3. От России к ссср: исторические традиции и новые реалии.

В истории народа, страны, государства все и вся зависимы друг от друга, все взаимосвязаны вековыми отношениями, устоями и традициями, все находились и находятся под воздействием одних и тех же исторических факторов. Ни один период в истории страны, ни одна значительная личность не появляется вдруг и внезапно, неожиданно и неподготовлено. И даже XXвек, принесший России столько радостей и горя, небывалых взлетов и ужасающих исторических провалов, торжества и трагедий целых классов, сословий, групп, обусловлен природой всего общественного развития страны. Гири истории обычно точно взвешивают судьбу и цивилизационную значимость народа. И народ обычно платит за это сполна.

Мы целиком и полностью разделяем точку зрения и соответствующие оценки историка В.П. Дмитренко: каждое из столетий России на ее тысячелетнем пути имело свою особую драматургию, определившуюся завоевательными войнами и вражескими нашествиями, смутами и восстаниями, периодами экономического роста и застоя, духовными исканиями и реакцией. И не будет преувеличением, если выделить в этом ряду XXвек как один из наиболее ярких и трагичных, когда многие потери и приобретения сошлись на ограниченном историческом пространстве.

Этот век вместил ряд экономических скачков, три революции, поочередную передачу эстафеты власти от «верхов» к «низам» и наоборот, разные типы политического устройства (от демократии до тоталитаризма), ряд крупных поражений и убедительных военных побед. На небосклоне ярких личностей сияли звезды величайших ученых и шарлатанов от науки, народолюбцев и диктаторов, смелых реформаторов и смиренных искателей безболезненных путей к прогрессу, великих полководцев и великих инквизиторов. В бескомпромиссной схватке сталкивались теоретические концепции общественного развития и политические программы, различные модели переустройства российского и мирового сообщества, партии и общественные движения. Много дорог было пройдено, много идей испытано и отброшено, много напрасных жертв было принесено.

При взгляде на крупномасштабную карту века голова может закружиться от обилия красок и событий. И чем ближе к современности, тем сильнее звучат вопросы: почему Россия должна платить столь высокую и тяжелую цену за исторический прогресс? Может быть, народ несет в себе собственный ген разрушений, необузданных страстей и желаний, азарта и романтизма?Или страна в силу специфики новейшего времени попала в какие-то огромные жернова общемирового движения, которые, постоянно тяжело вращаясь, неустанно крушат, мнут, формуют, переделывают на какой-то только им ведомый лад природу и характер российского общества, которое при этом пытается еще сохранить свое национальное лицо?История России XX века – очередной или затянувшийся «провал» в истории человечества или еще одна попытка отстоять свои культуру, территорию, менталитет, свою веру как неотъемлемый элемент многообразной общемировой цивилизации?

Однозначных ответов нет, да и вряд ли они возможны и необходимы. Историческая наука по своему определению призвана отражать весь спектр многогранности знаний об исторической эволюции человеческой цивилизации. Мы попытаемся поразмышлять о некоторых проблемных моментах двадцатого столетия в целом в рамках общей заявленной проблематики очерков.

Весь двадцатый век, можно сказать, сводится к лихорадочным попыткам Российского государства достойно ответить на исторический вызов, брошенный ему современной цивилизацией, с ее новыми технологией, формами государственного устройства, видами вооружения и орудий массового уничтожения, общественными идеалами. Огромное отставание огромной державы, в очередной раз обнаружившееся, теперь уже на рубеже XIXиXXвв., требовало и гигантских усилий по его преодолению. Усилий от центральной власти, от всего общества, от многочисленных народов и социальных групп, от каждого гражданина. Опыт аналогичных скачков, совершенных вXVI–XVIIIвв., подсказывал, что они сопровождались энтузиазмом, самопожертвованием, ограничениями, многочисленными жертвами. Цена государственных приобретений каждый раз оказывалась исключительно высокой с позиций судеб тысяч и миллионов людей. Взлеты и обогащения одних совершались на фоне падения и разорения других. И так раз за разом…

В этой цепочке событий XXвек выступает очередным целостным (может быть, еще незаконченным) этапом, в рамках которого решались глобальные задачи цивилизационного рывка. И в то же время – это совокупность разнонаправленных движений, каждое из которых укладывалось в свои временные рамки, имело различную динамику, различных участников, преследовало разные цели. Самостоятельными (но не изолированными друг от друга) блоками выступали периоды ограниченного реформаторства НиколаяII, Великой российской революции, ленинско-сталинского эксперимента по строительству социализма, соревнования социализма и капитализма в форме «холодной войны», исчерпания потенциала и загнивания сложившейся общественной системы, очередной крутой ломки устройства страны в конце века. В каждом из этих блоков действовали свои особые механизмы управления общественными делами, социальной активности населения, взаимодействия с внешним миром. По-разному представала роль человеческой личности и коллективного «я». Каждый раз возникали своеобразные сочетания между общегосударственными, общенациональными и групповыми, региональными, социальными, профессиональными интересами.

При этом непременно складывалась некоторая целостность, включавшая все стороны общественного развития. В рамках каждого такого этапа возникала определенная группа противоречий, которая увлекала общество вперед, заставляя использовать все новые и новые принципы самоорганизации. Вялотекущий процесс эволюционного развития сменялся тотальным взрывом; на смену ему, после короткого (нэповского) «затишья» приходила полоса насилия; в послевоенное время (вслед за второй мировой войной) – снова замедление темпа и снова очередной взрыв (после «перестройки»). Есть ли в этих мелькающих ярких кадрах российской (и одновременно мировой) хроники внутренние пружины движения или все эти, вроде бы случайные конвульсии явились лишь проявлением «загадочной русской души», «непонятности» российской истории?

Как показывают источники, свои «мазки» на протяженном «историческом полотне» накладывали и политические лидеры, и народные вожди, и сами «низы» в своем самоутверждении и поиске лучшей доли. Через эти столкновения разных побуждений проявлялись и мощные импульсы сплочения, мобилизации, и столь сильные противоположные импульсы торможения, распада страны. Постоянно меняющееся соотношение того и другого определяло насыщенную хронику событий истории России в XXвеке.

Как никогда в прошлом, страна демонстрировала и свою целостность, и свою разность. Она выдерживала труднейший экзамен на прочность со своими огромными территориальными приобретениями, невероятной протяженностью границ, многонациональностью, сочетанием разных географических и хозяйственных зон, многочисленными яркими очагами культурного и исторического прошлого, разными конфессиями и сферами влияния соседних государств и многим, многим другим, что вмещает в себя понятие «Россия».

Хотим заметить здесь, что история всегда имеет человеческое лицо. За всеми крутыми поворотами судьбы стояли конкретные люди со своими насущными жизненными интересами, радостями и потерями, взлетами и падениями. В каждый исторический миг шеренга участников событий была многолюдной, вмещающей победителей и побежденных, счастливых и несчастных, опьяненных успехами и потерявших надежды.

И в этой постоянно изменяющейся полноте и самодостаточности – самоценность каждого исторического этапа проходящего века, с его исключительной напряженностью, стремительностью движения, изменчивостью облика общества, которое по-прежнему все еще ищет и познает себя…

Революция – особый вид исторического движения. В сравнительно узких хронологических поток событий до предела ускоряется, увлекая за собой многие, вчера еще дремавшие силы, подмывая и обрушивая ставшие ветхими общественные институты и отношения, сотрясая все вокруг грохотом призывов, заклинаний и проклятий. Российская революция 1917 – 1920 гг. по своим масштабам и потрясениям в ряду всех революций, известных истории, – рекордсменка. Она раскаленной лавой прокатилась от столицы «до самых до окраин» огромной империи, сметая устои, не только прогнившие, но и прогрессивные, начавшие утверждаться.

В водоворот событий вовлекались все без исключения социальные слои и группы населения. Перемены коснулись буквально всех сторон жизни страны и каждого человека в отдельности. Невиданные разрушения, огромные материальные, духовные и людские потери. И в то же время всплеск романтизма, возвышенных идеалов, попытка на скорую руку материализовать извечную мечту о равенстве и свободе. Искры этого грандиозного пожарища разносились по всему свету, кого-то согревая, кого-то обжигая, кого-то предупреждая об опасности «игр» в революцию в условиях XXв., наполненного столькими взрывоопасными материалами.

Поэтому пытаться воссоздать гигантское неразъемное полотно революции в кратком очерке – дело безнадежное; прочертить ее путь пунктиром – породить законные вопросы об обоснованности «пропусков». Все наши размышления выше на предмет определения некоторых ведущих особенностей отечественной истории и российского менталитета помогают «пролить свет» на ряд факторов, обусловивших крутизну поворота российской истории, исключительную массовость общественных движений, ожесточенность социальных столкновений, огромный масштаб перестройки и разрушений, сущность «продуктов», полученных в результате такого катаклизма. В этом аспекте для нас важно не столь описание революции как крупнейшего исторического события, сколь анализ ключевых, на наш взгляд, проблем процесса и итогов революции: своеобразного исторического процесса, имеющего свой сложный многоступенчатый «заводной механизм», противоречивую динамику, соответствующую стадиальность, непредсказуемость (во многом обусловленную стихией) конечных результатов.

Октябрь 1917-го... тогда, казалось, сбылось страшное пророчество П.Я. Чаадаева: «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру... Мы растем, но не созреваем, мы продвигаемся вперед, но в косвенном направлении, т.е. по линии, не приводящей к цели» (1829). Действительно, словами Ф.И. Шаляпина, «свобода» превратилась в тиранию, «братство» - в гражданскую войну, а «равенство» привело к принижению всякого, кто смеет поднять голову выше уровня «болота».

Случилось то, от чего пытались предостеречь общество еще российские либералы предыдущего века. Патриарх русского либерализма, Борис Николаевич Чичерин, не доживший и до дней первой русской революции, социализма не принимал, да и не мог принять. Принять в тех формах, которые российский социализм приобрел в XIXвеке - с его нигилизмом, радикализмом, ориентацией на насилие, с призывами «к топору». А экстремизм, по твердому убеждению ученого, способен лишь погубить самые благие намерения и самые благородные цели и неизбежно ведет только к смене одной формы тирании другой: «Реакция, всегда и везде, составляет неизбежное последствие появления на сцене крайних элементов, это - общий исторический закон». Чичерин одним из первых подметил губительную готовность русских социалистов заплатить любую, в том числе и непомерно высокую цену за воплощение в жизнь чьих-то утопических планов идеального общественного устройства. По сравнению с этими грандиозными замыслами любая человеческая жизнь в глазах мечтателей ничего не стоила. Жертвуя собой, они также легко жертвовали и чужими жизнями. Отсюда же проистекала и их неразборчивость в средствах, доходившая до сговора с агентами иностранной державы, ведущей войну с Россией. Разумеется, сказанное относится не ко всем российским социалистам.

Многообразные итоги и результаты состоявшейся Великой российской революции (процесс шел как «снизу» так и «сверху») обычно характеризуются грандиозностью масштабов разрушения старого и нарождение нового. В числе первых – обобществление (не реальное, а иллюзорное) основных средств производства, ликвидация дореволюционной системы управления и механизмов подавления и угнетения, атеизм, свертывание рыночных отношений, разрыв связей между интеллигенцией и предпринимательскими слоями (по мере уничтожения тех и других) и т.д. В числе вторых – рождение нового типа государства (Советского), установления однопартийной системы, утверждение новых принципов и идеалов общественной жизни, распад империи и перестройка отношений между этносами и др. И наряду с этими характеристиками – констатация огромных материальных и людских потерь, «отхода» в эмиграцию интеллектуальной элиты, разрушение экономических связей между регионами, отторжение большинства населения от собственности и предпринимательства, изоляция России на международной арене и потери ею былых позиций в решении мировых проблем, отбрасывание страны во всех областях общественной жизни на десятилетия.

На поверхности лежит и вывод о том, что с помощью революции был сделан первый и не самый крупный шаг в разрешении накопившихся в России к началу XXв. противоречий. Сняты лишь те из них, которые касались насущных, злободневных потребностей и интересов беднейшей части населения, не требовали больших интеллектуальных усилий, мобилизации значительных средств; решались «простейшие» задачи разрушения, захвата, раздела, принуждения… На потом были оставлены наиболее сложные проблемы, затрагивающие интересы государства и общества в целом, преследующие крутую модернизацию всех областей общественной жизни, не формационный, а цивилизационный «скачок».

Но были еще результаты большевистского переворота, которые лишь в последние годы становятся объектом исследования. Речь идет о природе возникшей власти, собственности, правящей партии и строя в целом. Революция вручила свою судьбу в руки «наинизших низов», от имени которых большевики наивно рассчитывали прийти к самому прогрессивному и справедливому строю. С этого уровня социальной активности, освобожденной от привычных норм правопорядка, законности, от традиций, социальной субординации и подчинения, чувства уважения к частной и личной собственности, поднималась волна жестокости, социальной мести за былые унижения и эксплуатацию. Жертвами становились и мораль, и нравственность, и религия. Тотальный передел собственности становился тем величайшим злом, который уродовал лицо общества. Отбрасывались как ненужный хлам знамена со словами о свободе, равенстве, демократии. В руки брались привычные булыжник, оглобля, винтовка. Далее следовали и неизбежные спутники – криминализация общества, бюрократизация аппарата, взяточничество, спекуляция, бандитизм и т.д.

Одно из важнейших «завоеваний» революции – доступность власти. В широко открытые ворота новых органов управления хлынула «народная» волна и маргиналов готовых служить всякому во имя материальных льгот, легкого пути быстрого и радикального изменения своего социального статуса, перемещения в среду элиты.

Идеи мировой революции усиливали настроения особой исторической миссии, избранничества, жертвенности, характерные для российского менталитета.Представители партийных, советских, военных, карательных, комсомольских и прочих начальствующих органов сплачивались в своеобразный орден. Подпитываемый из всех слоев населения этот «орден» постепенно обрывал обратные связи, выводя своих членов из-под контроля масс. Власть в руках новой элиты становилась их первой формой собственности, определяя материальный достаток, привилегии, перспективы на будущее, авторитет в глазах населения. По своему фактическому положению из этой группы формировался новый господствующий класс. А под флагом, а точнее – за ширмой государственной складывалась фактически узкогрупповая, корпоративная собственность. Поменяв владельцев, она не изменила своей сути – быть средством обогащения одних и эксплуатации других. Различными организованными и идеологическими средствами (миф об «общенародной» собственности) эта трансформация тщательно скрывалась.

Столь же скрытно, но столь же неумолимо менялась и природа большевистской партии. Став партией власти по своей функции, она затем становится ею и по составу, рекрутируясь во все большей мере за счет чиновников, игравших в ней «первую скрипку», и по философии, теории, методам управления. Происходит эволюция партии рабочего класса в партию новых элитарных групп населения.

И еще одна черта, связанная с влиянием Российской революции на так называемый «цивилизованный мир». Социализм к этому времени уже входил в практику общественной жизни капиталистических государств через деятельность социал-демократических партий, рабочее законодательство, профсоюзное движение, систему социальной защиты, опыта социального партнерства и другие формы и направления, демонстрируя ряд преимуществ в соревновании с отношениями частнособственнической эксплуатации. Но руководящие круги буржуазных государств отвергали «излишества» российского социалистического эксперимента. Так что российская революция не прервала закономерного шествия социализма, но наглядно убедила в утопичности «построения» «чистой» модели социализма, искусственного вырывания социалистического компонента из контекста общецивилизационного развития. Опыт передовых стран подсказывал, что социализм служит прогрессу лишь как часть более широкой социальной системы, основанной на частной собственности, рыночных отношениях, многоукладности, как часть, непременно конкурирующая, нейтрализующая крайности других компонентов, и через эту конкуренцию обеспечивающая неумолимый прогресс мировой цивилизации.

Во всех этих характеристиках новой общественной системы были заключены ее базовые черты. Революция растоптала идеалы революционеров. За ширмой народности скрывался узкий интерес тех, кто присвоил себе результаты революции: вместо высшей демократии установился режим диктатуры, вместо союза, единения трудящихся – антагонизм отдельных групп городского и сельского населения, вместо свободы – система принуждения в интересах нового государства и новой элиты. Политический словарь не имел терминов для определения такого новообразования. Оно несло в себе пеструю смесь госкапитализма, госсоциализма, тоталитаризма, партийной диктатуры, уравниловки, казарменности и т.п. Задача современных историков и политологов найти нужное определение. В качестве «строительных материалов» можно использовать такие характеристики, как аномальность, опора во имя собственного самосохранения и укрепления на режим террора, привлечение широких масс населения методом постоянных частных подачек и широковещательных посулов утопических картин светлого будущего. На разных этапах функционирования этой системы возникали сочетания данных черт, но в совокупности они определяли состояние неустойчивости, закономерности глубокого кризиса и саморазрушения вслед за этапом «полной и окончательной победы». Они же определяли и установившийся причудливый уникальный симбиоз исторической разновременности (начиная с распадающегося родового строя и «азиатского способа производства») и специфических особенностей и российской истории, и российской ментальности.И все это притом, что Россия изначально, из-за исторического пути и цивилизационной специфики была «предрасположена» к жесткости государственных структур.

Однако по прошествии времени появилась возможность увидеть иной историософский аспект событий, произошедших в России. Западный крупнейший историк Тойнби увидел в Октябрьских событиях историческую реакцию на недостаточность проводившихся с XVIIIв. реформ для противостояния быстро индустриализирующемуся миру, в силу чего и была предпринята попытка поиска особого, а на деле, антизападного пути общественного развития. Этому способствовали и обстановка первой мировой войны, и острота социальных противоречий, и парадигма «особости» России, пустившая глубокие корни в национальном сознании и вXXв. все более принимавшая социалистическую оболочку.

Широкое распространение социалистических идеологий в России объяснялось не только ростом социально-политической напряженности, но и начавшимся кризисом православия. Для определенной части масс они оказались близки своим радикализмом, коллективистским духом, беспощадной критикой капитализма, сходством с евангельским христианством, популизмом обещающих лозунгов. Таким образом, давление многообразных остатков российского феодализма в социально-экономической, политической и духовной сферах не только обостряло ситуацию в стране, но и создавало при широком распространении социалистических идеологий предпосылки для иного, некапиталистического варианта индустриального общества. Но, тем не менее, объективно главной исторической задачей, которая ценой огромных жертв решалась в ходе «строительства социализма» в России, был тот самый, правда форсированный, завершающий рывок от аграрного общества к индустриальному.

Советское общество 30-х годов в основе своей является закономерным результатом реализации идей Маркса – Ленина о бестоварном социализме, осуществляемом через революцию и диктатуру пролетариата. Предполагавшееся «классиками» упразднение товарного производства, рыночных отношений при социализме, отрицание парламентской демократии, правового государства – на практике не могло не обернуться ничем иным, как лишением экономической и политической свободы всех членов общества, формированием тоталитарного режима. Вместе с тем, это формирование и масштаб репрессий обусловлены результатами внутрипартийной борьбы, завершившейся победой Сталина, и несли на себе отпечаток его личности.

Было бы упрощением характеризовать общественное устройство СССР 30-х годов только как «материализованную идеологию». В широком историческом контексте формирование в СССР системы «государственного социализма» вписывалось в переживаемый миром болезненный переломный этап глобально структурной перестройки – перехода к регулируемому рыночному хозяйству, представляя собой один из «крайних», экстремальных вариантов общественного развития, а именно – ультралевый (в отличие от ультраправого – фашистского и в противоположность неолиберальному «центристскому» - североамериканскому и западноевропейскому).

Возможно так же, «тоталитарность» оказалась способом самосохранения российской цивилизации (при всех ее деформациях) в объективно тяжелейших условиях модернизации XXв.: в индустриальном рывке, урабанизационном и демографическом переходах, трансформации социальной структуры, в противостоянии внешнему давлению враждебного мира, в том числе в отражении и сдерживании прямой агрессии.

На выбор Россией данного варианта развития повлияла не только конкретная обстановка в стране и в мире в 20 – 30-х годах, обусловившая необходимость ускоренной технологической модернизации экономики, а следовательно, возрастания роли государства как фактора развития, но также революционные (особенно военно-коммунистические) и многовековые российские традиции, связанные с определяющей ролью государства, «антилиберализмом» массового сознания, преобладанием в нем уравнительно-коллективистских начал.

По существу, на новом витке развития социализм воспроизвел многие традиционные черты российского «самодержавно-государственно-крепостнического» феодализма: гипертрофированная роль государства (ставшего тоталитарным); деспотическая власть – самодержавие (превратившееся в «генсекодержавие»); бюрократизация; крепостное право (сталинские колхозы, институты прописки, всеобщего воинского учета и т.д.). А идеологизация российского государства – полное господство марксистской идеологии, фактически заменившей религию в духовной сфере, борьба с ересями (теперь уже партийными) – достигла при большевиках своего логического завершения. Стоит напомнить, что конструкторы нового общества – выходцы прежде всего из интеллигенции – руководствовались «западнической» идеологией – марксизмом. Однако, вопреки всем расчетам «основоположников», только Россия в силу огромных нагрузок мировой войны, незавершенности перехода к индустриальному обществу и огромного, кровавого воздействия «субъективного фактора» (Ленин и большевизм) вступила на этот путь. По мере продвижения по нему интернационалистский, «западнический» марксизм все более в общественно-политической практике наполнялся «славянофильским» содержанием.

В целом же, несмотря на «научное» обоснование, социализм оказался на деле не «столбовой дорогой человечества», а специфическим и крайне расточительным вариантом индустриального общества. Как послепетровская Россия в XVIIIв. сумела на крепостнической основе обогнать другие страны по военной (сухопутной) мощи и некоторым параметрам промышленного производства, также и СССР смог на альтернативной (социалистической) основе стать военной (тоже главным образом сухопутной) супердержавой и второй страной по абсолютным размерам промышленного производства. За этот рывок советский народ заплатил непомерную, невиданную плату. – Десятки миллионов погибших и невинно осужденных, неэффективная структура экономики, низкий уровень жизни, отсутствие гражданских прав и свобод, самоизоляция страны.

Однако, несмотря на несчитанные затраты и неистребимое стремление «догнать и перегнать», социализм оказался несовместим с новым витком научно-технической революции.Более того, после разоблачения сталинских преступлений и развенчания Хрущевасоциализм стал терять свои главные стимулы к труду – всепроникающий страх и коммунистический энтузиазм. В «застойный» период, по данным социологических исследований, в полную силу трудился лишь каждый третий работник.

Так же, как и крепостническая Россия в середине XIXв., социалистический Советский Союз к концуXXстолетия потерпел крах. Но вторая попытка следования собственным, уникальным путям развития, принципиально отличным от пути западных (а теперь и многих азиатских, латиноамериканских) стран оказалась, хотя уже и многократно короче, но неизмеримо тяжелее для России. Драматизм падения социализма в СССР был обусловлен тем, что потерпела крах тоталитарная, искусственно построенная система, которая успела – путем насилия и идеологического манипулирования – как бы приспособить под себя общество. Кроме того, падение социализма повлекло за собой и окончательное падение Российской империи, подавляющую часть которой большевики под иной социально-политической оболочкой сумели (теми же методами) возродить после развала в 1917 – 1918 гг.

Таким образом, марксистская идеология, наложившись на некоторые российские традиции (превалирование коллективного начала над личным, стремление масс к уравнительной справедливости, их неприязнь к высшим, образованным слоям общества, определенные мессианские настроения),долгое время удерживала страну на специфическом, самобытном пути развития. Крах социализма поэтому нанес сильный удар не только по марксистской идеологии, но и еще разпродемонстрировал бесперспективность каких-либо особых путей, принципиально отвергающих передовой, апробированный опыт человечества.Тем не менее, «марксистско-славянофильское» наследие прошлого еще сильно. Нынешние драматические попытки выбраться на наезженную дорогу мировой цивилизации с целины, по которой мы изо всех сил пробивались (таща на себе другие государства), вновь возвращает нас к механизмам и особенностям российских реформ.