Смирнов-Восстание Болотникова

414

Глава

девятая

Правительство Василия Шуйского и восстание

415

чюдотворца Сергия и о последнем грабежу в монастыре от царя Василия» '.

Еще более интересен рассказ Ивана Тимофеева, обвиняющего Шуйского в том, что этот нечестивый царь «и освященным со­судом в соборех и по святым лаврьским местом всех градов своего владычества, иже преже бывших царей с роды вданные по душах их в вечную память, сия он к потребе своего студожи-тельства в сребреницах разлияти не устыдеся, извет творящу, яко бутто воином раздаяния летняго их урока ради, истовый их весь урок, на то отлученый предваршими царьми, вся сребре-ницы преже блуднически изжившу» ². Таким образом, Шуйский вынужден был пойти даже на такую меру, как повсеместная кон­фискация у церквей и монастырей драгоценной церковной утвари и переплавка ее в металл для чеканки серебряной монеты на уплату жалованья служилым людям. Это свидетельство при­обретает особую ценность, если учесть, что И. Тимофеев, как дьяк, к тому же бывший в 1604 г. дьяком Большого прихода ³, конечно, был прекрасно осведомлен о наличных средствах, имев­шихся в казне. Поэтому его утверждение, что Шуйский «изжил» все деньги, предназначенные на уплату жалованья («урока») служилым людям, заслуживает доверия, как показатель того, что в казне Шуйского денег действительно не было. Точно так же И. Тимофеев, несомненно, точно передает официальное объяснение целей, которые преследовались правительством Шуйского при конфискации и переплавке церковной утвари, хотя сам И. Тимофеев и не признает правильности официальной вер­сии, называя ее «изветом». В данном случае, однако, скептицизм И. Тимофеева вряд ли имел под собой основание, и можно думать, что правительство Шуйского решилось на такую риско­ванную меру, как «грабеж» монастырской казны, лишь потому, что у него действительно не было иной возможности получить деньги на уплату жалованья ратным людям.

Политический смысл всех финансовых мероприятий Шуй­ского состоял в том, чтобы сосредоточить в своих руках доста­точное количество денег, наличие которых давало бы ему воз­можность двояким образом воздействовать на состояние своей армии: во-первых, щедрой раздачей денежного жалованья при­влекать на свою сторону служилых людей — помещиков; во-вто­рых, нейтрализовать действие на состояние армии такого явле-

¹ РИБ, т. XIII, стб. 964, 965.

⁵ Там же, стб. 391, 392.

³ В 1606—1607 гг. И. Тимофеев был вместе с Василием Шуйским в Москве во время осады ее Болотниковым, позднее же участвовал в походах под Калугу и Тулу. См. Л. Сухотин, Четвертчики Смутного времени. По ука­зателю: Белокуров. По указателю: Платонов, Сказания, стр. 448.

ния, как «нетство» служилых людей и «даточных», путем найма «охочих людей».

Таким образом, финансовая политика Шуйского находилась в самой прямой и непосредственной связи с его политикой в во­просе об армии. Однако результаты ее были не более удовлетво­рительными, чем результаты политики строительства армии. Именно это обстоятельство дало возможность автору «статей о смуте» создать свой знаменитый образ — сравнение Василия Шуйского с бесперым орлом, не имеющим клюва и когтей, ука­зав, что «царь бо, не имый сокровища многа и другов храбрых, подобен есть орлу бесперу и не имущу клюва и ногтей: вся бо богомерзкий Росстрига ходящему сребру царская сокровища истощи и теснотою скудости ради ратные люди стесняющеся вси» '.

В нашем обзоре политики Шуйского в ее отношении к вос­станию Болотникова нам осталось рассмотреть политику Шуй­ского по вопросу о крестьянах и холопах.

Главным источником для изучения политики Шуйского по вопросу о холопах в период восстания Болотникова является при­говор от 25 февраля 1608 г. Относясь по времени его издания уже к периоду после подавления восстания Болотникова, этот приговор знакомит нас с политикой правительства Шуйского по вопросу о холопах именно периода восстания Болотникова. Та­кая особенность приговора от 25 февраля 1608 г. объясняется самым характером этого закона, представляющего собой итог рассмотрения Боярской думой, по челобитью «дворян и детей боярских розных многих городов», ряда актов правительства Шуйского, имевших место во время восстания Болотникова, по вопросу о холопах — участниках восстания.

Текст приговора 25 февраля 1608 г. не дает возможности сколько-нибудь точно датировать те акты правительства Шуй­ского, о которых в нем идет речь.

Однако упоминание о том, что дворяне брали себе из тюрем «изменничьих людей на Москве, и в Серпухове, и под Тулою», позволяет сделать вывод о том, что по крайней мере некоторые мероприятия по вопросу о холопах имели место до взятия Тулы Шуйским, т. е. в самый разгар восстания Болотникова.

Характерной чертой политики Шуйского по вопросу о кре­стьянах и холопах было стремление использовать законодатель­ство по этому вопросу как средство для привлечения на свою сторону тех или иных слоев землевладельцев-феодалов, равно как и для внесения разложения в ряды участников восстания Бо­лотникова.

РИБ, т. XIII, отб. 1303.

416

Глава

девятая

Правительство Василия Шуйского и восстание

417

Особенно ярко отмеченная черта политики Шуйского про­является в вопросе о холопах. В результате этого в политике Шуйского по вопросу о холопах можно обнаружить самые проти­воречивые тенденции — в зависимости от целей, которые ставила себе эта политика на том или ином этапе борьбы.

Приговор 25 февраля 1608 г. позволяет проследить некоторые черты этой политики. Из текста приговора следует, во-первых, что одной из форм, применявшихся правительством Шуйского для вознаграждения дворян-помещиков за активное участие в борьбе с Болотниковым, являлось предоставление им права брать из тю­рем «на поруки» холопов — участников восстания Болотникова, которых затем их поручители превращали в своих холопов: «взяв из тюрмы на поруку, да имали на них на свое имя служилые кабалы» '. Вместе с тем в качестве одного из средств для разло­жения лагеря восставших правительство Шуйского применяло та­кую меру, как выдача отпускных тем холопам — участникам вос­стания, которые являлись с повинной: «которые холопи были в воровстве и государю добили челом, и даны им были отпускные». Но одновременно правительство Шуйского применяло и такую меру, как амнистия землевладельцев — участников восстания Бо­лотникова («бояре, которые были в измене, а государева опала ныне им отдана»). В связи с этим, считая себя реабилитирован­ными и восстановленными в прежних правах (в частности, и в ' праве на владение холопами, которого лишались опальные бояре), амнистированные землевладельцы предъявляли притязания на своих бывших холопов — участников восстания Болотникова («а старые бояре. . . тех холопей имают и ищут на них, по старым кре­постям, холопства»). Наконец, еще более усложняющим картину моментом являлось то, что среди холопов, «добивших челом» и получивших в связи с этим отпускные, были и такие, которые «после того опять сбежали в воровство».

Таким образом, политика Шуйского по вопросу о холопах — участниках восстания Болотникова превратила этот вопрос в запу-таннейший узел противоречий. С одной стороны, оказались две группы претендентов на холопов: а) дворяне — участники борьбы против Болотникова, получившие холопов по владение, как своего рода трофей, и юридически оформившие свои права на них путем взятия у холопов, доставшихся им, новой служилой кабалы; б) старые владельцы холопов, трактовавшие холопов — участни­ков восстания Болотникова, как беглых холопов, и требовавшие возврата их им «по старым крепостям». С другой стороны, изме­нился и юридический статус самих холопов, участвовавших в вос­стании: часть из них получила «отпускные» и, таким образом, юридически перестала быть холопами; другие — взятые «на пору-

¹ АИ, т. II, № 85/Н.

ки» — дали на себя новые «служилые кабалы», что могло рассма­триваться как акт, юридически правомерный в тех случаях, когда их «старые бояре» были подвергнуты опале, влекшей за собой отпуск на свободу холопов опальных бояр и тем самым аннулиро­вание «старых крепостей».

Второй памятник законодательства Василия Шуйского о холо­пах, указ 7 марта 1607 г. о «добровольных холопах», также дол­жен быть поставлен в связь с общим характером политики Шуй­ского по вопросу о холопах и отнесен к той линии в этой политике, целью которой являлось воздействие на холопские элементы насе­ления, чтобы удержать их от присоединения к лагерю Болотни­кова.

Б. Д. Греков справедливо указывает, что законодательство Шуйского по вопросу о кабальных холопах представляло собой одну из форм борьбы, ведшейся между лагерем Шуйского и его противниками: «Сражались не только оружием. Пускали в ход прокламации и обещания, сманивали людей чинами, деньгами и землями, прибегали и к другим средствам, рассчитанным на ослаб­ление противника и усиление своих собственных позиций. Одной из таких мер, диктуемых чувством самосохранения и регулируе­мых положением войск Шуйского на фронте, была и политика Шуйского по отношению к кабальным холопам» '. Эта характери­стика полностью применима, в частности, и к закону 7 марта 1607 г.

Закон 7 марта 1607 г. явно носит характер вынужденной меры, продиктованной именно «чувством самосохранения» кре­постников-феодалов, оказавшихся перед необходимостью пойти в обстановке острой борьбы с Болотниковым на такой жест, как отмена статей закона 1597 г., установивших принцип принуди­тельного превращения в кабальных холопов тех «добровольных холопов», которые прослужили у данного лица свыше полугода. В прямую противоположность закону 1597 г. закон 7 марта 1607 г. предписывал «в кабалах отказывати» холоповладельцам, требовавшим от Приказа Холопьего суда принудительной выдачи кабал на тех добровольных холопов, которые «не похотели» дать на себя кабал. При этом закон в качестве основного доказатель­ства незаконности попыток похолопления добровольных людей признавал показание самого добровольного человека: «которые добровольные холопи в роспросе скажут, что служит полгода, или год, или больши, а кабал дати не хотят, и тех добровольных хо­лопей в неволю давати не велел» ².

Издание закона 7 марта 1607 г., несомненно, было вызвано тем, что в разгар восстания Болотникова правительство Шуйского

¹ Б. Д. Греков, Главнейшие этапы в истории крепостного права в Рос­ сии, Л. 1940, стр. 80.

2 АИ, т. II, № 85/1 27 И. Смирнов

418

Глава девятая

Правительство Василия Шуйского и восстание

419

не могло итти на такие меры, как санкционирование насильствен­ного закабаления «добровольных холопов», т. е. тех элементов (в составе городского населения прежде всего), которые юридиче­ски сохраняли еще свое свободное состояние, ибо такие действия холоповладельцев могли привести лишь к еще большему обостре­нию обстановки в стране, толкая «добровольных холопов» к пере­ходу на сторону Болотникова. Поэтому, отказывая холоповладель-цам в их требованиях, правительство Шуйского возлагало на них самих последствия их неосмотрительности (состоявшей в том, что они своевременно не оформили юридически свои отношения с «доб­ровольными холопами» путем взятия с них служилых кабал), ука­зывая в законе 7 марта: «не держи холопа без кабалы ни одного дни, а держал безкабально и кормил, и то у себя сам потерял».

Эта последняя формула показывает, что правительство Шуй­ского отнюдь не стояло на позициях «принципиальной» недопу­стимости закабаления свободного населения, еще больше подчер­кивая вместе с тем характер закона 7 марта 1607 г. как чрезвычай­ной меры, имевшей целью лишь устранить такие методы закабале­ния, которые в момент издания закона ставили под угрозу социальные устои крепостнического общества. Именно таким, чрезвычайным, характером закона 7 марта объясняется и его дальнейшая судьба: отмена этого закона приговором «всех бояр» 12 сентября 1609 г., когда были вновь восстановлены статьи о добровольных холопах закона 1597 г. '

Чтобы закончить обзор политики Шуйского по вопросу о хо­лопах, необходимо рассмотреть статьи о холопах в Соборном уло­жении 9 марта 1607 г.

Одной из статей этого закона норма о пятнадцатилетнем сроке сыска беглых крестьян распространяется и на беглых холопов: «А которые после сего уложениа крестьяне, или холоп, или раба побежит от своего государя и придет к иному, государю искати своего холопа и рабу и крестьянина в пятнатцати летех [от по­бега], а за пятнатцать лет не искати и суда не давати» ².

Другая статья регулирует семейные отношения холопов: «А которые люди держат рабу до осмнатцати лет девку, а вдову мо-лоду после мужа более дву лет, а парня холостаго за 20 лет, а не женят и воли им не дают, и той вдове, или девке, или парню идти к казначею, а казначею, опытав о том, и доведут, что им те лета минули, а государь их не женит, ино тем дати отпускные — в Москве казначею, а в иных городех наместником и судиам; а бу­дет государь их бить челом о краже или сносе, и ему в том отказати и суда не давати: не держи не жанатых над закон божий и правила святых отец, да не умножится блуд и скверно деяние в людех» ³.

» АИ, т. II, № 85/1.

² См. прилож. II, стр. 537; ср. Татищев, Судебник, стр. 136—137.

³ См. прилож. II, стр. 536; ср. Татищев, Судебник, стр. 136.

Эта статья особенно интересна, поскольку здесь государствен­ная власть опять вторгается в сферу отношений между холопом и его господином с целью недопущения со стороны холоповладель­цев действий, могущих вызвать протест со стороны холопов. Не трудно видеть, что в данном случае правительство Шуйского, предписывая казначею и наместникам давать холопам отпускные, идет по совершенно тому же пути, что и в законе 7 марта, застав­ляя холоповладельцев нести последствия их незаконных дей­ствий '.

При этом, само собой разумеется, мотивы издания этой статьи надо искать не в заботах об общественной нравственности, как это изображается в самом тексте данной статьи, а в той общей обстановке, которая охарактеризована во введении к Уложению 9 марта 1607 г.

В совершенно ином плане выступает в законодательстве Шуй­ского крестьянский вопрос, которому посвящен основной текст Уложения 9 марта 1607 г. В то время как политический смысл законов Шуйского о холопах (будь ли то закон, относящийся к холопам — участникам восстания, или законы о «добровольных холопах» и холопах старинных) заключался в том, чтобы или не допустить присоединения данной группы холопов к восстанию Болотникова, или оторвать от восстания холопские элементы, — законодательство Шуйского о крестьянах преследовало в первую очередь цель консолидации господствующего класса путем устра­нения борьбы из-за крестьян между отдельными группами земле­владельцев. Поэтому, в то время как холоп рассматривается в за­конодательстве Шуйского прежде всего в плане отношения холо­пов к восстанию Болотникова, крестьянин выступает в Уложении 9 марта 1607 г. как объект борьбы между землевладельцами — борьбы, особенно недопустимой в обстановке восстания Болот­никова.

Основной предмет рассмотрения Уложения 9 марта 1607 г. составляет незаконный переход крестьян от одного землевла­дельца к другому. В «докладе Поместной избы», на основании ко­торого и было издано Уложение 9 марта, подчеркивалось, что «переходом крестьян причинилися великия кромолы, ябеды и на­силия немощным от сильных». Такая характеристика вопроса о крестьянских «переходах» совершенно верно отражала положение дел. В обстановке острого социально-политического кризиса, ко­торый переживало Русское государство, несомненно, создалась исключительно благоприятная обстановка для незаконных «пере­ходов» крестьян, т. е. для их бегства.

¹ Любопытно, что сама конструкция рассматриваемой статьи точно сов­падает с конструкцией текста закона 7 марта, заканчиваясь, как и в законе 7 марта, формулой: «не держи» и т. д. Лишнее доказательство в пользу до­стоверности текста Уложения 9 марта 1607 г.

430

Глава

девятая

Правительство Василия Шуйского и восстание

421

Для изучения вопроса о бегстве крестьян в годы крестьянской войны и польско-шведской интервенции в начале XVII в. мы рас­полагаем исключительным по ценности, единственным в своем роде источником в виде «свозных» книг Троице-Сергиева мона­стыря, опубликованных А. И. Яковлевым в издании Центрархива «Памятники социально-экономической истории Московского госу­дарства XIV—XVII вв.» (М. 1929) и явившихся предметом спе­циальных исследований Л. В. Черепнина' и А. Г. Манькова ².

Составление «свозных» книг было предпринято в связи с полу­ченной Троице-Сергиевым монастырем в 1614 г. привилегией «свозить» обратно в свою вотчину «их троецких старинных кре­стьян», бежавших из вотчин монастыря, начиная с 113 (1605) года ³. Сыскные книги содержат «именные росписи» беглых кре­стьян по годам, что и дает возможность составить конкретное представление о динамике побегов крестьян из вотчины монастыря за 1605—1614 гг.

Подсчеты А. Г. Манькова дают следующую картину бегства крестьян:

ТАБЛИЦА

БЕГСТВА КРЕСТЬЯН ИЗ ВОТЧИН ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ за 1605—1614 гг.

1605. г 217 человек )

1606. > 118 » 492 человека

1607. » 157 »

1608. » 91 »

1609. > 102 »

1610. » 31 »

1611. » 14 »

1612. » 26 >

1613. » 7 >

1614. » . 6 »

Всего . . . 769 человек 4

¹ Л. В. Черепнин, Из истории борьбы за крестьян в Московском госу­ дарстве в начале XVII в., «Ученые записки Института истории РАНИОН», т. VII. 1928.

² А. Г. Маньков, Побеги крестьян в вотчинах Троице-Сергиева мона­ стыря в первой четверти XVII в., «Ученые записки Ленинградского универ­ ситета», 1941, № 80.

³ «Памятники социально-экономической истории», т. I, стр. 185.

Пользуюсь случаем отметить, что в 1619 г. такую же привилегию — «кре­стьян вывозить за 9 лет», — повидимому, получил другой крупнейший мона­стырь— Иосифо-Волоколамский. В приходо-расходной книге монастыря, в расходной «памяти» вернувшегося из Москвы в июле 1619 г. монастыр-ского старца Пафнутья, имеется следующая запись: «Дано от Веинской грамоты (Веино — село в вотчине монастыря. — И. С), что крестьян вы­возить за девять лет, 25 алтын, да подьячему дано за письмо 11 алтын 4 деньги». В той же «памяти» имеется и вторая не вполне ясная, но чрез­вычайно интересная запись: «Да по другую грамоту, что крестьянам прити к своим двором, пошлин дано 25 алтын» (ЦГАДА, Приходо-расходная книга Волоколамского монастыря за 1619 г., л. 50 об. и 51 об.).

* А. Г. Маньков, цит. соч., табл. 11.

Эти данные позволяют сделать вывод о том, что годы восста­ния Болотникова и непосредственно предшествующий ему 1605 год характеризуются огромными размерами бегства крестьян. По вычислениям А. Г. Манькова (правда, предположитель­ным), из вотчин Троице-Сергиева монастыря, расположенных во Владимирском уезде, за 1605—1607 гг. бежало свыше 20% общего количества монастырских крестьян '. Не менее высок был процент беглых крестьян и по другим уездам.

Вместе с тем борьба землевладельцев против бегства крестьян осложнялась (помимо общей обстановки) еще и тем, что вопрос о сыске беглых крестьян, равно как и о законности или незакон­ности крестьянских переходов, находился в результате противоре­чивого законодательства Бориса Годунова и Лжедмитрия I в исключительно запутанном состоянии. Все это вызывало острую борьбу между землевладельцами из-за беглых крестьян, и эта вну­триклассовая борьба, конечно, ослабляла общие позиции феода­лов-землевладельцев в борьбе против Болотникова.

Стремлением устранить эту борьбу между землевладельцами и надо объяснить издание Уложения 9 марта 1607 г., причем политическое введение к тексту этого закона имело целью под­черкнуть недопустимость борьбы землевладельцев из-за крестьян. Преследовавшаяся Уложением 9 марта 1607 г. цель достига­лась путем установления 15-летнего срока для сыска беглых крестьян и признания права на владение крестьянами за теми зем­левладельцами, за кем они были записаны в писцовых книгах «101» (1592—1593) года: «.. .которые крестьяне от сего числа пе­ред сим за 15 лет в книгах 101 году положены, и тем быть за теми, за кем писаны». При этом все землевладельцы получали право не позднее 1 сентября 1607 г. возбудить иск о крестьянах, бежавших от них за время начиная с 1592 г., равно как призна­вались действительными все иски о беглых крестьянах, возбу­жденные до издания Уложения 9 марта 1607 г.

Пятнадцатилетний срок сыска беглых крестьян устанавливался и на будущее время.

Уложение 9 марта 1607 г. вводило санкции за прием беглых крестьян в форме штрафа «на царя государя за то, что принял противно уложениа... не принимай чужаго».

Наконец, закон предписывал местным органам власти, неза­висимо от исков землевладельцев, самим вести розыск беглых крестьян и, в случае их обнаружения, возвращать беглых крестьян их владельцам ².

Уложение 9 марта 1607 г. создавало широкую правовую базу для урегулирования крестьянского вопроса на основе укрепления

¹ А. Г. Маньков, цит. соч., стр. 54.

² См. прилож. II, стр. 535—537; ср. Татищев, Судебник, стр. 134—137.

422

Глава

девятая

Правительство Василия Шуйского и восстание

423

крепостничества. Несомненно, что изданием этого закона Василий Шуйский удовлетворял требования самых широких слоев земле­владельцев и в первую очередь, конечно, помещиков, особенно за­интересованных в охране государственной властью их прав на вла­дение крестьянами. Это позволяет рассматривать Уложение 9 марта 1607 г. как своего рода социальную программу, провоз­глашением которой правительство Шуйского формулировало те принципы, на основе которых должен был быть восстановлен «по­рядок», что в условиях разгара восстания Болотникова означало призыв к сплочению всех землевладельцев-феодалов вокруг пра­вительства Шуйского для подавления восстания Болотникова, угрожавшего основам крепостнического строя.

Таким образом, политика Шуйского по вопросу о крестьянах и холопах была вся подчинена целям подавления восстания Болот­никова, причем в зависимости от того, на какую социальную силу или слой рассчитывал Шуйский оказать воздействие изданием того или иного закона, этот закон либо носил характер более или менее откровенной социальной демагогии (большинство законов о холопах), либо, напротив, представлял собой открытое провоз­глашение самых явных крепостнических порядков.

Поражение войск Шуйского на Пчельне и снятие ими осады Калуги означало огромный успех восстания Болотникова. Оцени­вая обстановку, создавшуюся после отступления войска Шуйского от Калуги, Исаак Масса замечает: «Поистине, когда бы у мятеж­ников было под рукой войско и они двинули бы его на Москву, то овладели бы ею без сопротивления» '. Болотников, однако, как мы видели, не пошел на Москву, ограничившись тем, что оставил Ка­лугу и перешел в Тулу, где соединился с «царевичем» Петром. Как и чем можно объяснить этот шаг Болотникова? В источниках нет прямых данных относительно мотивов, которыми руководство­вался Болотников в своем отказе от немедленного движения к Москве. Можно высказать предположение, что, поступая так, Бо­лотников руководствовался стремлением объединить силы вос­ставших (как находившиеся в Калуге, так и бывшие в Туле) в одно целое. Возвращение князя Телятевского в Тулу (после битвы на Пчельне) вынуждало и Болотникова следовать туда же. Следует иметь в виду и то, что Тула с ее каменным кремлем имела, как крепость, все преимущества по сравнению с Калугой. Наконец, известное влияние на Болотникова в его решении итти к Туле могло оказать то формальное положение, какое при­давал Петру-Илейке в лагере восставших его сан «царевича». С этой точки зрения Болотников — «боярин» «царевича» Петра, — естественно, должен был, освободившись из осады, итти на со­единение с Петром. Таковы возможные мотивы, которые опреде-

¹ И. Масса, стр. 170.

лили собой поведение Болотникова после сражения на Пчельне. К сожалению, мы ничего не знаем о действительном характере взаимоотношений между самим Болотниковым и «царевичем» Петром.

Источники позволяют говорить лишь о том, что между «царе­вичем» Петром и Болотниковым не было разногласий или борьбы (типа той борьбы, которую вел против Болотникова, например, Истома Пашков). Вместе с тем активная поддержка Болотникова отрядами из войска «царевича» Петра во время осады Калуги вое­водами Василия Шуйского может служить доказательством един­ства целей Болотникова и «царевича» Петра. Но этим и исчерпы­вается то, что можно извлечь из источников по данному вопросу.

Формально положение, которое занимал в лагере восставших «царевич» Петр, было, конечно, более высоким, чем положение Болотникова — «боярина» царевича Петра, по данным разрядов ', Но, с другой стороны, Болотников как «гетман» или «Большой воевода» представлял в своем лице (в глазах участников восста­ния) «царя Димитрия», являлся носителем его власти, — и с этой точки зрения «царевич» Петр как «племянник» царя Димитрия также должен был подчиняться власти «царя Димитрия», а сле­довательно, и Болотникова.

Эта двойственность взаимных отношений между Болотнико­вым и «царевичем» Петром могла быть использована советни­ками «царевича» Петра, в первую очередь Шаховским и Телятев-ским, не склонными, конечно, отказываться от власти в пользу Болотникова. С такой точки зрения Шаховскому и Телятевскому, несомненно, было выгоднее, чтобы соединение между Болотнико­вым и «царевичем» Петром произошло не в Калуге, а в Туле.

Но как бы то ни было — независимо от того, на кого падала ответственность за переход Болотникова из Калуги в Тулу (вме­сто того, чтобы объединенными силами итти от Калуги к Москве), — отказ Болотникова от немедленного похода на Москву являлся, с точки зрения хода и перспектив борьбы, не­сомненной ошибкой руководителей восстания.

По мнению Исаака Массы, этот шаг Болотникова спас Шуй­ского: «Так как они (восставшие. —И. С.) действовали медленно, то в Москве снова собрались с духом и укрепились, отлично зная, как с ними поступят, и что они все с женами и детьми будут умерщвлены, или им это наговорили, так что они все поклялись защищать Москву и своего царя до последней капли крови; и снова снарядили в поход большое войско, и царь отправился вместе с ним» ².