Невеста

Невеста

Aguamarina

Панси Паркинсон, Драко Малфой

Общий || PG

Пэнси Паркинсон знала, что она станет женой Драко Малфоя, столько, сколько себя помнила.

Их родители приняли это решение, когда детям не исполнилось еще и года. А с родителями не спорят. Особенно с такими, как у Пэнси, и уж тем более – с такими, как у Драко.

Впрочем, спорить никто и не пытался. Браки должны обеспечивать чистокровное продолжение рода и слияние капиталов – в этом их главная задача. Разумеется, если они имеются - чистая кровь и капитал. О жизни семей, не имеющих ни того, ни другого, Пэнси имела довольно смутное представление. До школы она с их представителями вообще почти не пересекалась. Их кругом общения были Лестрейнджи, Малфои, Крэббы, Блэки – разумеется, лучшая часть этих семейств. Поскольку генеалогические древа старинных родов были весьма разветвленными, некоторые ветви рано или поздно отгнивали. Тогда их с древа аккуратно удаляли, дабы не портить общей картины. Ветвистость крон приводила еще и к тому, что рано или поздно они соприкасались друг с другом. Все чистокровные семьи состояли в дальнем родстве, тонкости которого не каждый мог бы описать. Мама Пэнси в этом сложном деле была, безусловно, профессионалом. К ней порой обращались за советом, и тогда Пэнси изгоняли из гостиной, чтобы она ненароком не повредила длиннющих свитков старинных пергаментов и не перепутала разложенные в строго определенном порядке альбомы с колдографиями, при помощи которых Элоиза Паркинсон разматывала перед слушателем длинную нить из браков, крестин, похорон, внебрачных связей, кровосмешений, убийств и прочих случайностей, доводя ее чуть ли не до времен Основателей. Пэнси против изгнания не возражала: во-первых, эти истории она уже знала наизусть, поскольку именно они все детство служили для нее сказками на ночь; во-вторых, она действительно могла что-нибудь уронить – не то, чтобы девочка была очень неуклюжа, но на место официантки, день-деньской жонглирующей подносами, ее бы определенно не взяли. Даже если не считать того, что родители убили бы ее до начала первой трудовой смены…

Если бы кто-то спросил Пэнси, дружат ли ее родители с Малфоями, она бы искренне затруднилась с ответом. Они поддерживали определенные отношения, принятые в их кругу. Миссис Малфой и миссис Паркинсон участвовали в организации одних и тех же благотворительных акций, ходили на одни и те же приемы и наносили друг другу поочередные, согласно правилам хорошего тона, визиты. Мистер Малфой и мистер Паркинсон общались на квиддичных матчах, на заседаниях совета попечителей Хогвартса и, как подозревала Пэнси, на собраниях Пожирателей Смерти. Последнее было не вполне тем, что «принято в их кругу», но вряд ли правила в организации Темного Лорда менее строги, чем правила светского этикета, хихикая про себя, думала иногда Пэнси.

На одном из приемов Нарциссы Малфой Пэнси в первый раз и увидела будущего мужа. То есть она наверняка видела его и раньше, просто это был первый эпизод, запечатлевшийся в ее памяти наряду с другими детскими воспоминаниями. Им было, наверное, лет по пяти. Наряженная во все розовое (ее мать считала этот цвет идеальным для девочек) Пэнси гуляла по огромному саду Малфой-Мэнора. На изящно выгнувшемся каменном мостике над Малфой-ривер (именно это гордое имя носил пробегавший по территории имения ручей) она встретила бледного мальчика в черной мантии, эффектно подчеркивавшей белизну широкого кружевного воротника рубашки, с мягкими серебристыми волосами и надменным взглядом серых глаз. «Какой он красивый!» - было первое, что подумала Пэнси. И сколько бы раз с тех пор она не встречала Драко Малфоя, первой мыслью, приходившей ей в голову, неизменно была именно эта – как он красив!

В безоблачном детстве Пэнси, естественно, тут же озвучила свою мысль.

- Ты красивый! – радостно сказала она светловолосому мальчику.

Мальчик, как оказалось, целиком и полностью разделял это мнение.

- Я красивый, - подтвердил он безаппеляционным тоном. Осмотрел юную поклонницу с головы до ног и столь же безаппеляционно констатировал: - А ты – нет!

Последнюю фразу Пэнси позднее постаралась затолкать поглубже в подсознание и никогда не вспоминать. И без этого для того, чтобы расстроиться, ей было достаточно посмотреться в зеркало. Маленький рост – не самое досадное, но фигура… Ха-ха, фигура. Фигура – это «песочные часы», по крайней мере. А у нее… квоффл. Кругленький. Упругий. И совершенно не сексуальный. И лицо… лучший комплимент, слышанный о нем, был – «своеобразное». Это сказал кто-то из гостей, которому требовалось во что бы то ни стало подлизаться к чете Паркинсон. Весьма своеобразно – пухлые щеки, курносый нос и небольшие, идеально круглые, навыкате глаза. Неописуемая красота.

В неизменной подростковой манере Пэнси, конечно, многое преувеличивала. Личико, неправильность черт которого позднее подчеркнет возраст, сейчас, в семнадцать, выглядело свежим, милым и действительно своеобразным – в хорошем смысле слова. Да и фигура мало напоминала квоффл, хотя проблема лишних килограммов наличествовала. А темные прямые волосы были так просто хороши. Хотя, конечно, сравнение с бесспорной красотой Малфоя-младшего внешность Пэнси проигрывала по всем пунктам.

До школы они виделись довольно редко. Когда же встречались на семейных праздниках, лидером юных аристократов всегда был Драко. Маленький тиран решал, во что играть, кого принимать в компанию и когда именно переходить к чаю с поеданием несметного количества сладостей. Иногда у Пэнси подводило живот от желания немедленно уничтожить кусок торта или соблазнительно пахнущее печенье, но один только взгляд на Драко, одна мысль о том, что он будет недоволен ей, - и разум побеждал трепещущий желудок. Уже тогда Пэнси умела заставить себя делать то, что нужно, а не то, что хочется.

Затем был Хогвартс. Пэнси почти не сомневалась, что они будут учиться вместе, но в последний год перед школой ей пришлось немало поволноваться – отец Драко всерьез обдумывал возможность отправить сына в Дурмстранг. Самого Драко подобная перспектива не смущала – он боготворил отца и доверял ему во всем.

Первые годы учебы пролетели для Пэнси стремительно как «Молния». Учителя и родители считали ее девочкой с весьма средними способностями. Пэнси действительно мало интересовали уроки; гораздо больше она думала о двух других вещах – своем факультете и Драко Малфое. Клановость в Хогвартсе была доминирующим элементом межфакультетских отношений; если кого-то это и расстраивало, то никак не Пэнси. Она сразу и всей душой приняла постулат, гласящий, что Слизерин – это ее вторая семья (а учитывая, что здесь был Драко, - первая и главная). Пэнси искренне обожала свой факультет, его традиции, его декана. Ее огорчало лишь то, что она мало чем могла помочь в школьном соревновании: Пэнси ни в чем не проявляла особых талантов, которые могли бы принести серо-зеленым дополнительные баллы. А за самый громкий смех над шутками Драко в адрес гриффиндорцев в целом и Поттера в частности (Пэнси так и не поняла, что такого особенного в этом лохматом и довольно-таки глупом мальчишке) баллы не добавляли…

На третьем курсе повзрослевшая Пэнси пришла к выводу, что настало время действовать. Быть признанной тенью Драко, конечно, неплохо, но ей хотелось большего – честолюбия, как и любому слизеринцу, Пэнси было не занимать. К тому же случилось нечто, сильно повлиявшее на ее жизнь…

Этим «нечтом» было происшествие на уроке Ухода за волшебными животными. Пэнси лишилась дара речи, увидев, как хагридовское чудище напало на ее Драко. Ему было так больно! А она даже помочь ничем не могла… После возвращения Малфоя из больничного крыла слизеринцы восхищались тем, как ловко выжимал он из ситуации все возможные выгоды и способы досадить вечным соперникам – Гриффиндору. Никто не имел и тени сомнения в том, что рана Драко – не более чем царапина, и только Пэнси, умом разделяя общее мнение, в глубине души не могла отделаться от навязчивой мысли – а вдруг это действительно серьезно? Ей то и дело мерещились на лице Драко признаки тщательно скрываемой боли (хотя она и понимала, что уж кто-кто, а Малфой скрывать боль и не подумал бы – напротив, уже звал бы во весь голос мадам Помфри и всю королевскую рать), и она вновь и вновь спрашивала: «Драко, очень болит?». Малфой, которому эти реплики были очень кстати, страдальчески отвечал, что болит и что очень. Впрочем, в слизеринской гостиной, когда внимательные зрители, подустав, разошлись, на очередной вопрос и сочувственный взгляд Пэнси он с недовольной гримасой бросил: «Ой, отвали, Паркинсон, у меня все в порядке». И в этот момент в Пэнси проснулось нечто, до тех пор мирно дремавшее Мерлин знает в каких уголках сознания. Она, так привыкшая считать Драко своей будущей частной собственностью (ну, насколько вообще можно было считать кого-то из Малфоев чьей-то собственностью), вдруг поняла, что может его потерять. Мало ли какие еще опасности могут встретиться на жизненном пути волшебника? Она – практически его невеста, значит, она и должна позаботиться о нем.

У юной Паркинсон неожиданно прорезались неплохие задатки организатора и руководителя. Мало того, что сама Пэнси стала постепенно, занимаясь до потемнения в глазах и зубовного скрежета, осваивать неподатливые Трансфигурацию, Заклинания, ЗОТИ и Зельеварение (она сочла, что именно эти дисциплины необходимы ей в первую очередь, чтобы сделать жизненную дорогу Драко возможно более безопасной); она еще и совершила гражданский подвиг, заставив сидеть над учебниками Грега и Винса. Двум тяжеловесам оказалось нечего противопоставить железной воле маленькой девчушки с круглыми черными глазами. Преподаватели немало изумились, обнаружив, что вечные двоечники показывают знания, вполне достойные тройки, а иногда даже тройки с плюсом. Пэнси тоже была довольна – по крайней мере, в нужный момент они теперь смогут не только махать кулаками по чем ни попадя, но и используют хотя бы «Экспеллиармус» или «Импедимента».

Следующей идеей Пэнси было создание команды-дубль по квиддичу. Конечно, она всегда болела за серо-зеленых, но по настоящему заинтересовалась игрой – ну понятно! – еще на втором курсе, когда Малфой стал ловцом. Тогда Пэнси всерьез задумалась над отсутствием дублирующего состава. Команду набирали в начале учебного года, а потом в случае необходимости временно брали на игру того, кто хорошо проявил себя в отборе, но в основной состав не попал. А матчи между тем были довольно опасным увлечением. Пэнси подумала и решила: она обеспечит Слизерину нормальный дубль, способный к тому же уберечь ловца от неприятностей. Чем и занялась на следующий год. Все те же несчастные Крэбб и Гойл стали первыми жертвами тренерского порыва Пэнси. Ей удалось заинтересовать своим проектом и еще нескольких человек – Бэддока, Причарда, Вэйзи. Остальные наблюдали за затеей внешне равнодушно, а на самом деле – с умеренным интересом: что там на самом деле задумала Паркинсон? Это было одной из отличительных черт учеников Слизерина: они желали понять скрытые мотивы каждого поступка, уверенные, что таковые непременно есть, в отличие от гриффиндорцев, почти всегда удовлетворявшихся тем, что лежит на поверхности. По крайней мере, таким было устоявшееся мнение. А затея Пэнси в конце концов принесла пользу, хотя мало кто (и Драко в это «мало» не входил) заметил, чья это заслуга.

Четвертый курс прошел для Пэнси относительно спокойно (чего не сказал бы о себе в этом году ни один ученик Хогвартса). Конечно, наблюдать за состязанием Трех Волшебников было занятно, но ни за Диггори, ни тем более за Поттера она не болела. Поэтому слизеринка была занята тем, что старалась завести полезные знакомства среди прибывших на турнир иностранцев (и как Грейнджер удалось заполучить Крама?). Но два эпизода тех дней вспоминались во всех подробностях. Первый – с сумасшедшим мракоборцем Грюмом, посмевшим превратить Драко… даже сейчас лицо Пэнси искажалось гримасой боли, стоило лишь подумать об этом. Тогда она рассказывала о поведении так называемого учителя и работавшим в Министерстве родителям, и вообще всем, кто мог иметь какое-то отношение к ситуации, рассчитывая, что хоть один из камней, брошенных ею в озеро, приведет к желаемому результату – Грюма уволят и, возможно, накажут. Это был единственный доступный ей способ отомстить обидчику Драко… К сожалению, Грюма не убрали, а потом он вообще, как говорили, оказался младшим Краучем, и проблему решили с помощью дементоров. «В общем-то, неплохо, - поразмыслив, решила Пэнси. – Кем бы он ни был, получил по заслугам». Общество Пожирателей, их планы и цели, Темный Лорд, не то умерший, не то оживший, особого интереса у нее не вызывали – это были взрослые дела, а у Пэнси и своих проблем хватало. Например, Рождественский бал… Это был второй эпизод, запомнившийся с четвертого курса, - точнее, не эпизод, а целый мучительный фрагмент. Перед балом школу как будто охватила лихорадка – девчонки шептались, обсуждая постоянно менявшуюся картину будущих танцев: кто с кем идет, кто кого пригласил, кто кому отказал. Пэнси поначалу не беспокоилась, уверенная в том, что, конечно, идет с Драко. Она поочередно отказала Грегу и Винсу, приглашавшим ее (по ее твердому мнению), поскольку она была единственной девчонкой, с которой они хоть как-то общались, и одному третьекурснику («Извини, я не увлекаюсь мелкой зеленью»). Затем она стала тихо паниковать. Оставалось пять… четыре… два дня до бала, а Драко так и не пригласил ее! Даже не намекнул! Смотрел совершенно обычным взглядом, как будто не понимал, чего она ждет и как она этого ждет. Последний день… Утро бала… Пэнси решила, что вообще никуда не пойдет. К завтраку она спустилась совершенно спокойной – к тому времени она научилась почти так же хорошо, как сам Драко, скрывать истинные чувства под маской высокомерия. Однокурсницы, к счастью, не спрашивали, с кем она идет на бал, - никто и не сомневался, что с Малфоем. На душе у Пэнси скребли кошки – то-то будет разговоров, когда Драко придет с кем-нибудь другим (кстати, с кем? Неужели об этом не сплетничают? Или просто она не слышала?), а она не придет вовсе. Уже после обеда, когда она допивала пустой чай (хоть какая-то польза от переживаний – кусок в горло не лезет), Драко, направляясь к двери, бросил через плечо: «Паркинсон, жду в вестибюле в семь». Все, кто это услышал, приняли фразу за простое напоминание, и только Пэнси знала, что это и было долгожданное приглашение. Вечером, входя в Большой зал с Драко, танцуя с ним, улыбаясь, она все еще не могла придти в себя, не могла радоваться празднику, как надо, - слишком уж все в ней привыкло к мысли, что на самом деле в этот момент она должна сидеть одна в спальне, делая вид, что занимается и искренне пытаясь заниматься, чтобы не пускать в голову мысли, от которых хочется плакать… Таким был ее первый бал.

Общее смятение, сопровождавшее окончание Турнира, Пэнси затронуло гораздо меньше прочих – Диггори она знала совсем плохо и не видела смысла горевать. Что касается слухов о возвращении Темного Лорда, для нее они были слухами недолго – по поведению отца она быстро поняла истинность этого факта. Однако и это ее не слишком шокировало – в конце концов, она с детства видела Пожирателей и магов, им сочувствующих, и давно привыкла к мысли, что рано или поздно Лорд вернется. В школе же на пятый год стало намного интереснее: появление Амбридж, в отличие от Дамблдора, явно благоволившей Слизерину, назначение их с Драко старостами… В последнем Пэнси не сомневалась: Драко признанный лидер, а свои качества руководителя она оценивала так же здраво, как и внешность, - и, в отличие от последней, плюсов здесь было куда больше. Потом была Инспекционная дружина, и это тоже было здорово – они действительно помогали директору, они делали нужное дело, и если бы эта старая корова не попалась так глупо на удочку Грейнджер… И все равно было весело, и Пэнси с удовольствием вспоминала те дни… А еще на пятом курсе она лишилась девственности.

Все было довольно просто. Отмечали очередное шестнадцатилетие; разумеется, пиво лилось рекой и, разумеется, не только пиво – все-таки пятый курс. Они с Драко целовались сначала в гостиной, потом в коридоре, а потом оказались в ее спальне. Там все и произошло – довольно быстро, довольно мило и немного больно. На самом деле, не так уж и немного; в общем, никаких феерических оргазмов Пэнси не испытала, хотя отдала должное технике и опыту (кстати, с кем приобретенному?) Драко; в теории секса, спасибо прогрессивным родителям, девушка была подкована. И все равно, думала она, ощущения были фантастическими: лежать в объятиях Драко Малфоя – да за это можно отдать все на свете! Соседки по комнате, побившись в запертую «Коллопортусом» дверь, отправились искать приют на диванах в гостиной… Утром, едва открыв глаза, Пэнси вспомнила произошедшее и искоса глянула на лицо Драко. Он лежал на спине и, судя по всему, спал. Пэнси осторожно выскользнула из-под одеяла, натянула халатик и направилась было в ванную, но ее неожиданно – она вздрогнула и слегка подпрыгнула - остановил манерный голос:

- А знаешь, Паркинсон, - протянул Драко Малфой, совершенно спокойно глядя на нее своими серыми глазами, - я теперь имею полное право на тебе не жениться. Ты не девственница, дорогая, а Малфои предпочитают высококачественный товар.

Пэнси смотрела на него в полнейшем недоумении. Конечно, он шутит; но… ведь это Драко, а от него всего можно ожидать…

- Ну, что смотришь? – осведомился он. – Иди уже; и поищи что-нибудь антипохмельное… голова болит. Кстати, - опять окликнул он едва двинувшуюся с места Пэнси, - имей в виду: ты теперь моя собственность, а Малфои собственностью не делятся. Ясно?

Пэнси даже стало смешно. Неужели он думает, что она может заинтересоваться кем-то еще? Когда у нее есть Драко? Их следующие ночи (довольно редкие, честно сказать) были куда более гармоничны, и Пэнси ждала их с нетерпением: быть с Драко было так здорово, что она даже представить не могла, как это можно на что-то променять…

Да, это были замечательные дни, если бы не их страшный финал: Люциус Малфой оказался в Азкабане, и Драко пугающе изменился. Пэнси едва ли видела его пару раз за все лето: у него появились какие-то дела, он всегда был занят. Она думала, что он поделится с ней – в конце концов, она не только его невеста и любовница, но и друг, самый верный и преданный друг. Но либо Драко ни с кем не хотел делиться, либо… у него появились новые друзья. Последнее пугало Пэнси больше всего – она догадывалась, какого рода могли быть эти друзья, и инстинктивно чувствовала – грядут неприятности. В «Хогвартс-экспресс» она слегка расслабилась – Драко был рядом, его светловолосая голова лежала у нее на коленях («Как он красив!»), они обсуждали Слизнорта и мелкую Уизли, Пэнси перебирала нежные прядки, как вдруг… «…может, в будущем году меня и в Хогвартсе-то не будет… для Темного Лорда не имеют значения оценки, он дал поручение…». Пэнси не нужно было объяснять, что это значит, она почти видела – неважно, настоящую или будущую – уродливую метку на запястье любимого. Темный Лорд не был для нее воплощением зла – она воспринимала его скорее как политика, действующего… хм… нетрадиционными методами, и, собственно, во многом разделяла его взгляды на магглов, на нечистокровных, на необходимость градации в магическом мире. Но ей совершенно не хотелось, чтобы кто-то – пусть даже сам Волан-де-Морт – создавал ей проблемы в личной жизни. Пусть Драко пока нравился ореол мрачной тайны вокруг него – Пэнси с чисто женской интуицией чувствовала, что скоро ему будет не до позирования и бравады.

И это началось. Конечно, Пэнси не могла доказать, что именно Драко причастен к покушениям на Кэти Белл и младшего Уизли, но была в этом уверена на девяносто девять процентов. Если бы не уроки, она бы видела Малфоя еще реже, чем на каникулах; а так каждый новый день с ужасом поражалась его состоянию – он похудел, под глазами залегли тени, в ответ на расспросы Драко отмалчивался или просто орал, срываясь на нее чаще, чем на остальных; он растерял свою знаменитую иронию и вельможное спокойствие, зато теперь с ним еще больше боялись связываться. Крэбб и Гойл, на которых Пэнси несколько раз пыталась наехать с допросом, тупо отмалчивались, да и их теперь было непросто поймать – оба регулярно исчезали на долгие часы. Пэнси понимала, что выпустила ситуацию из-под контроля, и не видела способа восстановить его. А потом в дело влез проклятый Поттер… Как удалось узнать Пэнси, примененное им заклятие было не из Непростительных, но достаточно редким и опасным. Она была готова молиться на профессора Снегга, спасшего жизнь Драко. Не осталось даже следов шрамов. Но быстрое выздоровление имело и неприятную сторону – Драко не оставил своих замыслов, в чем бы они не заключались. Напротив, он стал спокойней, уверенней, и Пэнси казалось, что все близится к некоему финалу. Но она и предположить не могла, чем все закончится.

Ночью ее разбудил шум в коридорах Хогвартса, но выходить Пэнси не стала – Драко она ничем помочь не могла, да он и не принял бы ее помощи, это был его звездный час – а остальные ее не интересовали. Но утром она испытала шок. Убит директор, а Снегг и Драко… бежали? Вот теперь она жалела, что не вышла из спальни, что не увидела все своими глазами, что не знает толком, что случилось с Драко. И чем больше слухов со скоростью снитча распространялось среди учеников, тем страшнее представлялась ей действительность. В конце концов, она знала о жизни сторонников Волан-де-Морта и кое-что – о судьбе тех, кто перестал быть его сторонником. В полном смятении она покинула Хогвартс одной из последних – ей, как никогда, хотелось оказаться дома, но в школе были шансы узнать что-либо о судьбе Драко, и она оставалась, переживая бесконечно тянущиеся дни в неизвестности… без него. Впрочем, дома оказалось не легче. Просидев в замкнутом пространстве родительского особняка ровным счетом три дня, Пэнси взвыла и потребовала от родителей найти ей хоть какое-то занятие в Министерстве: курьером, лифтершей, учеником второго помощника младшего секретаря - кем угодно, лишь бы у нее было занятие. Так и получилось, что все каникулы она провела в насквозь казенных кабинетах Министерства, подменяя то одну, то другую мелкую сошку в сезон отпусков; и в конце лета Теренс Паркинсон сообщил дочери, что пара начальников отделов отзывались о ней очень положительно. Пэнси не удивилась, но слышать это все равно было приятно. Она и не ожидала от себя, что отнесется к временной и скучноватой работе с таким энтузиазмом; с другой стороны, это был не Хогвартс, где ее постоянно окружали более умные, более успешные, более знаменитые, в конце концов, люди, с которыми бесполезно было состязаться. Здесь ее практически не знали и оценивать могли только по результатам труда; и самолюбие не позволило Пэнси работать спустя рукава на глазах у людей, которые, несмотря ни на что, все-таки управляли магическим миром.

И вот начался седьмой год в Хогвартсе, самый, как оказалось, невыносимый. Дома и на работе Пэнси могла отвлечься, но не здесь, где все напоминало о нем – любимое кресло в гостиной, снитч в квиддичном матче, осязаемая пустота между Грегом и Винсентом – они так привыкли, что между ними находится Драко, что не научились ходить рядом друг с другом, инстинктивно держа дистанцию. То и дело Пэнси казалось, что Драко появится из-за поворота коридора, окажется утром в столовой, ехидно прокомментирует очередную оплошность Лонгботтома на Зельях. К концу второго месяца учебы Пэнси не выдержала. Она терпеть не могла Грюма – как человека из противоположного лагеря, но прежде всего – как человека, доставившего неприятности Драко. Пэнси прекрасно знала, что Малфоя в хорька превращал Крауч, но с чувствами было трудно что-то поделать – она помнила в этой сцене Грюма. Однако она хотела научиться справляться именно с чувствами – и нашла для этого самый, на ее взгляд, верный путь. Преодолев антипатию, она обратилась к профессору ЗОТИ со странной просьбой – научить ее самоконтролю. Грюм наверняка был поражен – у него просила помощи слизеринка, - но ничем не проявил этого. Такие вещи больше всего и интересовали Пэнси: просто ли бывший аврор искусно скрывает эмоции или есть специальные методики подавления гнева, злости, ненависти, технологии перевода их в какие-то иные чувства… или, возможно, разновидности магии? Это она и высказала профессору в ответ на просьбу пояснить, что она имеет в виду. Грюм устремил на нее странный взгляд, значение которого невозможно было понять.

- Зачем вам это, Паркинсон? – фамилия прозвучала почти как ругательство – в личной беседе профессор не стал утруждать себя излишними «мисс».

- У меня сейчас непростые времена, профессор Грюм. Я… мы с Драко собираемся пожениться. Я не могу нормально заниматься… нормально жить, потому что постоянно думаю о нем.

- И вы не придумали ничего лучшего, чем обратиться ко мне?

Пэнси кивнула. Она совершенно перестала бояться – ну откажет, так откажет. Осталось семь месяцев учебы. А потом… А что будет потом? То же ожидание. И все-таки в большом мире все будет по-другому. Семь месяцев…

- А вы знаете, что, во-первых, эти технологии узкоспециальные; во-вторых, очень сложны в освоении и требуют хорошей образовательной базы; и, в-третьих, кроме мозгов, нужна уйма времени, чтобы их освоить? Или вы не утруждаете себя подготовкой к Т.Р.И.Т.О.Н.ам, мисс Паркинсон?

- Попытка – не пытка, - нахально – от безысходности – выпалила Пэнси (оказалось, что она все-таки волнуется), - можно мне… попробовать?

И опять этот ничего не выражающий взгляд.

- Хорошо. Я дам вам задание. Когда… если выполните – придете. Тогда и посмотрим.

…Уроки, подготовка к выпускным экзаменам, квиддич, обязанности старосты и теперь еще задание Грюма. Пэнси чувствовала, что добилась своего, - к вечеру она ощущала только одно желание – доползти до кровати и уснуть. И еще некоторое удовлетворение от выполненной работы. Несмотря на все беспокойства по поводу Драко и сводящую с ума потребность снова быть рядом с ним, Пэнси обнаружила, что ей хочется и других вещей – аттестата без троек, лидерства Слизерина в школьном соревновании, победы в квиддиче. Жизнь продолжалась. И на Рождество Пэнси осталась в Хогвартсе, хотя еще месяц назад была уверена, что непременно уедет. Однако накопилось слишком много дел. И главным из них было задание от Грюма. Это было что-то вроде беспалочковой магии – собственные чувства должны были преобразиться в магическую энергию, которую следовало направить вовне, сфокусировав, насколько возможно. И если для второй части процедуры существовали пассы руками и заклинания, первую часть – преобразование – осуществить было куда сложнее. Ежевечерними занятиями Пэнси добилась того, что умела выделять нужное чувство из множества других, живших в ней, но никак не могла уловить усилие, необходимое для перехода эмоции в энергию. Она начала подозревать, что Грюм специально чего-то не договорил – это было вполне в его духе, но однажды холодным вечером, находясь в глубочайшей хандре, от которой не что было отвлечься, Пэнси представила, как эта хандра струится от нее в виде пыльно-серого шарфа, бесконечно длинного и унылого. Она протянула руку в сторону камина, полумашинально выполнила заученный жест, проговорила заклинание – и уставилась в камин, где погас ровно горевший до того огонь. Получилось! После этого прорыва дело пошло веселее, и когда каникулы закончились, Пэнси рискнула продемонстрировать свои успехи Грюму. Тот, как всегда, был непроницаем, но, судя по тому, что согласился давать ей дополнительные уроки, ее результаты произвели на вечно хмурого преподавателя некоторое впечатление. Опять потянулись под завязку заполненные учебные дни, и хотя казалось, что зима никогда не кончится, не успели оглянуться – а уже был апрель.