Солдатский хлеб и чистая вода

Но при первых лучах солнца чары исчезли. Доменик встал в ярости за испытанный им страх и призвал всех часовых, стоявших в полночь в коридорах и у дверей.

Часовые дрожали от страха, так как ровно в полночь их до того одолел сон, что они не могли противостоять и заснули, а когда они проснулись, то сами не могли определить, сколько времени они спали. Но, к их счастью, они одновременно сошлись все у дверей комнаты генерала и условились между собой сказать, что все бодрствовали. Они надеялись, что никто не узнает о нарушении ими дисциплины, так как когда пришли их сменить, то они уже не спали. На все вопросы генерала они согласно отвечали, что не видели никакой женщины.

Присутствовавший при допросе управитель заявил Доминику, что это была не обыкновенная женщина, а призрак графини Берты. Генерал поморщился, но когда узнал от Фрица, что в архиве находится документ, которым всякий владелец обязывается исполнить обычай, установленный графиней Бертой, то велел принести себе этот документ. Взглянув на него, он сейчас же узнал пергамент, показанный ему привидением.

Однако Доминик, несмотря на все это, не уступил настояниям Фрица и не согласился исполнить постановление графини Берты. Вечером того же дня он устроил роскошный пир для своего штаба. В назначенный час приглашенные уселись за стол, уставленный блюдами и дорогими винами. Генерал, усевшись на обычное свое место, вдруг побледнел от гнева и вскричал:

— Какой это осел положил возле меня солдатский хлеб?

Действительно, возле прибора генерала лежал солдатский хлеб, каким он питался в своей юности.

Все взглянули друг на друга в изумлении, не понимая, как мог найтись смельчак, решивший так подшутить над гордым, мстительным и вспыльчивым генералом.

— Убери, дурак, этот хлеб! — закричал Доминик слуге, находившемуся возле него.

Слуга хотел поскорее исполнить это приказание, но никоим образом не мог снять хлеб со стола. После долгих и напрасных усилий слуга заявил, что хлеб как будто пригвожден к столу.

Тогда генерал, славившийся своей необыкновенной физической силой, сам попытался снять хлеб, но и ему это не удалось. Через пять минут он в утомлении опустился на свое место.

— Я узнаю, кто устроил эту штуку, и он получит достойную награду, — пробормотал генерал. — Обедайте, господа! Пью за ваше здоровье, — и он поднес свой стакан ко рту, но тотчас же сплюнул, крича гневно слуге: — Какую гадость ты налил мне в стакан?

— Самого лучшего токайского, — возразил слуга.

— Врешь, у меня в стакане вода! — вскричал генерал.

— В таком случае, — заявил слуга, — вино превратилось в воду, уже находясь в стакане Вашего Превосходительства, так как из той же бутылки я налил еще двум господам, и они могут засвидетельствовать, что это токайское.

Действительно, соседи генерала подтвердили слова слуги.

Доминик понял, что всю эту шутку устроили ему мертвецы. Чтобы вполне убедиться, он взял бутылку из рук слуги, налил вина в стакан соседа, и оно оказалось настоящим токайским, затем из той же бутылки он налил в свой собственный стакан, где вино сейчас же превратилось в воду.

Поняв, что это намек на его низкое происхождение, и чувствуя себя как бы униженным от соседства солдатского хлеба, Доминик предложил своему адъютанту поменяться местами и уселся на противоположном конце стола.

Но и на новом месте было не лучше. В то время, как черный хлеб, лежавший теперь возле адъютанта, легко был снят со стола и превратился в обыкновенный хлеб, всякий кусок хлеба в руках Доминика превращался в солдатский хлеб, а всякое вино в его стакане превращалось в воду.

Тогда Доминик, вне себя от гнева и желая чего-либо поесть, протянул руку к вертелу, на котором находились жареные жаворонки, но, как только генерал к ним притронулся, жаворонки поднялись, вылетели в окно и попали прямо в разинутые рты крестьян, издали глядевших на пиршество. Можно себе представить, как сильно они были этим изумлены.

Подобное чудо встречается нечасто, а потому оно произвело немало шуму, так что теперь еще говорят о человеке, тешащем себя пустыми надеждами: «Он надеется что жареные жаворонки сами попадут к нему в рот».

Доминик пришел в ярость, но, понимая, что со сверхъестественными силами он бороться не в состоянии, заявил, что не хочет ни есть ни пить, а будет присутствовать только в качестве зрителя. Все гости чувствовали себя неловко, и пир прошел очень скучно.

В тот же день вечером Доминик объявил, что он получил от императора приказ немедленно перенести главную квартиру в другое место, и сейчас же поспешил уехать.

Понятно, что это был только предлог, а причиной, побудившей генерала так поспешно удалиться, был страх перед ночным посещением призрака графини Берты, а еще более боязнь, что ему придется все время своего пребывания в проклятом замке питаться одним черным хлебом и водой.

Сейчас же после отъезда генерала управитель нашел в шкафу, где накануне ничего не было, большой мешок с деньгами, к которому приколота была бумажка с надписью: «Деньги на медовую кашу».

Старик сначала испугался, но затем, узнав почерк графини Берты, поспешил исполнить ее приказание и устроил роскошный пир.

То же повторялось ежегодно первого мая: деньги для пиршества доставлялись графиней Бертой, пока не удалились императорские войска и замок не перешел опять во владение Вольдемара Розенберга, сына Ульриха, вернувшегося в замок своих предков двадцать пять лет спустя после того, как отец его принужден был его оставить.