tom2-2

ности – советского народа», жестокое подавление во времена сталинского режима отдельных народов, вплоть до геноцида) и экономической (кризисные явления в советской экономике в 80-е годы, неравномерность распределения национального дохода) ошибочной политики;

–Советский Союз развалился в результате подрывной работы западных спецслужб, усугубленной предательством ряда руководителей КПСС и Советского государства (обычно называют имена М. Горбачева, Б. Ельцина, А. Яковлева, Э. Шеварднадзе), а также властолюбивыми амбициями лидеров союзных республик.

Безусловно, каждый из приведенных тезисов несет в себе определенную долю истины, однако попытки сведения к одному из них такого сложного явления, как развал великой державы, чреваты однобокостью и необъективностью. Поэтому следует найти разумный баланс между представленными здесь тезисами, добавив к ним еще некоторые важные факторы.

Сегодня ни у кого уже не вызывает сомнений, что в начале 80-х годов СССР оказался на грани серьезного экономического кризиса. Социалистическая система, продемонстрировавшая свою действенность в экстремальных условиях, когда были необходимы максимальная концентрация, напряжение сил и мобилизация ресурсов (характерные для войн, стихийных бедствий и т. п.), оказалась недостаточно эффективной в условиях мирного времени и конкурентной борьбы с индустриальными странами.

Серьезное отставание экономики от развитых стран Запада усугублялось чрезмерным раздуванием оборонно-промышленного комплекса, огромными расходами на поддержку стран так называемой «социалистической ориентации». Непомерные идеологические амбиции советских лидеров требовали таких расходов, которые не смогла бы выдержать экономика никакой страны. Однако в течение 70-х – начале 80-х годов они покрывались за счет увеличения экспорта продукции топливно-энер- гетического комплекса, «проедания» золотого запаса. Возрастал внешний и внутренний долг государства.

Несомненно, что в условиях межблокового противостояния страны Варшавского договора и НАТО вели друг против друга подрывную деятельность, которая выражалась в психологической войне, экономическом и военно-политическом противостоянии. В то же время во внутренней жизни СССР отмечалось некоторое ослабление идеологического пресса. Тогдашние руководители КПСС и Советской страны периодически совершенно искренне пытались претворить в жизнь те или иные программы по «повышению материального благосостояния трудящихся». Однако в рамках сложившейся системы государство было обречено на самоограничение, а потому в неизменном виде долго существовать не могло. Система нуждалась в коренном реформировании.

Был ли развал единого государства неизбежным результатом таких реформ? Ответ на этот вопрос не столь однозначен, каким он представляется многим современным политикам, настаивающим на объективной неотвратимости его распада. Действительно, произошло то, что произошло, а история не терпит сослагательного наклонения. Тем не менее абсолютно очевидным следует признать и следующие положения:

–Советский Союз никогда не был империей в привычном понимании этого слова. Известно, что наряду с осуществляемой политикой административной, националь- но-территориальной, культурной, языковой унификации, одобрения ассимиляционных процессов в советском обществе проводилась линия на поощрение продвижения национальных кадров, особенно в собственных республиках и автономных образованиях. В результате уже в доперестроечное время происходило ущемление прав «нетитульных наций», прежде всего русского населения, проживающего за пределами славянских республик. Кроме того, значительная часть средств, выделяемых на

идеологическое обеспечение, расходовалась на развитие национальных культур народов СССР в таких масштабах, которые сейчас не в состоянии обеспечить новые независимые государства. Разумеется, все сказанное не отрицает права любого из этих государств самостоятельно распоряжаться своей судьбой;

–сегодня, по прошествии достаточно солидного срока (более десяти лет) с момента распада СССР, следует признать несостоятельность большинства экономических выкладок, строившихся с целью доказательства фактов «ограбления» той или иной республики. Безусловно, в рамках Советского Союза имела место беспрецедентная по масштабам (и, надо отметить, не слишком рациональная) перекачка ресурсов, однако именно она и увязывала республики в единый народнохозяйственный комплекс. Причиной же несоответствия экономического потенциала и уровня жизни в большинстве из них была неэффективность самой системы хозяйствования, а также непомерные траты, связанные с военными и внешнеполитическими амбициями;

–объединение в едином государстве огромных территорий, разнообразных по географическим условиям, населенных многочисленными народами, с различными историей, культурным наследием, национально-психологическими особенностями, помимо определенных положительных моментов имело следствием возникновение ряда опасных факторов. Попытки административной, социальной, национально-куль- турной унификации столь различных народов и территорий неизбежно вызывали обратную реакцию, потенциальный всплеск которой изначально таил в себе весьма разрушительные последствия. Громоздкая административно-хозяйственная и партий- но-политическая система СССР не позволяла гибко и своевременно реагировать на возникающие проблемы. Более того, она оказалась не в состоянии уберечь самою себя, оградить страну от развала.

Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что большинство вопросов, стоявших перед партийным и советским руководством в середине 80-х годов, были решаемыми проблемами социально-экономического характера. Есть основания полагать, что первоначальный план реформ, начатых с приходом к власти М. Горбачева, как раз

èограничивается решением этих проблем*. Однако возникшие при этом серьезные разногласия в руководстве Союза (впервые ставшие достоянием гласности в 1987 г.) обусловили желание одной из группировок воспользоваться политическими реформами как дополнительным рычагом в борьбе за власть. В результате на начальном этапе этих реформ М. Горбачев и его сторонники (условно эту группу можно назвать «реформаторами») сумели существенно «обновить» не только Политбюро, но и весь партийный аппарат в Центре и на местах, изменив кадровую расстановку в свою пользу.

Надо отметить, что начавшиеся в этот период перемены были в целом одобрены населением страны, а на внешнеполитическом фронте получили поддержку недавних идеологических оппонентов, включая лидеров западных стран.

Дальнейший ход событий показал, что спустя некоторое время аппаратная борьба за власть, перешедшая в силу объявленных перестройки, гласности, демократизации в борьбу политическую, очень скоро стала для значительной части партийной и административной элиты (и «старой» и «новой) главным смыслом проводимых ре-

*Это, правда, противоречит современному высказыванию М. Горбачева, выступавшего в одном из университетов Турции: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми. Именно для достижения этой цели я использовал свое положение в партии и стране. Мир без коммунизма будет выглядеть лучше. После 2000 года наступит эпоха мира и всеобщего процветания». Однако такие признания с очевидностью представляются всего лишь запоздалыми попытками недалекого и обанкротившегося политика задним числом придать некую глубокомысленность и всечеловеческую принципиальность своим ошибкам, провалам и поражениям, выдавая их за свои мировоззренческие убеждения, победы и триумфы.

форм. Эти перемены, конечно, несли в себе и много положительного как для населения страны, так и для окружающего мира – снятие многочисленных идеологических и хозяйственных запретов, введение политических свобод, прекращение «холодной войны» и связанной с ней гонки вооружений. Однако о первичных целях реформ, которые изначально провозглашали «ускорение социально-экономического развития страны, преодоление кризисных явлений, поднятие уровня благосостояния людей», было забыто, а лозунг «Больше демократии – больше социализма!» оказался и вовсе пропагандистской мишурой или откровенной ложью.

Таким образом, можно сделать вывод, что начатые в середине 80-х годов в Советском Союзе реформы, объективная необходимость которых не подлежала сомнению, не достигли провозглашенных целей в значительной мере в силу причин субъективного порядка, в частности межличностной борьбы за власть внутри правящей элиты.

К началу 1988 г. (т. е. на исходе третьего года объявленных реформ) внутреннее положение союзного государства сильно осложнилось: экономический кризис углублялся, общественно-политическая ситуация в стране дестабилизировалась и выходила из-под контроля. Весьма противоречивыми становились внешнеполитические условия: на фоне очевидного потепления отношений СССР с США и другими западными государствами происходило очевидное ослабление социалистического содружества: в одних странах (Венгрии, Польше) местные коммунисты были вынуждены поделиться властью с оппозицией, в других (Болгария, Румыния) – политические лидеры, не имея желания либо возможности начать свой вариант перестройки, стали держаться все более отчужденно от «старшего брата».

В самом же Советском Союзе обострились и обрели гласность застарелые проблемы межнациональных отношений, которые десятилетиями замалчивались и поэтому запутывались еще больше. Таких проблем несколько.

Во-первых, разница в статусе различных народов СССР и их государственном устройстве. Одни народы образовывали союзные республики, другие – только автономии (АССР, области, округа), некоторые – не имели своей государственности изначально (либо она была утрачена). Это порождало во многих случаях желание их лидеров занять место среди «более равных», т. е. стремиться к повышению государственного статуса.

Во-вторых, не вполне добровольный характер вхождения ряда территорий и народов, их населявших, в «единую семью народов», что нередко сопровождалось весьма жестоким подавлением национальных движений и массовыми репрессиями. С большей или меньшей степенью однозначности этот тезис можно применить к Прибалтике, Закавказью, Чечне, Западной Украине.

В-третьих, не до конца решенные проблемы восстановления справедливости после сталинских депортаций. В итоге в конце 80-х годов одни народы, подобно крымским татарам, туркам-месхетинцам, так и не обрели потерянную родину, другие – вынуждены были вернуться на родную землю, уже заселенную в их отсутствие, третьи (например, ингуши) – получили этническую территорию существенно урезанной.

В-четвертых, огромные масштабы миграции населения. В результате этих процессов, во все времена поощрявшихся союзным руководством, около 30 млн человек, главным образом славянских национальностей, оказались за пределами своих национальных республик, что порой усугубляло и без того сложные национальные отношения.

В-пятых, несоответствие межреспубликанских границ этническому расселению народов, а равно и историческим границам предшествовавших им государственных образований. Особо следует выделить границы между Арменией и Азербайджаном,

между Молдавией и Украиной, между Россией и Казахстаном, между Северо-Осе- тинской и Чечено-Ингушской АССР. При установлении союзным Центром границ ча- сто не учитывалась реальная этническая картина на данных территориях, эти действия противоречили воле и желанию населения, которое даже в условиях единого

СССР, оказавшись в «чужой» республике, испытывало значительные неудобства. Например, в приднестровских районах МССР в 1989 г. не было ни одной украинской школы, хотя доля украинского населения составляла в этом регионе не менее 32%.

И последнее – весьма противоречивое правовое поле в области национальногосударственного строительства. Продекларированное во множестве документов ООН «право народов на самоопределение» имело своеобразное отражение в Конституции СССР*, которая гарантировала такое право отдельным этносам, имевшим на данный момент в силу сложившейся исторической ситуации свои союзные республики. В результате распад СССР обернулся беспрецедентной национальной дискриминацией: конституция разрушающегося государства стала обоснованием права отдельных коренных народов (или «титульных наций») подавлять и унижать остальное население в пределах границ, произвольно проведенных в сталинские времена.

Все перечисленные проблемы, обострившиеся с 1988 г., стали несомненным катализатором распада единого союзного государства и послужили причиной появления самопровозглашенных государственных образований. На начальном этапе (1988– 1989 гг.) в качестве выразителей интересов тех или иных народов, желавших изменить свое положение в рамках СССР, выступали партийные лидеры этих территорий**. Первым таким конфликтом, обнажившим всю глубину межнациональных проблем в Советском Союзе, стал конфликт в Нагорном Карабахе и связанные с ним межэтнические столкновения между армянами и азербайджанцами. Произошедшая в феврале 1988 г. резня армян в Сумгаите потрясла всю страну, поскольку обнажила до сей поры усиленно затушевывавшиеся и скрывавшиеся за фасадом «социалистического интернационализма» проблемы в межнациональных отношениях. Таким образом, в ряде республик процессы суверенизации начались еще задолго до окончания «перетекания» власти из партийных органов в государственные, который набрал полную силу в 1989 г.

Безусловно, особое место в этом процессе занимали Прибалтийские республики. Включение их в 1940 г. в состав СССР имело весьма сомнительную правовую подоплеку и отрицательно воспринималось частью местного населения. Поэтому с развитием демократизации в СССР, снятием множества идеологических запретов в этих республиках возникли движения, изначально стремившиеся к обособлению от

*Государственный статус того или иного народа на той или иной территории в значительной мере являлся в советскую эпоху объектом произвольных манипуляций высшего партийного руководства. Поэтому сегодняшняя независимость многих суверенных государств выглядит как результат некоей исторической случайности. Ведь в рамках бывшего СССР автономные республики довольно легко становились союзными, и наоборот. Тувинская АССР, к примеру, до 1944 г. успела даже побыть независимым государством.

**Например, в Абхазии Первый секретарь республиканского комитета компартии в конце 1988 – начале 1989 г. непосредственно участвовал в собраниях абхазского населения, требовавшего выделения Абхазской АССР из состава Грузии. В Нагорном Карабахе основные события развернулись после того, как контролируемый партийными органами областной совет НагорноКарабахской Автономной области (НКАО) принял резолюцию о выходе из состава Азербайджана. В Прибалтийских республиках народные фронты формировались при непосредственном уча- стии и поддержке местной партийной элиты. В Молдавии по указанию ЦК КПМ районные партийные руководители были ответственны за предоставление автотранспорта и доставку в Кишинев на так называемые «великие национальные собрания» местных жителей, причем в числе руководителей данных собраний, как правило, мелькали первые лица в партии и республики. В Приднестровье с прокишиневских, профронтистских позиций выступали партийные руководители Тирасполя некоторых районов, чутко уловившие «линию партии» в новых условиях.

Советского Союза: народные фронты в Латвии и Эстонии, «Саюдис» в Литве (лето– осень 1988 г.). 16 ноября 1988 г. Верховный Совет Эстонии принял «Декларацию о суверенитете», согласно которой на территории республики провозглашалось верховенство республиканских законов. Союзному руководству предлагалось совместно с республиками разработать и заключить новый Союзный договор, который бы обеспечил реальный государственный суверенитет республик*.

Помимо Прибалтики к концу 1988 г. существенно накалилась общественно-по- литическая обстановка в Грузинской, Армянской, Азербайджанской и Молдавской союзных республик, связанная с обострением межнациональных отношений.

Выборы народных депутатов СССР в марте 1989 г., впервые прошедшие в условиях относительной демократии и на альтернативной основе**, значительно ускорили проходившие в стране политические процессы. В различных республиках Союза стала складываться организованная оппозиция Коммунистической партии и ее руководству. Последняя, впрочем, еще не утратила популярности и старалась удержаться у власти путем лавирования между сторонниками оппозиции и консервативным крылом в самой КПСС. На фоне этого властные полномочия передавались из партийного аппарата в государственный: все чаще реальная власть оказывалась не в партийных комитетах, а в ранее дублировавшихся ими госорганах. В силу этого партийный контроль над государством ослабевал, а следовательно, ослаблялась вертикаль под- чиненности государственных органов различных уровней. Если вплоть до 1988 г. за Москвой в лице ЦК КПСС и его Политбюро всегда было решающее слово в кадровой политике – и в Центре и на местах, – то теперь распределение государственных должностей на различных уровнях в немалой степени подвергалось стихии «всенародного волеизъявления», а также, что еще более важно, самостоятельному влиянию местных административных элит.

К тому моменту на всей территории СССР то тут то там вспыхивали межнациональные конфликты. К армяно-азербайджанскому конфликту вокруг Нагорного Карабаха добавились Тбилисская трагедия 9 апреля 1989 г., Новый Узень, Фергана. Отмечен всплеск национальных и националистических движений в Молдавии, Грузии, Армении, Азербайджане, Таджикистане. В некоторых регионах этих республик произошли столкновения на межнациональной основе, нередко сопровождавшиеся человеческими жертвами. Союзный Центр, а также отдельные партийные органы на местах все более утрачивали контроль над ситуацией. При этом бросалась в глаза странная непоследовательность: практически полное попустительство и невмешательство местных национальных элит при экстремистских действиях, включая националистические погромы, и крайне жесткое подавление мирных интернациональных акций, пусть даже и с весьма радикальными лозунгами.

*Согласно действовавшей на тот момент Конституции СССР союзная республика являлась «суверенным социалистическим государством» в составе СССР. Поэтому споры между союзным

èреспубликанскими законодательными органами власти о содержании дарованного Конституцией суверенитета с самого начала обнаруживали ее правовой перекос в пользу республик.

**Относительность демократичности выборов проявлялась в том, что, во-первых, ровно одна треть депутатов не избирались, а напрямую делегировались КПСС и подконтрольными ей общественными организациями (в том числе и создаваемыми в те времена); во-вторых, искусственный отсев неугодных кандидатов через опять-таки весьма управляемые окружные собрания очень часто создавал все ту же безальтернативность; в-третьих, полная подконтрольность средств массовой информации и агитации партийным органам (в том числе и сепаратистско-национали- стического толка в республиках) и, наконец, возникшее в ряде крупных городов и регионов массовое противостояние последним крайне затрудняло осознанный выбор: население голосовало за оппозиционных кандидатов не в силу их личных качеств и способностей, а в зависимости от заявленной ими лояльности или оппозиционности к тем или иным партийным органам – либо местным, либо центральным.

Осень 1989 г. ознаменовалась началом процесса отделения республиканских компартий от КПСС и образованием независимых компартий в Латвии, Литве и Эстонии. В результате к началу 1990 г. в каждой из этих республик произошел раскол компартии с образованием независимых КП Литвы, Латвии, Эстонии в противовес соответствующим КП на платформе КПСС. В тех же Прибалтийских республиках были приняты законы, существенно ущемлявшие права союзного Центра и расширявшие их государственный суверенитет. К тому моменту стало очевидно, что дальнейшее развитие этих процессов в республиках Прибалтики неизбежно приведет к провозглашению ими своей независимости. 10 ноября 1989 г. Президиум Верховного Совета

СССР принял постановление «О несоответствии некоторых законодательных актов союзных республик Конституции СССР», согласно которому ряд законов, принятых, прежде всего, в Латвии, Литве и Эстонии, объявлялись противоречащими союзному законодательству, а потому недействительными.

По мере приближения выборов в республиканские и местные Советы народных депутатов, назначенных на 1990 г., усиливались «разброд и шатания» в среде республиканских партийно-государственных элит, решавших задачу удержания власти на своем уровне. В результате лидеры ряда союзных республик (в дополнение к Прибалтийским) уже во второй половине 1989 г. начали сближаться с оппозиционными силами, включая радикально настроенных националистов. В некоторых республиках лидеры партийных комитетов одновременно становились и руководителями полуфашистских национал-экстремистских «общественных движений».

Например, в Молдавской ССР в конце августа 1989 г. именно партийно-государ- ственная элита инициировала принятие закона «О функционировании языков», со-

польского населения. В том же месяце Рыбницкий и Тираспольский горсоветы Молдавской ССР приняли решение о проведении местных референдумов на предмет создания Приднестровской АССР (состоялись в декабре 1989 – январе 1990 г.). Национальное движение гагаузского народа «Гагауз Халкы» выдвинуло требование

îсоздании на юге Молдавии собственной автономии.

ÂАбхазской АССР и Юго-Осетинской Автономной области усилились настроения местного населения в пользу обособления этих территорий от Грузии. В Нагорном Карабахе к тому времени ситуация все более обострялась: после упразднения Особого комитета по управлению автономной областью (постановление Президиума ВС СССР от 28 ноября 1989 г.) там действовали альтернативные, противостоящие друг другу органы власти – избранный на съезде полномочных представителей населения НКАО Национальный Совет и назначенный из Баку комитет. Введенные в этот регион внутренние войска оказались не в состоянии сдерживать все учащавшиеся стычки между армянами и азербайджанцами, нередко с применением стрелкового оружия.

После принятия 1 декабря 1989 г. постановления ВС Армении «О воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха» произошел еще более резкий всплеск противостояний, выразившийся в стихийной блокаде НКАО, выселении и бегстве армянского и азербайджанского населения из «вражеских» республик. И только после массированных армянских погромов в Баку, сопровождавшихся попытками неконституционного захвата власти Народным фронтом Азербайджана, союзный Центр попытался исправить ситуацию введением чрезвычайного положения (15 января 1990 г. – в НКАО, 19 января – в Баку). Однако, как и в Тбилиси, результатом провокаций и непродуманного использования военной силы стали жертвы среди гражданских лиц, и на этот раз куда более многочисленные.

Âцелом описываемый период (конец 1989 – первая половина 1990 г.) можно принять за начало реального процесса формирования непризнанных государственных образований, ибо фактически данный период стал временем искусственного разжигания гражданской войны и раздувания этнических конфликтов на территории Советского Союза.

Одновременно с ослаблением позиций союзного Центра в республиках ухудшилось и его внешнеполитическое положение. В конце 1989 г. в Восточной Европе произошли события, которые можно назвать не иначе как полным разрушением социалистического содружества. Если в 1987–1988 гг. из него начали «выпадать» Венгрия и Польша, где к власти пришла антикоммунистическая оппозиция, то в октябре–декабре 1989 г. в течение считанных недель массовые выступления оппозиции в Чехословакии, ГДР, Румынии привели к полному краху господствовавших в этих странах режимов. Рухнувшая Берлинская стена на тот момент представлялась символом этих режимов, однако она также стала олицетворением начавшегося процесса территориальных изменений в Европе. Именно объединение Германии, происшедшее спустя год после описанных событий, станет роковым для провозглашенного в Хельсинки «принципа нерушимости границ», продержавшегося в неизменном виде всего 15 лет*.

* Идея провозглашения такого принципа не нова: можно отметить ее наличие в документах Вестфальского мира 1648 г., знаменовавшего окончание Тридцатилетней войны; в соглашениях, заключенных на Венском конгрессе 1815 г. и пытавшихся установить «вечный мир» после разрушительных наполеоновских войн; в Трианонском мирном договоре 1920 г. как части версальской системы установления границ после окончания первой мировой войны; в документах Крымской конференции 1945 г., определявших границы и систему безопасности послевоенного устройства мира на 50 лет. Хельсинские соглашения закрепили нерушимость границ в Европе на 15 лет, примерно на столько же, на сколько документы Венского конгресса.

Все описанные процессы, происходившие за пределами СССР, безусловно, влияли и на ситуацию внутри страны, создавали своеобразный антикоммунистический фон в настроениях значительной части населения. Следствием этого стала нарастающая оппозиционность последнего, в силу которой во многих республиках исход выборов был заранее предрешен и совсем не в пользу партийных руководителей. Те из них, которые успели «перекраситься», смогли удержать бразды правления, как это произошло в Молдавии (М. Снегур), Латвии (В. Горбунов), Азербайджане (А. Муталибов). Напротив, в Литве, Эстонии, Грузии, Армении коммунисты потерпели сокрушительное поражение. В других республиках (кроме РСФСР) местный партийный аппарат, на первых порах декларируя верность единому союзному государству, сумел в той или иной мере сохранить контроль над ситуацией, имея большинство во вновь избранных Верховных Советах.

Сигнал на места о необходимости ускорения дезинтеграционных процессов был подан из Москвы. Еще в конце мая 1989 г. на съезде народных депутатов СССР с докладом «Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР» выступил М. Горбачев, который в завуалированной, но понятной для элиты форме изложил идею расчленения государства по этническому принципу. В постановлении съезда была сформулирована необходимость подготовки новой Конституции СССР, которая закрепила бы договорные отношения между Союзом и отдельными республиками, а также восстановила в полном юридическом объеме принцип национального (а не народного) суверенитета.

Первой из республик сигнал приняла Литва. 26 мая 1989 г., т. е. сразу по принятии названного постановления, Верховный Совет Литовской ССР провозгласил декларацию «О государственном суверенитете Литвы», что положило начало «параду суверенитетов». Однако правовые обоснования данному процессу появляются несколько позже, 24 декабря 1989 г., в постановлении съезда народных депутатов СССР

по докладу А. Яковлева «О политической оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г.». Постановление признало этот договор недействительным с момента подписания и тем самым обеспечило политические предпосылки для выхода Прибалтики и МССР (Бессарабии) из Союза ССР.

Каждый последующий визит А. Яковлева и других высших партийных руководителей в Кишинев приводил к всплеску новых националистических эксцессов – оче- редному «Великому национальному собранию» под русофобскими лозунгами, штурму здания МВД толпой наэлектризованных люмпенов, срыву военного парада 7 ноября. Все это наводило людей на мысль о существовании специального координирующего и организующего центра по насаждению сепаратизма и развалу СССР.

Десятилетие спустя эту мысль подтвердил и сам М. Горбачев: «Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А.Н. Яковлев и Э.А. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто неоценимы».

Реальное движение к развалу государства началось сразу после того, как нацио-

парламенты Эстонии и Латвии также утвердили аналогичные акты, в соответствии с которыми начинался процесс восстановления независимости этих государств. Отрицательная реакция союзного Центра касалась, прежде всего, Литвы, столь поспешно объявившей о своей немедленной независимости. 15 марта III Чрезвычайный съезд народных депутатов СССР признал недействительными решения литовского парламента. На этом съезде был принят закон «О выходе союзной республики из состава

СССР», явившийся запоздалой попыткой урегулировать правовую ситуацию с гарантированным Конституцией правом выхода союзных республик из состава единого государства.

Принятие данного закона, очевидно, отражало существование определенной борьбы между различными политическими силами в самом Центре и попытки части из них удержать распад Союза в некоторых правовых рамках. Предложенные механизмы позволяли достаточно взвешенно решать проблемы государственного статуса республик и принадлежности отдельных их территорий к тому или иному государственному образованию с учетом мнения компактно проживающего в них населения, в том числе и национальных меньшинств. Если бы закон «О выходе союзной республики из состава СССР» стал действующим, а его положения нашли отражение в соответствующих законодательных актах государств, стремящихся к суверенитету и независимости, вероятно, все возникавшие конфликты на территории разрушаемого государства могли бы быть решены цивилизованным путем, не перерастая в военные противостояния и гражданские войны.

Возможно также, что демонстративное игнорирование названного закона свидетельствует о степени мощи и влияния тех сил, которым именно «цивилизованный развод» на условиях мира и согласия с сохранением экономического, демографического, научного и культурного потенциала территорий бывшего Союза ССР был невыгоден и противоречил их планам ослабления и низведения последних до феодального уровня. Во всяком случае робкие попытки объявленной союзным руководством «экономической блокады» Литвы состояли лишь в поставках энергоносителей по мировым ценам, как в другие суверенные и независимые страны, к каковым себя и причислила Литва. Но и они вызвали громкие протесты так называемой «демократической общественности» и прекратились летом 1990 г., сразу после формального согласия руководства Литвы приостановить реализацию Акта о независимости республики.

Следует отметить, что сам по себе выход Прибалтийских республик из состава

СССР не являлся определяющим при его распаде. «Особость» их положения, связанная с обстоятельствами присоединения к СССР и вызванная созданной за годы Советской власти высокоразвитой экономикой, национальным менталитетом литовцев, латышей и эстонцев, практически всегда признавалась как союзным руководством, так и зарубежными наблюдателями. Если же учесть, что указанные республики занимали всего 1% территории, на которой проживало около 3% населения тогдашнего СССР, то вряд ли факт их отделения мог сам по себе повлечь «эффект домино», выразившийся в распаде СССР. Главные же причины дезинтеграции следует искать на остальной территории СССР и, прежде всего, в тех политических переменах, которые происходили в России.

Процесс перехода властных полномочий от партийных к государственным органам, закрепленный ликвидацией статьи 6 Конституции СССР на том же III Общесоюзном съезде народных депутатов, усиливался. Этот процесс можно охарактеризовать как в общем-то нормальное явление – власть должна принадлежать избираемым народом представителям, а не партийным назначенцам. Однако неизбежным и естественным его следствием стала ликвидация властной вертикали. Поскольку все реальные механизмы подчиненности государственных органов действовали только в