7. Деонтологическая этика

В отличие от утилитаристских, деонтологические (от гре­ческих слов "deontos" - нужное, должное и "logos" - слово, по­нятие, учение; в целом - "учение о должном") теории при оцен­ке действий принимают во внимание не только их последствия, но и мотивы, намерения, замыслы действующих лиц, как и вы­бор ими средств их реализации.

Сразу же следует сказать о том, что в отечественной лите­ратуре широко применяется термин "медицинская (или вра­чебная) деонтология". В свое время он был введен в употребле­ние с тем, чтобы, с одной стороны, отойти от использования термина "медицинская (или врачебная) этика", который счи­тался скомпрометированным как относящийся к буржуазной практике здравоохранения и, сверх того, к узко корпоративной морали, с другой стороны, хоть в какой-то форме обсуждать и учитывать морально-нравственную составляющую медицин­ской практики. В собственно же этической литературе этот тер­мин, как мы видим, относится к определенному классу этичес­ких теорий.

Истоки деонтологических теорий обнаруживаются глубо­ко в истории этической мысли, в частности, в моральных уче­ниях некоторых религий. Однако первой теорией, последова­тельно выдержанной в деонтологическом ключе, явилась этика И.Канта (1734-1804). Сточки зрения сторонников деонтологического подхода, к оценке наших поступков, независимо от блага, которое они порождают (или не порождают), примени­мы понятия, касающиеся обязательств (долга) и прав. Мы бы­ваем обязаны поступать так-то и так-то не потому, что это при­несет пользу нам или кому-то другому, а потому, что мы выпол­няем свой долг.

Скажем, будет неправильно обманывать пациента не по­тому только, что это может иметь негативные последствия для него, его близких или для общественной морали в целом, а про­сто потому, что вообще обман - недолжное поведение. И даже если в конкретном случае удастся доказать, что пациент остал­ся в живых именно благодаря обману со стороны врача, это не сможет, с точки зрения последовательного приверженца деон­тологии, изменить негативную оценку поступка. Вовсе не обя­зательно, однако, сторонник деонтологии будет однозначно осуждать такой поступок: скажем, он может оправдать посту­пок в целом, но в своем анализе не будет закрывать глаза и на его негативные стороны.

Вместе с тем с деонтологической точки зрения может по­лучить оправдание и такое действие, которое повлекло отрица­тельные последствия. При этом будет учитываться то обстоя­тельство, что обычно мы бываем не в состоянии контролиро­вать ситуацию достаточно полно. Всегда возможны какие-то внешние препятствия и помехи, в силу которых реальный ре­зультат нашего действия будет существенно отличаться от заду­манного, быть может, вовсе не в лучшую сторону. Но если с точки зрения последователя утилитаризма негативный резуль­тат будет главным основанием для осуждения такого действия, то приверженец деонтологии может это действие оправдать, коль скоро причина негативного эффекта - не в замысле дейст­вующего лица и не в выбранных им средствах, а в неконтроли­руемых внешних факторах.

Подобно утилитаристским теориям, деонтологические также бывают монистическими или плюралистическими. В мо­нистических в качестве основополагающего принимается один принцип; при этом считается, что все моральные правила могут быть выведены из него логическим путем. В качестве такового может, например, выступать принцип уважения личности ли­бо так называемое "золотое правило" этики, под которым по­нимается библейская заповедь: "во всем, как хотите, чтобы другие поступали с вами, поступайте и вы с ними".

Это "золотое правило" весьма близко по смыслу тому аб­солютному нравственному закону, или категорическому импе­ративу, который Кант считал безусловным основанием всей этики. Императив, по Канту, - это формулировка такого объек­тивного принципа, который, будучи велением разума, принуди­телен для воли. В соответствии с этим принципом достоинство нашего поступка определяется не тем, что мы каким-либо об­разом знаем, что так поступать хорошо (такого рода знание субъективно, а потому оно может быть неполным, недостовер­ным, обманчивым), но именно чем, что такой поступок на­правляет нашу волю так, как то предписывает объективный, надличностный разум. Как раз подчинение такому объектив­ному закону, а не что-либо иное, и определяет, по Канту, мо­ральность поступка. Категорическим же будет такой императив, который представляет тот или иной поступок как объективно необходимый сам по себе, а не как средство для достижения ка­кой-либо цели.

Кант выражал категорический императив таким образом: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь ко­торой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом ". Слова "можешь пожелать" в этой формули­ровке говорят о свободном выборе действующей личности, о том, что действуя, она не может не быть свободной. Но эта свобода не имеет ничего общего с субъективным произволом, со свое­волием - напротив, действуя подлинно свободно, человек воз­лагает на себя бремя колоссальнейшей ответственности, бремя долга, причем не просто перед конкретными людьми, но перед всем человечеством.

Собственно говоря, только таким образом, согласно Кан­ту, человек и может самоопределяться в качестве автономной личности. Если, скажем, ты хочешь, чтобы "не лги" было зако­ном для всех (а это, заметим, не тождественно тому, что все лю­ди никогда не будут лгать - ведь в реальной жизни люди далеко не всегда следуют требованиям законов, и Кант нисколько не был склонен заблуждаться на сей счет), то и сам никогда не прибегай ко лжи: ведь если я лгу, то этим "я содействую тому, чтобы никаким показаниям (свидетельствам) вообще не дава­лось никакой веры... а это есть несправедливость по отноше­нию ко всему человечеству вообще".

Этическую теорию Канта, основанную на категорическом императиве, можно было бы считать монистической, если бы не тот факт, что сам он предложил не одну, а несколько форму­лировок категорического императива, в каждой из которых подчеркивались свои моменты - например, в одной из них речь идет о том, что к человеку, и к самому себе и к любому друго­му, всегда надо относиться как к цели в себе и никогда - как к средству. Нельзя сказать, что различные формулировки прямо противоречат друг другу, но многие специалисты приходят к выводу, что в них утверждаются разные и не сводимые друг к другу принципы и, следовательно, теория Канта является плю­ралистической.

Примером плюралистической концепции можно назвать теорию, выдвинутую в первой половине XX столетия амери­канским этиком У. Россом. С точки зрения Росса, существует несколько фундаментальных и не сводимых один к другому мо­ральных принципов, таких как верность взятым обязательствам, обязанность делать добро, следовать справедливости и т.д. В целом плюралистический подход обладает тем преимущест­вом, что он более близок к нашему повседневному моральному опыту - действуя или объясняя свои действия, мы обычно вовсе не бываем озабочены тем, чтобы жестко следовать одному-единственному принципу или правилу. Вместе с тем он чреват такими ситуациями, когда требования, диктуемые разными принципами, оказываются в конфликте друг с другом, если, скажем, нам приходится выбирать между необходимостью со­блюдать принятые на себя обязательства, с одной стороны, и делать добро (что может заставить нас пойти на нарушение обя­зательств) - с другой.

Этическая теория Канта характерна, помимо всего проче­го, тем, что он придавал категорическому императиву значение абсолюта, то есть того, что безусловно справедливо и что долж­но утверждаться при любых возможных обстоятельствах. Воз­вращаясь к предыдущей теме, заметим: таким же абсолютом для всех теорий утилитаризма является "принцип пользы" (хо­тя отдельные правила вовсе не считаются абсолютными). По­добное понимание сущности моральных принципов и правил, заметим также, в корне противоположно той ситуационной этике, о которой мы говорили ранее и которая видит в принци­пах и правилах не более чем подсказки, облегчающие нам по­иск решений в конкретных ситуациях.

Существует, однако, и еще один подход к пониманию ро­ли моральных принципов и правил, не являющийся ни абсо­лютистским, ни ситуационным: мы можем истолковывать их в том смысле, что они, хотя и налагают на нас обязательства, но не абсолютного характера. (В этической литературе для этого используется латинский оборот "prima facie" - с первого взгля­да, по первому впечатлению.)

При таком подходе - назовем его "соотносительным"- мы не отказываемся ни от следования принципам и правилам, ни от того, чтобы в полной мере учитывать своеобразие конкрет­ных ситуаций. Суть соотносительного подхода в том, что обя­зательства, вытекающие из некоторого принципа, хотя они и не отрицаются, но в определенных случаях вполне обоснован­но могут быть нарушены, коль скоро они вступают в конфликт с обязательствами, налагаемыми другим принципом. Тот факт, что обязательства, которые мы вынуждены нарушить, тем не менее не отбрасываются, а так или иначе принимаются во внимание, иногда выражают с помощью понятия ''морального следа", то есть некоторого осадка, груза, который остается на совести из-за нарушения обязательств.

Речь при соотносительном подходе идет не о том, чтобы устанавливать общий порядок значимости или важности прин­ципов, считать один из них главенствующим, а остальные -подчиненными и т.п. Каждый из принципов, разговор о кото­рых нам еще предстоит, налагает столь же весомые обязатель­ства, как и все остальные; но каждый должен соблюдаться не безоговорочно, а только prima facie, до тех пор, пока в конкрет­ной ситуации он не вступил в конфликт с другим. И если в дан­ной ситуации требования, диктуемые другим принципом, ока­жутся более обязывающими, то мы будем вправе поступить во­преки требованиям, исходящим от первого принципа.

Даже библейская заповедь "не убий", к примеру, в самой же Библии, строго говоря, понимается как запрет не всякого, а только неоправданного убийства. Убийство в целях самозащи­ты, в ходе войны или в качестве наказания за некоторые пре­ступления у древних евреев, для которых Библия была осново­полагающим моральным учением, считалось допустимым.