3. Исторический выбор в условиях российских реформ: особенности и ориентиры.

Итак, история России с древнейших времен до наших дней – от Рюрика до Путина, если выражаться фигурально, – вместила в себя несчетное количество явлений, событий и коллизий, проявлений интересов, устремлений политических сил, убеждений, воль и характеров отдельных людей, намерений социальных групп в их консолидации или же, напротив, противостоянии, столкновении. Это обилие разнопорядковых выражений политического действа невольно вызывает вопрос: если политическая жизнь столь индивидуальна и неповторима в каждом конкретном случае, то вправе ли мы говорить об общих чертах, а тем более закономерностях, заставляющих это кипение людских страстей, эту лаву исторического процесса двигаться в каком-то логически предопределенном направлении?

Последовательно рассматривая этап за этапом более чем тысячелетний путь отечественной политики, мы имеем возможность многократно убеждаться в том, сколь велика (была и остается) в ней роль личности, национального лидера на том или ином этапе нашего прошлого, роль вождя, князя, царя, императора, революционного вождя, генерального секретаря или президента. Вместе с тем нельзя не обратить внимание и на то, что деятельность лидеров если и могла показаться кому-то произвольной, то лишь чисто внешне. По крупному счету она всегда исходила из – в той или иной мере понятых – объективных потребностей, запросов времени, из интересов каждый раз вполне определенных экономических реалий, социальных страт и политических сил.

Органическое и диалектическое соотношение индивидуального и общего в историческом политическом процессе находит свое проявление и в феномене цикличности, определенной повторяемости принципиальных черт, форм и механизмов реализации процесса от одного этапа к другому. Ибо в той же мере, в какой любая революция не способна создать новую землю и новые небеса над нею, политический процесс не может при переходе власти из одних рук в другие переродиться самым радикальным образом, будто по мановению отрясти с себя «прах» исторических традиций страны, социально-политической ментальности народа, проигнорировать специфику его общественной психологии, веками складывающиеся устойчивые черты политической культуры.

Начиная, по крайней мере, с XVIв. в отечественной истории просматривается лишенная фатальной предопределенности, но очевидная цикличность. Когда на смену более или менее стабильному движению страны в определившемся направлении протяженностью в 50 – 70 лет приходили – через промежуточную полосу застоя и кризиса Системы – «смутные времена», которые за десятилетие-полтора выполняли сложную, болезненную, внутренне противоречивую работу разрушения обветшавших устоев старого и радикального перехода к новому общественному состоянию.

Не более семи десятков лет отвела история и коммунистическому режиму, претендовавшему на «установление вечного царства труда и справедливости». Созревший к концу 80-х годов системный кризис сменился радикально-либеральной революцией «сверху» (национальным традициям мы не изменяем!), которая – в обстановке распада СССР – вновь поставила вопрос о том, что такое Россия и какой ей суждено и надлежит быть в ближайшем будущем.

Важное обстоятельство, определявшее лихорадочный пульс российского политического процесса, правомерно усматривать в укоренившейся веками природе отечественной власти и традиционно сложившихся взаимоотношениях власти и общества.

Под совокупным воздействием природных, экономических и социальных, мировоззренческих, социально-психологических, исторических, иных обстоятельств в нашей стране, как мы могли убедиться выше, сложился определенный тип властвования, который, эволюционируя от этапа к этапу, во многом продолжал сохранять и укреплять свою качественную определенность. Играя в системе общественных отношений не просто основную, ведущую, но всеопределяющую роль, власть в России, как бы она себя в прошлом ни именовала (великим обетом царского служения, диктатурой пролетариата, коллективным руководством и т.п.), веками продолжала оставаться оружием индивидуального пользования. Действуя по негласному принципу «единой и неделимой России – единая и ни с кем не желающая делиться власть», она проявляла себя во многом как сила самодостаточная, оставаясь структурой, стоящей над обществом и ведущей с ним бесконечную борьбу. В ходе последней «верхи» предпочитали не советоваться с обществом, не улавливать зреющие в его недрах настроения и потребности, но навязывая ему свои правила игры,свои представления об общественном развитии,своимодели этого развития.

Акцент на слове «свои» не означает, что они обязательно «варились» на собственной властной «кухне». Нередко они являли собой, как свидетельствуют факты, плод поверхностных (а отсюда – искаженных) заимствований чужой, внешне привлекательной, социальной практики или сформировавшейся на почве жизнедеятельности других стран теории мессианского толка. Так укоренившийся инстинкт власти перманентно навязывать обществу свою волю причудливо сочетался с присущим ей синдромом мессианства, со стремлением «осчастливить» общество, определить ему ту или иную «великую цель», попутно требуя от социума ради ее достижения новых и новых жертв.

Последовательный прессинг власти по отношению к обществу порождал соответствующие этому прессингу ответные действия последнего. Исторические корни оппозиционного движения в России не менее глубоки, чем корни отечественной государственности. Основную часть своего более чем тысячелетнего существования оппозиция была вынуждена действовать в нелегальных условиях, постоянно напоминая власти о своем существовании прежде всего конфронтационными действиями. Ее политический словарь полон таких понятий, как анархия, бунт, мятеж, крестьянская война, политическая стачка, гражданская война, революция. Действуя в означенных условиях, оппозиционные силы предпочитали платить власти той же монетой, лишь в редких исключительных случаях направляя усилия на поиск компромисса с властью (пример этому – либеральное движение второй половиныXIX– началаXXвв.). но и в этом поиске власть предпочитала видеть признание слабости оппозиции, отталкивая протянутую ей руку. Замкнутый круг обоюдной конфронтационности разорван не был. Вековое противостояние, выраженное П.Б. Струве в формуле «Антиобщественное государство – антигосударственное общество», оставалось непреодоленным.

В очерченных выше обстоятельствах заключена главная, на наш взгляд, причина, определявшая лихорадочный пульс отечественного политического процесса, циклической смены этапов поступательного движения периодами кардинальных встрясок, сопровождавшихся социальными откатами, потрясениями, жертвами.

Такой характерный феномен российской истории, как описанные выше «революции сверху», в разные эпохи и в различных конкретных условиях находил возможным реализовать себя по удручающе однотипному сценарию, когда оторванные от социума, постоянно подавляющие его здоровые инстинкты и побуждения «верхи» навязывают обществу очередную «спасительную» цель, «выворачивая руки» всем социальным и политическим силам, которым эта цель не импонирует. Упомянутый выше «синдром мессианства» власти правомерно в этой связи рассматривать как черту ее перманентной слабости, недостаточной укорененности в толще социальных сил. Выбитому из колеи органического развития обществу периодически предлагается роль «догоняющего и перегоняющего» другие народы и страны социума.

Возникнув в обстановке конфронтации государства и общества, такой образ действий власть предержащих становиться затем важным источником самовоспроизводства этой конфронтации. Возникающие в обществе проблемы, не находя своевременного разрешения, накапливались, наслаивались друг на друга. Общественный организм постепенно окостеневал и становился неподвластным органическим эволюционным изменениям – история приводила к социальному взрыву. И так – от одного исторического цикла к другому.

Возвращаясь к проблеме современной российской реформы в заявленном аспекте. Помимо того, что «марксистско-славянофильское» наследие прошлого еще сильно, – в силу специфики российской истории (в частности, наличия принципиально отличных друг от друга социально-экономических укладов и социокультурных слоев) осознание необходимости преобразований происходит, как правило, очень непросто. Еще В.О. Ключевский подчеркивал, что особенностью стран, отставших от передовых держав, является то, что «нужда реформ назревает раньше, чем народ созревает для реформы». В России первыми (тоже, как правило) понимали необходимость реформ интеллигенция или отдельные представители господствующей элиты, испытавшие на себе определенное влияние западной культуры. Однако в силу инертности подавляющей части общества и отчужденности государственной власти идеи реформ (как правило) распространялись крайне медленно. Это, в свою очередь, нередко провоцировало их радикальных сторонников на антиправительственные выступления или, по меньшей мере, на пропаганду. Подавление этих движений лишь вызывало обратную реакцию и отдаляло реформы.

Вместе с тем, идея необходимости преобразований постепенно проникала в умы государственных деятелей и именно государство начинало реформы. Отсюда огромное, решающее значение для судеб преобразований имела и продолжает иметь позиция верховной власти. Еще А. Пушкин писал: «…Правительство все-таки единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, только от него зависело бы стать во сто крат хуже. Никто не обратил бы на это внимание».

Толчком к началу российских реформ, позволявшим преодолеть мощное сопротивление «исторической среды», традиций, интересов, являлись, как правило, внешние факторы, а именно – отставание от Запада, принимавшее чаще всего форму военных поражений.В то же время, внешнеполитическиеуспехи, как красноречиво свидетельствует опыт двух Отечественных войн, приводили кобратным результатам.Территориальная экспансия также способствовалаконсервациистарых общественных структур или даже ихрегрессу.

Разумеется, каждая реформа имела свои уникальные черты, не укладывающиеся в полной мере в какие-то схемы.Например, крупнейшие советские реформы – переход к нэпу и перестройку – инициировали угроза коммунистическому режиму. В первом случае – непосредственная (в результате острейшего внутреннего кризиса и спада революционной волны на Западе), а во втором – опосредованная (перспектива проигрыша «холодной войны» и явственные симптомы загнивания социального организма). То есть, в советское время к преобразованиям подталкивала опасность военно-политического поражения режима.

Поскольку реформы в России осуществлялись всецело верховной властью и бюрократическим аппаратом (чуть менее бюрократизированы были реформы 60 – 70-х гг. XIXв.), подверженными особому воздействию множества «случайных», событийных факторов, все они не были доведены до своего логического завершения. И не разрешали в полной мере тех общественных противоречий, которые вызывали их к жизни. Более того, многие реформы в силу своей непоследовательности и незавершенности лишь обостряли в дальнейшем ситуацию. Так произошло и с перестройкой. В отличие от лидеров КНР, М. Горбачев так и не решился на радикальные рыночные реформы, а проведенные в то же время масштабные политические преобразования, разрушив политическую монополию КПСС – главную цементирующую силу советского общества – привели к распаду СССР. В этом варианте развития событий сказался не столько «субъективный фактор», сколько исторические традиции особенно вдвое больший, чем в КНР, «возраст» социализма в СССР.

Но перестройка, в отличие от великих реформ XIXв. и хрущевской «оттепели», не повлекла за собой открытых или «ползучих» контрреформ, которые, обыкновенно, провоцировались революционными эксцессами, массовыми выступлениями или изменениями в международной обстановке. Более того, в результате провала консервативных прокоммунистических сил в августе 1991 г. произошли принципиальные изменения: распад СССР и смена политического режима. Процесс общественного преобразования перешел в новое качество.

Позволим себе здесь некоторое отступление на предмет так называемого «русского вопроса». Россия до распада СССР была великим многонациональным государством, доставшимся нам от предков. Оно веками создавалось всеми входящими в него народами при ведущей роли народа русского. И совершенно очевидно осознание, что как только эта роль будет поставлена под сомнение, а затем отнята у русских, «Россия» перестанет существовать. Это давно поняли хорошо знающие нашу историю западные геополитики, в том числе авторы идеи «образования мирового государства США». Чем же «провинился» великий наш народ? Тем, что он – носитель совершенно противоположной Западу системы ценностей, вытекающей из традиций русской общины с ее идеалом социальной справедливости. Тем, что обладает жаждой духовности, стремлением к самопознанию. Тем, что сделало его «старшим среди равных» в многонациональной России и предопределило ее историю. Нам часто говорят сегодня о том, что не было у русского народа великой тысячелетней истории – один «непрерывный тоталитаризм». Причем речь идет именно о русской истории, а не истории какого-либо другого народа России. Так что мы вынуждены констатировать тот факт, что механизм русофобии все же приведен в действие (заинтересованными, так или иначе, кругами). Одностороннее, подчас – извращенное, избирательное изображение отечественной истории, видимо по расчету неких «манипуляторов», должно привести к психологическому подавлению русского человека.

С другой стороны, с распадом СССР русский народ впервые в истории оказался разделенным не в результате внешней военной агрессии, а в результате внутреннего – психологического фактора, в том числе инициированного и поддерживаемого извне. Кроме того, более 25 млн. русских оказались изгоями вне пределов нынешней России. Принятый, не без «помощи» Запада, сегодняшний социально-экономический курс породил массовую нищету и состояние безысходности у многих. Следствие этого – резкое сокращение населения России, русского в первую очередь, что и понятно: народ, составляющий большинство (80%), несет с неизбежностью и большие потери. По прогнозам российских ученых-демографов, при сохранении нынешних социально-экономических, политических приоритетов к середине XXIвека русские будут составлять не более 50% населения страны. Угрожающе стремительно сокращается население в северных и восточных регионах России, где русский этнос – главный. Ускоренными темпами идет миграции (в основном русских) из восточных регионов России на запад, в центральные районы. Возникает угроза утраты исконных русских территорий: с исчезновением людей свертывается производство, государственная власть становится номинальной. Территориальная целостность России оказывается под вопросом. Поэтому становится понятным, что тревожно быстрое сокращение русского населения, социально-психологические симптомы поставили в повестку дня отечественной историирусский вопрос как вопрос спасения и возрождения государствообразующего народа, как вопрос дальнейшей судьбы Российского государства.

Возвращаясь к основной нашей тематике: дадут ли реформы позитивный результат? Как мы убедились, исторический опыт свидетельствует, что успех будет зависеть, во-первых, от стабильности верховной власти, а, во-вторых, от того, удается ли осуществить радикальные преобразования в относительно короткие сроки, пройдя между Сциллой нетерпения реформаторов и Харибдой социального взрыва «снизу». В России реформы, как правило, не терпели неудач в силу их радикализма (даже ультрарадикальная сталинская коллективизация достигла в целом поставленной цели, создав мощный канал перекачки средств из деревни в город и обеспечив надежный политико-административный контроль над крестьянством). Как это ни парадоксально, но исторический опыт свидетельствует, чтоосторожное, постепенное, длительное реформирование, несмотря на кажущиеся выгоды такого варианта преобразований, в России не имеет шансов на успешное завершение.Сможем ли мы преодолеть эту традиционную историческую тенденцию? Ведьпричиной этому «парадоксу» – специфика страны и, главное, несформированность гражданского общества, которое, благодаря наличию четких структурированных интересов и механизмов для их выражения, оказывало бы постоянное влияние на государственную власть, формируя ее и ее политику. В России не существовало социальной базы для реформаторства в силу господства традиционной культуры, ориентированной на идеальную имперскую власть.У нас судьба великих реформ зависит, прежде всего, от меняющегося соотношения сил в правящей элите, различных, часто непредсказуемых событий внутренней и внешней политики, личной позиции лидера.Кроме того, носителем прогрессивного эволюционного реформаторства одновременно являясь гарантом стабильности государства может быть только средний класс. Именно он – главная составляющая гражданского общества, и именно он исчез из социальной картины современной России.

И хотя у каждой крупной реформы были свои относительно стабильные факторы (необходимость индустриализации, укрепления военной мощи и т.п.), огромное значение «переменных» факторов в политике приводило к свертыванию преобразований после достижений ими первых, частичных результатов. Кроме того, периодически возникавшее у власти стремление к переменам сосредоточивалось не столько на изменении общества, сколько на реформировании государства. Интересы человека игнорировались всеми реформами без исключения. И спустя многие годы и десятилетия цикл реформ начинался вновь. Но ведь для реформ необходимо не единовременное усилие, их реализация предполагает достаточно длительный цикл – 2-3 поколения – именно на протяжении этого срока может измениться стереотип сознания человека.

Каковы же ориентиры российских реформ?

Мы не будем подробно распространяться на тему того, что история есть опыт жизни, выстраданный многими поколениями, что она не производит бесполезных событий, что она, как и природа, имеет свои законы. Познание истории российского реформаторства, конечно, не освобождает нас от собственных ошибок, но оно предостерегает от их повторения. К сожалению, следует констатировать, что мы плохо усваиваем эту простую истину. Это дает повод некоторым зарубежным исследователям называть нас «чемпионами по русскому национальному виду спорта» – «ходьба по граблям». Не будем «далеко ходить». Один из недавних примеров: реализация правительством М. Фрадкова реформы по монетизации льгот отдельным категориям граждан невольно вызывает сравнение с аналогичным процессом правительства П. Столыпина реформы аграрной – идея хорошая и нужная, своевременная, но механизм реализации продуман явно недостаточно. Ведь в действительности не история принадлежит нам, а мы принадлежим истории.

Теперь – относительно аспекта политического. Мы согласимся с исследованиями В.В. Журавлева, что комплексный взгляд на многовековую политическую историю России позволяет выделить некоторые характерные для нее черты политического процесса:

• высокая степень зависимости от глубинных исторических традиций, порождаемых нередко выходящим за грань социальной целесообразности приматом государственного начала в отечественном «бермудском треугольнике»: личность – общество – государство;

• инерционность, а то и вялость в пору «спокойного» развития, наиболее подходящего для плавных, органических реформ;

• хроническая, перманентная несбалансированность составляющих общество социальных и политических сил;

• обоюдная неуступчивость и маргинальность (т.е. неспособность видеть и ориентироваться на общественные интересы) ведущих борьбу «верхов» и «низов», власти и оппозиции;

• высокая степень персонифицированности политики, особая роль в ней «вождизма», а отсюда и непомерно высокая зависимость хода общественного развития от личных (как позитивных, так – гораздо чаще – и негативных) качеств лидера;

• историческое нетерпение влиятельных политических сил, их склонность на тех или иных поворотах истории решать проблемы «целиком и сразу», с «белого листа», нередко отметая многое из накопленного ранее позитивного социального багажа;

• резкая смена циклов и ритмов политического процесса, вызываемого внешне неожиданными перепадами социального тонуса широких слоев общества от глубокой апатии в обстановке, когда необходимо подтолкнуть «верхи» к своевременным реформам или изменению пагубного политического курса, к безоглядной решимости, пассионарности в пору социального взрыва со столь же резким возвратом к исходному состоянию.

Не случайно, что гражданское общество как «законнорожденное дитя» социального компромисса, помноженного на компромисс власти и общества, так и не смогло появиться в итоге политического развития России. Нельзя забывать и том, что российский политический процесс веками реализовывал себя в рамках по преимуществу соборного (в основе своей – процессуального) политического сознания. Власть нередко использовала в своих корыстных интересах взращенный на почве исторических реалий коллективизм русского человека, его готовность поступиться личными интересами во имя «общего блага». В этом плане для отечественного политического мировосприятия не только не привычны, дискомфортны, но и в чем-то покачужды традиции западного политического сознанияс егопсихологией либерального индивидуализма и социального эгоизма(как средства выражения свободы личности, как формы реализации прав человека). С его наработанными парламентскими механизмами процедурности, эффектом раз и надолго установленных правил игры. С его пониманием власти как находящегося в руках общества инструмента постоянной корректировки и сбалансирования интересов отдельных социальных групп и различных политических сил.Все это заставляет думать, опираясь на конкретно-исторический анализ, что западные нормы политической жизни вряд ли найдут, по крайней мере в обозримом будущем, адекватное воплощение в отечественной политической практике.

Отсюда напрашивается вывод о том, что общественное (в том числе политическое) устройство будущей России придется нарабатывать не столько на путях внешних заимствований тех или иных западных моделей, сколько на основе мобилизации веками апробированных отечественных демократических традиций и черт.

Обрести колею органического развития; наладить устойчивый позитивный диалог между властью и обществом; принять присущие нормальному политическому процессу цивилизованные формы взаимодействия власти и оппозиции, власти законодательной и исполнительной; отработать механизм конструктивного постоянного воздействия общества на власть с целью осуществления и корректировки оптимального социально-экономического курса; создавать условия для смягчения социальной напряженности в обществе, для постепенного изживания на этой основе пагубных для исторических судеб страны традиций решения социальных проблем методами насилия и политического диктата; культивировать ростки социальной, межнациональной и политической терпимости в обществе; договориться о нашем общем историческом прошлом так, чтобы оно стало зоной взаимопонимания, наведения мостов между людьми, а не служило постоянным источником воспроизводства в массовом сознании конфронтационной политической культуры; преодоление негативных характеристик традиционного национального менталитета, – это лишь часть первоочередных задач, объективно стоящих сегодня перед Россией на пути в новое социально-политическое качество. Но решить эти задачи возможно только на прочном фундаменте демократических принципов, трехсторонних взаимоотношений: личности, общества, государства. Этому учит весь взятый в совокупности многовековой опыт политического развития России. Знание, беспристрастное осмысление этого опыта сегодня приобретает действительно судьбоносное значение.

Но тогда возникает закономерный, впрочем – далеко не новый, а ставший уже традиционным для нас – вопрос: стоит ли вообще снова пытаться вставать на западный путь развития, невзирая на неизбежную болезненность, даже «травматичность» восприятия этого опыта, или же по-прежнему искать какие-то свои, особые дороги? Лучшие умы России ответили на этот вопрос уже в XIXв., высказавшись в пользуразумного использования западного опыта. Весь вопросв способе его восприятия, да и всамом содержании. И пока мир переживает (и будет еще долго переживать) «западную эру», пока апробированные веками «западные» принципы эффективной социальной организации общества(рыночная экономика, гражданское общество, индивидуальные права и свободы, правовое государство, парламентаризм) являются как общечеловеческими ценностями, так и необходимым условиям для экономического процветания и свободы народов, – будут по-прежнему актуальны слова В.О. Ключевского: «На Западе знают больше нашего и даже для нас могут сделать лучше, чем мы сами. Таким образом, Запад для нас и школа, и магазин полезных изделий, и своего рода курс исторических уроков».

Но все это ни в коей мере не должно затушевывать вопрос о национальной специфике (!), без внимательного учета которой никакие серьезные преобразования невозможны. Нельзя пренебрегать возможностью разрушительного воздействия безоглядного копирования всех западных форм на национальную идентичность, чувством патриотизма. Безусловно, есть рациональное зерно в словах В.О. Ключевского:«Всякий патриот должен стать западником и западничество должно стать только одним из проявлений патриотизма». Возможно, задача нынешнего поколения реформаторов сводится, в том числе, к глубоко продуманному, тщательно выверенному, четко взвешенному осуществлению органического синтеза «западничества» и «славянофильства» (пример Японии показывает, насколько возможным и плодотворным может быть подобный синтез западного опыта и национальных традиций).

В общественно-политической отечественной и зарубежной мысли существует не только отрицание так называемого социалистического пути развития, но и отстаивается идея крайнего западничества – Э. Бзежинский, У. Лакер, Г. Померани, А. Янов и др. Они не приемлют ценностей русской цивилизации, ее самостоятельного пути в истории, который оценивается ими как тупиковый и бессмысленный. Эти авторы третируют русскую идею как плод утопического миротворчества, опасного для всего человечества. Философы, экономисты, историки, политологи этого направления рассматривают Россию исключительно через призму системы координат эталонных для них европейских социально-культурных достижений и выступают за окончательный цивилизационный слом России, т.е. полную вестернизацию всех сфер жизни, изменение православной ментальности русского народа и растворение России в европейской цивилизации. С этим связываются надежды на процветание России на основе внедрения западной модели рыночного хозяйства, стандартов жизни, правового государства. Мы ничего не имеем против ставших общечеловеческими ценностями достижений западной цивилизации, но как показывает опыт истории России и других стран, успех могут иметь только те реформы, которые, учитывая зарубежный опыт, опираются на собственные цивилизационные особенности.И как показывает опыт, в России проходят только те реформы, которыепонятны населению.

В связи с этим встает вопрос о возрождении русской идеи как фактора мировой истории применительно к новым условиям.Возрождение русской идеи, русского пути в истории имеет особое значение в связи с тем, что ни западное общество «потребления», ни «реальный социализм» в СССР и Восточной Европе так и не смогли предложить адекватное решение глобальных проблем человечества. Снятие противоречий между капитализмом и социализмом породило новые не менее опасные противоречия. На смену холодной войне пришли обострение межнациональных противоречий и региональных конфликтов, рождение на мировой авансцене международного терроризма (как крайняя экстремистская форма исторического вызова Востока Западу), усиливается духовный и нравственный кризис мировой цивилизации.

Как отметил И.А. Ильин, «возраст русской идеи есть возраст самой России». Ее истоки можно увидеть в «Слове о законе и благодати» Иллариона, в политике Александра Невского, в подвижничестве Сергея Радонежского. К русской идее, русскому пути в истории, обращались многие, очень разные мыслители – П.Я. Чаадаев, Ф.И. Тютчев, славянофилы, Н.Я. Данилевский, К. Леонтьев, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев и др. Их взгляды несхожи, противоречивы, но ими сделан важный шаг к познанию русского пути в истории, подмечены его внешние стороны. Сам термин впервые начал использовать в 70-е годы XIXв. Ф.М. Достоевский, а в 1888 г. В.С. Соловьев посвятил философскому осмыслению русской идеи доклад, опубликованный на французском языке. История формирования русской идеи в общественной мысли России рассматривается в книге Н.А. Бердяева «Русская идея» (1946). В 1991 г. специальное исследование проблеме возрождения русской идеи посвятил известный философ Е.С. Троицкий. Часто выступал в печати по вопросу русского возрождения митрополит Санкт – Петербургский и Ладожский Иоанн.

По вопросу русской идеи идет острая полемика. Здесь не место для соответствующих подробностей и тонкостей. Тем не менее, хотим заметить, что возрождение русской идеи, русского пути в истории – это прежде всего религиозно-нравственное возрождение Отечества. Без возрождения национальной идеи невозможно возрождение русской нации и государства (пример той же Японии). Ключевая роль сейчас в этом принадлежит Православию. Но Православной Церкви приходится действовать в сложных условиях духовной экспансии в Россию католицизма, протестантских и сектантских проповедников, пользующихся непросвещенностью населения в религиозных вопросах. Это таит в себе угрозу раскола этнического самосознания, его атомизации, что неизбежно будет иметь негативные последствия для российской государственности и русской нации.

Только духовно-нравственное возрождение позволит восстановить соборность русского и других славянских народов, целостность российского суперэтноса, что предполагает и духовно-нравственное возрождение других народов, его составляющих. Русская идея – это система морально-духовных и политических принципов, взглядов, установок, архетипов сознания. Опора на них обеспечитединство минувшего, настоящего и будущего России, одухотворит смысл прагматических экономических преобразований, станет дополнительным стимулом труда, основой выхода из кризиса отечественной культуры, новой российской государственности. Но речь не идет о возращении идеи великодержавности или гордости за особый путь. Такие попытки ни к чему хорошему не приводили в нашей истории. Наоборот, национальная фанаберия, ощущение собственного величия чаще всего нас и губили. Но, с другой стороны, надо помнить: нас не будут уважать до тех пор, пока мы сами себя не станем уважать.

Национальная идея, безусловно, нужна и важна. Только не надолихорадочноискать эту идею, а то мы опять на какой-нибудь большевизм наткнемся. Поспешишь – людей насмешишь…

Преображение русской (российской) цивилизации, соединение ее основ с потребностями постиндустриального общества и новейшими технологиями даст новый импульс развития цивилизации мировой… Русская духовность и богатейшие ценности других социально-культурных систем – необходимое условие выживания человечества, решение проблем с которыми оно столкнулось с вхождением в век XXI…

Следует, на наш взгляд, от пустого и непродуктивного, непозитивного противопоставления Восток – Запад, Россия – Запад (разумнее сопоставление). А посему перспектива прорисовывается следующая – приемлемая и избирательная адаптация (при соответствии формы содержанию) общечеловеческих ценностей мирового опыта к конкретной российской действительности с безусловным учетом особенностей исторического развития российского государства и общества, специфики российской ментальности, а не подгонять насильственно под прокрустово ложе российской цивилизации внешне привлекательные новшества. А иначе – как говорили древние мудрецы, история, увы, не столь учит, сколь наказывает...

Какова же формула нынешнего русского счастья?Казалось бы, формула достаточно проста: крепкая семья, достаток, здоровье, хорошие дети. На самом деле не все так просто.Для ощущения «нормальности жизни» очень важна общественная атмосфера в стране. Н. Бердяев подчеркивал «бабье начало» в характере русского человека. Отмечал повышенную эмоциональность, совестливость. Для русского человека несчастье – не просто бедность, нехватка денег, анарушение справедливости, триумф людей без стыда. Захват собственности узкой группой людей и резкое размежевание на богатых и бедныхпопрали мечту о справедливости. Это одно из самых сильных психологических потрясений переходного периода. И не случайно участившийся сегодня диагноз психологов нашим гражданам – «синдром обворованного человека». Господствует ставшее традиционным тотальное недоверие все и ко всем. Сегодня власть пытается консолидировать разобщенное общество. Рассматриваются разные варианты «исторического компромисса». От национализации природных богатств до полной амнистии по «делу о приватизации». Нок «историческому компромиссу» необходима психологическая подготовка. Заставить людей принять «легитимность собственности», захваченной в результате блатной приватизации, едва ли удастся. Обида засела глубоко и надолго. Как минимум – на 20-25 лет, пока не уйдет «ограбленное поколение». Но ускорить процесс можно, создавая в обществе климат доверия, согласия, компромисса и социального оптимизма, преодолевая по-прежнему острейший дефицит обратной связи между обществом и государством (каждый существует и живет как бы сам по себе). Это требует взаимных усилий всех сторон и участников государственного, политического, социально-экономического, общественного, духовного процесса. Ибов стране, если она стремится к стабильности и процветанию, не должно быть побежденных и победителей.

Кроме того, Россия, безусловно, нуждается сегодня в новом предметном воспитании русского духовного характера. Не просто в образовании, которое тоже само по себе, конечно, немаловажно. Образование без воспитания не формирует человека.Чистые знания без любви и уважения к Отечеству, почитания национальных традиций и культуры, без национального духа, без чувства патриотизма – не пойдут на пользу России, ее процветанию. Только от изучения информатики и менеджмента без восприятия русского языка, национальной литературы и отечественной истории от образования нечего ждать ожидаемого эффекта патриотического воспитания.

В этой связи позволим себе некоторые размышления по поводу того, что «призраки прошлого мешают настоящему».Из какой России мы родом?Нас кидает из крайности в крайность. Мы либо проклинаем, либо освящаем. На протяжении короткого периода истории мы воспевали коммунизм, потом его проклинали. Радовались «гласности и перестройке». Разочаровавшись в Горбачеве, кинулись в непредсказуемые объятия Ельцина. Восхищались «либерализмом и демократией». Сегодня клеймим олигархов и примериваем тесноватый френч «управляемой демократии». И при всяком повороте кого-то проклинали или, напротив, возводили в святые.

В результате не только в головах простых людей, но и у депутатов, у чиновников и политиков – полная путаница. Одни хотят восстанавливать памятники Дзержинскому и Сталину, другие – царю-великомученику и А. Сахарову. Есть у нас и «юные сталинисты» в красных галстуках, и скинхеды со свастикой, и «лимонники» с фугасами, и «идущие вместе с медведем»… и вся эта идеологическая «бесовщина» попадает в учебники по истории. Учителя бьют тревогу: дети не понимают, откуда они родом. Путаются не только дети, но и многие высокопоставленные взрослые. За всем этим стоит закономерный вопрос: как относится к собственной истории?

Мы не научены видеть историю в нюансах. Не понимаем, чтоу каждой эпохи своя меражестокости и злодейства, величия и подвига. Свое представление о прогрессе. У нас только красное и белое. Почему в своей истории, в том числе и в истории СССР, мы выискиваем только пороки, только преступления? Нельзя забыть преступления сталинизма. Но в историиXXвека было и много величественного, положительного, реально значимого. Много того, чем можно о должно гордиться. Нужно ли все это объявлять фальшивым?

Конечно, «бедность застилает глаза». Конечно, причина нынешней «разрухи в мозгах» – в бедности.Сегодня Германия, Италия, Франция, Испания – страны с развитой экономикой, с продвинутой «социалкой», с партнерскими отношениями бизнеса и профсоюзов, с достойной старостью для пенсионеров. Потому-то европейское население и не хочет вступать в спор с тенями прошлого. Для европейского обывателяоценку истории определяет ее результат. Для успешной нации трудная история – этап на пути к этому успеху. Если бы эпоха постсоветского периода принесла народу благоденствие, то население не поносило бы либералов, демократов и олигархов. А Глазунов и Шилов писали бы парадные портреты Ельцина и Березовского. Но реальность, увы, иная.Недавние события никак не становятся историей. Россия все еще мыслит категориями мести, зависти, «преступления и наказания». А народ не понимает, кончилась у нас революция или надо готовиться к новому «штурму Зимнего». На вопрос социологов: «Что бы вы делали, если бы Октябрьский переворот произошел сейчас? – 42% опрошенных ответили, что поддержали бы большевиков или сотрудничали с ними.

Необходимы как иной подход к собственной истории, прошлому давнему и недавнему, так и соответствующая (мы уже говорили об этом) корректировка нынешнего реформаторского курса. Тогда мы прекратим наконец заниматься историческим самоедством: кровь и трагедии недавних десятилетий станут для нас не кровоточащей раной, а «историческим фоном» истории. И тогда миллионы наших стариков, родителей, ветеранов, честно проработавших по 30-40 лет на «стройках коммунизма», осваивавших целину, ковавших «щит и меч Родины», вернувшихся живыми из окопов войны перестанут цепляться за память революции, терзать себя вопросом, правильно ли они прожили свою жизнь. Они будут жить не прошлым, а настоящим и будущим. Будут говорить детям и внукам: мы честные люди, мы жили вместе со страной и эпохой. А мы будем снимать перед ними шляпу…

Мы вообще перестали говорить кто от скудоумия, а кто из корыстного умысла об ответственности граждан, их обязательствах перед Отечеством. Безответственность порождает безнаказанность. Безнаказанность приводит к произволу. За ними следуют хаос, анархия и развал государства. Когда большинство приходящее во власть, будет взращено в культуре, естественной для их прадедов, тогда возникнет иная генерация, иной внутренний ритм понимания страны. России предстоит выработать новую систему национального, патриотического воспитания, ибо от верного разрешения этой задачи будет зависеть ее будущий исторический путь… «Чтобы свеча не погасла…»