ответы

Сиджвик выделяет три вида конечных оснований действий: счастье , превосходство, и долг , которым соответствуют три основных метода: эгоистический гедонизм, утилитаризм и интуитивизм. Согласно эгоистическому гедонизму, понятия правильного и должного определяются как средства достижения наибольшего личного счастья; согласно утилитаризму – как средство достижения универсального счастья; согласно интуитивизму – как безусловно предписываемые правила. В философском интуитивизме он обнаружил подлинно самоочевидные принципы: принцип равенства; благоразумия и рациональной благожелательности .

Аналитическое движение в философии XX в. стремилось дискредитировать само понятие доказательства применительно к нормативной этике и отвергало «интуицию» как нечто туманное и произвольное. Тем не менее стремление аналитического философа выявить истинное значение этических понятий и типов этического мышления привело к тому, что получило распространение убеждение, что даже и при отсутствии эпистемологической определенности все равно возможно отделить доводы, хорошие с нравственной точки зрения от плохих, а ошибочные утверждения — от верных.

Вторая проблема, игравшая важную роль в дебатах в рамках утилитаристской этической традиции, заключается в том, как определять последствия тех или иных поступков. Бентам, например, утверждал, что «нет ни одного рода мотива, который сам по себе дурен» . Мур утверждал, что удовольствие есть лишь одно из многих желательных благ, в перечень которых он включал истину и красоту. Высшее благо достигается через счастье.

С его точки зрения, добро постижимо только в непосредственной интуиции . Мур энергично критиковал главные этические системы за попытку определить смысл «добра» в «натуралистических» терминах удовольствия, полезности и др. Добро, согласно Муру, "неестественно" (ибо не подлежит эмпирической фиксации и описанию), поэтому всякая натуралистическая этика, отождествляющая добро с тем или иным "естественным" качеством - удовольствием, пользой, биологической эволюцией и др., повинна в указанной ошибке. В его понимании интуиция позволяет увидеть, что благие вещи в жизни суть определенные целостности, состоящие из эстетических наслаждений, любви и дружбы.

Утилитарист Уильям Годвин утверждал, что, столкнувшись с выбором между спасением своей матери из горящего здания и спасением великого человека, чьи труды с большей вероятностью принесли бы пользу человечеству, нужно было бы спасать великого человека и оставить мать в огне.

Г.Дж. МакКлоски (1963), современный критик утилитаризма, предлагает свою версию известного примера, в котором затронута не личная, а общественная мораль. Шериф небольшого городка мог бы предотвратить серьезные общественные волнения (в которых наверняка погибли бы сотни людей), казнив невинного человека как козла отпущения. В соответствии с его принципами нравственно верным выбором было бы убить невинного. В таком случае утилитаризм может заставить своего последователя совершать поступки, противоречащие с общепринятой точки зрения здравого смысла семейному долгу и справедливости. Чтобы избежать этого, многие предлагали различные версии утилитаризма правил.

Предполагает, что можно рационально обосновать предпочтение так называемых "высших" удовольствий. Джон Дж. Смарт один из современных адептов утилитаризма, приводит следующий набор аргументов: во-первых, эти удовольствия расширяют общую чувствительность и восприимчивость человека, во-вторых, они дают меньше негативных последствий, в-третьих, они имеют значительный вес, поскольку в утилитаристских калькуляциях следует учитывать не только удовлетворенность людей некоторым состоянием, но и их удовлетворенность перспективой удовлетворенности .

Критерием нравственной правильности определенного поступка в данном случае считается его способность приводить к таким последствиям, которые в наибольшей степени максимизируют совокупную или среднюю полезность. Человек не всегда действует рационально. (убийство невиновного человека).

Некоторые мыслители пытаются показать ложность дихотомии двух типов утилитаризма. Так, с точки зрения Ричарда Хэара (1919- 2002), их противостояние снимается с помощью разграничения между "критическим" и "интуитивным" уровнями морального мышления. Второй уровень - уровень непосредственных нравственных решений - должен полагаться на "готовые", созданные опытом поколений моральные принципы. Однако рациональная критика, снимающая конфликты нормативных предписаний, должна строиться по образцу "утилитаризма действий" .

Роулз. С классическим либерализмом Милля и Бентама теорию Ролза роднит признание принципа неприкосновенности прав и свобод человека, а также принципов равенства и веротерпимости. Однако Ролз отвергает утилитаризм как способ обоснования этих принципов и вслед за Кантом полагает, что никакие эмпирические соображения не могут служить основанием морального закона, а следовательно, и надежным гарантом прав и свобод человека. В основу своего либерализма Ролз кладет ту идею, что индивидуальные права и свободы образуют неотъемлемую часть справедливого общественного устройства, ибо справедливость невозможна без признания автономии человеческой личности и без предоставления каждому человеку права пользоваться своей свободой. Ролз подчеркивает независимость принципов справедливости от какого-либо конкретного представления о том, в чем состоит благо отдельного человека и общества в целом. Вместе с тем, утилитаристы видят в любом индивиде лишь выразителя усредненной совокупности желаний и предпочтений, поэтому, отмечает Ролз, они недостаточно серьезно учитывают различие между индивидами. Это означает, что в современном плюралистическом обществе утилитаризм непригоден в качестве стратегии справедливого распределения первичных социальных благ; нужна более гибкая и индивидуалистичная стратегия. Нагель: Есть ценности, которые не подвергаются сомнению. В этике Нагель защищает идею альтруизма, поскольку, по его мнению, у людей есть веская причина приносить пользу другим людям без ожидания того, что это принесёт им выгоду, а также без мотивации такими факторами, как симпатия к человеку.

12. Коммунитаристское движение направлено прежде всего на восста­новление гражданских ценностей и коллективизма. Коммунитаризм начинается с критики либеральной концепции ин­дивидуализма. Индивид в либерализме, полагает Майкл Сэндел, ничем не обременен, а потому может занять важную точку за пределами со­общества, частью которого он является, определять и пересматривать свои цели, не оглядываясь на унаследованные традиции или разделяе­мые с другими цели. Коммунитаристы полагают, что либе­ральный индивидуализм присутствует только там, где общественные связи нарушились, индивиды испытывают отчуждение, но в этом обще­ственная жизнь и традиция являются необходимыми компонентами.

Коммунитаристская критика усмотрела в теории Роулса не только слабости аргументации, но также и то, что он поставил перед собой из­начально неверный вопрос. Как и другие либералы , Роулс занимался в основном проблемой формулирования принципов справедливости, которые могли бы вызвать поддержку рациональных людей, в том числе имеющих весьма разные представления о хорошей жизни. Либералы, кроме того, всегда стараются найти моральные критерии для строительства соци­альных и политических институтов. Но, по мнению коммунитаристов, это бессмысленное занятие, поскольку моральные принципы вообще могут быть поняты только как результат анализа практики в конкретном обществе.

Для коммунитаристов мораль проистекает из конкретной практики реально существующей общины, поэтому любые поиски абстрактных принципов морали — пустое занятие. Таких принципов, открытых только разумом, попросту не существует, ибо основания морали следу­ет искать не в философии, а в политике. По Сэнделу, проблема заключается в том, что весь либерализм стро­ится на ложных основаниях: для того, чтобы доказать абсолютный при­оритет принципов справедливости, либералы вынуждены встать на ме­тафизический фундамент рассмотрения человеческого «я». Либераль­ные теоретики в целом не признают, что идентичность человека опре­деляется обществом, на чем постоянно настаивают коммунитаристы. Макинтайр идет еще дальше, утверждая, что у либерализма вообще нет рациональных оснований. Его источник может быть обнаружен в един­ственном типе социальной жизни, создающем основания для моральных суждении, то есть в таком, где сущность человека определяет его истинные цели. Либералы поэтому вынуждены либо провозглашать заведомо ложную определенность своих суждений, либо признать, что мораль есть дело индивидуального мнения, то есть таковой вообще не является.

Основной, определяющей чертой современного либерализма (как уже было показано выше) является утверждение приоритета права по отношению к благу. Иными словами, соображения права и справедли­вости призваны играть более важную роль по сравнению с обществен­ной пользой, что гарантирует для индивида собственную власть над своими мыслями и действиями без вмешательства извне. Если принципы права, по Роулсу, являются продуктом выбора в «ис­ходной позиции», то концепции блага избираются индивидуально в ре­альном мире. Но именно в этом содержится существенное различие.

Как пишет, например, Чарльз Тэйлор, «основная ошибка атомистического индивидуализма заключается в том, что он, будучи неспособным дать оценку степени, до которой свобод­ный индивид со своими собственными целями и стремлениями будет защищать свое справедливое вознаграждение, сам оказывается возмож­ным только в определенном типе цивилизации; требуется длительный период развития определенных институтов и практики правления зако­на, правил уважения равенства, обычаев совместных обсуждений, общей ассоциации, культурной эволюции и т.д. для того, чтобы создать совре­менного индивида.

Сэндел стремится доказать, что, несмотря на очевидное стремление Роулса дистанцироваться от кантовской метафизики, ему это так и не удалось сделать. Виной тому — роулсовская привержен­ность деонтологическому подходу. Сэндел также видит ошибку в ут­верждении Роулса, что справедливость есть главная добродетель соци­альных институтов, то есть он не соглашается с самим предположени­ем, что моральные нормы могут быть применимы к социальным инсти­тутам. 

Смысл разногласий между либералами и коммунитаристами весьма прозрачен. Либералы утверждают приоритет права над благом на том основании, что не существует бесспорной концепции блага, признавае­мой всеми гражданами в качестве общей основы общественного со­трудничества. Коммунитаристы, напротив, полагают, что попытка оп­ределения принципов справедливости без признания разнообразия благ и принципов распределения — не что иное, как самообман.

Проблема приоритета права над благом тесно связана со вторым «камнем преткновения» в споре между либералами и коммунитариста­ми — с концепцией человеческого «я».По Сэнделу, в теории Роулса самость должна была бы обладать единством и идентичностью, первичной по отношению к ее принадлеж­ности к какому-то определенному историческому обществу и привер­женности некоей специфической цели. Создают «я» не какие-то цели или привязанности, а просто потенциал индивидуального выбора. Более того, подобное противопоставление «я» и его целей в конце концов подрывает положение о моральном действии. «Я», существующее еще до того, как его цели сформулированы, должно быть «вообще без характера, без моральной глубины» и поэтому «не способно к самопознанию в каком-либо серьезном моральном смыс­ле»⁴³. Макинтайр говорит еще более прямо, утверждая, что в этом слу­чае моральные агенты превращаются в призраков, и они, разумеется, не существуют». Коммунитаристская альтернатива рассматривает людей как «самоинтерпретирующихся животных»⁴. Это предполагает не просто «взвешивание» предпочтений, но и процесс конструктивной интерпретации и оценки желаний по отношению к самоидентификации. Кроме того, коммунитаристы акцентируют связь между историческим обществом и самоидентификацией. Иными словами, «я» получает трактовку в широ­ком смысле, ибо оно существует одновременно и в индивидуальной и в коллективной интерпретации.

Только при условии признания социального контекста рассуждения о правах человека могут получить рациональные основания. У каждого человека есть «данная ему роль и статус в рамках хорошо разработан­ной и высоко детерминированной системы ролей и статусов», что и оп­ределяет, с точки зрения Макинтайра, его идентичность.

Еще одно замечание коммунитаристов связано с тем, что метод Ро­улса, избранный им для анализа принципов, лежащих в основе имею­щейся моральной и политической практики, неадекватен. Роулс как фи­лософ все время находится внутри своего общества, но смотрит на него как бы со стороны. Однако его идеи, по мнению коммунитаристов, в лучшем случае могут быть сочтены ненужными, если вообще не под­рывными. Политические решения, подчеркивает, например, Уолцер, принимаются в политической (демократической) сфере, а отнюдь не в процессе философствования.

Коммунитаризм, тем не менее, весьма уязвим с точки зрения крити­ки либералов. Они считают, что он не способен защитить индивидуаль­ную свободу, в нем нет механизмов, препятствующих приходу тради­ционного авторитаризма или тирании большинства. Многое сближает коммунитаризм с консервативной идеей органического сообщества, в котором благополучие целого обеспечивается за счет его отдельных частиц — индивидов. Даже если коммунитаризм ратует за либеральное сообщество, он никак не защищает отдельного индивида от тирании большинства. Идея демократии консенсуса, которую развивают некото­рые радикальные коммунитаристы как альтернативу демократии боль­шинства, совершенно иллюзорна в мире, где преобладает конфликт ин­тересов и отчужденность культур.