II. Новый тоталитаризм

Я уже не раз произносил это словосочетание. И оно совершенно не случайно возникло в моем лексиконе. Возникновение нового то­талитаризма мне представляется естественным развитием, неизбеж­ным этапом того исторического процесса, который нами хорошо изучен. И этот новый тоталитаризм будет носить общепланетарный характер. Это будет тоталитаризм совершенно нового типа. Сейчас иногда говорят о новом средневековье. Нет, я думаю, что новый то­талитаризм не будет похож на средневековье. Это, скорее, будет то­талитаризм античного типа — демократия спартанцев, которая обес­печивалась нищетой и трудами илотов. И плох был тот спартанец, который до своего совершеннолетия не убил ни одного илота.

Я думаю, что наступление нового тоталитаризма предотвратить не удастся. И человечеству неизбежно предстоит пройти через этот трудный и болезненный этап своей истории. У нас для этого просто не хватит запаса культуры и времени. Другое дело, что вряд ли мож­но предсказать те формы, в которых он проявится, хотя его некото­рые черты уже просматриваются. И причина его наступления более или менее очевидна, и я о ней уже не раз говорил в этой работе. Повторю еще раз: «уже очевидно, что всего на всех не хватит» — эко­логический кризис уже наступил. Начнется борьба за ресурсы — сверхжестокая и сверхбескомпромиссная. Да она, по существу, уже и началась. «Дьявольский насос» МИРА ТНК — проявление этой борьбы. И этот насос будет действовать со все возрастающей интен­сивностью. Значит, будет непрерывно возрастать и различие в усло­виях жизни стран и народов с разной общественной производитель­ностью труда... Это различие и будет источником той формы раздела планетарного общества, которое уже принято называть выделением «золотого миллиарда». «Культуры на всех» тоже не хватит. И, так же как и экологически чистый продукт, культура тоже станет прерога­тивой стран, принадлежащих «золотому миллиарду». Это и будет новый тоталитаризм.

Конечно, возможны и другие альтернативы, и позднее я попро­бую их обсудить. Хотя для их реализации у нас может просто не хва­тить времени.

Могучий поток европейской цивилизации объединил народы, создал единую планетарную экономику, резко повысил средний уро­вень жизни. Но это объединение оказалось отнюдь не наилучшим из вариантов организации планетарного сообщества. Его развитие про­шло ряд этапов. И не исключено, что дальнейшее следование его ло­гике может оказаться тупиковым.

Один из этих этапов получил название империализм. Возникли империи, однако совсем не по образу Древнего Рима, когда каждый гражданин империи на всех ее необъятных просторах был под защи­той государства, пользовался всеми правами гражданина империи независимо от того, был ли он греком, римлянином, евреем...

Империи, возникшие в эпоху империализма, были устроены сов­сем по-другому Маленькая Голландия, например, владела грандиоз­ной Индонезией. Англия покорила Индию с 400-миллионным населением и владела ею, как своим поместьем. Даже Россия вступи­ла на этот путь империалистического великодержавия. Другими словами, империи последних столетий представляли собой некую форму тоталитаризма, форму эксплуатации небольшой группой на­родов всей остальной планеты.

Но и этому этапу истории, этой форме тоталитаризма (империа­листического тоталитаризма) пришел однажды конец. Оказалось, что существуют более эффективные способы эксплуатации плане­тарных ресурсов. Империализм сменила некая «либеральная» или, если угодно, «демократическая» конструкция устройства планетар­ного сообщества, которую я назвал МИРОМ ТНК (некоторые назы­вают ее постиндустриальным обществом). Но, как мы увидим ниже, это, вероятнее всего, лишь некоторый переходный этап к некой но­вой форме организации общества, которую уместно назвать «демо­кратическим тоталитаризмом».

Современный мировой порядок многим представляется все бо­лее и более «европейским». Или европеизированным. Считается, что происходит «выравнивание» стран как по образу жизни, струк­туре ценностей, так и по материальному уровню. Происходят уси­ление организации мирового сообщества и постепенная замена ин­дивидуального военного лидерства некими полицейскими струк­турами. Проявление этой системы взглядов хорошо описано Д.Фурманом в статье «Внешнеполитические приоритеты России» (Свободная мысль. № 8,1995 г.). И действительно, подобный про­цесс наблюдается во многих странах. Собственно, МИР ТНК и есть один из результатов этого процесса. Крупные многонацио­нальные империи, объединяющие огромные территории и разнооб­разные народы под властью какой-либо одной нации, уступают свое место преимущественно мононациональным государствен­ным организмам и промышленно-финансовым организациям, дик­тующим свою волю планете.

Но этот процесс, который имеет свою логику, который опреде­ляется в современных условиях превосходством отдельных циви­лизаций и прежде всего евро-американской, может быть прерван. И причины тому лежат в несовместимости современных цивили­заций и требований природной стабильности, в ограниченности ресурсов прежде всего. По существу, на протяжении всей истории человечества происходило непрерывное разрушение согласован­ности потребностей человека и возможностей Природы их удовлетворять. И теперь эта несогласованность дошла до некоторого критического предела, который и следует называть экологическим кризисом.

Распространение европейских стандартов в странах третьего мира и бывших социалистических странах носит достаточно поверхностный характер. Можно носить одинаковое платье, даже говорить на одном языке, но жить на совершенно различных этажах человеческого благо­получия. Различие в общественной производительности труда и рож­дает тот «дьявольский насос», который разводит народы в разные сто­роны, четко выделяя некую группу стран, которую уже и принято на­зывать странами «золотого миллиарда». Не только уровень (и образ) жизни, но и образ мышления, я бы даже сказал, образ сознания в этих странах совершенно иной, чем в другой большей части планеты.

В странах «золотого миллиарда» уместно говорить о демократии, либерализме, постепенном сглаживании различий между богатыми и бедными. В этих странах действительно происходят подобные про­цессы. Так, например, в 1990 году 10% наиболее богатых людей этих стран имели доход, всего лишь в 6 — 7 раз превосходящий доход 10% беднейшей части населения. Для сравнения, в России это соотноше­ние достигает многих десятков раз. Нетрудно представить себе, к ка­кой части планетарного сообщества принадлежит еще недавно одна из великих держав нашей планеты.

Итак, в странах «золотого миллиарда» УЖЕ идут процессы, ко­торые отвечают утверждению «общечеловеческих ценностей» в их евро-американской интерпретации. Более того, там рождаются ре­альные возможности воплотить идеи, которые в других странах мог­ли бы быть, в лучшем случае, рождественской сказкой. Так, амери­канцы мечтают о превращении своей страны в «экологически чис­тую деревню». И они будут добиваться превращения этой идеи в реальность. Но какой ценой? Они смогут это сделать лишь за счет снижения уровня (и экологического качества) жизни и реального ее сокращения у 80% остальных жителей планеты.

Вот это и есть новый тоталитаризм! Ибо добиться этого без мо­гучей полицейской системы — невозможно!

Мир уже сейчас поделен на две неравные части. Их условно при­нято называть Север и Юг. Это действительно условное название ибо весь Север Евразии заведомо не относится к «золотому милли­арду» и вряд ли когда сможет к нему приблизиться.

Демократии бывают очень разные. В Спарте тоже была демокра­тия. Я уже говорил о ней — демократия для свободных спартанцев, но не для илотов. В учебниках по истории древнего мира рассказывается о том, как смелые и благородные спартанцы во главе с царем Ле­онидом остановили в Фермопильском ущелье огромную армию пер­сов и спасли Грецию от разрушения. Их подвиг освещает история, и мы традиционно склоняем головы перед памятью героев.

Но учебники истории обходят молчанием другой факт спартан­ской истории. В Спарте была демократия, куда более «демократич­ная», чем у нас: они выбирали сразу двух «президентов» — двух ца­рей. И в то время пока Леонид бился в Фермопильском ущелье, на­век запечатлев в истории славу и мужество спартанцев, второй царь с другим спартанским войском сидел в своей Спарте и стерег илотов — вдруг они взбунтуются и тоже захотят демократии.

Вот что-то подобное формируется теперь и у нас, только не на ма­леньком Пелопонесе, а в масштабах всей планеты. Пропасть между Севером и Югом стремительно расширяется И удержать мирное раз­витие событий едва ли можно, не создав мощной полицейской силы, способной обеспечить благополучие стран «золотого миллиарда».

Сегодня роль такой полицейской силы играют Соединенные Штаты. И только они одни — участие других стран носит символи­ческий характер. Я думаю, что скоро у американцев не хватит силы единолично поддерживать общепланетарный порядок: хаос и проти­воречия будут нарастать. В игру должны будут активно вступить и другие силы. Появятся и сипаи, которым будет льстить доверие и ко­торые за пшеничную или овсяную похлебку будут защищать «грани­цы христианского мира» или что-то в этом роде. Я очень боюсь, что и русские за право считаться членами восьмерки или за что-нибудь еще окажутся в роли сипаев и будут избивать ближних своих во имя благополучия очередного нефтепровода! Или насаждать «демокра­тию» среди новоявленных илотов.

И вот подобный «новый тоталитаризм» — совсем не фантазия! Он уже начал формироваться. Разве события в Персидском заливе и Югославии не есть его проявление?

Процесс формирования нового тоталитаризма, конечно, доста­точно медленный. Он будет развиваться вместе с развитием стран «золотого миллиарда» и расширением пропасти между Севером и Югом и их выделением из остального мира. Кроме того, нельзя счи­тать группу стран золотого миллиарда чем-то единым. Их сообщест­во, разумеется, имеет много общих интересов. Но и противоречий не меньше. Поэтому трудно ожидать единства их действий, хотя они к нему и будут стремиться. Уже сейчас конкуренция между США, странами Западной Европы и Японией весьма остра, и предсказать ход событий совсем не просто.

Новый тоталитаризм в чистом виде может и не состояться. Тому много причин, и одна из них — оскудение ресурсов. Новый тоталитаризм — детище ТНК, порождение его «дьявольского насоса» и, в свою очередь, механизм для его поддержания. Но основные ресурсы могут кончиться раньше, чем мы этого ожидаем. И вот тогда мир просто погрузится в хаос. В этом случае, о каком-либо порядке, даже о тоталитаризме, вероятнее всего, и говорить то не придется.

Но, с другой стороны, человечество понемногу умнеет — вернее, у него прибавляется знаний. Не отдельных чудаков-мыслителей, а человечество начинают беспокоить мрачные картины будущего, как своеобразные варианты Апокалипсиса. Уже пишутся не только кни­ги, но и собираются международные конференции, и они незаметно делают свое дело: поворачивают направление мыслей и стремлений людей.

Так, может быть, и будет найден исход, отличный от того апока-липсоподобного, которому был посвящен этот параграф.

Но все же я думаю, что человечеству не избежать того плане­тарного порядка, который я назвал новым тоталитаризмом. Очень уж он соответствует логике развития человечества, логике антро­погенеза. Но вряд ли период планетарного тоталитаризма будет до­лог; уж очень велики будут противоречия, уж очень большие на­пряжения в обществе он породит. Да и жизнь в экологически чис­тых деревнях под защитой атомного оружия вряд ли уж покажется достаточно привлекательной даже для населения стран «золотого миллиарда».

Что может быть альтернативой сказанному и есть ли механизмы, способные реализовать такую альтернативу?

Замечу только, что любая альтернатива МИРУ ТНК, формирова­нию системы стран «золотого миллиарда» и порядку нового тотали­таризма означает переход к совершенно новой парадигме развития, новому образу мышления, новой структуре желаний и стремлений, т.е. к новому витку антропогенеза.

III. Коэволюция природы и общества. Пути ноосферогенеза

Итак, новый тоталитаризм, как мне представляется, — одна из наиболее вероятных альтернатив развития планетарных событий в первых десятилетиях наступающего века. Но вряд ли такой порядок будет достаточно устойчив, а значит, и продолжителен. И все же я думаю, что политологический анализ планетарной ситуации и стра­тегия развития России в ближайшие десятилетия должны будут ориентироваться именно на него. Однако уже зреет понимание иной реальности, рождаются новые концепции развития, которым, как я надеюсь, и принадлежит будущее. А новый тоталитаризм как одну из неизбежных болезней, подобных кори, нам придется пережить!

Обсудим одну из возможных альтернатив, которая мне представ­ляется не только наиболее важной, но и наиболее обоснованной с по­зиции универсального эволюционизма и которая, надеюсь, придет на смену системы «золотого миллиарда» и нового тоталитаризма.

В самом начале XX века В.И.Вернадский впервые сформулиро­вал утверждение о том, что человек превращается в основную геоло-гопреобразующую силу планеты, и, чтобы обеспечить свою будущ­ность, ему предстоит взять на себя ответственность за дальнейшее развитие биосферы и общества. Подчеркну — не только общества, но и биосферы в целом. В результате такого целенаправленного воздей­ствия биосфера перейдет в качественно новое состояние. Это новое СОСТОЯНИЕ биосферы, которое определяется (направляется) де­ятельностью Разума человека, Леруа назвал ноосферой. Произошло это в начале 20-х годов на одном из семинаров Бергсона в Париже, когда Вернадский излагал свою концепцию развития биосферы. По­зднее термин «ноосфера» широко использовал Тейяр де Шарден. Сам Вернадский употреблял этот термин весьма осторожно. И то лишь в самом конце своей жизни.^*

Термин «ноосфера» в настоящее время получил достаточно ши­рокое распространение, но трактуется разными авторами весьма не однозначно. Поэтому в конце 60-х годов я стал употреблять термин «эпоха ноосферы». Так я назвал тот этап истории человека (если угодно, антропогенеза), когда его Коллективный Разум и Коллек­тивная Воля окажутся способными обеспечить совместное разви­тие (коэволюцию) Природы и Общества. Человечество есть часть биосферы, и реализация принципа коэволюции — необходимое ус­ловие для обеспечения его будущего. Последнее утверждение вряд ли следует доказывать, ибо как только любой живой вид его нару­шает (например, превращается в монополиста в своей экологичес­кой нише), ему и его нише угрожает деградация и гибель. Прежде всего из-за разрушений тех экосистем, которые образуют его эколо­гическую нишу.

Вопрос о том, наступит ли эпоха ноосферы, т.е. о том, сумеет ли человечество перешагнуть через порог собственного эгоизма и, отка­завшись от сформировавшегося монополизма, пойти на то, чтобы со­гласовать свои обычаи, свое поведение, т.е. стратегию своего разви­тия, со «стратегией» развития биосферы, остается пока открытым. Последнее условие и есть необходимое условие перехода биосферы в то состояние, которое Леруа, интерпретируя рассуждения Вернад­ского, назвал ноосферой.

Сейчас проблема обеспечения будущности человечества и пони­мание того, что оно потребует значительных усилий, прежде всего изменения структуры своих нравов и обычаев, привели к ряду ло­кальных запретов на деятельность людей, заведомо вредную и опас­ную для развития цивилизации. Я уже упоминал, что на Междуна­родном конгрессе в Рио-де-Жанейро (1992 г.) была предпринята попытка сформулировать некую общую позицию, общую схему поведения планетарного сообщества, которая получила название «sustainabledevelopment», неудачно переведенное на русский язык как «устойчивое развитие». Имеется в виду развитие общества, при­емлемое для сохранения экологической ниши человека, а значит, и условий для развития цивилизации.

А поскольку экологической нишей человечества является вся биосфера, то мне представляется наиболее разумным считать его идентичным термину «коэволюция человека и биосферы». Поэтому я буду считать разработку стратегии sustainabledevelopmentопре­деленным шагом к эпохе ноосферы, т.е. шагом на пути ноосферогенеза^*.

Итак, появление нового термина «sustainabledevelopment» по существу, ничего не изменило в понимании сути проблем, которое сформировалось еще в 20-е годы, и поэтому в дальнейшем я буду го­ворить о проблемах коэволюции человечества и биосферы.

Надо заметить, что понятие коэволюции человека и биосферы само требует тщательной расшифровки. Точнее, системы исследова­ний, в результате которой мы устанавливаем зависимость характе­ристик биосферы от активной деятельности человека. Только имея достаточно полное представление о характере этой взаимосвязи, мы сможем сформулировать те ограничения на деятельность человека, которые необходимы для обеспечения его будущего.

Я хочу подчеркнуть — необходимые, но заведомо недостаточные. Думаю, что условий, достаточных для обеспечения будущего цивилизации, просто не существует: не только на Земле, но и во всем Универсуме ничего не существует вечного!

Изучение проблем коэволюции открывает новое и, возможно, важнейшее направление фундаментальных исследований. Вероятно, все предшествующее развитие науки было предысторией развития науки о том, как обеспечить коэволюцию человека и биосферы.

Часто говорят, что в отличие от века пара, каким был век XIX, и века XX, который был веком электричества и атомной энергии, на­ступающий век будет веком гуманитарных знаний. Я принимаю та­кую формулировку, ибо наука об обеспечении коэволюции и есть та комплексная дисциплина, которая должна дать людям знание о том, что необходимо для продолжения существования человечества на Земле и дальнейшего развития его цивилизации.

В настоящее время изучение необходимых условий коэволюции существенно продвинулось в целом ряде конкретных направлений. Постепенно на ряде частных примеров показана огромная стабили­зирующая роль биоты в целом и отдельных экосистем. Я бы особен­но выделил работы профессора Горшкова (Петербург) и профессора Н.С.Печуркина (Красноярск), во многом весьма различные и, как-всегда бывает в таких случаях, вероятно, весьма дополняющие друг друга. Еще рано говорить о построении динамики биосферы как стройной теории, способной быть инструментом анализа устойчиво­сти биосферы. Но уже сделаны важные шаги в понимании самих ме­ханизмов стабилизации биосферы, а следовательно, и гомеостаза живого вещества.

Биосфера представляет собой грандиозную нелинейную систе­му. Однако до сих пор основное внимание исследователей (в том числе и в исследованиях упомянутых авторов и ряда других уче­ных) уделялось изучению отдельных фрагментов этой системы. Я бы позволил себе сказать более жестко: в центре внимания исследо­вателей были прежде всего многочисленные механизмы отрица­тельной обратной связи. И нетрудно понять, почему именно к ним было приковано внимание исследователей. В самом деле, наиболее концептуально интересен вопрос о стабильности биосферы, ее спо­собности реагировать на внешние возмущения так, чтобы они не выводили ее из состояния установившегося квазиравновесия. Я ду­маю, что для любого ученого, изучающего биосферу как самостоя­тельный объект, наиболее интересный вопрос состоит в справедли­вости принципа Ле-Шателье. И в этом плане, как мне кажется, в последние десятилетия получены результаты первостепенной важ­ности, которые показали удивительные способности биоты проти­востоять внешним возмущениям. Однако лишь в определенных пределах, которые еще придется установить. Но описать особенно­сти эволюции биосферы с помощью одних механизмов отрицатель­ных обратных связей нельзя.

Как во всякой сложной развивающейся системе, в ней необходи­мо присутствует и множество положительных обратных связей. Обойтись без них тоже нельзя, поскольку именно положительные обратные связи и являются ключом к развитию системы. Им она обязана усложнением системы и ростом разнообразия ее элементов, что приводит к сохранению ее целостности (хотя может привести и к другому состоянию квазиравновесия).

Таким образом, любая сложная саморазвивающаяся система все­гда обладает неким набором механизмов, одни из которых играют роль положительных, а другие — отрицательных обратных связей. Первые отвечают за развитие системы, рост ее сложности и разнооб­разие элементов. Вторые — за стабильность (гомеостаз) составляю­щих системы и сохранение уже существующего квазиравновесия. Разделение этих механизмов весьма условное. Однако оно дает каче­ственное представление о характере функционирования сложной развивающейся системы. В настоящее время наибольшее внимание привлекает изучение механизмов отрицательной обратной связи. Что, на мой взгляд, естественно, поскольку человек живет в опреде­ленных условиях, к которым он адаптировался. И смена этих усло­вий может оказаться трагичной.^*

Но изучение отдельных механизмов, даже в их сочетании, еще недостаточно для построения теории развития биосферы. А без та­кой теории говорить о стратегии человечества во взаимоотношениях с биосферой очень трудно и опасно.

Биосфера — система, существенно нелинейная и даже без актив­ных внешних воздействий способная к кардинальным перестройкам своей структуры. Теория развития биосферы не может считаться полноценной, если не изучено множество ее бифуркационных состо­яний, условий перехода из одного состояния в другое и структура ат­тракторов, т.е. окрестностей более или менее стабильных состояний.

Однако система уравнений, описывающая функционирование биосферы, даже в ее простейшем варианте столь сложна, что непо­средственное использование математических методов (т.е. теории динамических систем) представляется крайне сложным. Поэтому пока единственным эффективным способом анализа является экспе­римент с компьютерными моделями, имитирующими динамику би­осферы.

В 70-х годах группа исследователей (преимущественно из Акаде­мии наук СССР) начала систематическое изучение биосферы как единой комплексной системы. Такое исследование возможно только с помощью компьютерной модели, поскольку никаких реальных экспериментов с биосферой человек себе позволить не может. Со­зданная нами вычислительная система неожиданно пригодилась для решения вполне практической задачи.

Летом 1983 года мы провели в Вычислительном центре Акаде­мии наук СССР серию расчетов на завершенной к этому времени компьютерной модели, имитирующей функционирование биосфе­ры. Наша вычислительная система объединила модели атмосферной и океанической циркуляции с моделью биоты (точнее, углеродного цикла) и энергетикой биосферы (потоки солнечной радиации, обра­зование облаков, выпадение снега и т.д.). Мы поставили своей зада­чей количественную проверку гипотезы К. Сагана о возможной «ядерной зиме» и «ядерной ночи» в случае крупномасштабного об­мена ударами водородных бомб. Замечу, что к этому времени наша система моделей была единственной системой, способной проделать необходимые расчеты. Результаты этих расчетов докладывались на конгрессе в Вашингтоне 1 ноября 1983 года и хорошо известны: они подтвердили гипотезу о «ядерной ночи» и дали первые количествен­ные оценки эффекту «ядерной зимы».^*

В дальнейшем, в течение 80-х годов, мы провели десятки экспе­риментов с нашей компьютерной системой. Нас интересовали те ко­нечные состояния биосферы, те квазиравновесные состояния, кото­рыми может завершиться тот или иной эпизод крупномасштабного воздействия человека на биосферу.

Результаты, которые мы получали, заставляли задумываться и строить разнообразные гипотезы.

Во всех тех случаях, когда интенсивность воздействия превосхо­дила некоторый порог (энергия воздействия — порядка 2-3 тысяч мегатонн), биосфера никогда не возвращалась в исходное состояние или даже похожее на исходное. Совершенно иной становилась цир­куляция атмосферы, менялись структура океанических течений, структура осадков и, конечно, распределение температур. А значит, и распределение биоты (если она сохранится после катаклизма). Дру­гими словами, Земля после столь мощного воздействия переставала быть похожей на ту Землю, которую мы знаем в четвертичном пери­оде. И эта новая Земля уже не могла служить ойкуменой человечест­ва: биота сохранится очень обедненная и самое главное — без людей!

Замечу, что такая качественная перестройка вовсе не требует крупномасштабной ядерной войны: порог устойчивости и переход в новое качественное состояние мог произойти и в результате незна­чительных, но постоянно действующих возмущений, что и представ­ляется особенно опасным.

Эти результаты невольно отсылают нас к идеям синергетики. По-видимому, биосфера может иметь несколько совершенно различ­ных квазистационарных режимов. Иными словами, целый ряд раз­личных аттракторов. И не исключено, что процесс эволюции биоты, который привел к появлению Ьото зар1еп5, мог быть осуществлен только в окрестности одного из аттракторов. Переход в окрестность другого аттрактора исключит возможность разумной жизни на пла­нете.

Таким образом, теория биосферы должна представлять собой не просто совокупность изученных механизмов функционирования от­дельных элементов биоты и абиотических составляющих биосферы, взаимодействие которых способно реализовать принцип Ле-Шате-лье (что, разумеется, совершенно необходимо) для того, чтобы обес­печить выживание человечества как вида, обеспечить возможность дальнейшего развития его цивилизации, — нам предстоит изучить динамику биосферы как нелинейной системы, изучить структуру ее аттракторов и границы между областями их притяжений.

Итак, возникает новая фундаментальная научная дисциплина — изучение биосферы как динамической системы. И она носит абсо­лютно прикладной характер, поскольку сделается научной базой судьбоносных решений для человечества. Заметим еще раз, что пере­ход биосферы из одного состояния в другое вовсе не обязательно тре­бует мгновенных сверхнагрузок, как при атомных взрывах и последу­ющих пожарах. Катастрофа может подкрасться и незаметно. И стра­тегия развития человечества не просто должна быть согласована с развитием биосферы, но должна быть такой, чтобы развитие биосфе­ры происходило в нужном для человечества эволюционном канале!

Работа по созданию такой дисциплины, по существу, уже нача­лась. Ее естественной составляющей является экология. Я подчерки­ваю, составляющей, ибо те вопросы, которыми сегодня занимается экология, несмотря на то широкое развитие, которое она получила за послевоенные десятилетия, не включают в себя целый ряд вопросов, жизненно важных для будущего, для поиска пути в эпоху ноосферы. И, в частности, пока еще не занимается исследованием биосферы как целостной динамической системы.

Но и это лишь одна из глав будущей науки, ибо она прежде все­го должна быть наукой гуманитарной. Научная программа разработ­ки принципов коэволюции или концепции ноосферогенеза неизме­римо шире тех естественнонаучных и экономических программ, которыми занимаются профессиональные экологи или экономисты, занимающиеся проблемами экологии.

Но разработку принципов ноосферогенеза или поисков пути в эпоху ноосферы нельзя откладывать. Разработка научных основ этой проблемы и ее реализация должны идти параллельно. И, по существу, эта работа уже началась — появляются первые запреты, ос­нованные на серьезном научном анализе. Тот же самый запрет (Мо­нреальский протокол ООН 1987г.) на использование хлор- и фтор-содержащих хладонов, что приведет к полной перестройке всей холодильной промышленности, уже является одним из тех табу, ко­торым мировое сообщество защищает себя от разрушения защитно­го озонового слоя. Развернуты широкие исследования возможных последствий потепления климата из-за увеличения концентрации углекислоты и метана в атмосфере, что, по-видимому, приведет к но­вой системе запретов.

По мере развития дальнейших исследований неизбежно будет расти количество запретов. И их придется выполнять! Это, может быть, и станет самой трудной задачей, которая когда-либо вставала перед человечеством, поскольку среди запретов появятся и такие, которые будут регламентировать рост семьи, вносить новые ограни­чения в то, что принято называть свободой личности.

По существу, в основе теории ноосферогенеза лежат новые прин­ципы нравственности, новая система нравов, которая должна быть универсальной для всей планеты при всем различии цивилизаций тех народов, которые ее населяют.

Когда в начале XX века Вернадский произнес вещую фразу о том, что однажды наступит время, когда человеку придется взять на себя ответственность за развитие и Природы, и Общества, вряд ли он думал, что это время наступит столь скоро. Сегодня в условиях уже наступившего экологического кризиса очевидна неспособность современного планетарного сообщества с ним справиться. Структу­ра общественного устройства должна претерпеть кардинальные из­менения.

Было бы ошибкой сказать, что общество стоит на месте и опира­ется только на традиционные нравственные начала. Оно уже начало проявлять свою общую волю. Разве не являются примерами те энер­госберегающие технологии, которые получили распространение в последние два-три десятилетия? О многом стали не только говорить, но и делать. Например, произведена очистка Великих Озер и Рейна.

Но все эти действия — лишь самое робкое начало. Да и начало ли оно, ибо по-настоящему не затрагивает мировоззрения? Глубину не­понимания обществом современной ситуации показала уже упоми­навшаяся конференция 1992 года в Рио-де-Жанейро. Факт проведе­ния подобной конференции на правительственном уровне трудно переоценить. Попытка разработки программ устойчивого развития — тоже некий шаг в нужном направлении. Но не было сказано само­го главного, что надо научиться сохранять не только отдельных представителей живого вида, но и экосистемы, что надо выработать основы демографической политики и что надо, наконец, поставить во главу угла всей научной деятельности проблемы обеспечения коэволюции Природы и Общества, начать серьезно разрабатывать но­вую структуру общественных отношений в едином планетарном со­обществе...

И менять структуру общественных ценностей. Современные присваивающие цивилизации возникли в начале голоцена, после не­олитической революции. Видимо, они исчерпали свои возможности. И в будущем перед человечеством — две альтернативы. Либо оно бу­дет продолжать жить по-старому, постепенно совершенствуя свои технологии, либо перейдет к совершенно новому типу цивилизации.

В первом случае его ожидает общепланетарный экологический кризис, борьба за ресурсы, которых заведомо на всех не хватит, тота­литаристское управление «золотого миллиарда» (первые проявле­ние которого мы наблюдаем уже сейчас) и в конечном счете деграда­ция и исчезновение человека как биологического вида.

Вторая альтернатива основывается на гипотезе о том, что челове­чество сможет опереться на свой Коллективный Разум и найти пути создания общества, способного к совместному развитию с биосфе­рой, т.е. перейти в эпоху ноосферы. Но это общество будет столь ка­чественно отличаться от современного, что переход к эпохе ноосфе­ры будет столь же радикальным, как и утверждение табу «не убий!», качественно перестроившего весь процесс антропогенеза, переведя его из эпохи биологического развития в стадию развития обществен­ного. Мы не знаем, каким будет общество будущего. И вряд ли стоит гадать! Но мы знаем, что потребуется высокий уровень интеллигент­ности и знаний. Прежде всего знаний о тех формах своих взаимоот­ношений с Природой, которые будут способны обеспечить режим коэволюции. Поэтому путь к эпохе ноосферы начинается с образова­тельных программ — программ, которые будут содержать знания о том, что недопустимо, что может нарушить стабильность человечес­кого дома.

IV. Информационное общество как возможный этап новейшей истории?

В предыдущих двух параграфах я сделал попытку объяснить свое видение альтернатив возможного развития планетарного сооб­щества в ближайшие десятилетия наступающего века. Развитие, диктуемое механизмами МИРА ТНК, отвечает естественным тен­денциям универсального эволюционизма — механизмам самоорга­низации, определявшим развитие всего живого мира. Выделение стран «золотого миллиарда» и утверждение своеобразной диктатуры этой части человечества является вполне реальным (и я бы ска­зал — логичным) развитием предыдущей истории человечества. Бо­лее того, если бы в нашу историю не вмешались экологические факторы и ограниченность ресурсов, то установление нового тотали­таризма, своеобразного средневековья, я бы считал наиболее вероят­ной альтернативой развития планетарного сообщества. Но надвига­ющийся экологический кризис может многое изменить. И повернуть историю человечества в совершенно новое русло.

В этих условиях в процессы развития человечества будет властно вмешиваться Разум — Разум человека и человечества в целом. Люди уже начинают осознавать опасность «естественного» хода развития исторического процесса, и возникают представления об иных вариан­тах, иных альтернативах развития человеческого общества. Представ­ление о ноосфере, родившееся в начале нашего века, было первым и, может быть, важнейшим шагом на пути поиска иных альтернатив ис­тории или, лучше сказать, — антропогенеза. В послевоенные годы эти идеи начали разрабатываться все более и более интенсивно. Я считаю важным шагом представление о необходимости коэволюции человека и биосферы. По существу, реализация принципа коэволюции и есть прагматическое (или конструктивное) представление идеи ноосферы.

Но переход к эпохе ноосферы противоречит всему ходу предше­ствующей истории человека. Это будет не просто эпоха утверждения новой цивилизации, это будет переход к новым принципам антропо­генеза, т.е. появлению нового человека, развитие которого подчиня­ется новым законам. Вот почему я и употребляю этот термин. Я ду­маю, что человечество уже, во всяком случае однажды, пережило кардинальную ломку характера антропогенеза. Я имею в виду ут­верждение табу «не убий», которое появилось, вероятно, почти од­новременно с появлением каменного топора.

Но запрет на убийство себе подобных, особенно во время рыцар­ских боев за самку, качественно изменил весь характер эволюцион­ного процесса. Чисто биологическое развитие начало постепенно замирать, уступая место развитию общественному, т.е. развитию но­вых общественных форм жизни. В результате этой перестройки че­ловек стал очень мало похож на своего предка.

Почти одновременно Конрад Лоренц и я предложили два разных объяснения этого феномена.^*

Дискуссии мне кажутся здесь неуместными, ибо обе гипотезы несут определенную положительную информацию о процессе, кото­рый неизмеримо сложнее любой гипотезы. Важно другое — внешние обстоятельства заставили полностью перестроиться сообщество че­ловека, изменить его стремления, желания, весь характер и смысл его существования.

Нечто похожее должно произойти и теперь, если человечество найдет в себе силы к подобной перестройке. Ибо естественным пу­тем, как это случилось в палеолите, произойти такая перестройка уже не может — для этого у нас нет времени! И мне кажется, что ме­ханизм такой перестройки уже формируется. Это переход к инфор­мационному обществу в том его новом понимании, которое я пред­лагаю и которое будет изложено ниже.

Обсуждая эту проблему, я хотел бы остаться в рамках прагмати­ки и не оказаться в плену столь модных в нынешний век широко­вещательных сентенций. Вместе с тем я считаю необходимым сформулировать несколько дискуссионных утверждений, сформи­ровавшихся у меня в процессе моей многолетней и к тому же весьма разнообразной деятельности. В конце моих рассуждений я должен буду сформулировать свое понимание смысла понятия «информа­ционное общество», которое до сих пор не имеет однозначной ин­терпретации, и его роли в глобальной перестройке истории нашего общества.

В основе смысла термина «информационное общество», с моей точки зрения, должно лежать представление о Коллективном Ин­теллекте, или Коллективном Разуме, понятии тоже достаточно спор­ном, о котором, впрочем, я уже не раз высказывался в своих публи­кациях.

Итак, начнем разговор о том, что означает понятие «коллектив­ный интеллект», или «коллективный разум».

Интеллект, разум — это системное свойство нейронов мозга, не выводимое из свойств единичного нейрона, подобно тому как свой­ства архитектурного комплекса нельзя вывести из свойств строи­тельного материала. Точно так же Коллективный Разум (коллектив­ный интеллект) — это системное свойство совокупности индивиду­альных разумов людей, способных обмениваться информацией, формировать общее миропонимание, коллективную память и, может быть, самое главное — вырабатывать и принимать коллективные ре­шения.

Сегодня весьма распространено понятие «искусственный интел­лект». Этим термином обозначается некая инструментальная систе­ма, позволяющая эффективно использовать возможности компьюте­ров. Путать понятия «искусственный интеллект» и «коллективный интеллект» ни в коем случае нельзя! Искусственный интеллект — всего лишь инструмент, изобретенный и созданный человеком.

Коллективный интеллект — естественный феномен. Его разви­тие происходит одновременно с развитием интеллекта (разума) отдельного человека. Человек нуждается в информации, которой об­ладают другие люди — нуждается в обмене опытом, навыками, нуждается в коллективных действиях, возникающих только на основе общего понимания цели, общих знаний и владения технологией пе­редачи, накопления и использования информации. Всю эту инфор­мационную систему, включая технологию принятия коллективных решений, я и называю Коллективным Разумом, или Коллективным Интеллектом. Его становление и развитие — такой же природный процесс, как и остальные эволюционные процессы окружающей Природы.

Но характер развития коллективного интеллекта качественно отличается от характера развития индивидуального мозга. Послед­ний является чисто физиологическим процессом, и по мере смеще­ния акцента развития с морфологического совершенствования на формирование общественных институтов потенциальные возмож­ности индивидуального разума выходят на некоторую асимптоту, достигают некоего предела, зависящего от степени физиологическо­го совершенства мозга: есть основания думать, что наш общий пре­док кроманьонец уже 30 — 40 тысяч лет тому назад не только физи­ологически был таким же, как современный человек, но и возможно­сти его мозга были вполне сопоставимыми с возможностями мозга современного человека.

Таким образом, можно думать, что начиная уже с предледниковой эпохи интеллект отдельного индивидуума, как и остальные со­ставляющие организма человека, практически перестал развиваться. В то же время Коллективный Интеллект не только не перестал раз­виваться, но и продолжает развиваться, причем происходит это все возрастающими темпами. Если во времена палеолита можно было говорить о Коллективном Интеллекте обитателей одной пещеры, в крайнем случае, племени, то в период максимума голоцена, когда по­явилась первая иероглифическая письменность, начал возникать коллективный интеллект локальных цивилизаций, а с появлением феномена науки, развитием техники и промышленности, с расшире­нием средств связи и развитием контактов стало правомочным уже в начале XX века говорить об интеллекте планетарного сообщества.

В послевоенные десятилетия вместе с развитием телевидения, различных средств связи и особенно вычислительной техники, вме­сте с постановкой новых задач общепланетарного масштаба и посте­пенным формированием общепланетарного гражданского общества, скорость развития Коллективного Интеллекта резко возросла. Но до последнего времени это развитие носило преимущественно стихий­ный характер. Я бы сказал, создавался потенциал Коллективного Интеллекта. Сейчас пришло время его целенаправленной организа­ции в масштабе планеты, необходимой для формирования информа­ционного общества и сохранения цивилизации.

Но прежде чем говорить о принципах его развития, считаю необ­ходимым сделать несколько замечаний о современном инструментарии Коллективного Интеллекта. Этот инструментарий принято на­зывать обобщенным термином «искусственный интеллект» (или «интеллектуальные системы»), и его развитие послужило могучим ускорителем в развитии Коллективного Интеллекта. Оно ознамено­вало появление качественно новых возможностей в развитии Кол­лективного Интеллекта, или Коллективного Разума — не буду де­лать различия между этими понятиями.

Теперь поговорим о современном инструментарии коллективно­го интеллекта, т.е. об искусственном интеллекте прежде всего.

Искусственный интеллект, или интеллектуальная система, как ее представляет себе большинство специалистов в области информати­ки, — это система обмена, накапливания, хранения информации (т.е. система, формирующая коллективную память) и использования по­лученной информации для выработки рациональных решений. Мне представляется, что среди возможностей, которыми обладает искус­ственный интеллект, наибольшее значение для будущего человечест­ва имеют аналитический потенциал интеллектуальных систем и их способность служить основой для процедур принятия коллективных решений. В этом параграфе я сделаю лишь три замечания, относя­щихся к этой последней особенности искусственного интеллекта.

Первое: проблема описания и математические модели.

Человек в силу своей биологической природы способен мыслить только упрощенными схемами природных явлений, экономической жизни, поведения людей и т.д., которые мы и называем моделями. Если угодно, понимание приходит лишь через достаточно простые образы реальности. Они могут использовать самые разнообразные языки, в том числе языки математики, иероглифы, изображения и т.д. Нильс Бор говорил о том, что с помощью одного языка нельзя описать действительно сложные явления. И я убежден, что это одно из основополагающих утверждений современного образа мышле­ния. Поэтому для информационной полноты нужны разные модели, разные языки описания и разные интерпретации. В последние годы все более широкое распространение получает использование графи­ческой и образной информации. Только в том случае, когда человек располагает разнообразного типа информацией, он получает то голо-графическое представление, которое и дает понимание.^*

Описание явления с помощью языка математики называется ма­тематической моделью. Использование таких моделей — единствен­ный способ получения количественных оценок изучаемого явления.

Среди огромного множества проблем, связанных с использова­нием математических моделей, я хотел бы выделить одну, актуаль­ность которой непрерывно возрастает по мере усложнения объектов анализа и роста быстродействия используемых компьютеров. Это проблема разумной сложности математического описания. Хотя внешне она носит чисто прагматический характер, это глубоко прин­ципиальная проблема.

Традиционным является стремление исследователя к наиболее полному отображению на языке математики того локального эмпи­рического материала, с которым оперирует исследователь, т.е. пре­дельно адекватному соответствию используемых параметризаций пониманию смысла природы явления. Недостаточная точность опи­сания (наряду с ошибками в исходной информации) всегда являет­ся одним из основных источников ошибок. Поэтому все исследова­тели стремились работать с предельно сложными моделями.

И долгое время, пока мы изучали относительно простые системы, эта традиционная точка зрения себя оправдывала, хотя уже в 50-е го­ды выявилась ее неуниверсальность. Но ограниченность представле­ния о том, что качество математического моделирования сводится лишь к точности математического описания, стала особенно ощути­мой, когда мы перешли к изучению объектов такой сложности, ка­кой, например, является биосфера как целостная система.

Дело в том, что усложнение модели неизбежно влечет за собой увеличение объема используемой исходной информации эмпириче­ского происхождения и числа машинных операций. Но каждое чис­ло, занесенное в банк данных, неизбежно записывается с ошибкой. Кроме того, сложность модели требует увеличения объема вычисле­ний, а это означает, что неизбежно возрастает и инструментальная ошибка. Другими словами, реализация традиционной точки зрения, т.е. стремление к описанию, предельно адекватно отражающему ре­альность, может сама оказаться источником неточностей. Таким образом, рождается новая проблема информатики — согласование точности описания с накоплением ошибки из-за ее размерности. И, к сожалению, каких-либо общих рекомендаций здесь пока еще не выработано. Мне пришлось дважды сталкиваться с этой проблемой. Один раз (это было еще в 50-е годы) в задаче о расчете траекторий космических аппаратов большой длительности, другой — при выбо­ре параметризаций поглощения углекислоты океаном, и решения проблемы выбора степени детализации модели основывались на са­мых разных соображениях.

Мне кажется, что проблеме согласования точности описания и сложности численного анализа не придают пока особого значения.

Второе: проблема компромиссов.

Самой важной задачей коллективного интеллекта, того, ради че­го, по существу, он и возник в процессе эволюции, является проблема формирования коллективных решений и способов коллективных действий. Обдумывая эти функции, надо отчетливо представлять се­бе, что в конечном счете это всегда проблема разрешения конфлик­тов, поскольку никогда не бывает у всех членов коллектива тождест­венных желаний и стремлений. И каждый субъект, участвующий в принятии коллективного решения, имеет свой собственный спектр целей и интересов. Он стремится их достигнуть и имеет для этого определенные возможности. Значит, в процессе принятия коллек­тивного решения, для того чтобы такое решение было принято, каж­дый из субъектов должен поступиться чем-то из своих собственных интересов во имя достижения общей цели или целей.

Возможность выбора взаимно приемлемого коллективного ре­шения нельзя постулировать заранее. Его может просто и не быть, поскольку такое решение должно удовлетворять целому ряду требо­ваний. Многие из них уже известны. Прежде всего коллективные ре­шения должны быть паретовскими. Впервые этот принцип ввел в на­чале нынешнего века знаменитый итальянский экономист Парето. Он означает, что соглашение (компромисс) справедливо и может быть принято лишь тогда, когда его нельзя улучшить одновременно для всех участников конфликта. Но этого мало: в процессе реализа­ции могут быть обманы — против нечестности должна быть гарантия. Поэтому необходима, как принято говорить, еще и устойчивость. Ти­пов такой гарантии может быть довольно много. Один из наиболее распространенных подходов к решению этой задачи был предложен Нашем, за разработку теории которого и приложения к экономичес­ким проблемам он недавно получил Нобелевскую премию.

Суть предложения Нэша элементарна: компромисс должен быть таковым, чтобы партнер (участник компромисса), который не выполнит своих обязанностей, понес бы определенные потери. Ком­промиссы, обладающие этим свойством, получили название компро­миссов, устойчивых по Нэшу. Несмотря на элементарность и логич­ность этого принципа, его реализация совсем не проста. Кроме того, существует множество конфликтов, в которых просто нет компро­миссов, обладающих указанными свойствами. Пример таких кон­фликтов — антагонистические, когда любое решение, которое вы­годно одному из участников конфликта, противоречит интересам другого. Многие особенности теории конфликтных ситуаций были проанализированы Ю.Б.Гермейером в его замечательной книге «Игры с непротивоположными интересами». Ю.Б.Гермейер и его ученики обнаружили широкий класс конфликтов, в которых всегда сущест­вовали паретовские компромиссы, устойчивые по Нэшу. К их числу относится большинство конфликтов, порождающихся экологичес­кими факторами.

В 1983 году на конгрессе Института жизни в Хельсинки я пред­ставил доклад, в котором сделал попытку проанализировать особенности конфликта гонки ядерных вооружений СССР и США. Оказа­лось, что для анализа этой проблемы непосредственно теория Гермейера неприменима. Тем не менее, удалось показать, что и в этой си­туации тоже существует устойчивый паретовский компромисс. Но, к сожалению, устойчивое паретовское решение, которое удовлетворя­ло бы обоих противников, обладало ненулевым уровнем ядерных во­оружений. Т.е. и в условиях компромисса ядерное оружие сохраня­лось. Однако если создать коллективную систему наблюдений, то при достаточном уровне качества информации, получаемой этой си­стемой, взаимовыгодным оказывался компромисс при нулевом уровне ядерных вооружений.

К сожалению, эта работа не получила поддержки в нашей стране, на работу был поставлен гриф, и она была свернута. Краткая инфор­мация была дана только в книге, написанной мной совместно с В.В.Александровым и А.М.Тарко, «Человек и биосфера».

Работа в области теории принятия решений как важнейшей со­ставляющей интеллектуальной системы, обеспечивающей функцио­нирование Коллективного Интеллекта, — не только создание специ­ального математического обеспечения, в основе которого должна лежать система математических моделей разной природы, но и раз­витие знаний, позволяющих выяснять истинную структуру интере­сов и целей субъектов. Что уже лежит за пределами математики.

Будущему обществу придется встретиться со сложнейшими кон­фликтными ситуациями. Поэтому общество должно быть во всеору­жии и владеть всем необходимым инструментарием интеллектуаль­ных систем, связанных с разработкой теории компромиссов.

Третье: синтез.

Модель сложного процесса, протекающего с участием людей, та­кого, как, например, функционирование биосферы, позволяет нам количественно оценить особенности этого процесса только тогда, когда нам известно воздействие на него коллективов людей. Но эти действия — результат сложнейших компромиссов. Значит, интел­лектуальные системы, необходимые для анализа возможного разви­тия событий, обязательно должны быть синтезом того традиционно­го, что связывают с понятием математического моделирования про­цессов физической природы и принципов анализа конфликтных си­туаций.

В связи с этими соображениями я хотел бы высказать убеждение в том, что в развитии инструментария Коллективного Интеллекта должны занять важное место недостаточно оцененные работы по­койного Ю.Б.Гермейера.

То, что аналогичный синтез необходим и при проектировании сложных технических и социальных многоцелевых систем, было понято уже довольно давно. Определенный опыт здесь уже накоп­лен. Так, еще в начале 80-х годов силами сотрудников ВЦ АН

СССР и авиационных конструкторов была завершена система ав­томатизированного проектирования многоцелевых самолетов в конструкторском бюро им. П.О.Сухого, основанная на принципе синтеза модели технической системы самолета и его функциониро­вания как боевого оружия и системы принятия решений, требую­щих отыскания компромисса (работа получила в свое время пре­мию Совета Министров).

Пришло время начать серьезную целенаправленную деятель­ность по формированию Коллективного Интеллекта. И эта деятель­ность должна носить международный характер.

До сего времени развитие Коллективного Интеллекта, как и лю­бой эволюционный процесс, если исключить локальные акции ум­ных правителей, носило чисто стихийный характер, мы не отдавали себе отчета в том, что являемся свидетелями и участниками одного из удивительнейших процессов совместного развития Природы и Общества, процесса, способного внести качественные изменения в сам характер их развития.

Сегодня ситуация становится иной, и общество начинает осозна­вать (пока интуитивно) особую роль Коллективного Интеллекта в жизни человечества и необходимость развития его способностей ре­шать новые задачи. Развитие Коллективного Интеллекта превраща­ется в жизненную потребность планетарного сообщества.

Очень важно, что уже понято существование проблем, требую­щих объединенных, планетарных усилий. Именно от их решения за­висит само существование цивилизации. Благодаря ее возросшему могуществу, человек становится основным фактором эволюции био­сферы. Мы уже осознаем, что неразумное использование могущест­ва цивилизации может оказаться смертельно опасным для людей, тем более что само общество может существовать лишь в весьма ог­раниченном диапазоне параметров биосферы. Значит, изучение ее свойств, изучение биосферы как целостной системы становится, мо­жет быть, проблемой номер один современной фундаментальной на­уки. Но это направление деятельности вряд ли можно представить без широкого использования коллективного интеллекта и его целе­направленного совершенствования.

Возможность организации этого направления деятельности и первые шаги, предпринять которые необходимо, более или менее очевидны. По существу, такое направление деятельности уже начало возникать: это серия международных программ типа «Глобальные изменения», в которых задействовано множество научных организа­ций самых различных стран. Однако этой деятельности, на мой взгляд, недостает ясного понимания цели: не только изучение кон­кретных фактов, не только их коллекционирование, но и выработка на их основе экологического императива. Т.е. системы абсолютных запретов и ограничений в той или иной форме деятельности. Науке вряд ли когда-либо будет дано сказать о том, что достаточно для со­хранения и развития цивилизации, но она уже способна сегодня фиксировать многое из того, что необходимо для этого. Т.е. сформи­ровать представления о том, без чего динамический гомеостаз чело­вечества и его цивилизации невозможен, ответственно назвать усло­вия поддержания биосферы в состоянии, обеспечивающем развитие общества. Я думаю, что понимание такой необходимости постепенно уже вырабатывается планетарной наукой и в обществе постепенно формируется понимание смысла и содержания термина «экологиче­ский императив».

Все уже сформированное понимание должно вылиться в форму абсолютных запретов и быть для общества более важным, чем споры о локальных нефтепроводах или о разделе Черноморского флота!

Недостает сегодня и информационного обеспечения этой дея­тельности. Существование сетей типа Интернет само по себе еще не решает проблемы: необходимы регламентированный сбор и класси­фикация информации. Я думаю, что должно существенным образом измениться содержание деятельности международных организаций типа UNЕР. Их деятельность должна быть лучше научно обоснована и более энергично поддержана правительствами.

Второе направление деятельности — выработка СТРАТЕГИИ планетарного сообщества, способной реализовать принципы коэволюции человека и биосферы, т.е. формирование такой организации сообщества, в основе жизнедеятельности которой лежали бы принци­пы экологического императива. Вот здесь мы сталкиваемся с целым рядом проблем глубокого политического и социального значения.

Но самые трудные вопросы впереди. Это социально-политичес­кие аспекты формирования информационного общества.

Я вижу несколько принципиально трудных проблем формирова­ния или, лучше сказать, становления информационного общества. Эти проблемы противоречивы по существу, и их решение мне пред­ставляется невозможным в рамках современного миропонимания и утвердившихся цивилизационных парадигм.

Первая из них — проблема владения информацией и знаниями. Объективно знания и культура — это единственный вид коллектив­ной собственности, от использования которой ее объем и ее цен­ность только возрастают. При обсуждении этого вопроса уместно вспомнить замечательные слова Бернарда Шоу: «Если я дарю тебе яблоко, то у нас остается одно яблоко. Если же я тебе дарю идею, то у нас становится две идеи». Но все ли понимают эту истину, которую так лаконично выразил замечательный писатель и мыслитель?

Можно сказать больше: переданная мысль — уже поступок. При­нявший ее по-иному видит мир, а значит, и по-иному действует!

Мудрость слов Бернарда Шоу очевидна, но не менее очевидной является и прописная истина: «Владеющие информацией и знания­ми — владеют миром!». И первое из противоречий нынешнего време­ни я вижу как раз в том, что люди далеко не всегда готовы делиться достижениями, хотя это жизненно важно для всего рода человечес­кого. И здесь нас не спасет никакой Интернет, никакая сверхсовре­менная система передачи данных. Особенно теперь, когда дыхание глобального экологического кризиса уже ощущается во всем мире и идея «золотого миллиарда» в той или иной форме просматривается не только в промышленных странах, но и в странах, ищущих свои собственные пути модернизации. Внимательный анализ выступле­ний на конгрессе в Рио-де-Жанейро дает ясное представление о трудностях, которые возникают даже при решении вопроса о про­стом доступе к жизненно необходимым знаниям.

Таким образом, свободный доступ к информации, без которого не имеет смысла говорить об информационном обществе, — труд­нейшая социально-политическая проблема, которая вряд ли может быть решена в рамках современных «присваивающих» цивилиза­ций. Поэтому я думаю, что нас ожидает смена шкалы ценностей, сме­на менталитета. Другими словами, смена цивилизационных пара­дигм. Это вторая труднопреодолимая ступень на пути восхождения к информационному обществу. Но ясно одно — смена цивилизаци­онных парадигм может наступить только в том случае, если челове­чество будет опираться на развитие принципов информационного общества: это два неразделимых пути!

Нам крайне трудно представить себе структуру будущего обще­ства. Но одно очевидно — если человечеству суждено выжить, то принципу сиюминутного успеха и стандартам современной рыноч­ной экономики придется уступить место представлению о том, что наши потомки должны иметь возможность столь же полного исполь­зования ресурсов, как и люди нашего времени. Обсуждение этого те­зиса, который, может быть, и является ключом к будущему, далеко выходит за рамки данной работы. Но мне хотелось бы все же заме­тить, что подобная мысль уже бродит по планете и в той или иной форме входит в официальные документы многих стран.

Закончить я хочу обсуждением информационного общества как социальной структуры.

Замечания, которые я сделал, позволяют представить информа­ционное общество как такой социально-политический организм, в котором Коллективный Разум играет такую же роль в его жизнедея­тельности, как и разум человека в его организме. Он способен предвидеть опасности и помочь найти рациональные решения не только локальных, но и общечеловеческих проблем. Такая интерпретация информационного общества отлична от общепринятой, сводящей это понятие к развитию чисто технической стороны — к информати­зации жизнедеятельности общества.

Коллективный Разум должен аккумулировать мудрость челове­чества и содержать необходимые потенциальные возможности для принятия решений. Должен опираться на развивающиеся коммуни­кации между отдельными людьми и группами людей, на всю ту со­вокупность поддержки принятия решений, которая часто называет­ся искусственным интеллектом (или интеллектуальными система­ми), и общую готовность людей принимать предлагаемые рекомен­дации. Это вовсе не значит, что Коллективный Разум является жесткой управляющей системой. Нечто подобное мы видим и у от­дельного человека. Функционирование многих систем его организ­ма идет своим чередом, его составляющими управляет множество неосознанных рефлексов. Организм человека часто продолжает функционировать и при выключенном мозге, когда он уже не спосо­бен вмешиваться в жизнедеятельность человека, а тем более управ­лять ею. Заметим, что даже в решения по важнейшим судьбоносным действиям в активность сознания вмешиваются интуиция, мировоз­зрение, совесть, эмоции... Другими словами, интеллект в любом ор­ганизме — часть системы, и его деятельность нельзя недооценивать, но и нельзя абсолютизировать. И то, что я скажу ниже, — тоже сим­биоз логики, эмоций и воспитания.

Я не верю в возможность и считаю крайне опасным стремление к мировому правительству и к унификации цивилизаций. Единая ми­ровая цивилизация — это такой же нонсенс, как и генетически стан­дартный человек. Цивилизационное разнообразие столь же необхо­димо для обеспечения стабильности рода человеческого, как и раз­нообразие генетическое. И в то же время род людской взаимодейст­вует с Природой как единый вид. Значит, неизбежны и какие-то общие стандарты поведения и мотивы в принятии решений. Мера сочетания и разнообразия цивилизационных установок и некоторых общепланетарных императивов — одна из труднейших проблем со­временной истории, лучше сказать, современного этапа антропоге­неза. Но должно возникнуть некое планетарное гражданское обще­ство, в рамках которого каждая из цивилизаций будет вносить свой уникальный вклад.

Итак, я думаю, в частности, что путь к информационному обще­ству как к необходимому этапу ноосферогенеза связан с таким пере­формированием ООН, когда среди его нынешних органов должен появиться некий Совет «мудрецов» с менталитетом исследователей, т.е. людей, которые в отличие от политиков способны ставить под со­мнение любые принципы и принимать различие ракурсов видения предмета не за ересь, а за благо, помогающее людям видеть ту голо­грамму, которая и есть истинное понимание. Он должен быть состав­лен не из представителей правительств и народов, а из представите­лей профессий и цивилизаций.

Подвожу некоторые итоги: информационное общество — это та­кой этап истории человечества, когда Коллективный Разум стано­вится не только опорой развития вида Ьото 5ар;епз, но и объектом целенаправленных усилий по его совершенствованию. Нам многое еще неясно, но об одном мы можем говорить с полной определенно­стью: полноценное информационное общество не сможет утвердить­ся само по себе, без целенаправленного действия людей, без утверж­дения новых цивилизационных парадигм.

Вот почему уместен вопрос: сумеет ли человек преодолеть свой эгоизм, свою агрессивность, все то, что ему досталось в наследство от охотников на мамонтов, для того чтобы создать информационное об­щество и обеспечить еще ряд тысячелетий своего существования на планете? Ответа на этот вопрос у меня нет! И тем не менее наша важ­нейшая цель — предпринять все возможные усилия для утвержде­ния на планете информационного общества. Как условия, совершен­но необходимого для продолжения ИСТОРИИ, если угодно, как нового этапа ИСТОРИИ.