1 курс / Психология / Общая психология 2

функционально автономным. Он «привыкает» к своей болезни и выстраивает свою жизнь вокруг нее.

Наконец, вернемся к случаю политика, идущего по стопам своего отца. Когда мы говорили об этом, то подняли вопрос, является ли его взрослый про­ фессиональный интерес простым невротическим «выражением» его детской

идентификации с отцом. Если это так (о чем мы судим по наличию у него ком-

пульсивности и ригидности), то этот интерес нельзя рассматривать как функ­ ционально автономный. Однако если он уже давно проработал свою юношескую

зависимость и теперь интересуется политикой ради нее самой, то мотивация функционально автономна. Мы упоминаем этот случай, чтобы подчеркнуть, что необходимо исследовать каждый конкретный пример, чтобы определить, в

какой степени и как в нем может присутствовать функциональная автономия. 8. Сублимация. Привычная теория Фрейда считает, что все взрослые мотивы

(даже наиболее социально ценимые и идеалистичные) — это «очевидные субли­

мации» примитивных мотивов секса и агрессии. Врач, художник, миссионер вытесняют свои «желания с отторможенной целью»; они находят замену тому,

чего реально хотят в жизни. Несомненно, «очевидная сублимация» действитель­ но иногда существует, но мы решительно не согласны, что она объясняет все мотивы взрослых.

Для доказательства своей точки зрения критики функциональной автоно­ мии приводят особые случаи. Один исследователь пишет:

Мой уклон биологический, механистический и фрейдистский. Позвольте мне

описать случай, соответствующий моему уклону и, видимо, отрицающий функ­

циональную автономию.

У меня есть друг, который, похоже, сильно мотивирован эстетическими

ценностями. Все, что он делает, кажется соответствующим этой хорошо ин­ тегрированной мотивационной системе. Он поднимает глаза от внимательно рассматриваемой фотографии безрукой Афродиты и вздыхает: «Ах, если бы нынешние люди были такими». В поисках совершенной подруги он каждый

уик-энд проводит с новой девушкой. Как-то, возвратившись с одного такого свидания, он сказал: «Она в порядке, но у нее нет бюста». Он любит поэзию. Когда он читает стихи, слова падают из его рта подобно кусочкам мрамора. Он

цитирует Ноэля Коуарда. И во многих других отношениях он — эстет высшей

пробы. Составляет ли его любовь к прекрасному функционально автономный

мотив? Я думаю, нет.

Его зовут Ларс. Его разведенная мать и он крайне преданы друг другу. В ко­ нечном счете, его «идеальная девушка» — его мать. Его озабоченность гру­ дями, его «пережевывание и сосание» прекрасных поэтических строк, — все это демонстрирует его желание обладать своей матерью (или вернуться в нее). Эстетизм Ларса невротичен, это просто очевидная сублимация его истинных мотивов.

https://t.me/medicina_free

Если случай в основном таков, как утверждает этот исследователь, нет оснований предполагать, что эстетический стиль жизни Ларса функционально автономен. Он не присущ внутренне его природе, а стоит на службе другого,

более сильного и, в лучшем случае, наполовину осознанного мотива.

Вот другой случай, описанный исследователем, также скептически отно­

сящимся к функциональной автономии.

Недавно я встретил одного священника и заинтересовался его случаем. Мно­ гие говорили мне, что он — человек с единственным мотивом в жизни: собрать

деньги на постройку женского монастыря. Пока я не познакомился с ним, я не мог даже вообразить столь всепоглощающее доминирование этого одного мотива во всем его поведении.

Например, я должен был договориться с ним об аренде школьного зала для

подростковых танцев. Он спросил, какой процент прибыли он получит для сво­ его проекта монастыря. Я пытался обсудить с ним проблему досуга подростков; его это не интересовало. Я пытался обсудить межрелигиозное напряжение в общине, он и это отмел. На каждый гамбит в разговоре он отвечал: «Сколько я

получу на монастырь?»

У него плохие отношения с людьми в городе, ибо он немилосердно пресле­ дует их ради денег. В его офисе находится большая картина предполагаемого монастыря, причем она не висит на стене, а стоит на мольберте, так что сразу бросается в глаза. Даже архиепископ, говорят, не очень благоволит этому про­

екту, потому что священника подозревают в том, что он расходует на свою цель часть приходских денег.

Как же можно объяснить это единство цели? Примем ли мы психоаналити­

ческую интерпретацию, что сексуально подавленный холостяк нашел способ собрать вокруг себя женщин (монахинь)? Можно представить себе валидность этого объяснения, но я сомневаюсь, ибо других свидетельств сексуального ин­ тереса в его поведении нет, и он очень стар. Едва ли можно принять и гедони­ стическое объяснение, ибо он не только непопулярен из-за своей неприятной

настойчивости, он в действительности не сильно продвигается вперед. Его по­ ведение скорее наказывается, чем вознаграждается.

Возможно, лучшее, что мы можем сделать — это сказать, что его главен­ ствующая страсть функционально автономна. Но не уходим ли мы тем самым от попыток объяснить его центральный мотив?

В данном случае, как и во многих других, мы просто недостаточно знаем об

обсуждаемой жизни, чтобы прийти к ясному решению. С одной стороны, весьма навязчивая природа поведения священника ставит вопрос о том, не присутству­ ет ли здесь невроз навязчивых состояний, приводящий к смещению какого-то

желания с заторможенной целью (быть может, сексуального). С другой сторо­ ны, многие люди, вроде старого Фауста, нашли свой смысл жизни в каком-то

https://t.me/medicina_free

ограниченном проекте схожего масштаба. В жизни этого священника проект может быть просто конкретным фокусом приложения религиозного мотива и стиля жизни. Может быть, мы должны принять это как способ сведения всех

испытываемых им сложных жизненных влияний с его развивающимися потреб­ ностями и интересами в уникальном паттерне проприативного стремления. С

этой точки зрения его мотив организации монастыря функционально автоно­ мен. В данном случае мы действительно не можем сказать, что тут лучше под­ ходит («сублимация» или функциональная автономия), просто потому, что мы

недостаточно знаем о жизни этого человека.

Добавим несколько слов относительно жалобы автора наблюдения на то, что доктрина функциональной автономии «даже не пытается объяснить его цен­

тральный мотив». Если автор имеет в виду, что он хотел бы исторического объяс­ нения в виде тех шагов в жизни священника, которые привели его к нынешней главенствующей страсти, то мы можем ответить, что не видим препятствий для

его попытки реконструировать историю жизни этого человека. Но историческое объяснение — это не функциональное объяснение. В самом реальном смысле

функционально автономный мотив и есть личность. Мы не можем требовать

никакой дальнейшей редукции. Сама по себе жизнь есть энергия и «объясне­

ние». Нет нужды, да и возможности смотреть «глубже» — там ничего нет, если

мотив функционально автономен.

Однако мы можем связать любой функционально автономный мотив с то­ тальной системой проприума и раскрыть его относительную значимость для

стиля жизни. Функциональная автономия — не «доктрина отчаяния». Скорее это четкая маркировка одного важного и часто игнорируемого аспекта челове­ ческой мотивации.

Резюмируем: если мы имеем дело с сублимацией (очевидной или нет), то это не случай функциональной автономии. С другой стороны, бездоказательное

декларирование того, что все интересы взрослого человека — всего лишь маски­ ровка для его подлинных потребностей (главным образом, в сексе и агрессии), выглядит так же неправдоподобно, как химеры.

Степени функциональной автономии. Наше обсуждение прояснило, что не

всегда можно определить, коренится ли данный мотив во влечениях, инфан­

тильной фиксации, сублимациях или полностью взрослых формулах жизни. В

сущности, мотив может отражать комбинацию сил: детских и взрослых, ин­ стинктивных и намеренных, сознательных и бессознательных, внешних и вну­ тренних. Даже влечения, как мы видели, посредством канализации приобрета­

ют новые высоко индивидуальные привкусы. По этим причинам мы не можем заявить, что мотив всегда либо — либо. Мы должны учитывать возможность того,

что жизненные мотивы могут демонстрировать много степеней чистоты и при­ месей в том, что касается функциональной автономии.

Следовательно, на вопрос: «Когда это не так?» — не может быть катего­ ричного ответа. Решение можно найти только после интенсивного изучения

https://t.me/medicina_free

индивидуальной жизни. На практике часто трудно принять решение. Однако в

принципе мы можем сказать, что в той степени, в которой нынешний мотив стре­ мится к новым целям (т.е. обнаруживает напряжение иного вида, чем у мотивов,

из которых он развился), он является функционально автономным.

Как возникает функциональная автономия

Наш научный интерес был бы удовлетворен, если бы мы могли дать простой ответ на трудный вопрос: как возникает функциональная автономия. К несча­

стью, нам это не удается по двум причинам. Во-первых, нам не хватает знаний о неврологических процессах, которые могут быть включены в трансформацию

старых и поддержание новых систем мотивации. Во-вторых, у сегодняшней

психологии нет последовательной теории природы человека. Нельзя ясно понять

феномен функциональной автономии до тех пор, пока мы не узнаем больше о

соответствующих неврологических механизмах и не придем к корректной фор­

мулировке целевой природы мотивов.

Поэтому в настоящее время мы попытаемся только сориентировать наш

ответ в правильном (как нам кажется) общем направлении. Мы назовем первую

группу соображений «квазимеханическими», а вторую группу — «проприатив-

ными».

Квазимеханические соображения

<...> Давайте сделаем обзор нескольких релевантных квазимеханических сооб­

ражений, которые могут быть нам полезны.

1. Замедленное угасание. В процитированном выше отрывке Миллер счи­

тает, что некоторые устойчивые приобретенные системы реально находятся на

пути к угасанию. Так, маленький мальчик, который научился любить рыбную ловлю потому, что эта деятельность связана с получением любви и внимания

от отца, может какое-то время сохранять собственный интерес к рыбалке. Но, если этот интерес не подкрепляется вниманием отца, мальчик, в конце концов, утратит его. Если такое случится, то, конечно, мы должны будем сказать, что

интерес мальчика к рыбалке не стал функционально автономным. Мы принима­ ем это, но хотим обратить внимание на множество случаев, где приобретенные

интересы никогда не угасают.

В этой связи мы вспоминаем твердо установленный факт, что мотивы из­ бегания, будучи однажды выученными, не поддаются угашению. Этот факт признают представители 5—Л-теорий20. Дается объяснение, что животное (или

человек) «играет наверняка», никогда не позволяя себе повторно оказаться в

20 См.: Solomon R.L., Wynn L.C. Traumatic avoidance learning: the principles ofanxiety conser­ vation and partial irreversibility // Psychological Review. 1954. Vol. 61. P. 353—385.

https://t.me/medicina_free

том положении, в котором оно получило болезненное повреждение (шок, ожог). «Обжегшийся на молоке — дует на воду». У всех нас есть обширный репертуар таких мотивов избегания, и нам нет нужды возвращаться к первому болезнен­

ному переживанию, чтобы поддерживать эти мотивы. Они длятся всю жизнь, не угасая.

Теперь давайте сделаем вывод. Если спустя какое-то время приобретенный интерес исчезает (угасает), то мы имеем дело не со случаем функциональной автономии. Но многие случаи «отсроченного угасания» являются, по-видимому,

постоянно отсроченными, и, следовательно, в них участвует функциональная автономия.

2. Самоподкрепляющийся контур. Обратная связь — привычный термин в

современной неврологической теории. Он относится к тому факту, что исход

ситуации (реакция) посылает обратные нервные импульсы в мозг. Эти обратные импульсы разряжаются на свободных нервных путях и, таким образом, служат

поддержанию круговой (или слегка модифицированной) последовательности действия системы21. В качестве элементарного примера такого рефлекторного кольца мы уже упоминали младенческий лепет и другие повторяющиеся по­

следовательности действий.

Мы не знаем, насколько постоянной может быть такая система. Мы только

можем сказать, что поддержание себя — это базовое неврологическое свойство, лежащее в основании понятия функциональной автономии.

3. Частичное подкрепление. Было обнаружено, что деятельности, вознаграж­

даемые иногда, оказываются более стойкими к затуханию, чем деятельности,

вознаграждаемые всегда. В последнем случае прекращение подачи вознаграж­ дения ведет к немедленной смерти деятельности.

Возьмем пример с животными. Голуби, которых кормят каждый раз, когда вклю­ чается свет, очень скоро отвыкнут начинать клевать при включении света, если

в течение какого-то времени не будут получать корм. Но если их иногда кормят,

аиногда нет, привычка сохраняется. Давая такое нерегулярное подкрепление, Ферстер и Скиннер обнаружили, что даже после того, как корм не дается, голуби клюют долго и пылко, в тысячах и тысячах попыток22.

На уровне человека хороший пример являет азартная игра. Закоренелому игроку нужно выигрывать только время от времени. Его страсть поддерживается надеждой на выигрыш. Подобным же образом, фактор непредсказуемости улова

может поддерживать рвение рыбака.

В случае с голубями мы видим, что «нерегулярное подкрепление» предот­ вращает затухание, но удовлетворение влечения еще явно присутствует. В слу­

21См.: Chang Н. Т. The repetitive discharge of corticothalamic reverberating circuits // Journal of Neurophysiology. 1950. Vol. 13. P. 235-257.

22Cm.: Ferster C.B., Skinner B.F. Schedules of reinforcement. N.Y.: Appleton-Century-Crofts,

1957.

https://t.me/medicina_free

чаях игры и рыбалки, с другой стороны, не удовлетворяются никакие известные элементарные влечения. Оказывается, что цели более привлекательны, если их иногда достигают, а иногда — нет. Этот элемент «риска», конечно, очевиден во

многих интересах зрелого возраста. Таким образом, наша «азартная игра» на ход поведения может влиять на формирование автономии.

4. Смесь нового и знакомого. Возможно, динамические эффекты частичного подкрепления могут быть частным случаем более общего принципа, изложен­

ного Хеббом. Этот автор указывает, что самоподдерживающиеся интересы от­ ражают озабоченность новым, когда оно смешано с уже знакомым23. Ученый

зачарован новым в комбинации со знакомым; музыкант поглощен разбором новых и более сложных пьес в общих границах своих возможностей; ребенку

нравится игрушка, соответствующая некоторым его ожиданиям, но не всем. Овладение искусством ходьбы — захватывающий мотив для ребенка пятнадцати месяцев, ибо он расширяет его способности. Навыки, которыми уже овладели,

лишены мотивационного характера. Именно привычка в процессе ее станов­ ления (превращение нового в знакомое) обеспечивает нейрофизиологическую систему автономией.

Этот тип центрального мотивирующего состояния (хотя нам не известна его неврологическая природа) хорошо соответствует типу функциональной авто­

номии, который мы называем «персеверация задания». Незавершенные задачи имеют свойство быть навязчиво принудительными (заметим, что некоторые из них никогда не решаются). Исследователи, ученые, искатели конечной религи­

озной истины ставят себе новые задачи внутри знакомых условий и преследуют свои цели до смерти. <...> Не отрицая этот динамизм, быть может, стоит принять

поправку Хебба: мотивирующий характер рутины значительно увеличивается,

если она содержит в себе усложняющий стресс новизны.

5. Главенство фильтров высокого уровня. Общепринятый неврологический принцип гласит, что организации более высокого уровня отбирают (отклоняют

и пропускают) специфические реакции всех типов. Этот принцип сам по себе благоприятствует развитию функциональной автономии.

Это можно проиллюстрировать так. Мы допускаем, что влечение голода при­ сутствует у нас с рождения до смерти. Оно не является функционально авто­ номным. Однако в ходе жизни у нас развилось много специфических путей его канализации (мы будем есть эту пищу, но не ту), а также некоторые очень общие установки по отношению к чистоте, внешнему виду, качеству своего питания.

У некоторых едоков развивается крайнее гурманство, у других — удивительно изысканный подход к еде. И теперь каждый раз при возникновении голода эти (явно приобретенные) стили активизируются и определенно контролируют и направляют манеру потребления пищи.

23 См.: Hebb D.O. The organization ofbehavior. N.Y.: Wiley, 1949. P. 224—231.

https://t.me/medicina_free

Ввышеупомянутой критике функциональной автономии Миллер говорит

о«генерализации» и «подкреплении высокого уровня». Нам кажется умест­ ным подумать об этих факторах как о «шлюзах», управляющих приобретени­

ем специфических привычек и реакций, а не как о подкреплении конкретных

влечений. Ошибка S—Я-теории лежит в старомодном взгляде на нервную ор­ ганизацию как на сплетение множества специфических влечений и отдельных подкрепляемых привычек. Подобно тому, как физики перестали думать о при­ роде как о сочетании единиц «сантиметр, грамм, секунда», так и современная

нейропсихология поворачивается от подкрепляемых конкретных привычек к

динамическому неврологическому полю, главенствующему над конкретными привычными реакциями.

В этой связи мы можем обратиться к генетической теории интеллекта Пиа­ же. Этот автор утверждает, что в течение жизни развиваются новые «схемы» высшего порядка, которые и начинают контролировать наше мышление. Он справедливо утверждает, что более старые схемы остаются как бы «спящими» и часто могут быть использованы вновь. Временами мы «регрессируем» к ним.

Но в норме мы предпочитаем работать с вновь приобретенными системами, а не с их предшественниками24.

6. Множественные механизмы. Сверхдетерминированность выживания — еще один принцип поведения млекопитающих: хороший способ адаптации поддерживается многими механизмами. Случись одному механизму потерпеть неудачу, останется дюжина других, которые будут обеспечивать тот же результат.

Природа не кладет все яйца в одну корзину. Следовательно, весьма возможно, что функциональная автономия может существовать благодаря и с помощью всех и каждого из тех принципов, на которые мы обратили внимание, а также

дополнительных принципов, к которым мы теперь обратимся.

Проприативные соображения

Возвращаясь к функциональной автономии, мы теперь готовы утверждать, что вдобавок к квазимеханическому рассмотрению, предложенному выше в каче­ стве частичного объяснения, нам нужны, по меньшей мере, три дополнительных

принципа, тесно связанных с проприативными функциями личности. Взятые

вместе, они равносильны утверждению, что функциональная автономия обра­ зуется потому, что она является сущностью или сердцевиной целенаправленной

природы человека.

1. Принцип организации уровня энергии. Рассмотрим человека, который после хорошего обеда и отдыха оглядывается в поисках новых миров для завоевания. Подобно всем здоровым людям, он должен что-то делать со своей энергией. Если его рутинные мотивы (выживания и удовлетворения влечения) не погло­

щают все его силы, он будет вынужден «изобретать мотивы». Здоровая женщина,

24 См.: Piaget J. The psychology of intelligence. L.: Routledge & K.egan Paul, 1950.

https://t.me/medicina_free

достигшая средних лет и больше не занятая заботой о детях, будет жадно искать, «чем заняться». Такая женщина будет чувствовать себя несчастной, пока у нее не появятся новые интересы — к политике, социальной службе, искусству, учебе

или к каким-то подобным целям.

Эта линия мышления не объясняет, как возникает конкретный мотив, но

она дает нам важный базовый план для теории приобретенных мотивов. Должны существовать мотивы, потребляющие доступную энергию человека. Если суще­ ствующих мотивов недостаточно, развиваются новые. Если у бездельничающего

подростка нет конструктивных интересов, занимающих его время, он легко пере­ ходит к бунту, вандализму или преступлению, чтобы дать выход своей энергии.

Мы говорим: природа человека такова, что новые мотивы должны вырас­ тать в здоровой жизни в дополнение к гомеостатическим мотивам, которых явно недостаточно.

2. Принцип мастерства и компетентности. Здесь мы ссылаемся на обсуж­ дение мотивационных теорий, постулирующих «изменяющиеся энергии». Не­ которые из них полагают, что базовым побуждением в жизни является мастер­

ство («первичность поведения»), которое в разных возрастах принимает разные новые формы. С этим сходны принципы «компетентности» или «адекватности»,

а также «мотивы роста» и «самоактуализация». Короче говоря, многие теоретики личности убеждены, что движущая сила человеческой жизни лежит не столько в удовлетворении первичных влечений и их производных, сколько в осуществле­ нии трансакций сверх этого минимального уровня существования.

Прослеживая развитие зрелых мотивов, Шарлотта Бюлер указывает на обычно встречаемую последовательность. Во-первых, новые и странные объекты вызы­ вают тревогу (ребенок может быть напуган щелчком выключателя электрической

лампы; взрослый может испытывать дезориентацию и тревогу в новом незнако­ мом городе). Однако вскоре приходит нормальное избавление от тревоги. Затем возникает «потребность знать и контролировать» новый и «опасный» объект или ситуацию. Наконец, наступает конструктивное его использование, позволяющее индивидууму расширить свой прежний диапазон компетентности и контроля. «Другими словами, индивид продвигается от своего приспособления к окруже­ нию к приспособлению окружения к себе»25.

Таким образом, ясно, что многие авторы отрицают «реактивную» точку зре­ ния на человека. У человека есть энергия для использования, пробивающая путь за пределы потребности реагировать. Прежде всего, у него есть расширяющийся образ себя (концепция того, чем он хотел бы быть), и достижение этой цели во

многом или даже в основном направляет его поведение.

3. Принцип проприативного структурирования. Концепция функциональ­ ной автономии не означает, что в зрелом паттерне каждый мотив автономен

25 Biihler Ch. Maturation and motivation // Dialectica. 1951. Vol. 5. P. 312—361.

https://t.me/medicina_free

от любого другого; она также не означает, что мотивы разлетаются как множе­ ство независимых движущих сил вне зависимости от структуры проприума. За исключением определенных изолированных персеверативных систем, функ­

ционально автономные мотивы являются высоко проприативными, т.е. прочно коренящимися в Я. По сути, они составляют значительную часть Я <...>.

Таким образом, важная часть нашего ответа на вопрос о том, как образу­ ется функциональная автономия, состоит в том, что этого требует структура Я человека. Молодой человек намеревается стать врачом, человеком мира, по­

литиком или отшельником. Ни одна из этих амбиций не является врожденной. Все это приобретенные интересы. Мы утверждаем, что они существуют сейчас

не вследствие отдаленного подкрепления. Скорее они существуют потому, что

постепенно формирующемуся образу Я требуется именно этот конкретный мо­ тивационный фокус.

Должны ли мы далее сказать, что именно существование Я объясняет

функциональную автономию? Этот ответ опасен, так как он подразумевает, что

мистический внутренний агент (душа) в конечном счете придает форму дина­

мическим силам жизни. Мы уже высказали сильное неприятие сомнительной процедуры поиска объяснений в терминах отдельного Я.

Мы предпочитаем говорить, что сущностная природа человека такова,

что подталкивает к относительной унификации жизни (никогда полностью не достигаемой). В этой тенденции к унификации мы можем распознать много центральных психологических черт. Среди них — поиск человеком ответов на

«трагическую триаду» проблем: страдание, вина, смерть. Мы видим также его усилия установить связь со своими ближними и с миром в целом. Мы видим, что он пытается открыть свое особое место в мире, установить свою «идентичность».

Как следствие этого поиска (который и есть сама суть человеческой природы)

мы отмечаем, что поведение человека в большой степени проактивно, интен­

ционально и уникально для него. В этот тотальный процесс включено чувство самости (образ Я). Однако порождает его не Я (как отдельный субъект). Самость есть отражение этого фундаментального процесса становления.

С этой точки зрения функциональная автономия — это просто способ

утверждения, что мотивы человека меняются и развиваются в течение жизни,

потому что это заключено в природе человека. Только теоретикам, преданным

реактивной, гомеостатической, квазизакрытой модели человека, оказывается трудно с этим согласиться.

Травматические трансформации

Изменения мотивов обычно так постепенны, что нельзя сказать, где исчезает один и появляется другой. Любовь к музыке ради нее самой может лишь постепенно

заменить прилежные занятия; религиозное стремление может медленно развиться

https://t.me/medicina_free

из религиозной рутины; забота о других может шаг за шагом сменять детский

эгоцентризм. Изменения могут действовать так же постепенно, как прилив, под­ нимающий сидящее на мели судно, пока вдруг оно не окажется на плаву.

Но некоторые трансформации происходят внезапно и имеют далеко иду­ щие последствия. Жизнь может быть перевернута одним решающим событием:

обращение святого Павла или Толстого, итальянское путешествие Гёте, зараже­ ние Ницше от проститутки. Такие травматические трансформации составляют особый пример функциональной автономии.

Травматические изменения могут относиться либо к персеверативному типу функциональной автономии, либо к проприативному типу. Рассмотрим

вкратце оба типа.

Персеверативные травмы

Мы отметили, что мотивы избегания никогда не угасают. Обжегшийся ребенок бо­ ится огня навсегда. Если страх необычайно глубок и навязчив, мы говорим о фобии. У многих людей есть иррациональные, но неискоренимые страхи такого типа.

Ребенка младше трех лет так ужаснул несущийся локомотив, когда он ненадол­

го отдалился от матери, что над всей его жизнью господствовал страх потери безопасности. Став взрослым, он мог отдаляться от своего дома не больше чем

на несколько кварталов. С возрастом ситуация ухудшалась. В конце концов этот

страдалец (он работал учителем) был вынужден проводить занятия со студентами колледжа у себя дома26. <...>

Собственные травмы

Как мы отметили, отдельное волнующее событие может создать некоторую до­ минирующую персеверативную систему (фобию, отвращение, ритуал). Но такие события могут также положить начало смешению центра образа Я и тем самым

повлиять на эволюцию функционально автономных проприативных состояний. Некоторые травмы просто замораживают страхи и ограничивают рост, другие

меняют направление развития.

Антрополог Рут Бенедикт рассказывала, что ее отец умер, когда ей было всего

лишь два года. Каким-то образом, несмотря на горе, трагическая сцена у гроба

отца дала ей впечатление, что мир смерти — мирный и красивый. Позже, в воз­ расте шести лет, она рассматривала свое потайное место в стоге сена как свою «могилу». Она пишет: «...Меня озарило — я поняла, что всегда и без проблем

26 См.: Leonard W.E. The locomotive God. N.Y.: Appleton-Century-Crofts, 1927. Эта автобио­ графия отличается литературными достоинствами и психологической привлекательностью. О персеверативных неврозах у животных см.: MassermanJ.H. Behavior and neurosis. Chicago: Univ, of Chicago Press, 1943.

https://t.me/medicina_free