка ложится на потомков, опутывает их своими роковыми последствиями и влечет к неизбежной гибели. С другой стороны, боги Эсхила становятся блюстителями правовых основ нового государственного устройства, Эсхил рисует, как божественное возмездие внедряется в естественный ход вещей. Соотношение между божественным воздействием и сознательным поведением людей, смысл путей и целей этого воздействия, вопрос об его справедливости и благости составляют основную проблематику Эсхила, которую он развертывает на изображении человеческой судьбы и человеческого страдания.

Эсхил также сохранил в «Орестее» проблему прекращения родовой мести, поставленную дельфийской версией мифа, на разрешил её по-новому, не удовлетворяясь дельфийским ритуальным «очищением». В «Орестее» Эсхила показан реальный переход от кровавых ужасов старины к разумному устроению жизни с помощью справедливейших и гуманно действующих учреждений, когда сам Аполлон посылает Ореста для разбирательства его дела к мудрейшей богине, возглавляющей демократическое государство, во избежание крайностей анархии и тирании. Ввиду большого количества хоров в «Орестее» и их значительных размеров жанр этой трилогии приходится квалифицировать всё ещё как ораторный.

У Эсхила, конечно, была своя собственная точка зрения на историю и на современность, которая и заставляла его оценивать историю своего народа только в одном, и очень определённом направлении. Это была точка зрения афинского патриота, горячо защищавшего гегемонию Афин, и полагавшего, что афинская гражданственность и государственность являются разрешением всех мучительных противоречий прошлого, включая борьбу матриархата и патриархата и распад родового строя вообще.

Трилогия разработана при помощи древних героических образов, к которым присоединяются так же и образы богов и демонов. Это обычный для Эсхила монументально-патетический стиль. Трагические герои Эсхила появляются перед зрителем в момент наивысшего душевного напряжения и мобилизации всех своих внутренних сил. Индивидуальной характеристики образа Эсхил не дает. Личность сама по себе еще не интересует поэта; в ее поведении он ищет действия сверхъестественных сил, изображая судьбы целого рода или даже государства. Драматизируя основные политические или этические конфликты своего времени, Эсхил пользуется торжественным и возвышенным стилем, отвечающим грандиозности драматических конфликтов. Монументальны и величественны образы его главных героев. Пафосу стиля способствуют и оригинальные поэтические образы, богатство лексики, внутренние рифмы, различные звуковые ассоциации. Так, в трагедии "Агамемнон" вестник рассказывает о зиме, застигшей ахейцев под Троей, и характеризует ее одним сложным эпитетом - "птицегубительная". Чтобы подчеркнуть отвратительный облик и чудовищность Эриний, Эсхил говорит, что их глаза слезятся кровавой жижей.

3)Истолкование финала трилогии

Как и в других произведениях Эсхила, исторически прогрессивные начала торжествуют, и трагедия, а с ней и вся трилогия, заканчивается прославлением Афин и возгласами ликования.

В последнем своем произведении, в драматической трилогии "Орестея", Эсхил показал нового, подлинно драматического героя, который, страдая и сопротивляясь, преодолевает все преграды и даже побеждает смерть.

Центральным моментом является то, что Эринии защищали гибнущие устои матриархального права; Афина и Аполлон отстаивали принципы утверждающегося патриархального права. И торжествует новый порядок, патриархальное право побеждает матриархальное.

Трилогия "Орестея", как и все произведения Эсхила, была обращена к соотечественникам поэта, гражданам Афин, стоявших в то время во главе общественного прогресса, оплота гражданственности и передовых идей.

Вопрос #20 Поэзия Овидия периода ссылки. Пушкин об Овидии.

Публий Овидий Назон - 20 марта 43 года до н. э., Сульмо — 17 или 18 год н. э., Томис - древнеримский поэт, работавший во многих жанрах, но более всего прославившийся любовными элегиями и двумя поэмами — «Метаморфозами» и «Искусством любви». Осенью 9 г. Овидий неожиданно был отправлен Августом в ссылку на берега Чёрного моря, в дикую страну гетов и сарматов, и поселен в городе Томы (сейчас Констанца, в Румынии), где провёл последние десять лет жизни. Причина опалы прямо указывается самим поэтом: это — его «глупая наука», то есть «Ars amatoria», «Наука (искусство) любви», из-за которой его обвиняли как «учителя грязного прелюбодеяния».

Ссылка на берега Чёрного моря подала повод к целому ряду произведений, вызванных исключительно новым положением поэта. Эти произведения представляют нам Овидия совсем в другом настроении, чем до постигшей его катастрофы. Ближайшим результатом этой катастрофы были его «Скорбные Элегии», которые он начал писать ещё в дороге и продолжать писать на месте ссылки в течение трёх лет. Элегии эти вышли в пяти книгах и обращены в основном к жене, некоторые — к дочери и друзьям, а одна из них, самая большая, составляющая вторую книгу — к Августу. Эта последняя очень интересна не только положением, в какое поэт ставит себя перед императором, выставляя его величие и подвиги и униженно прося прощения своих прегрешений. Они заявляют, что его нравы совсем не так дурны, как об этом можно думать, судя по содержанию его стихотворений: напротив, жизнь его целомудренна, а шаловлива только его муза — заявление, которое впоследствии делал и Марциал в оправдание содержания многих из своих эпиграмм.

За «Скорбными элегиями» следовали «Понтийские письма» (Ex Ponto), в четырёх книгах. Содержание их схоже с «Элегиями» с той только разницею, что сравнительно с последними «Письма» обнаруживают заметное падение таланта поэта. Тяжесть положения отразилась, очевидно, на свободе духа поэта. Позже Овидий написал два произведения, свидетельствующие о состоятельности его таланта.

Первым из таких произведений были «Метаморфозы», огромный поэтический труд в 15 книгах, состоящий из изложения относящихся к превращениям мифов, греческих и римских, начиная с хаотического состояния вселенной до превращения Юлия Цезаря в звезду. Этот труд был начат и, можно сказать, окончен Овидием ещё в Риме, но не был издан по причине внезапного отъезда. Поэт перед отправлением в ссылку сжёг даже саму рукопись, с которой было уже сделано несколько списков. Сохранившиеся списки дали Овидию возможность пересмотреть и дополнить в Томах это крупное произведение. Содержание, доставленное поэту главным образом греческими мифами, обработано с такой фантазией, с такой свежестью красок, не говоря о блеске стиха и поэтических оборотов, что нельзя не признать во всей этой работе истинного торжества таланта. Это произведение всегда много читалось и с давних пор переводилось на другие языки (первый перевод на греч., Максим Плануд, 14в.)

Другое крупное по объему и значению произведение Овидия представляют «Фасты»  — календарь, содержащий в себе объяснение праздников или священных дней Рима. Эта учёная поэма дала много данных и объяснений, по римскому культу и служит важным источником для изучения римской религии, дошла до нас лишь в 6 книгах о первом полугодии. Они были написаны в Риме. Продолжить в ссылке он не мог ввиду недостатка источников, хотя написанное в Риме подверг переделке: на это указывает занесение туда фактов, совершившихся уже после изгнания поэта и даже после смерти Августа, как напр. триумф Германика (военачальника), относящийся к 16 г.

Есть в числе дошедших до нас сочинений Овидия ещё два, стоящие особняком от других. Одно из них,«Ibis», — сатира или пасквиль на врага, который после ссылки Овидия порочил его в Риме, стараясь настроить против изгнанника его жену. Название и форму сочинения Овидий заимствовал у александрийского поэта Каллимаха, написавшего нечто подобное на Аполлония Родосского.

Другое сочинение, дидактическая поэма о рыболовстве, не представляет в литературном отношении ничего замечательного.

Пушкин об Овидии.

Пребывание Пушкина на юге в ссылке позволило ему по-новому прочувствовать и судьбу Овидия, и природу его творчества. В это время Пушкин познакомился с произведениями Овидия, сочиненными в изгнании. Пушкин не разделял мнения тех своих современников, которые считали, что Овидий, вырванный из привычного образа жизни в Риме, в своих посланиях к Августу лишь «по-женски жалуется», «льстит» императору, выказывает слабость духа. Пушкин не из тех, кто готов укорять «уныние и слезы» римского изгнанника:

Кто в грубой гордости прочтет без умиленья

Сии элегии, последние творенья,

Где ты свой тщетный стон потомству передал?

Суровый славянин, я слез не проливал,

Но понимаю их, изгнанник самовольный.

Проникновение Пушкина в психологическое состояние римского поэта – знаменательно: слезные послания Овидия свидетельствуют не столько о его слабости, сколько о жестокосердии Августа. Пушкин глубже проник в элегии Овидия, чем многие современники. Правда, в отдельных «южных» стихах Пушкина все же сквозят упреки Овидию в малодушии; этим Пушкин хотел оттенить и собственную позицию поэта, который никогда не унижался перед императором, сославшем его.

Также была поднята тема Овидия в поэме Пушкина «Цыганы». В ней устами старика цыгана изложено бытовавшее в Бессарабии предание о поэте (имя его рассказчик позабыл). Говорится, что тот был сослан царем, стар летами, имел «незлобную душу», жил на брегах Дуная, «не обижая никого». Уже в последний год жизни в напечатанной в «Современнике» рецензии на сборник стихотворений Виктора Теплякова «Фракийские элегии» Пушкин вновь возвращается к произведению Овидия «Скорби (скорбные элегии)», которой дает такую характеристику: «Она выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых (кроме «Метаморфоз»)…» Пушкин полагает, что в ней «более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия. Сколько яркости в описании чужого климата и чужой земли! Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы!»

Вопрос #22. Эпиграммы Марциала.

Марк Валерий Марциал - около 40 года н.э. — около 104 года - римский поэт-эпиграмматист, в творчестве которого эпиграмма стала тем, что мы сейчас понимаем под этим литературным термином. Эпиграмма - небольшое сатирическое стихотворение, высмеивающее какое-либо лицо или общественное явление.

Марциал написал 1561 эпиграмму, которые составили 15 книг. 3 книги объединены в темы: «Зрелища», «Подарки», «Гостинцы»; 12 — смешанного содержания. «Зрелища» — особая книга стихотворений, которые также названы эпиграммами, но относятся только к играм, посвященным торжественному открытию Колизея в 80г. Книга известна под названием «Liber de Spectaculis» («Книга Зрелищ»; сборник называется так по традиции, само название Марциалу не принадлежит).

Из четырнадцати книг две (13 и 14) представляют эпиграммы особого рода и имеют особые заглавия. Сборники составлены из двустиший, предназначенных для сопровождения подарков, которые посылались друзьям и которыми обменивались в праздник Сатурналий, в декабре. «Xenia» («Подарки», заглавие одного сборника 13) были подарками-подношениями съестного типа; «Apophoreta» («Гостинцы», заглавие другого 14) — подарками, которые раздавались после праздничной трапезы и уносились гостями с собой (различные полезные и бесполезные «безделушки», предметы домашнего употребления, статуэтки, картинки, сочинения знаменитых писателей).

Остальные 12 книг представляют собственно «классическое эпиграмматическое наследие» Марциала. Из них первые девять написаны и изданы при Домициане (8-я посвящена конкретно Домициану; также как и 10-я в первом издании, но 10-я дошла до нас во второй редакции, сделанной уже по низвержении Домициана, отчего посвящение было изъято). Книги 11 и 12 изданы при Нерве и Траяне; последняя из них прислана в Рим из Испании. Все 12 книг расположены в хронологическом порядке(от 86 года до первых годов II в.)

Эпиграммы Марциала от работ предшественников (Катулл, Марс, Педон, Гетулик) и современников отличаются в первую очередь метрическим разнообразием. Наряду с традиционным элегическим дистихом он использует семь размеров: дактилический гекзаметр, сотадей, фалекейский одиннадцатисложный стих и холиямб (любимые размеры Катулла), холиямбическую строфу, ямбическую строфу, ямбический сенарий. Содержание эпиграмм очень разнообразно: личные замечания; литературные декларации; пейзажные зарисовки; описание окружающей обстановки, явлений и предметов; прославление знаменитых современников, исторических деятелей; лесть в адрес императоров и влиятельных покровителей; выражение скорби по поводу смерти близких, и пр.:

Коль попадутся тебе мои книжки как-нибудь, Цезарь,

Грозных для мира бровей ты из-за них не нахмурь.

Ваши триумфы давно привыкли к дерзким насмешкам;

Да и предметом острот быть не зазорно вождю.

Как на Тимелу порой и на гаера смотришь Латина,

С тем же челом, я прошу, наши страницы читай.

Может дозволить вполне безобидную шутку цензура:

Пусть шаловливы стихи, — жизнь безупречна моя. – книга 1, эпиграмма 4

Кто говорит, что вчерашним вином несет от Ацерры,

Вздор говорит: до утра тянет Ацерра вино. – книга 1, эпиграмма 28

Творчество Марциала представляет огромный историко-бытовой интерес (многие аспекты римского быта восстановлены именно по свидетельствам Марциала), и художественный. Марциал — непревзойденный реалист, умеющий ясно и ярко обрисовать явление или событие, отметить «порок», изобразить свое однозначное к ним отношение, и все это мастерски выразить в яркой, задорной, лаконичной, убийственной эпиграмме. Два аспекта в творчестве Марциала заметны более прочего: изображение половой распущенности, которое доходит до бесстыдства, превосходя вольности всех остальных римских литераторов, — и лесть и пресмыкательство перед богатыми и сильными горожанами. При том, что такие стихотворения принадлежат первостепенному поэту эпохи, которого с охотой и увлечением читают современники обоих полов, в творчестве Марциала приходится наблюдать доказательства низкой нравственности литературы и общества эпохи Домициана. От «грязи» свободна только одна книга эпиграмм, восьмая, которую поэт посвятил Домициану и, по собственному замечанию, нарочно избавил от непристойностей, обычных в других книгах. Зато именно эта книга насыщенна наиболее очевидными образцами марциаловой лести. Своим искусством Марциал не только приобрел себе первое место в истории римской эпиграммы, стал не только «патриархом эпиграмматистов», но одним из самых заметных поэтов вообще.

С 1 по 12 книги его называются по номерм: книга 1, книга 2 и т.д.; 13 – книга подарков, 14 – книга гостинцев, 15 – книга зрелищ.

Вопрос #23. «Эдип-царь» Софокла. Тема рока и человека в трагедии и ее художественное решение.

Софокл – второй великий трагический поэт Афин 5в. (Родился около 496г., умер в 406 г.) За 60 лет творчества Софокл написал , согласно античному сообщению, 123 пьесы, выступая с тетралогией (три трагедии и драма сатиров) в среднем раз в два года. На состязаниях он 24 раза получал 1й приз и ни разу не оказывался на последнем. До нас дошло 7 полных трагедий. Софокл завершил начатое Эсхилом дело превращения трагедии из лирической кантаты в драму. Центр тяжести окончательно перешел на изображение людей, их решений, поступков, борьбы. Богов Софокл редко выводит на сцену. Действие высших сил проявляется в естественном ходе вещей, который и содержит в себе осуждение или оправдание выбранной человеком линии проведения. Источником ложного выбора у Софокла оказывается не только сознательное нарушение полисных норм, но и неведение, ограниченность человеческого знания. Отсюда ошибки, заблуждение, самообман, небрежность и оправданность страдания; но именно в страдании обнаруживаются лучшие качества человека.

Проблемы, волнующие Софокла, связаны с судьбой индивида, а не с судьбой рода.

Соблюдая правила построения греческой трагедии, Софокл использует это построение так, что все события развертываются естественно и правдиво. Из мифа об Эдипе, который известен не только по "Одиссее", но и по другим античным источникам, Софокл взял для своей трагедии следующие основные события: 1) спасение обреченного на гибель младенца Эдипа 2) уход Эдипа из Коринфа 3) убийство Эдипом Лая 4)разгадка Эдипом загадки Сфинкса 5) провозглашение Эдипа царем Фив и женитьба на Иокасте 6) раскрытие преступлений Эдипа 7) гибель Иокасты.

Если ограничиться только этими моментами, то драматическое действие окажется основанным только на роковой судьбе Эдипа, но никакой психологической трагедии ( не считая отчаяния Эдипа и Иокасты) не получится. Софокл же осложняет мифологическую канву разработкой таких моментов, которые помогают ему отодвинуть на задний план роковую судьбу его героя и дают возможность обратить мифологический сюжет в подлинную человеческую драму, где на первом месте стоят внутренние психологические конфликты и проблемы общественно - политические. Переживания Иокасты дают Софоклу широкое поле для изображения женского характера во всей его сложности и противоречивости. Образом прорицателя Тиресия Софокл пользуется для изображении конфликта, возникающего из столкновения житейских норм с нормами религиозными(диалог между Эдипом и Тиресием).В "Э.-ц." Софокл изображает главным образом личную борьбу Эдипа с враждебными ему силами, олицетворяемыми в его сознании Креонтом и Тиресием.

Это узнание и своего происхождения от Лая и Иокасты и тайна убийства Лая не только открывает Эдипу весь ужас его судьбы, но и приводит к сознанию его собственной виновности. И вот Эдип, не дожидаясь никакой кары свыше, сам выносит себе приговор и сам ослепляет себя и обрекает на изгнание из Фив. В этом приговоре самому себе, сопровождаемом просьбой к Креонту:

О, изгони меня скорей - туда,

Где б не слыхал людского я привета, -

заключается глубокий смысл: человек сам должен отвечать за свои поступки и собственное самосознание ставить выше решений богов; смертны, по мнению Софокла, тем и превосходят бессмертных и безмятежных богов, что их жизнь проходит в постоянной борьбе, в стремлении преодолеть любые препятствия.

Таким образом, Софокл отказался от идеи наследственной вины; его интерес сосредоточен на личной судьбе Эдипа. Те меры, которые Эдип предпринимает для избегания его судьбы, приводят к осуществлению этой судьбы. Это противоречие пронизывает всю трагедию. Софокл подчеркивает в произведении не столько неотвратимость рока, сколько изменчивость счастья и недостаточность человеческой мудрости. Сознательные действия людей, совершаемые с определенной целью, приводят к результатам диаметрально противоположным намерению действовавшего. Ограниченности человеческого знания противостоит у Софокла божественное всеведение. Прославление дельфийского оракула, проходящее через всю трагедию, обращено против растущего свободомыслия. Об этой тенденции прямо свидетельствует второй стасим хора: хор скорбит о гибели древнего благочестия и о падении веры в оракулы.

Вопрос #24. Своеобразие римской литературы.

1.В истории римской литературы обычно различают следующие периоды

(подробная периодизация) :

I. Эпоха республики:

а) долитературный период (до середины III в. до н.э.)

б) ранняя римская литература (до середины II в. до н.э.)

в) литература периода гражданских войн (с конца II в.до 30-х годов до н.э.)

II. Эпоха империи:

а) литература конца республики и начала империи («век Августа», до 14 г. н.э.)

б) литература императорского Рима:

1) I начало II .э.

2) позднейшая римская литература (II-VI вв.)

В среде ученых приняты разные варианты периодизации римской литературы. Возможно деление ее на два главных этапа.

Первый — литература эпохи республики. Она представлена прежде .всего драматургами Плавтом и Теренцием, работавшими в жанре комедии, поэтом-лириком Катуллом, Цицероном, внесшим неоценимый вклад в развитие латинской прозы.

Второй этап — это эпоха империи. Здесь опять-таки выделяется конец республики и начало империи, золотой век или «век Августа» (Вергилий, Гораций и Овидий)

Другой важный период — серебряный век (I в. н. э.), когда творили и драматург Сенека, а несколько позднее сатирик Ювенал, мастер малой формы Марциал, баснописец Федр. Среди поздних римских писателей наиболее заметная фигура — Апулей, автор знаменитого романа «Золотой осел».