Любовь со дна Босфора
Роман
Тому, кто не влюблен, жизнь — не жизнь. Назым Хикмет
Если вы чувствуете себя счастливым, не анализируйте вашего счастья. Это было бы все равно что раздробить красивую бабочку для того, чтобы лучше видеть ее красоту.
Паоло Мантегацца
Давайте не будем принимать на веру, что жизнь полнее проявляется в том, что принято считать большим, чем в том, что принято считать малым.
Вирджиния Вулф
Я люблю тебя тоже… Всем отчаявшимся посвящаю.
С благодарностью отцу, маме и брату
Пролог
За три месяца до описываемых событий
…Провожает в аэропорту. Надела темные очки. «Глаза чешутся от солнца. Аллергия…» На самом деле — скрывает слезы. Какой бы сильной ни была женщина, она имеет право на слабости… Прячу эмоции. Говорю звонче, беспрерывно курю. Сигареты отвлекают. Хорошая мина при плохой игре. Тем временем нутро обжигает боль расставания. Не хочу уезжать. Не хочу покидать Стамбул. Выбора нет: я — гражданин другой страны. Скоро все изменится…
Время прощания. «Милая, подожди чуть-чуть и будешь встречать меня
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
здесь. Каких-то несколько недель… Но что значит время? Преодолеем все. Вместе навсегда… Не забывай». Опускает голову. «Я знаю. Я помню. Я буду ждать. Все-все, не буду плакать. Удачи и… будь осторожен с баклавой, чтобы сироп не вытек». Не смотрит в глаза. «Иди, я прошу, иди…» Ухожу. Неуверенным шагом. Надо идти. Если остановлюсь, сорвусь. До недоступной для провожающих зоны два шага. Еще пару секунд… Стук каблучков за спиной. Оборачиваюсь. Зейнеп подбегает ко мне, прижимается изо всех сил: «Прошу, возвращайся скорее…» Целую любимую. Из-под ее очков бегут слезы…
* * *
Натянутая пружина верности может ослабеть в любой миг. Какой бы крепкой ни была. Тогда мостик любви через реку времени разрушится, отколовшиеся камни былой веры унесет потоком. Туда, где любовь сменяется отчаянием… Любящие сердца выдержат разлуку только с помощью веры. Вера — это яркая картинка в мыслях. Каждую минуту ее надо представлять перед глазами. И верить душой. Лишь так можно дождаться, увидеть тот самый парусник на горизонте…
Когда она радуется от души, плачет слезами счастья: дрожат в уголках глаз, не стекают по щекам. Промокает их салфеткой. «Боюсь сглазить слезами наше счастье». Всего пару раз я видел Зейнеп плачущей. Один раз, когда ее маме поставили страшный диагноз — злокачественная опухоль. Зейнеп, призывая Гёзде-ханым обследоваться в других клиниках, на мгновение опустила руки… Обошлось. Диагноз оказался ложным. Врача, проводившего первое обследование, уволили. Гёзде-ханым, слава Аллаху, жива-здорова…
Уткнувшись лицом в подушку, заплаканным голосом говорит, что устала быть сильной. «Пойми, я не железная. Не хочу делить тебя с городами. Оставайся! Плевать на документы, воинскую обязанность… Я устала быть терпеливой. Надоело. Буду кричать, требовать. Добиваться тебя. Добиваться нашей любви. Убью тех, кто станет между нами. Устала. Устала. Уст…» Ресницы слиплись от слез, глаза покраснели, нижняя губа распухла от нервных покусываний. Кричит в подушку. Подушки преданно разделяют с нами грусть, ничего не требуя взамен. Я молчу. Что сказать? Любовь не может существовать вне быта. Стою на коленях. Трусь лицом о ее спину, вдыхаю запах, прикасаюсь губами к бархатной коже. «Милая, ты же знаешь, я вынужден. Пока не можем всегда быть вместе. Думаешь, мне легко? Разрываться между двумя городами, писать книгу нашей любви без твоих губ, без чая с гвоздикой, заваренного твоими руками? Испытания…»
Встает, откидывает волосы с мокрого лица. Обнимает. Тыльной стороной ладони вытираю ее слезы, нашептываю на ушко нашу клятву: «Вместе навсегда… Родная, ты не забыла? Повторяй вместе со мной». Плачет. Чувствую теплое, прерывистое дыхание на шее. Руки Зейнеп проникают под рубашку, скользят по моей спине. «Навсегда… Навсегда… Вместе… Помню…»
Созваниваемся ежедневно. Для нас не помеха гнетущее расстояние, разные часовые пояса, счета за телефонные переговоры, разряженные трубки мобильных. Живем мгновением. Иногда болтаем ни о чем или молчим. Главное — слышать дыхание друг друга. Разве слова могут быть важнее?..
Каждый день благодарю создателей Всемирной паутины. На моем лэптопе установлены практически все существующие программы-«болталки»: ICQ, Skype, MSN, Yahoo Messenger. Самый важный человек в контакт-листах — Она. Распечатываю стенограммы бесед, читаю в метро, на улице, дома. Лучшая книга из существующих. «A kim[214] (14:53:22 25/02/2007): Мишуня, сегодня купила в „Мигросе“[215]
зеленый виноград… Твой любимый… Сочный, с кислинкой… Приготовила салат. В Баку, кажется, виноград тоже круглый год в продаже?! Так вот, сегодня же купи, приготовь по моему рецепту. Вкусно и без возни. Запоминай… Нарежь листья салата, ягоды винограда. Сверху посыпь натертым белым сыром. Полей оливковым маслом, яблочного уксуса капельку, пол чайной ложки лукового сока. Поперчить не забудь!!!
Как приготовишь, скинь эсэмэску. Я поскакала обедать. Вечером идем с Айдынлыг к ветеринару, будем делать ей маникюр… Целую…»
Временами она исчезает из поля зрения. Горячо любимый ник погружается в режим «не в Сети», мобильный «вне зоны доступа», городские номера постоянно заняты. Перестал волноваться. Раньше сходил с ума. Однажды даже чуть не сорвался в Стамбул. После объяснения Зейнеп успокоился: «Иногда силы бороться дальше иссякают. Тебя не хватает. Впадаю в депрессию. Ухожу в себя, пытаясь собраться духом. Слушаю наши песни, хожу в наши кафешки, готовлю наши вкусности. Представляю себе, что ты рядом. Что я не одна… Помогает». Как только я замечаю исчезновение любимой, закидываю ее эсэмэсками. Всегда с одним текстом: «Вместе навсегда… Повторяй за мной».
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
Часть I Любовь во времени
Ведь стан ее — что кипарис, пред ним робеет райский страж.
Яраб ее, она султан, владыка вездесущий мой.
(Строки из газели Низами Гянджеви. Перевод Вс. Рождественского)
1
…Любовь, пережившая расставание, вознаграждается вечностью… Раньше старалась не провожать, не встречать в аэропорту. Наш уговор.
Создаем ложную видимость для самих же себя. Видимость того, что провожать или встречать нет необходимости, так как я покидаю Стамбул ненадолго. Самоуспокоение, оправданное нежеланием смотреть правде в глаза. Правда нашей любви омрачена бесконечными перелетами. В действительности я уезжаю не на недели — на месяцы… В этот раз заявила, что будет и провожать, и встречать меня. Вопреки боли. «Дорожу каждой секундой рядом с тобой…» Соглашаюсь, в душе сильно волнуясь
— встречаться все-таки легче. Сможем ли мы вынести очередное прощание? Не хочу думать о грустном. Сегодня возвращаюсь в Стамбул…
«Уважаемые пассажиры, наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту Ататюрка… Температура воздуха в Стамбуле +32…» От волнения сводит желудок. Будто в первый раз прилетаю сюда. Через считаные минуты увижу ее. Приземляемся. Смотрю в иллюминатор. Сонное августовское небо, суматошный аэропорт, отдыхающие на стоянке лайнеры. Где ты, Зейнеп? Пытаюсь разглядеть хрупкую фигуру моей половинки, хотя понимаю, здесь ее быть не может. Она — на том самом месте. Нашем месте. У главного выхода из аэропорта, левая сторона, крайний синий столб. На нем три года назад красным фломастером нарисовали две маленькие буковки, E + Z. Инициалы до сих пор там, не закрасили. Удивительно. Какая-то магия или их просто не заметили?..
Кажется, старею. Иначе чем объяснить излишнюю сентиментальность? Побочная реакция разлуки? Результат долгой тоски? Выхожу с
чемоданами. Тяжелыми. В них — подарки. Пробираюсь сквозь толпу туристов, приехавших в город души провести заслуженный отпуск. Ищу глазами место встречи. Приближаюсь. Вот они. Слава Аллаху. Трое. Зейнеп, Айдынлыг на поводке, Шинай. Замираю. Хочу разглядеть их на расстоянии. Не получается. Картинка размылась. Плачу…
Жадно целуемся. Вокруг полно народу. Наплевать. Поцелуй с соленым привкусом. Губы влажные от стекающих слез. Вдыхаем запахи друг друга. Она по-прежнему пахнет весной: поры нежной кожи источают аромат тюльпанов. Говорит, мой запах тоже прежний. Крепкие сигареты, одеколон с морским дыханием, какой-то предрассветный холодок — невидимый глазу налет на моей коже. «Готова стоять с тобой в обнимку все дни, месяцы, годы!» Отшучиваюсь: «А нельзя сменить положение на горизонтальное?» Она улыбается: «Слушай, Баку тебя портит! Ничего, займусь твоим перевоспитанием… Скучала. Очень-очень». Шинай умиленно смотрит на нас. Плачет. Обнимаю мою славную редакторшу: «Хватит лить слезы, дорогая. Лучше скажи, что ты приготовила в честь моего возвращения?..» Приподнимает очки в роговой оправе. Вытирает слезы. «Уже не плачу. Все-все… Вот смотрю на вас… злюсь… Почему Аллах испытывает вас разлуками?» — «Наверное, так надо…» Айдынлыг радостно виляет хвостом в предвкушении наших прогулок по набережной…
«Пежо» Шинай плывет по трассе. Расположились с Зейнеп позади. Айдынлыг — на переднем сиденье. Высунув голову из приоткрытого окна, наблюдает за проезжающими машинами. Едем домой, в родной Ортакёй. За окном Босфор. Машет мне. Я посылаю воздушный поцелуй кланяющимся волнам. Тихо играет радио. Сердар Ортадж[216] поет грустную «Mesafe»[217]. Одна из наших с Зейнеп песен. Как хорошо, что сейчас я слушаю эту песню рядом с ней, а не в компании разъедающего одиночества… Любовь, пережившая расставание, вознаграждается вечностью.
Она сообщает, что завтра приедет тетушка Нилюфер. Повидать меня. «Тетушка беспокоится за твой вес. Вчера по телефону обсуждала со мной список самых жирных блюд турецкой кухни — грозилась, что быстренько приведет тебя в форму… Кстати, мишуня, ты действительно похудел. Почему? Как моя вторая мама допустила такое?» Шинай поддерживает любимую: «Не волнуйся, Зейнеп, — мы объединимся с Нилюфер. Устроим, так сказать, двойной обстрел…» Обе хохочут. Наслаждаюсь солнечной улыбкой Зейнеп. Не хочу говорить, что похудел от тоски…
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
«Видела вчерашний пост в твоем блоге, ты в нем прощаешься с друзьями перед отъездом. Кстати, тебя читают красивые русские девушки
— я полазила по журналам тех, кто оставил комментарии. Интересно, как они относятся ко мне?» — «Ну разумеется, они тебя любят! Столько ведь писал о тебе… А ты ревнуешь?» Обиженно отворачивается, но через несколько секунд взрывается смехом: «Конечно нет! Они ведь твои друзья…» Она ждала меня с самого первого дня лета. Признается, что сердилась, так как я смог вырваться в Стамбул только в августе. «Теперь уже не злюсь… Ты ведь рядом…»
Шинай прибавляет громкости Сердару Ортаджу, приглашая спеть вместе. Поем, жутко фальшивя: «Y re inden yaral bizim hikayemiz… Kaderimden kalan silsem de gitmiyor… ki sohbet aral b t n mesafemiz… Geldim, anlam yor»[218]…
2
…В любви становишься чуточку эгоистом. В любви трудно соотнести душу с разумом…
Нам не нужны слова, предложения. Точки или запятые. Эсэмэски или имейлы. Признания или откровения. Во всяком случае пока. Мы счастливы в настоящем, здесь и сейчас. Не смотрим в прошлое, не заглядываем в будущее. Держим друг друга за руки. Ее рука в моей руке. Холодная ладошка, влажно-скользящая. Моя рука в ее руке. Кожа моих рук немного сухая. Нет необходимости в увлажняющих кремах: достаточно погладить ее бархатно-персиковые щеки, и кожа смягчается, и сердце тает, как фруктовое мороженое. От жара любви…
Не можем уединиться — квартира полна гостей. Празднуем мое возвращение в Стамбул. Тетушка Нилюфер тайком подкармливает прожорливую Айдынлыг, которая разлеглась под столом. Красноречивая Шинай делится со мной последними светскими сплетнями Стамбула, при проскальзывающих матерных выражениях зажимая ладонями уши дочери. Гюльбен забилась в темный угол гостиной, внимательно наблюдая за мной и Зейнеп. Рисует нас отточенным карандашом на плотной белой бумаге. Мустафа с Альпером, как всегда, зависли перед телевизором, забыв обо
всем на свете. Болеют за «Фенербахче»[219], поругивая комментатора за чрезмерную болтливость… Я стараюсь уделить внимание каждому: они — частички моей стамбульской мозаики счастья. Соскучился по ним. Еще больше соскучился по ней.
В любви становишься чуточку эгоистом. Трудно соотнести душу с разумом — они могут существовать в одном мире, но отдельно друг от друга. Моя любовь к ней не может быть сплетена с чем-либо другим, кроме ее любви…
Пока гости увлеченно что-то обсуждают в гостиной, на пару минут сбегаем на кухню. Незаметно ото всех. Прижимаю любимую к стене, впиваюсь в родные губы. Взбесившиеся ритмы сердец заглушают звуки из гостиной: не слышим, не видим ничего, кроме самих себя. Она ласкает языком мои горящие уши. Не могу остановиться. Шепчет: «Мишуня, пора возвращаться к ребятам…» Реальность, умоляю, исчезни! Спрячь нас на время. Хотя бы на десять минут… Приближающиеся шаги. Звон посуды. Голос Шинай. Она убирает со стола — готовится ко второй части вечера: кофе, десерт, фрукты. Вот-вот появится на кухне. Зейнеп целует меня в губы, отбегает к плите, застегивает рубашку. Приглаживает волосы. Как я хочу ее! Прямо здесь. В маленькой душной кухне, пропитанной запахами еды, заставленной горами посуды…
Каждый раз, возвращаясь в город души, понимаю, что не могу жить без нее. Вне Зейнеп существую, доживаю, превращаюсь в тень. Когда-то говорил, что смирился с нашими периодическими расставаниями… Вранье. Самоуспокоение. Я не могу жить без нее. Это не зависимость, другое. Мы словно сиамские близнецы, которым суждено быть всегда вместе. Нашу любовь невозможно разделить хирургическим путем. Правда, пока Судьба испытывает нас разлуками. Ничего, выстоим…
Без нее я — комок депрессий, грусти, неудач. «Без тебя, мишуня, я не я. Оболочка, привычная для окружающих, но с выпотрошенным нутром». Зейнеп — мой эликсир жизни. Когда между нами тысячи километров, она подпитывает меня эсэмэсками — глюкозой надежды. Эсэмэски эти — всего лишь крошки огромного аппетитного пирога. Вынуждены довольствоваться крошками, веря, что скоро нам достанется и большой кусок на двоих…
Завтра останемся одни. Гости разойдутся уже за полночь. Гюльбен в
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
одиннадцать утра возвращается в Анкару, где учится в Художественной академии. А тетушка Нилюфер едет навестить сестру… Отключим телефоны. Замуруем окна, двери. Подарим себя друг другу. Окунемся в нашу общую сказку — сказку, в которой побеждает любовь, во что бы то ни стало… Сольемся в одно целое. В океане любви будем купаться всю ночь и, утомленные, уснем на рассвете…
3
…Слишком часто просыпаемся в одиночестве, чтобы не ценить пробуждения вместе…
Готов заслонить собою полнолуние, чтобы оно не тревожило ее сон. Готов задержать наступление рассвета, чтобы он не разбудил ее. Готов просеять пляжный песок, освобождая от осколков ракушек, чтобы они не поцарапали ее ступни…
Зейнеп думает, мы засыпаем вместе, в один миг. Заблуждается. Как только она погружается в сон, я открываю глаза. Осторожно приподнимаюсь. Медленно снимаю с нее шуршащую кремовую простыню. Рассматриваю обожаемое тело. Изгибы, впадинки, выпуклости. Сексуальные шрамики на ногах… До одиннадцати лет Зейнеп буквально не слезала с велосипеда. Обожала крутить педали. Ездила на велосипеде в школу, хотя отец мог подвозить на машине. Отказывалась. Родители ругались с ней, запрещали кататься на велосипеде вдали от дома. Зейнеп демонстрировала упрямство Тельца. Однако за день до своего дня рождения любимая не справилась с управлением. Растерялась, выехала прямо на трассу. Благо машин оказалось мало. Перелом правой ноги, масса ушибов. С того дня «велосипедная» жизнь Зейнеп закончилась…
Знаю каждый шрамик: длину, форму, расположение. Целую их. Не просыпается, лишь бубнит что-то несвязное, ищет рукой меня. Мне нравится наблюдать за моей спящей красавицей. Гладить каштановые волосы, рассыпавшиеся по кофейной подушке. Осторожно снимать со щеки упавшую ресничку, про себя загадывая желания. За нее. Какая разница, я загадываю или она? У нас одно сердце на двоих…
Во сне крепко прижимается ко мне, будто боится потерять. «Прошу,
держи меня крепче…» Не упускаю мига пробуждения любимой: проснувшись, она непременно должна увидеть меня. Также и я. Маленькая традиция. Слишком часто просыпаемся в одиночестве, чтобы не ценить пробуждения вместе…
Научились распознавать сигналы, желания, порывы друг друга. Нет необходимости произносить что-либо, нигде — на улицах, в ресторанах, в гостях. В постели, наконец. Достаточно взгляда. Она знает, чего хочу я. Я знаю, чего хочет она. Когда мы наедине, я направляю ее своей рукой. Доверяет. Наверное, так и должно быть. Мужчина прежде всего должен думать о женщине. Думать, не забывая о себе. А женщина должна доверять мужчине, тоже не забывая о себе…
Знаю «горячие точки» Зейнеп. Знаю, что достаточно рукой провести по ее затылку, и она обмякнет. Она знает, что стоит ей пробежать пальцами по моей спине, как я теряю точку опоры. Вычислили слабости друга друга, перекрыли достоинствами недостатки… Мы торопливы в сексе — не хватает терпения на долгие поцелуи, прелюдии. Спешим слиться в одно целое. Почувствовать, нащупать, вдохнуть друг друга. Забываем обо всем. Все мировые проблемы сжимаются в единую пульсирующую точку, баклажанный соус подгорает на плите… В кульминационные моменты любви не принадлежим никому, кроме самих себя. Превращаемся в одну большую планету, гармонизируемся с космическим пространством…
Хотим ребенка. Впрочем, пока рано думать о детях, еще предстоит свадьба. В глубине души нам наплевать на условности, общественное мнение, заскоки аксакалов на почве менталитета — но это в глубине души. В жизни все иначе: уважение, дань традициям. Зачем огорчать наших родителей, особенно если они не против наших отношений?.. У нас будет девочка. Уверен. Видел во сне. Зейнеп же убеждена, что будет мальчик. Мы не гадаем: в сущности, пол не важен. Важнее то, что наша планета любви через три-четыре года пополнится маленькими спутниками. Будут расти, укрепляться под нашей опекой. Иншаллах[220]… Нам есть о чем рассказать детям. Хотя нам не так много лет. Говорят, перед тем как завести детей, следует созреть внутренне — возможно, мы уже чуть перезрели? Лучшее — впереди…
4
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
…Любовь должна начинаться с фундамента настоящего. Со счастья в режиме реального времени…
Любовь с годами меняется. Не портится, а именно меняется. Ну, как кизиловое варенье, пролежавшее в дачной кладовке три с половиной года. Открываешь баночку. На поверхности застыл сахарный лед, легко пробиваемый десертной ложкой. Подозрительно принюхиваешься, пробуешь на вкус. Аромат стал спокойнее, слегка утратив прежнюю «фруктовость». Цвет сгустился. Зато суть вкуса прежняя — сладкая кислинка, нежная горечь восточной ягоды, вяжущая свежесть, сохранившая прикосновения шаловливого южного ветерка. Любовь — как капризное кизиловое варенье. Или оно забродит на третий день после варки из-за недостатка искренности, или же точно засахарится от переизбытка чувств. В последнем — ничего страшного…
Оболочка нашей любви с годами покрывается тем самым сахарным льдом — защищающим от внешних посягательств. Внутри же — прежние, с годами укрепившиеся чувства…
Верим в будущее. Ждем его с нетерпением. Ждем, редко заговаривая о нем. В нашей любви присутствует прелесть настоящего — наверное, в этом залог успешных отношений. Тьфу, как глупо звучит. Хотя… Любовь ведь тоже своего рода успех? Только более значимый и продолжительный… Можно ли построить его на фундаменте будущего? Это уже не уютный домик из прогретых кирпичей в одном из солнечных городов Турции. Это скорее безжизненно-фактурная новостройка, где пыль любви осела где-то на уровне двадцать пятого этажа. Любовь должна начинаться и базироваться в настоящем. Со счастья в режиме реального времени… Плаваем с Зейнеп в летнем океане любви, не думая о том, что скоро наступит зима и нужно успеть вдоволь погреться на солнышке. Солнце можно отыскать и в самую морозную погоду: посмотреть в серое небо, раздвинуть взглядом облака, поприветствовать тускло светящийся диск…
Валяемся в постели. Лучи дневного солнца проникают в спальню через щели между шторами. Белоснежные простыни меняют цвет на кремовый. Темно-желтая мебель, наоборот, светлеет, наполняя наш маленький мирок лимонным сиянием. На кровати поднос с едой. Деревянный, на ножках, зовут Dormann. Готовили завтрак вместе: кофе в оранжевых кружках, два апельсина, тосты с мандариновым джемом, один шоколадный круассан,
поджаренный арахис в маленькой глиняной пиале. Зейнеп в голубых коротеньких шортиках, в белой майке с ликующей физиономией Лизы Симпсон на груди. Волосы собрала на макушке в небрежный пучок. Лежит на животе, игриво болтая ножками. Безумно сексуальна. Нахмурила брови, прикусила нижнюю губу. Сосредоточена. Обрабатывает щипчиками мои пальцы: решила сделать мне маникюр — подстричь кутикулы, подровнять пилкой форму ногтей. «Ты совсем забросил себя. Почему за руками не ухаживаешь?! По-твоему, это по-женски? Очнись, мишуня! Сейчас мужчины чаще женщин бегают на маникюр. А с твоими красивыми ногтями вообще грех не приводить их в порядок…» Покусываю ее мягкую попу, целую в шею. «Мечтаешь о муже-метросексуале?» Злится: «Родной, не дергайся, или порежу до крови… При чем здесь метросексуалы? Просто ты должен быть ухоженным. Слышал, что аккуратность жены определяют, первым делом, по мужу?» Мне смешно. Закуриваю, удерживая сигарету в покрасневших пальцах. Представляю нашу старость. Как ухаживаем друг за другом, измеряем давление трясущимися руками, капаем друг другу глазные капли. А что, в этом есть своя прелесть. Как в болезненном маникюре, который, я уверен, так и не приучусь делать…
Только вечером выходим из любовного заточения, подышать воздухом. По инициативе Айдынлыг. Нетерпеливая красотка ближе к шести начинает кружиться по квартире с поводком в зубах. «Эй, хватит нежиться. Пора со мной погулять, слышите?!» Лениво одеваемся, отправляемся на набережную. Пока Айдынлыг резвится в траве, беседуем с Босфором. Обмен новостями, обсуждение планов. Вечерний воздух наполняет чертовски приятной легкостью. В поисках сигаретной пачки запускаю руку в карман льняных брюк. Кошмар, я совсем забыл о мобильном — вторые сутки в беззвучном режиме. «Шестнадцать непринятых вызовов». Звонили Шинай, Айше, Альпер. Черт, как неудобно, надо перезвонить. Однако думаю, нам — простительно. Когда любишь, автоматически учишься прощать. А если прощаешь сам, и тебя будут прощать…
5
…Человеку мечты нужны не меньше, чем воздух. Однако мечтами не нужно дышать — их нужно претворять в реальность…
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
Мои и Зейнеп мечты слились в лиловую шарообразную луну. Она повисла над нашей планетой любви. Освещает путь, время от времени тяжелый от булыжников разлук. Оба без устали расчищаем дорогу, хоть руки порой и кровоточат от мозолей отчаяния. Находим силы. Благодаря вере в самих себя. Благодаря поддержке лиловой луны, наполненной нашими мечтами…
Мечтаем о доме. Небольшом, кирпичном. Ставни у него будут голубого цвета. Прогуливаясь по Стамбулу, заходим в мебельные магазины: присматриваем для будущего гнездышка столы, стулья, диваны, кухонный гарнитур. Хотя денег ни на дом, ни на мебель сейчас нет. Конечно, за то время, пока накопим нужную сумму для покупки дома, мода и стили десятки раз поменяются. Но так приятно прикасаться к мечте… Ощупывать, заботливо поглаживать. Человеку мечты нужны не меньше, чем воздух. Однако мечтами не нужно дышать — их нужно претворять в реальность. Маленькими шажками, большими усилиями, преодолевая сотни сложностей. Главное, не останавливаться. Мечта — подружка Надежды… Мечтаем купить дом на окраине Кемера[221]. На исторической земле, помнящей уверенные шаги великого Македонского. Магической земле, где отважный Беллерофонт победил чудовищную Химеру. Плодородной земле, где вдоль побережья раскинулись малахитовые сосновые леса, жизнерадостные апельсиновые плантации…
Мечтаем десять месяцев жить в Кемере, а оставшиеся шестьдесят дней года в ритме города души. В Стамбуле нас всегда ждут близкие, меланхоличный Босфор. Я и она — частички Стамбула. Не Стамбулу сложно без нас, нам тяжко без него. Этот город объединил два одиноких сердца, научил переворачивать страницы жизни, отпуская прошлое…
Мечтаем о доме с большим участком земли. Посадим десятки оливковых деревьев. Только оливковых — никаких фруктовых или хвойных. Оливковые деревья — сердце нашей большой мечты. Оба с детства влюблены в них. Оба в детстве с ними разговаривали. Особенно в ветреную погоду, когда вечнозеленые, удлиненно-овальные листья становятся особенно красноречивы. Оба обожаем маслины — сочащиеся маслом, с такой твердой косточкой внутри. Оба получаем силу от оливковых деревьев, наделенных жизнью в семьсот лет…
Мечтаем теплыми вечерами пить чай под оливковыми кронами, наблюдая за играми наших детишек с Айдынлыг. Ради них мы
преодолеваем преграды на пути к мечте… Мечтаем принимать в нашем домике родных людей, раскиданных по всему миру. Моих друзей из Баку, Москвы и других городов. Ее друзей из Лондона, где она заканчивала школу. Мы все вместе будем сидеть за дубовым столом под сенью оливковой рощи, забыв на время об эсэмэсках, имейлах, общении в ICQ, МSN… Мы будем болтать ночи напролет, укутавшись в ласково-колючие пледы из козьей шерсти. И видеть реакции друг друга по-настоящему, без всяких слащавых желтых смайликов. Мы будем вспоминать, планировать, шептаться на берегу моря, греться под приветливыми лучами утреннего солнца. Мы будем дышать в унисон, вопреки разным национальностям, местам проживания, вероисповеданиям. Мы станем новыми героями новых серий картины «Друзья», который на этот раз будет сниматься не в НьюЙорке, а в Турции…
Обедаем с ней на кухне. Я сижу, облокотившись о стену, вытянув ноги. Докуриваю сигарету. Она сидит напротив. По-турецки сложила ноги. Задорно смеется. На столе остывают спагетти в баклажанно-чесночном соусе. В бокалах потеплело раньше прохладное красное вино. Забыли о еде
— как всегда, когда начинаем обсуждать мечты. Живописуем детали будущих празднеств. Распределяем комнаты между гостями, приехавшими к нам в Кемер. Продумываем меню будущих завтраков-обедов-ужинов, учитывая известные нам предпочтения друзей. Оли и Гали из Украины, Насти и Оли из Беларуси, Рашада, Севды, Рауфа из Баку, Сэма и Наоми из Лондона, Кати, Танюши из России… Искренне хотим всем угодить. Как-то по-детски, с забавным рвением. Наши друзья — частички нашего счастья…
6
…Когда слушаю ее смех, мне кажется, что все голуби Стамбула взмывают в ясно-голубое небо…
Приближается ноябрь, и мы чаще вспоминаем о плодах гранатового дерева. Густо-красных, по-настоящему южных, брызжущих рубиновым соком. С появлением в продаже заветных кисло-сладких плодов, мы с Зейнеп уже игнорируем другие фрукты. Обожаем гранатовый сок: кровавый, изысканный и приторный, с проскочившими осколками зерен. В
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
холодные месяцы укрепляем им иммунитет. Пьем по большому бокалу ежедневно, добавляя чуть сахарного песка. Еще маринуем гранатовым соком баранину — жирность становится умеренной, появляется кисленький привкус…
Гранаты покупаем у старичка Сулеймана. Он много говорит, заглатывая окончания. Насыщает разговор незнакомыми стихами. До сих пор не можем понять — он их предварительно заучивает или сочиняет на ходу? Голубоглазый Сулейман снабжает гранатами три центральных стамбульских базара. Тетушка Нилюфер помогла отыскать домашний телефон талантливого торговца, проживающего в деревушке близ Измира[222]. Теперь Сулейман, привозя с сыном очередной урожай в Стамбул, обязательно заглядывает к нам. Оставляет три мешка отборных гранатов. Мы так сдружились, что каждый раз, помимо долгожданных плодов, Сулейман привозит нам гостинцы: чай из высушенных цветов гранатового дерева или мешочек анардана. Знаменитую индийскую приправу Сулейман умудряется готовить, не выезжая за пределы Турции. Семь лет назад посадил специальный сорт дикого граната. Зерна его недоспелых плодов в течение шестидесяти четырех дней сушит под солнцем, потом ссыпает их по темным шелковым мешочкам. «Не забудьте обжарить анардану на сухой сковороде перед использованием. Иначе не почувствуете магии приправы, а она, кстати, укрепляет любовь…» — предупреждает старичок, заговорщицки подмигнув глазом…
Когда я лечу в Стамбул из Баку, всегда привожу старичку Сулейману литровую бутылку домашнего наршараба — знаменитого азербайджанского соуса к мясным блюдам, который готовится из уваренного гранатового сока. Тот радуется. «Признаюсь, пару раз пытался состряпать наршараб в Измире — и не получалось. Сворачивался. Совсем другой вкус, густота не та. Наверное, наршараб можно приготовить только из плодов, пропитанных дыханием гилавара[223]. Так?» Киваю в ответ, протягивая сыну Сулеймана деньги за свежие гранаты…
Зейнеп пьет гранатовый сок на протяжении всего года. В жаркие месяцы покупает в пачках, в холодные наслаждается свежевыжатым. У любимой часто понижается гемоглобин. Обращались к врачам — те разводят руками: «Пациентка Четин здорова, патологий не обнаружено». Говорят, периодическое снижение гемоглобина — наследственный фактор. Действительно, моя будущая теща с детства страдала легкой формой анемии. Лечилась гранатовым, бурачным соками, грецкими орехами,
зелеными яблоками. Отказывалась от лекарств. После рождения Зейнеп у Гёзде-ханым недомогания прошли так же неожиданно, как появились…
Ежедневно выжимаю ей пол-литра гранатового сока. Наливаю в бутылку, ставлю в холодильник. Вернувшись из института, Зейнеп выпивает приготовленный сок. «Веришь, он не надоедает. И с желудком нет проблем: такое ощущение, будто пью не сок, а недостающую кровь. Может, я скрытый вампир? У-у-у-у, берегись, я ужас, летящий на крыльях ночи!..» Хохочет в трубку, забавно рычит. Выбегаю в редакционную курилку, сдерживая смех: «Так уж и быть, родная. Сегодня же вечером стану твоей жертвой. Добровольно…» — «Отлично, мишуня. Пойду поглажу свой черный шелковый плащ. Вампиры, кажется, в плащах появляются, да?» — «Не знаю, я пока из вампиров только тебя встречал…»
Она смеется, интересуясь, что приготовить на ужин… А я готов отдать ей всю свою кровь, до последней капли — лишь бы оставалась рядом. Лишь бы всегда звонила мне на работу, заливисто смеясь. Когда слушаю ее смех, мне кажется, что все голуби Стамбула взмывают в ясно-голубое небо. Когда слушаю ее смех, у меня уходит земля из-под ног.
Погружаюсь в пучину настоящего счастья, которое, как известно, не купишь ни за какие деньги… Хочу записать ее смех. Загрузить в айпод, слушать в минуты вынужденных разлук. Нет, это лишнее — зачем нужна запись, когда могу послушать живую Зейнеп? Стоит набрать заветные цифры, и на том конце провода отзовется самый прекрасный голос на свете. Разве это не счастье?..
7
…Каждая встреча с родителями любимой для меня как первая…
Пока Зейнеп занята чечевичной чорбой[224], я взялся за приготовление горячего. Сегодня удивим гостей блюдом из кухни, далекой от восточной. Венгерской. Правда, ее в Турции не очень жалуют, так как большинство блюд готовится из свинины — запретного мяса для мусульман. Поэтому выбрали самое нейтральное венгерское горячее: говяжий пёркёльт. Специально для него съездили в магазин специй за дорогущей сладкой паприкой с солнечных равнин венгерского Сегеда. Кстати, когда-то этим древним городом владели турки. Если верить легендам, именно турецкий
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
султан, большой любитель приправ, приказал посадить на окраине Сегеда редкие сорта перца. Так у венгерской кухни появилась своя королева — паприка…
Мелко нарубленный лук подрумяниваю на подсолнечном масле. Посыпаю сверху тремя столовыми ложками паприки, сорт которой венгры называют «сладкой благородной». Как только лучок потемнел под чарами приправы, добавляю нарезанную кубиками говядину. В течение пяти минут обжариваю на сильном огне, после чего заливаю мясо полустаканом воды с десятью каплями лимонного сока. Следом кладу мелко нарезанный помидор без шкурки, чуть-чуть чесночка, тмина, майорана. Солю и тушу сорок минут под закрытой крышкой на маленьком огне. Периодически подливаю воды, чтобы пёркёльт не высох. Ближе к готовности, когда говядина смягчилась, добавляю нарезанный полосками стручок перца, лучше не острого. Подливаю немного воды, тушу еще пятнадцать минут. Пёркёльт готов! Осталось придумать гарнир: рис с кардамоном или вареный картофель. Хм, какой выбрать?..
В дни священного месяца Рамазан часто приглашаем близких на ифтар[225]. Весело проводим вечера в шумной компании. Приятно видеть, как любимые тобою люди с аппетитом уплетают приготовленное. Вдохновляет… Нас тоже почти ежедневно зовут на ифтар. Желудки уже бунтуют от вечерних перегрузок. Стараемся есть мало, ограничиваем мясо, налегаем на овощи. У турок считается неприличным на ифтаре отказаться хотя бы попробовать блюда, приготовленные хозяевами дома. Для любого соблюдающего пост накормить как можно больше родных и бедных — благое дело. Тем самым он заслуживает саваб — награду от Аллаха. Поэтому многие турецкие семьи в период Рамазана часто собирают гостей к вечернему столу, а в дневное время раздают продукты бедным соседям или знакомым…
Мы с Зейнеп пока не соблюдаем орудж[226]. Для нас это не дань моде или желание быть как все. Каждый должен добровольно влиться в религию, внять наставлениям Аллаха. В исламе принуждение — грех…
В месяц Рамазан Стамбул, как и вся Турция, преображается. Люди становятся еще душевнее, милосерднее. Объединяются, протягивают нуждающимся руку помощи. Ближе к началу ифтара прямо на улицах устанавливают палатки Рамазана, куда могут зайти поесть все желающие, соблюдают они пост или нет. Помимо палаток на корабле, стоящем на
стамбульском причале Ускюдар, бесплатным ифтаром ежедневно кормят двадцать тысяч человек. Выстраивается длинная очередь из нищих, сирот, инвалидов…
Многие, не успев доехать домой, открывают ифтар прямо в общественном транспорте. Выслушав вечерний азан[227], достают из сумок имеющуюся еду. Булочку или яблоко. Сок или мясной пирожок. Делятся с соседями… Рамазан творит чудеса. Не раз наблюдал, как обозленные люди с наступлением священного месяца меняются. Становятся мягче, добрее, терпимее…
Провожая гостей, мы уже валимся с ног. Приятная усталость. Айдынлыг посапывает на диване, свернувшись калачиком. Зейнеп моет посуду. Я вытираю, убираю в шкаф. Она говорит, что завтра у нее тяжелый день — после института должна бежать домой. Помочь матери приготовить салаты, долму, пудинг. Гёзде-ханым пригласила на ифтар подруг, коллег по работе. «Кстати, ты не забыл, что мама и тебя ждет? Завтра к семи будь у нас. Хотя нет… Приходи пораньше. Поможешь. Заодно и с отцом поближе познакомишься…» Я смущенно улыбаюсь, осознавая важность ужина в компании тестя. Это не первая встреча. Но каждая встреча с родителями любимой для меня как первая. Волнуюсь…
8
…Женщина должна помнить о правилах игры, когда мужчина о них забывает…
Моя эмоциональность — мой порок. Угольки эмоций постоянно тлеют. Стоит дунуть ветру какого-либо события, они разгораются и могут обжечь окружающих. К сожалению, провоцирует меня часто что-то неприятное, поэтому и всплески жутко болезненны. И для меня, и для близких людей. Когда плохо, кричу, когда хорошо, молчу. Почему не наоборот? Почему многое происходит не так, как мы этого хотим? Не обязательно хуже или лучше, а именно по-другому…
Моя мама увлечена астрологией. Сама она Скорпионша, к эмоциональности младшего сына привыкла. «Знаешь, как астрологи характеризуют мужчин, рожденных в год Крысы? Одним словом:
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
агрессия… Тебя не переделать. Молодость здесь ни при чем, ты такой по природе. Эмоциональный, но быстро остывающий. В принципе это нормально — мы же восточных кровей… Когда ты начинаешь рвать и метать, я соглашаюсь, молчу, заметил? Знаю ведь, что через полчасика ты остынешь… Женщина должна помнить о правилах игры, когда мужчина о них забывает. И Зейнеп передай…»
Когда поднимают голову черные эмоции, не жалею о сказанном. Осуждаю, упрекаю, нападаю, не видя в себе ни малейшей вины. Всячески защищаюсь, отталкиваю от себя обвинения. Главная цель — защититься… Жалуюсь тете Мялахат на излишнюю эмоциональность. Она, надкусывая темно-синюю матовую сливу, скептически качает головой: «Да уж… Конечно, агрессия — не лучшее проявление эмоций. Но поверь, у тебя в характере так много положительных качеств, что они с лихвой покрывают отрицательные. Не переживай, kuzum benim[228], все не так плохо… В мужчине должен быть характер. Харизма — это не только мягкая притягательность. Куда же без резких красок?!»
С годами научился если не сдерживать эмоциональные всплески, то контролировать. Если чувствую, что закипаю, быстро покидаю «место происшествия», захватив айпод с пачкой сигарет. Спешу к Босфору. Рвусь через дорогу на красный свет, задеваю прохожих, отделываясь беглым «пардон». В такие мгновения мне не нужны любопытные собеседники с задатками бытовых психологов. В такие мгновения я хочу… глубоко дышать. Чтобы морской воздух захватывал, проникал внутрь, топил. Очищал. Босфор исцеляет…
Слушаю великий пролив, время от времени обращаясь к наушникам айпода. Одна песня навсегда стала для меня лекарством от душевных ран. «Crepuscular Solidao» Цезарии Эворы. Богини полных сердец. Великой женщины с открытой душой. Она дарит надежду и тогда, когда надежда скрывается за тучами реальности. Ее морны[229] не смывают горечь пережитого. Эвора учит принимать себя в разных ситуациях жизни. Хочется плакать — плачь. Хочется кричать — кричи. Хочется смеяться — смейся. Только люби, и в первую очередь люби в себе душу. Тогда она обязательно притянет к себе родственную душу. Ту самую половинку, в поисках которой мы все проводим многие годы…
Цезария достает из глубоких внутренних колодцев те заледеневшие
камешки, которые я сам когда-то туда бросал, перегнувшись через заросший мхом барьер. Если сумел достать, значит, сумел принять себя. У меня с недавних пор получается… Цезария объединяет сердца, бьющиеся в одинаковом ритме. Когда слушаю ее «Tchintchirote», пишу эсэмэску Тане, хотя между Турцией и Пермской областью тысячи километров. Она отвечает со светлой грустью: «Цезария — это именно та детская тоска по морям и кораллам, которой не суждено утолиться, но от этого она не утихает…» Когда слушаю «Besame Mucho», пишу эсэмэску Зейнеп. Она отвечает с одухотворяющей любовью. Строками из той же «Besame Mucho»: «…Хочу, чтобы ты был очень близко… Хочу смотреть в твои глаза… Хочу видеть тебя рядом… Целуй меня, целуй сильнее, потому что я боюсь быть с тобой и боюсь потерять…»
…Португало-турецкий коктейль исцеляет. Буря внутри стихла. Я прощаюсь с Босфором, отключаю айпод. Тишина. Возвращаюсь домой. Почему разозлился? Почему не смог отнестись проще к сложному? «Когда хочется плакать — плачь. Когда хочется кричать — кричи». Ответ ли это или самовнушение? Какая разница. Всё проходит…
9
…Радость — это вера в лучшее тогда, когда лучшее видится худшим…
«Не познав одиночества, не оценишь любовь». Слова моей бабушки Лале — любительницы крепких сигарет, ненавистницы золотых украшений, заядлой автомобилистки, почитательницы абрикосового вина. «Волчонок, запомни, каждый может найти любовь. Это не так сложно. Знаешь, что действительно сложнее сложного? Разглядеть любовь в запутанном клубке чувств, уберечь ее от штормов разочарований…»
Лале не читала книг великих писателей. Отучилась девять классов, рано вышла замуж, целиком посвятила себя семье. «Мудрости научила жизнь. Била, изводила, закаляла, но учила. Я зло рано узнала, а в добро поверила поздно. Думаешь, я не хотела другой жизни? Хотела. Судьбу не перепишешь. Не жалуюсь. Горжусь. Я отыскала настоящую любовь — твоего деда. Ради нашего счастья готова была биться до последнего вздоха…» Жаль, Зейнеп не посчастливилось познакомиться с Лале. Любимая многому смогла бы научиться у нее. Ну, как минимум делать
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
волшебное абрикосовое вино с добавлением мускатного ореха… К сожалению, я сам в полной мере не «напитался» мудростью, знаниями бабушки. Зато получил от нее самое важное: научила верить в любовь всегда. Даже когда земля под ногами раскалывается на части и одиночество кажется беспросветным. «Повод для грусти всегда найдется. Нужно уметь радоваться. Однако радость — это не просто улыбка на лице. Радость — это вера в лучшее тогда, когда лучшее видится худшим… Я запутано говорю, с годами поймешь…»
До сих пор вижу перед глазами Лале, хотя понимаю, что ее больше нет. Она там, на небе. С наслаждением курит очередную сигарету, сидя на пушистом облаке. Там ей спокойно, просторно, светло. А я по-прежнему прихожу на ее могилу с букетом тюльпанов, которые она каждый год сажала в саду. Говорят, ушедшие слышат слова, читают мысли, чувствуют запахи. Бабушка, я уверен, что ты вместе со мной вдыхаешь аромат твоих любимых цветов…
* * *
«Привет, бабуль. Это я, твой сентиментальный волчонок. Ты меня
всегда так называла, помнишь?.. Я знаю, ты рядом со мной. Я знаю, ты читаешь мои мысли, потягивая любимые „Мальборо“. Веришь ли, я часто чувствую запах твоих сигарет. Веришь ли, и курю, как ты — с каким-то забавным аристократическим изяществом. Не зря ты постоянно говорила, что мы одной крови… Сегодня захотелось написать тебе письмо. В день твоего рождения. Мог бы и мысленно сформулировать, но почему-то захотелось изложить все на бумаге. А ведь я никогда не писал тебе писем. Чаще болтали по телефону. Часами. Ты спрашивала о Босфоре, а я просил тебя спеть. Грустные баллады о потерянной любви хрипло-меланхоличным голосом. Помню, я пообещал, как только разбогатею, непременно арендую студию для записи твоих песен. Планировали выпустить диск на твое семидесятипятилетие. Я получил деньги, но потерял тебя. Песни остались в воспоминаниях. Жалею…
Но знаешь, бабуль, я счастлив! Люблю и любим. Нашел половинку. Она так же, как и ты, обожает серебро, завороженно слушает море. Если у нас родится дочь, назовем ее Лале. Обещаю… Бабуль, знаешь, чего мне не хватает? Теплоты твоих рук. А помнишь, как я рыдал, уткнувшись головой в твои колени? Ты перебирала пальцами мои волосы, шептала на ухо: „Все проходит… Запомни, реки не высыхают.
Они просто уходят под землю, вновь оживая где-нибудь в другом месте. И ты вытерпишь. Снова оживешь, как река…“ Порою хочется обнять тебя, по-детски выплакаться. С тобой не нужно быть сильным, выносливым. С тобой я был, буду другим. Ты умеешь разгадывать души… Бабуль, я сейчас в том городе, где ты так хотела оказаться. Стамбул помнит юную Лале. Он запоминает всех, кто прикасался к нему искренней любовью. Я и ты — частички города души. Мы здесь вместе. Навсегда… Через несколько дней приеду в Баку, отнесу письмо на твою могилу. Положу на видном месте. Придавлю камнем, чтобы ветром не унесло. Внутрь вложу еще лепестки тюльпанов. Прочти и ответь — хотя бы мысленно… Скучаю. Люблю. С днем рождения, моя цветочная Богиня! Целую, твой сентиментальный волчонок».
10
…Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, забывает о любви к самому себе…
…Признаюсь Зейнеп в любви. Ежедневно. Если есть возможность, ежечасно. Объясняю, шепчу, доказываю, повторяю. Неизменным «люблю» дополняются повседневные «доброе утро», «удачного дня», «сладких снов». Обращаюсь к ней и по имени, но в основном «любимая». Хочу, чтобы она постоянно помнила о том, как дорожу ею. Любящие люди должны подпитываться своей же любовью. Вдыхать друг в друга душевный кислород, которого нам, жителям безжалостно ритмичных мегаполисов, катастрофически недостает. Говорят, любовь порою разрушает — ошибочное обобщение. Настоящая любовь только возрождает. Оживляет, поднимает на ноги, заставляет улыбаться, изучать облака на ясном весеннем небе. Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, напрочь забывает о любви к самому себе… Временами страх оттеняет мою любовь — страх потерять с трудом найденное. До сих пор боюсь сказать ей, что она стала моим воздухом. Кислородом. Вдруг эти слова напугают ее? Вдруг превратят искренность между нами во что-то хрупкое?..
Да. Зейнеп — мой воздух. Убеждаюсь в этом, когда смотрю в родные глаза, прислушиваюсь к теплому дыханию. Она перестала быть для меня
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
загадкой. Разгадана. Но интерес к ней не остыл: теперь хочется наблюдать за ней, видеть рядом, мазать ее губы душистым медом, когда она, застудив горло, сильно кашляет. Согревать ее холодную ладошку в своей руке, вдыхать жасминовой аромат ее волос… Нет необходимости высказывать всю любовь — кое-что можно попридержать в себе, бережно хранить, выражать не словами. Лучше — поступками, прикосновениями, ласками, поцелуями. Один страстный поцелуй может сказать больше любых слов. Одно нежное прикосновение порою доказывает недоказуемое. Одна горячая ласка иногда объясняет необъяснимое. Любовь — многогранна. Она у каждого своя. Чужая может показаться странной, но для ее обладателя она остается самой очаровательной. В любви нет теорем, уравнений, задач, любви не нужно учить.
Просто чувствовать, внутри. Где-то в области сердца…
* * *
Продолжаю писать книгу нашей любви. Глава за главой. Иногда на турецком, чаще — на русском.
Благо Анна Павловна, моя русская бабушка по папиной линии, с детства учила меня «великому и могучему». Помню, как советовала читать Чехова ежедневно. Сегодня «Смерть чиновника», завтра «Хамелеон», послезавтра «Толстый и тонкий». До сих пор так делаю, чтобы сохранить свой русский.
Сложно приходится, когда все окружение общается на турецком, азербайджанском языках. Пополняю имеющуюся базу чтением русских писателей, общением с русскими друзьями по телефону, в Интернете… Зейнеп с любопытством читает главы изо дня в день толстеющей книги, которую, наверное, поделю на две части. Главы на русском читаем вместе. Ложимся на диван, включаем диск Цезарии Эворы, запасаемся чипсами, пачками томатного сока. Читаю на русском. Перевожу на турецкий слова, которые она пока не выучила. Внимательно слушает. Иногда плачет, смеется, обнимает. «Как ты умудряешься так волшебно описывать привычную для нас реальность? Ты талантище, мишуня!» Зейнеп признается, что два дня назад показала одну из глав университетскому педагогу по технике журналистики. «Он обалдел, любимый! Посоветовал издаваться. Не только для того, чтобы люди узнали о твоем таланте, — ходжам[230] сказал, что такая книга может по-настоящему изменить чью-то жизнь к лучшему. Заставить поверить в любовь того, кто в нее не верит…»
Я слушаю, и мне приятно. В глубине души не верю в себя как писателя:
я — журналист. Мне ближе лаконичные репортажи, заметки. Но Зейнеп настаивает, чтобы в ближайшее время я отправил пару глав в издательства. «Пока еще рано, любимая. Кого, кроме меня, тебя и моих друзей в Интернете, могут заинтересовать такие тексты?» Встает с дивана налить сока, говорит отвернувшись: «Все же попробуй. Ты ведь ничего не теряешь. И в Москву ехать не придется, отправим электронной почтой». Я притягиваю ее к себе. Целую в шею. «О’кей, обещаю подумать. Но не сейчас. Сейчас у нас есть дело поважнее, не так ли?»
11
…Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем…
Однажды проснулся и сказал себе: «С сегодняшнего дня все будет иначе». Было самое заурядное утро в Баку. Блики солнца на простынях, гомон суетливого проспекта из открытого окна, истерика занудного будильника, прохладные тапочки, как всегда отползшие под кровать… В то утро магического озарения не произошло: просто решил, что в будничном потоке больше жить нельзя. Осточертело провожать дни, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем. Надеюсь, я все вовремя осознал. К тому моменту на моем банковском счете было четыре с половиной тысячи долларов — копил на автомобиль. Ну что ж, неплохой капитал для старта новой жизни. Надеюсь, хватит на первое время… Решил плюнуть на работу, автомобиль и прочие тривиальные цели заезженного офисного работника, променявшего низкооплачиваемое призвание журналиста на высокооплачиваемую работу пиар-менеджера. Сегодня же поеду в офис, напишу заявление об уходе — «в связи с желанием начать жизнь заново». Жизнь заново. Звучит легко и звонко. На самом деле все, конечно, сложнее. Зато игра стоит свеч… Отыскал тапочки, ласково пожурил их и — в душ. Оделся в хороший костюм от Зенья, купленный на распродаже. Классические туфли «Кларкс», приобретенные с предновогодней тридцатипроцентной скидкой. К чему только так «намылился»? Кому пускаю пыль в глаза?..
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
Я ехал в такси, вспоминая Стамбул. Перед глазами оживали картинки города моих предков. Города, куда и раньше планировал переехать навсегда, — после покупки авто, погашения кредита, приобретения последней модели стиральной машинки со всеми необходимыми навыками и приятным голосом, возвращения долга в размере двух с половиной тысяч долларов. Наверное, так и не добрался бы до Стамбула, если бы не нашел силы (слюни?) плюнуть на рутину «высокотехнологичным» плевком… Так вот. Спустя час написал заявление, получил расчет, попрощался с шефом, поблагодарил за лицемерные «желаем удачи». Вдохнул воздух свободы на пороге офиса. Ощущение свободы! Даю себе слово в ближайшее время дышать исключительно Босфором. Даю слово и в итоге сдерживаю его… Изменить можно все. Главное — суметь плюнуть на рутину нескончаемых проблем, пообещать себе мечту. Обещания самому себе, как правило, наиболее категоричные — потому что врать себе не хочется. Особенно когда тебе частенько врут окружающие…
Заглянул в любимую кофейню «In Fashion», недалеко от набережной. Покурил, съел шоколадно-малиновое пирожное. Позвонил другу, которому вдруг захотелось вернуть долг срочно. Купил газету с объявлениями, в разделе «Образование» нашел преподавателя турецкого. Всегда было желание усовершенствовать родной, немного подзабытый язык, но работа не оставляла времени. Теперь все будет иначе. Стамбул, скоро встретимся, слышишь?..
Долгожданная встреча произошла спустя три месяца. Данное себе обещание выполнено. Моя жизнь началась заново — со шлейфом побед и разочарований, с эйфорией, ударами в спину и поисками близости. Жизнь заново рука об руку с верой. С нуля, с нулем на счету, но зато с открытым доступом ко всем ресурсам надежды… Изменить устоявшееся малопомалу не получится. Единственный способ — отрубить. Поверить в возможность невозможного. Да, и банальные истины помогают. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть»…
** *
Унас с Босфором юбилей — пять лет со дня знакомства. Пять лет со дня, когда я убедился, что счастье может быть длиннее одной вспышки. Зейнеп объясняет нашу возвышенную дружбу с Босфором астрологическим «благословением»: «У вас одинаковые стихии, водные знаки…» Улыбаюсь. «Может быть… Но по-моему, не это главное. Наша с
Босфором дружба — это такое особое общение, когда молчание красноречивее любой беседы». Она понимает суть моих слов, ведь Босфор
— родник и наших чувств… Турки уверяют, что великий пролив может вдохновить даже самого отчаявшегося художника. Это очень справедливо. Дыхание Босфора пропитано свежестью веры в себя. Рядом с ним самые туманные мечты обретают реальные черты… Босфор — целитель. Помогает отпустить прошлое, принять настоящее, избавиться от боли… Сегодня, в юбилей нашей дружбы я напишу ему письмо с поздравлениями. Подарю миниатюрный парусник, пусть он причалит прямо у сердца… Находиться близко к сердцу Босфора — честь. Поверь мне, Друг, и перестань скромничать…
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
12
…Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь на Марсе…
Восток — это не только дурманящие специи, золотисто-шелковые парчи, зажигательные танцы живота на узорчатых коврах-самолетах, драгоценные камни из расписных сундуков со сказками. Восток — это еще и бесконечная череда родственников со сложными именами, открытыми сердцами, поразительной прямолинейностью, колоритной внешностью. Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь на Марсе…
Родственники для восточного человека — близкие люди, готовые искренне радоваться и плакать вместе. Не зря говорят: «Выходишь замуж за мусульманина и в подарок получаешь всю его родню». Мои родственники — длинный караван самых разных личностей. И каждый из них внес лепту в мое становление. Двоюродная тетя Амина кормила грудью, когда у матери пропадало молоко. Дядя Каракурт учил аккуратно бриться, когда первые усики трогательно пробивались на моем взрослеющем лице. Тетушка Чаглайан подарила миниатюрный Коран в зеленом чехольчике, заботливо пришив его к краю моей подушки со словами: «Пусть Аллах оберегает сон нашего малыша». Кузен Булут впервые пошел со мной подсматривать за красавицей-соседкой, которая не до конца задергивала занавески в спальне…
Каждый родственник — маленькая или большая частичка меня. С ними не нужно быть прилежным, сдержанным в эмоциях, непременно галантным, цитировать Низами[231] во время чаепития или исполнять Гаджибекова[232] на фортепиано. С родственниками я такой, какой есть. Смешно рисоваться перед людьми, помнящими тебя с младенчества… Восточные родственники — это люди, которые постоянно находятся рядом, как минимум душевно. Участвуют во всех актах твоей жизни, не удаляясь даже во время антрактов. Однако участвовать не значит вмешиваться…
Восточные родственники стремятся быть полезными. Если подхватил простуду, то тетя Абия специально приедет напоить травяным чаем от температуры, сладким дошабом[233] от кашля. Если полицейские отняли права за нарушение, то двоюродный брат Орхан, следователь в городской прокуратуре, начнет хлопотать, чтобы забрать «корочку» без затрат. Если дома сгорела проводка, то дядя Девран примчится на помощь хоть поздней ночью… Чтобы тебя любили родственники, нужно любить их. Это единственное условие. «Будь верен семье, и все будут верны тебе» — слова прабабушки Пярзад, всплывшие в памяти…
Кажется, восемьдесят процентов моих родственников — женщины. В основном тетушки по маминой линии. Шумные толстушки с белоснежноватными телами, беспокойными глазами, густыми волосами, окрашенными хной. Они одинаково хорошо умеют плакать и смеяться. Оптимистки, хотя и склонны к меланхолии. Верят в Аллаха, совершают намаз, но и не покрываются, любят посплетничать, пострелять у меня сигареты, чтобы подымить тайком от мужей. Мои любимые женщины… Гордые, сильные, практичные. Знаю их запахи: тетушка Дильбер пахнет лепестками белых роз, тетушка Джавахир — цветами апельсинового дерева, а сентиментальная Мялахат источает аромат розовой магнолии…
Большинство моих тетушек — ноябрьские Скорпионы. Поэтому для меня предпоследний месяц года самый затратный: покупаю подарки, чтобы обрадовать, удивить, восхитить. Когда они целуют меня шесть раз вместо принятых двух, будто заново рождаюсь — становлюсь более сильным, стойким, жизнерадостным. Мои тетушки — мои ключи к могущественной силе… И я рос в окружении этих обычных женщин, переживших множество побед, потерь. По темпераменту они похожи на итальянок. Мои тетушки — ракеты дальнего действия, единственные в своем роде женщины-мужчины. Разборчивы. Прежде чем сделать один шаг вперед — делают десять шагов назад. Моя мама — такая же. Для сыновей-дочерей своих сестер она та же женщина-богиня — лучший советчик, внимательный слушатель… И конечно, все они ждут мою свадьбу. Ждут моих детей. «Ты даже не переживай, мы поможем Зейнеп. Воспитаем. Из девочки вырастим настоящую женщину, из мальчика настоящего мужчину. Не волнуйся, дяди тоже будут рядом». Смотрю я на них, затем заглядываю в себя и убеждаюсь, что сильным меня сделали именно они…
13
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
…Отсутствие наивности — понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое…
Скоро четверть века исполнится, а наивность все еще живет во мне. Ютится же где-то, наблюдает, закатывает, должно быть, глазки, обмахиваясь веером. По временам прорывается наружу, в отношении к некоторым жизненным явлениям. Хочу избавиться от этой занозы — мешает. Современный ритм требует умения вовремя взять ситуацию под контроль. А наивность заставляет мягче, сердечнее воспринимать жесткое и сложное. Наивность ублажает душу, да и разум изменяет. Думаю, верить в то, что один человек в силах изменить мир, это наивно. Отсутствие же наивности — понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое…
В сущности, всю эту наивность из меня давно должна была выколотить жизнь. Когда получал удары в спину от верных друзей. Когда оставался без гроша в чужом мегаполисе, не имея возможности получить работу даже официанта. Когда давал в долг последние деньги и не получал их обратно. Но оказываясь в таких ситуациях, я никого не винил, кроме себя. Этот «ответ наивностью на жестокость» должен как-нибудь называться в психологии… Со временем многое изменилось: я стал жестче, теперь мы с миром чаще на равных. А впрочем, продолжаю верить в то, что на одного плохого человека приходится двое хороших, и что все меняется в лучшую сторону, и все сложности носят временный характер…
Сейчас самая лучшая поддержка для меня — она. Зейнеп — мой двигатель. Твердо стоит на ногах. Она всегда рядом, нежно подталкивает меня в нужную сторону. «Ты слишком мягкий! Слава Аллаху, под чужое влияние не попадаешь. Мишуня, учись отказывать людям, говорить „нет“… В принципе, я и не удивляюсь: твой знак зодиака говорит за тебя. Рыбка моя…» Я осознаю ее правоту. Не обижаюсь, наоборот — доверяюсь. Полагаюсь на нее со спокойной душой…
* * *
По вечерам выходим на Истикляль Джаддеси — почувствовать вечерний ритм центрального Стамбула, послушать уличных музыкантов, посидеть в шумных клубах без дверей, непременно зайти в книжные магазинчики. Редко возвращаемся домой без какого-нибудь нового романа.
Мы с Зейнеп настоящие запойные читатели: читаем везде, всегда. В транспорте, в парках, во время перерывов, дома. Книжки в мягких переплетах — наши верные спутники. Она любит классику, я — современную прозу. Она — поклонница Остен, Вулф. Я — поклонник Гари, Мураками, Мердок. Помимо «любимчиков», покупаем и других авторов, для знакомства. Харрис, Хёга, Гавальду, Леви. Она может плакать над книгой, я прослезился один раз в жизни: над «Обещанием на рассвете»
— гениальной книгой душевного Ромена Гари… Она читает исключительно в сидячем положении. Дома — в кресле. Поджав под себя ноги, накрывшись пледом, с дымящейся кружкой яблочного чая рядом. Я же погружаюсь в книжный мир, устроившись на кровати, обложившись подушками, зашторив окно, включив лампу на тумбочке. Компанию мне составляет Айдынлыг. Развалится рядом и клянчит с жалобной мордой сырные чипсы…
Дарим друг другу закладки. В прошлом году Зейнеп подарила мне матерчатую, с вышитым рисунком чаек над Босфором. А я ей — картонную, с плюшевой головой Мардж Симпсон на верхушке. Каждая книга — это частичка нашей истории. Когда читал «Ради Бога, не двигайся», я звонил к ней из Тбилиси, умолял вытерпеть разлуку, признавался в любви. Когда она дочитывала «Невыносимую легкость бытия», написала мне эсэмэс: «Мишуня, готова стать твоей женой, хотя официального предложения пока не поступало». Когда Зейнеп зачитывалась второй книгой о Гарри Поттере, то позвонила мне со словами: «Ты самый лучший волшебник на свете. Смог меня сделать счастливой…» А я ответил, что наша дочь будет похожа на замечательную Гермиону… Вчера, купив «Стамбул» Памука, она прислала мне эсэмэску: «Надеюсь, очень скоро куплю твою книгу о нас. Не забудь отправить рукопись в издательство. Твоя З.» Я написал в ответ:
«Уже отправил, любимая. Держи кулачки. Кстати, название тоже придумал. „“… Красиво, да?»
14
…Твои мечты — мои мечты…
Выходили из супермаркета, когда полил летний дождь. Неожиданно, мощно, безжалостно. Разогнал дневную жару, наполнил воздух
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/
прохладной тяжестью. Захотелось дышать. Жадно, ненасытно, с аппетитом. Притянул Зейнеп к себе: «Вон такси — побежали!» Сорвались с места. Перескакиваем через теплые лужи. Я зажмуриваюсь, она отважно поднимает лицо к небу. Приобняв Зейнеп за талию, направляю ее к такси. До желтой машины осталось пять-шесть шагов, а она вдруг резко остановилась, тоскливо взглянула в бежево-серое небо, потом повернулась ко мне. На ресницах любимой дрожит дождевая пыль. Белая кожа приняла матовый оттенок. Волосы прилипли к лицу. Салатовая майка намокла, потемнев…
«Знаешь, милый, в детстве у меня была мечта — станцевать под летним дождем на берегу моря… Пока мои сверстницы грезили о куклах, я мечтала о танце под дождем. Именно летним, он в Стамбуле льет редко… Ладно, побежали! Не обращай внимания». Но я не могу сдвинуться с места. Я должен здесь и сейчас исполнить мечту Зейнеп!
«Родная, подожди здесь… Секундочку…» Беру из ее рук коробку с баклавой, запихиваю в один из своих пакетов. Спешу обратно в магазин, обращаюсь к девушке за стойкой: «Пардон… Вам не сложно будет последить за нашими продуктами? Минут десять… Это срочно… Прошу вас!» Удивленная продавщица в вишневой униформе услужливо кивает. Выбегаю из супермаркета, хватаю любимую за руку, увлекаю ее в сторону набережной. Благо находимся в центре Стамбула: переходишь трассу и оказываешься у Босфора. «Куда это мы? Поехали домой, потом не найдем свободного такси… Эй, да ты слышишь?» — «Потерпи! До мечты — несколько шагов».
Переходим дорогу. Вот он, Босфор. Наш Друг обожает летний дождь. От восторга пролив меняет нежно-синий цвет на голубовато-зеленый. Останавливаемся. Торопливо целую Зейнеп в губы и отхожу на шаг назад. Кланяюсь как можно галантнее: «Мадемуазель, разрешите пригласить вас на танец». Она смеется: «Твоя мадемуазель похожа на мокрую курицу. Но шанса потанцевать с таким кавалером не упустит…» Протягивает в ответ руку. Танцуем на безлюдной набережной. Рядом только Босфор. Над нами
— летний дождь. Звучит классическая мелодия, но услышать ее могут только влюбленные. Кружимся в танце, наслаждаемся музыкой. Нам аплодирует Босфор. Я нашептываю Зейнеп: «Твои мечты — мои мечты… Люблю тебя». Она улыбается лучами настоящего счастья. Закрывает глаза. По щекам стекают капли. Слезы радости или дождь? Неважно. Мечты
реальны…
* * *
По всей спальне разбросаны шнуры, объективы, чехлы, адаптеры, батарейки. На рабочем столе беспорядок не менее творческий: книги по фотомастерству, свежие номера «Вог», десятки CD-болванок, учебники Скотта Келби по фотошопу, распечатанные снимки. Целыми днями просиживает в Интернете. На фотосайтах, форумах об искусстве фотографии, страничках знаменитых мастеров кадра. Зейнеп увлеклась фотографией. Она всегда любила снимать. Получалось неплохо. А на днях я подарил ей Canon 30D, хорошую цифровую камеру для начинающих. Теперь она еще серьезнее относится к своему увлечению… Часто ходим на фотовыставки. Недавно посетили стамбульский вернисаж «Turkey Cinemascope» Нури Бильге Джейлана. Вот талантливый турок, прославившийся на весь мир! Я возвращался домой восхищенным, Зейнеп
— вдохновленной. «Нури так по-особенному видит мир… В простых деталях разглядывает философию… Как же мне близки его работы…»
Я говорю, что она снимает не хуже. «Родная, хочешь правду? Я льстить не собираюсь. Тебе, конечно, еще надо набираться опыта… Но, поверь, ты не менее талантлива. Возьми хотя бы свои последние снимки — так Босфор еще никто не снимал. Я, во всяком случае, не видел…» Она опускает голову. Смотрит на новый Canon, болтающийся у нее на груди. «Твоя вера для меня очень важна… Спасибо, милый… Кстати, давай сегодня вечером тебя поснимаю? Как идея?» Я киваю: «Для меня это будет честью, госпожа Четин!» Взъерошивает холодной рукой мои волосы. «Хватит издеваться… Лучше подумаем о месте для съемок… В Эминёню[234] съездим?» На мне и на Босфоре набивает руку. Конечно, ее снимки с чисто профессиональной точки зрения могут быть небезупречны. Зато в каждой фотографии живет душа. По-моему, без этого в фотоискусстве никуда…
Книга рекомендована к покупке и прочтению разделом по психологии отношений сайта https://meduniver.com/