Эрнест геллнер

дисциплинированных, преданных идее и готовых на все ради конечной цели Знание истины в последней инстанции освобождало бы их от необходимос­ти следовать каким-либо формальным процедурам. Будучи сами воплоще­нием справедливости, они могли судить высшим судом и не нуждались в формальном правосудии, которое служило всегда лишь препятствием на пути движения общества к цели.

Дух и буква этой доктрины попали на почву, где уже долгое время разви­вались централистские, авторитарные и мессианские традиции и стояли чрезвычайно сложные задачи модернизации и обороны. Хорошо известно, к каким ужасающим последствиям это привело, и вряд ли стоит останавли­ваться на этом подробно. Отметим лишь несколько моментов с точки зрения истории европейского национализма. Прежде всего, марксистский рецепт оказался в конце концов весьма сомнительным: он не помог догнать Запад, а наоборот, привел к увеличению экономического разрыва и страшному от­ставанию. Однако сила идеологии и порожденных ею институтов в течение семидесяти дет не позволяла бывшей царской империи следовать по тому пути, которым пошли бывшие Оттоманская империя и империя Габсбургов. Вера в конечном счете иссякла, но не в результате сталинского террора, ко­торый она была в состоянии оправдать, а под воздействием нищеты и убо­жества брежневской эры застоя.

Я думаю, что эта система убеждений, возведения впервые в ранг государ­ственной религии, потеряла власть над умами своих приверженцев не пото­му, что она была светской и, следовательно, более уязвимой при сопоставле­нии с непреложными историческими фактами (обычно такие испытания лишь укрепляют веру), но по той причине, что она слишком сакрализирова-ла мир, не оставив никакой собственной мирской области, где ее адепты мог­ли бы переводить дух в периоды спада религиозного рвения. Вера, которая сакрализировала экономику, не может выдержать длительных периодов хо­зяйственного разложения и застоя. Пока аппаратчики убивали друг друга, вера сохраняла свою трепетность, но она немедленно улетучилась, как только они стали давать друг другу взятки. Когда система продемонстрировала свою полную экономическую и военную неконкурентоспособность и была вынуж­дена, чтобы выжить, пойти на либерализацию, выяснилось, что в прежние идеалы не верит уже никто. Нацисты верили в войну и потерпели пораже­ние на поле боя. Большевики верили в экономику, и приговор им был выне­сен ситуацией полного экономического краха.

Сегодня общества, попавшие в ловушку этой системы, возвращаются к той точке, в которой их развитие было заморожено семьдесят (в некоторых слу­чаях сорок) лет тому назад. Правда, социальная база для этого развития те-

Пришествие национализма

перь уже совсем иная. Семьдесят лет назад наблюдалось относительное (в сравнении с Западом) отставание, но было и заметное улучшение в сравне­нии с собственным прошлым. Была почти уже достигнута всеобщая грамот­ность, быстрыми темпами шла урбанизация, и в целом экономика шла в гору — ^по крайней мере, многим людям было уже что терять.

Ныне развитие системы может устремиться по трем направлениям, соот­ветствующим трем пропущенным стадиям развития национализма, которые в течение всего этого времени были для нее закрыты. С одной стороны, здесь может буйным цветом расцвести безответственный ирредентизм, который приведет к возникновению новых политических единиц, где будут разыгра­ны в меньших масштабах (и, следовательно, в более острой форме) этничес­кие конфликты, порожденные развалом империи. С другой стороны, могут разыграться трагические события по сценарию «Ночь и туман» — с массо­выми убийствами и принудительными или вынужденными миграциями. И, наконец, не исключен определенный спад националистических настрое­ний, характерный, как можно надеяться, для развитого индустриального об­щества. В современной ситуации есть предпосылки для каждого из этих трех вариантов, и пока еще трудно сказать, какой из них станет преобладающим. Можно не сомневаться в том, что в той или иной степени проявят себя все три. Но какой перевесит? Ответ на этот вопрос будет определяющим для раз­вития Советского Союза в 1990-е гг.

К этому остается добавить, что схема, основанная на делении Европы по четырем часовым поясам, нуждается в некоторой исторической корректи­ровке. Есть обширная область, лежащая между Балтикой, Адриатикой и Черным морем, принадлежавшая в период между двумя мировыми война­ми к третьему поясу, которая была силой присоединена к четвертому поясу в 1944—1945 гг., во время наступления советской армии, и оставалась там до 1989 г.