Глава III

Основываясь на теоретических положениях Э. Кока, требовавшего определенных гарантий для судей и в особенности гарантий их несменяемости, американские идеологи требовали пересмотра положений о су­дах в колониях. Как известно, после «славной революции» в Англии специальным парламентским актом 1701 г. было введено пожизненное владение судейским местом (tenure). Что касается Америки, то здесь положение судей целиком зависело от законодательных собраний, кото­рые вотировали им даже жалованье. В 1759 г. ассамблея Пенсильвании обратилась в английский парламент с прошением ввести в колониях положение о несменяемости судей. Просьба не была удовлетворена, в связи с этим в 1760 г. в колониях широко распространился памфлет под на­званием «Письмо жителям Пенсильвании». По некоторым данным, автором письма был известный политический деятель (впоследствии лоялист) вице-президент Американского философского общества Джозеф Галлоуэй.

«Письмо жителям Пенсильвании» ставило более общие проблемы, нежели вопрос о защите принципа несменяемости судей. В нем утверждалась идея о том, что институт права создан для защиты граждан от произвола властей и поэтому предполагает нелицеприятный суд, который способен вынести решение, независимое от желания того или иного государственного деятеля, а иногда и противоположное ему. В качестве необходимых условий ставились экономическая независимость судей и их профессиональная квалификация, которая могла быть обеспечена лишь долголетней судейской практикой. Как полагал автор, парламент не должен вмешиваться в дела колониального судопроизводства, но лишь способствовать тому, чтобы повсеместно восстанавливать законы и обычаи древнего англосаксонского права, являвшегося, по его мнению, классическим выражением идеи общечеловеческой справедливости.

Автор «Письма жителям Пенсильвании» не отличался радикальным образом мысли. Однако сама постановка вопроса о соотношении власти и права в тот период имела большое политическое значение. Автор совершенно недвусмысленно заявлял, что «власть должна быть заключена в границы закона, права и справедливости». Создание правовых органов, независимых от власти и стоящих над нею, составляло основу проекта реформы легислатуры, которую Галлоуэй предложил гражданам Пенсильвании как «свободнорожденным англичанам», имеющим все основания пользоваться конституционными свободами.

Вопрос о юрисдикции английского парламента в Америке был главным, по не единственным вопросом, волновавшим американскую общественность в предреволюционные годы. Важным звеном в цепи «заговора против свободы» большинство колонистов считали англиканскую церковь. Образованное в самом начале XVIII в. англиканское «Общество для распространения Евангелия за границей» рассматривалось как одно из орудий политики, направленной на искоренение принципов церковного самоуправления и установление епископальной церкви и единой власти епископов. Многих укрепляло в этой мысли самое положение англиканского духовенства: оно находилось на постоянном жалованье и выступало против любого акта колониальной администрации, который мог бы хоть в какой-то степени ущемить его доходы и права. Особое недоволь­ство возбуждало виргинское духовенство, претензии которого, как счи­тали американцы, носили характер духовной тирании, угрожавшей сво­боде не в меньшей мере, чем светская тирания. Говорилось также о том, что церковный клир имел свой тщательно разработанный тайный план заговора против свободы колонистов, согласованный в высших политиче­ских сферах и осуществляемый им с помощью секретных миссий.

В колониях появилось большое число проповедников, которые читали с церковных кафедр проповеди, направленные против англиканской церкви. В предреволюционные годы широкой известностью пользовался священник Джонатан Мэйхью, поклонник просветительской мысли. Пово­дом для написания «Трактата относительно неограниченного подчинения и непротивления высшим властям» послужило отмечавшееся в 1749 г. англиканской церковью столетие со дня казни Карла I, объявленного ду­ховенством святым и мучеником.

В памфлете Мэйхью отразились основные принципы политической теории вигов, поскольку главное, против чего он выступал, был абсолю­тизм в любой его форме. Мэйхью обосновывал правомерность сопротивле­ния высшим властям — выступают ли они в виде светской тирании или под маской духовной власти. Его проповедь была направлена в сущности на оправдание сопротивления тирании как таковой. Король-«мученик», пишет Мэйхью, пал жертвой безудержного стремления к неограниченной власти, что в конечном счете противоречит законам бога и природы. «... Невозможно вообразить ничего более противоречащего здравому смыслу, как то, что миллионы людей должны подчиняться необосно­ванным желаниям одного-единственного человека (к тому же, как пра­вило, не возвышающемуся над ними своим авторитетом) и что их сос­тояния... и даже сама жизнь находятся в полном его распоряжении». Проповедь Мэйхью взывала к сопротивлению и в этом смысле служила выражением крайне радикальной позиции по вопросу о «гражданском неповиновении», которое нашло свое практическое воплощение в после­дующие годы.

Полемика с англиканским духовенством относительно «божествен­ного права королей» была поводом для разговора о природе власти во­обще. И хотя Мэйхью, как это следует из его памфлета, не собирался проповедовать теорию «естественного права», однако всей логикой своих рассуждений он подходил к выводу о «природном», «естественном» рав­ноправии людей и абсурдном, противоестественном характере абсолю­тизма. «Представление о наследственном, неотъемлемом, божественном праве королей, — писал он, — равно как и доктрина о непротивлении, построенная на предположении, что подобное право существует, яв­ляется одновременно и неправдоподобным и химерическим, как пресуществление или любая другая из абсурдных идей древних или современ­ных мистиков».

П. Миллер был прав, когда говорил, что нельзя искать идеологиче­ские истоки революционной мысли Америки исключительно в полити­ческих и философских произведениях крупных общественных деятелей.

Они имелись и в провинциальной общине, представлявшей ядро социаль­ной жизни английских колоний предреволюционных лет. На долю патриотически настроенного оппозиционного духовенства выпала задача приспособить к традиционному пуританскому мышлению светские идеи «общественного договора», теории «естественных прав» и обосновать право на сопротивление тиранической власти. Памфлет Мэйхью был од­ним из множества проповедей-«иеремиад» предреволюционных лет, на которых выросло целое поколение американцев и которые сочетали в себе протест против английского господства с воспеванием свободы как выс­шего принципа гражданской добродетели.

Церковно-государственные противоречия служат ключом для понима­ния ряда проблем англо-американских отношений. Англиканская цер­ковь на протяжении всего колониального периода оставалась идейной опорой королевской абсолютистской власти. В отношении других рели­гий она проводила политику дискриминации, стремясь утвердить себя и положении «государственной» церкви (established church). Попытки эти, правда, оказались тщетными, так как даже в тех районах, где гос­подствующее положение занимала англиканская церковь (например, в Виргинии), клерикалам не удалось ввести единообразия в религиозном культе, что является основным условием и главным принципом государ­ственной церкви. Для колонистов автократические притязания англи­канского клира являлись синонимом политического деспотизма и тира­нии, вследствие чего большинство их было настроено к англиканству крайне враждебно. Поэтому, когда в 1740 г. в Виргинии появились про­поведники так называемого «Великого пробуждения», рекомендовавшие себя в качество провозвестников «нового света» и выступавшие против государственной церкви, это движение было поддержано многими даже индифферентными к религии лицами.

«Великое пробуждение» довольно быстро распространилось в Кон­нектикуте и Массачусетсе, где группы «сепаратистов» решительно вы­ступили против притязаний англиканства. Апеллировали они не только к Библии, но и к «естественному закону», конституционным правам, Великой хартии вольностей и всевозможным статутам, в которых когда-либо утверждались гражданские свободы. При этом свобода религиозной совести объявлялась основой неотчуждаемых прав любого разумного су­щества, а некоторые наиболее радикальные религиозные деятели уже в этот период недвусмысленно заявляли о необходимости отделения церкви от государства.

Вопрос церковно-государственных отношений но остался в рамках чисто религиозных противоречий. Так, в 1752—1753 гг. началась дискус­сия по поводу, возмутившему многих граждан Нью-Йорка, когда в го­роде был основан, а затем содержался на средства провинции англикан­ский колледж. Противники государственной церкви полагали, что лю­бая группа верующих не может требовать для себя исключительных условий и испрашивать поддержки у общества, если его члены целиком не разделяют религиозных убеждений этой группы. При том множестве вер, которыми была представлена религия в колониях в XVIII в., при­вилегированное положение одной из церквей означало бы дискриминацию всех остальных.

Р. Блэнд, которого Дж. Адаме характеризовал как человека «чрезвы­чайно образованного и начитанного», выпустил памфлет под названием «Письмо виргинскому духовенству», где заявлял, что англичане в Аме­рике, как и англичане в метрополии, должны пользоваться одинаковыми правами и подчиняться одним и тем же законам, принятым с их согла­сия и записанным в конституции. Блэнд считал, что притязания англи­канского духовенства на главенствующее положение выходят за пределы конституционных прав, а попытки высшего клира в самой Англии вме­шиваться во внутренние дела колонии следует расценивать как наруше­ние принципов законности. Наибольшего накала дискуссия достигла в период выступления Мэйхью, который пытался разоблачить, как он писал, инквизиторскую деятельность «Общества для распространения Евангелия за границей» и в особенности его руководителя преподобного Эпторпа. Последний настойчиво проводил идею о том, что христианство и англиканская церковь — понятия идентичные, а новоанглийский нон­конформизм — проявление суеверия, фанатизма и предрассудков, свойст­венное всем «неправедным» верам.

Сторонники движения против англиканской церкви предприняли ре­альные шаги к подготовке специального акта о веротерпимости, для чего в 1769 г. был образован Комитет по религии, возглавлявшийся Р. Блэндом. Выработанный в 1772 г. проект не вызвал восторга у тех, кто ждал от этого предприятия выражения самой широкой веротерпи­мости; он, в частности, налагал запрет на богослужение в ночные часы, предписывал проводить церковную службу при открытых дверях, а также воспрещал крестить рабов и проповедовать среди них. События 1774— 1775 гг. отстранили религиозные вопросы на второй план. Интерес к ним возродился лишь после провозглашения независимости.

Таким образом, проблема природы власти так или иначе была свя­зана с идеей непримиримости с любым выражением деспотии и тирании, нарушающих «естественные законы» и тем самым выступающих против «вечных истин» — равенства и справедливости. Большинство американ­ских идеологов предреволюционного периода были склонны считать, что для того, чтобы это общество вообще могло существовать, необходимо осуществить в полной мере защиту «естественных прав» граждан. А это, как полагали американские идеологи, связано с наиболее полной реали­зацией идей коституционализма.

Бейлин в книге об идеологических истоках американской революции пишет: «Термин «конституция» и лежащая за ним концепция занимали центральное место в колониальной политической мысли; на них основыва­лось общее понимание колонистами кризиса англо-американских отноше­ний». Вопрос о том, что такое конституция и какова ее роль в госу­дарстве, был главным предметом размышления американских идеологов.

Они делали вывод, что конституция является документом, фиксирую­щим основные правила и положения, которые запрещено изменять даже законодателям и которые одинаково обязательны как для управляемых, так и для управляющих. По мнению Дж. Адамса, конституция — это система принципов, комбинация сил, направленных на благо всего об­щества. Классическим образцом была признана английская конституция, которая, как полагали американцы, гарантирует права и свободы всем британским подданным, в том числе и жителям колоний.

Дж. Отис, уделивший в своих работах чрезвычайно большое внима­ние проблеме конституционализма, не отступал от установившихся тра­диций и, подобно многим, утверждал, что британская конституция ближе всего к идеалу конституций, гарантирующих права граждан на свободу, жизнь и собственность. Одновременно Отис полагал, что английская конституция в своей основе ставит ограничение для гражданских и дру­гих институтов, которые вершат закон. В этом случае, считал он, любой парламентский акт, хотя бы в малейшей степени нарушивший положе­ние конституции, может считаться недействительным, и тогда суд (девствующий на основании «общего права») должен изъять акт из употреб­ления. Рассуждения Отиса были несовместимы с существующей в Анг­лии и ее колониях системой управления и казались многим американцам радикальными.

Между тем теория конституционализма, как она была представлена в предреволюционной литературе, обладала одним существенным поро­ком: она была абстрактна. Основываясь на теории «естественного права» тот же Отис довольствовался признанием, что действующий закон — конституция — должен защищать общие, универсальные права человека т. е. права, дарованные самим богом и потому неотчуждаемые. К пил относились право на жизнь, свободу и собственность. Подтвержденные я гарантированные британской конституцией и актом парламента права эти являются наилучшим наследием общества, говорил Отис. Таким образом, закон и право должны оставаться на уровне, соответствующем всеобщим представлениям о «естественных правах». Но даже в столь неконкретной форме колонисты революционизировали общественную мысль, и горячие дебаты вокруг проблемы конституционализма в пред­революционные годы являются лучшим тому подтверждением. Они про­исходили между сторонниками республиканского правления и защитниками монархизма и получили в истории Америки название лоялистско-вигских противоречий.

В борьбе с злоупотреблениями английской администрации колонисты выдвигали концепцию конституционного принципа разделения властей Одним из первых в американской литературе выдвинул ее Дж. Отис в уже упоминавшихся «Правах британских колоний». Он допускал правомерность широко распространенной в Англии в 40-е годы XVII в. идеи суверенности, которая стала затем каноном политической мысли вигов в годы «славной революции». Сторонники идеи суверенности утверждали что в каждом государстве должна существовать единственная в своем роде неразделенная и абсолютная власть, не подчиняющаяся закону и являющаяся законом сама по себе. Но если защитники абсолютизма с помощью этой концепции стремились теоретически оправдать монар­хическую супрематию, то сторонники республиканизма видели в ней достаточно убедительный довод в пользу парламентской суверенности. По мнению Отиса, суверенность находит выражение в высшей законо­дательной и высшей исполнительной власти парламента, где народу дано право представительства.

Выступая против системы «гнилых местечек», за широкое и равное представительство в парламенте новой буржуазии, Отис тем не менее оставался в плену традиционных представлений о парламентской суве­ренности. Он полагал, что принцип суверенности исключает контроль за действием английского парламента со стороны колониальных легис­латур. «Нет сомнения, — писал он, — что парламент Великобритании обладает правом, властью и авторитетом утверждать налоги на колони­стов — на внутренние и внешние, на землю и торговлю. Все это вклю­чается в понятие высшей законодательной и суверенной власти госу­дарства». Позиция Отиса вызвала возражения у ряда американских идеологов, считавших, что парламентская суверенность оборачивается несуверенностью колониальных ассамблей. В этой связи предлагалось некое компромиссное решение на базе так называемых «внешних» и «внутренних» форм управления (Р. Блэнд). Представительные собрания колоний должны иметь право издавать законы для «внутреннего» управ­ления при том непременном условии, однако, что они не будут проти­воречить центральной власти, ибо «мы прежде всего подданные британ­ского парламента», — писал он в одном из своих памфлетов.

Дискуссия по проблеме конституционализма развернулась с особой силой в 60-х годах. В коллективном памфлете под названием «Причины, по которым британские колонии в Америке должны быть освобождены от внутренних налогов», утверждалось: принципы управления в колониях остаются темя же, что и в Англии, — в их основу положены конститу­ционные права британских подданных, в соответствие с которыми любой из них может быть представлен в парламенте или каком-либо другом высшем законодательном органе страны. Таким образом, заявлялось в памфлете, согласно с общими принципами национальной конституции колонии и поселения в Америке «облечены властью устанавливать за­коны и иметь своих представителей в ассамблеях, где эта законодатель­ная власть воплощается и где корона получает согласие народа на управ­ление».

Налоговая политика британского правительства в отношении колоний Северной Америки послужила поводом для выступления Б. Франклина, которому в 1766 г. пришлось давать показания в палате общин. Хорошо знакомый со всей официальной и неофициальной литературой, касаю­щейся колониальной политики Англии, Франклин в своих ответах пред­ставителям власти выразил господствовавшую в тот период среди оппозиционно настроенных колонистов точку зрения на проблемы конституционализма. Он отметил, что вотированные парламентом и навязанные колониям законы не являются конституционными ни по форме, ни по существу, поскольку их содержание касается вопросов сугубо внутренней политики, и в этом случае они могут быть введены лишь с санкции провинциальных правительств. Франклин говорил, что разграничение налогообложения на внутреннее и внешнее позволяет принципиально решить вопрос о правах колонистов и о пределах парламентской суверенной власти в колониях. Он считал, что «внутренние» налоги, не санкционированные провинциальной администрацией, по существу берутся с колонистов силой, что является антиконституционным актом в отношении английских подданных в колониях — полноправных и суверенных граждан Великобритании.

Выводы, к которым приходили американские идеологи в результате анализа английской конституции, парламентской суверенности, гражданских и политических прав, сводились к требованию пересмотра и усовершенствования форм управления. Самым главным пунктом в этом требовании был вопрос о «фактическом представительстве», о такой организации государственного управления, которая исключала бы бесконтрольность в действиях «власть предержащих». И Отис, и Дикинсон, и Франклин были единодушны в своих признаниях суверенности парламента, который избирается с согласия народа. Но они считали, что ни одно правительство не может обладать абсолютным и всеобщим правом на власть и на жизнь своих подданных, не подвергая сомнению самую конституционность такого рода акций. Таким образом, конституционная свобода ассоциировалась в их сознании с существованием в обществе «уравновешивающей» политической власти, и вопрос состоял в том, какую форму должна принять эта власть: будет ли это, по примеру Англии, конституционная монархия или это будет государство типа античных республик.

Идеальной формой государственного устройства для некоторых американских идеологов того времени оставалась конституционная монархия, создающая якобы «самобалансируемое» равновесие правительственных институтов. Однако идея такого рода «конституционного чуда» не могла приобрести широкого распространения в Америке, где наследственные привилегии отсутствовали, как равным образом и отсутствовало четкое сословное деление, характерное для западноевропейских феодальных государств. Уповать же на отечественных патрициев, которых можно было бы выделить из числа наиболее богатых и «достойных» (а эта идея бытовала в общественном сознании Америки и высказывалась некоторыми политическими деятелями), было не в традициях американской политической философии. Ее более увлекали идеи республиканизма, которые проникали во всевозможные проекты о будущем устройстве Америки и завоевывали себе признание в американском общественном мнении.

Однако сторонники идеи республиканизма не были единодушны в своих проектах. В последнее десятилетие перед войной за независи­мость дебаты о характере будущего общественного строя в Америке приобрели особенную остроту. Многие опасались, что республика может привести к анархии — «деспотизму демоса». Левую позицию в этом во­просе выразил Т. Пейн в своем сочинении «Здравый смысл».

С «Мыслями о правительстве» выступил уже тогда широко известный общественный деятель Дж. Адаме, некоторые соображения в связи с бу­дущим государственным строем высказывал Т. Джефферсон. Появи­лись многочисленные анонимные памфлеты, в которых также излагались схемы нового государственного управления, как правило, не отходившие от традиционных представлений об идеальном общественном строе. Одни предлагали демократию типа греческого полиса, другие — создание пра­вительства, в ассамблее, сенате и совете которого были бы представлены основные социальные группы общества, третьи — возвращение к древне­саксонской форме правления, когда все население участвует в обсужде­нии и посылает своих депутатов в совет и законодательные органы. Несмотря на теоретическую несостоятельность, абстрактность ж даже вздорность отдельных положений, высказывавшихся в ходе этих дебатов о будущем государственном правлении, самое обсуждение проблем кон­ституционализма имело свои положительные результаты для развития американской политической мысли. Американцы постепенно отходили от традиций английской политической философии XVII в., замыкавшейся в границах конституционной монархии и полагавшей высшей целью по­литики создание устойчивого равновесия между монархией, аристокра­тией и демократией.

Дебаты о конституционализме побудили американскую общественную мысль поднять вопрос о рабстве. Радикально настроенные идеологи трак­товали рабство как политическое зло, им была очевидна связь между уничтожением рабства и проблемой революционных преобразований в ко­лониях. Само положение колонистов, вынужденных платить санкциони­рованные английским парламентом пошлины, квалифицировалось как «рабское», как насилие над человеческой природой.

Локковское положение о том, что все люди рождены равными от при­роды и должны пользоваться всеми присущими им правами, наиболее радикальные политические и общественные деятели распространяли и на негров, фактическое рабство которых они расценивали как нарушение естественных законов. В 1773 г. Б. Раш, медик и философ из Филадельфии, писал о расовом неравенстве как об источнике рабства. Одним из первых в американской предреволюционной литературе произведений поставивших на суд общественной совести вопрос о позорной для циви­лизованного мира практике рабства, была небольшая статья «Африкан­ское рабство в Америке». Автором ее был тогда еще никому не извест­ный Т. Пейн. Он писал, что защищать рабство столь же аморально, как оправдывать убийство или другое подобное преступление, и на этом основании требовал полного и немедленного освобождения рабов.

Активное участие в обсуждении проблем рабства приняли некоторые церковные деятели. Чрезвычайно последовательную позицию в этом во­просе занимали два теолога конгрегационализма, Л. Харт и С. Хопкинс, считавшие рабство негров позором для общества свободных людей и по существу не отделявшие эту проблему от антианглийского движения в целом. Столь же решительную позицию в вопросе о рабстве занимали квакеры Пенсильвании, которые приняли участие в создании первой в истории Америки аболиционистского общества — Пенсильванского об­щества поощрения отмены рабства.

Выступления политических и религиозных деятелей и организации по негритянскому вопросу были всего лишь эпизодами. В целом же аме­риканская общественная мысль предреволюционных лет относилась весьма индифферентно к проблеме рабовладения, предпочитая ей общие вопросы политической и экономической эмансипации и, по всей вероят ности, относя негритянский вопрос к «внутренним» проблемам, которые она не желала выносить на всеобщий суд.

*

Период идеологической подготовки американской революции характе­ризовался борьбой буржуазных элементов колоний с сословными привилегиями и монархическими предрассудками, которые препятствовали свободному развитию капитализма в Америке. В ходе борьбы революционные идеологи стремились в первую очередь доказать политическую правомер­ность господства буржуазии, широко используя в этих целях наследие английской общественной мысли XVII в. — теорию «естественных прав», идеи конституционализма, парламентаризма и республиканизма — и апеллируя главным образом к «справедливости», «равенству», «разум­ному общественному строю» и т. п. «.. .Политическая душа революции, — писал Маркс, — состоит в стремлении классов, не имеющих политической влияния, уничтожить свою изолированность от государства и от гос­подства». Основное содержание революционной идеологии составляли классовые интересы буржуазии, материальные условия ее существова­ния, выдвигаемые, разумеется, в качестве общих и необходимых условий дальнейшего экономического, социального и политического развития

всей страны. По мере углубления социально-политического кризиса в колониях обострялась идеологическая борьба, результатом которой явилось вытеснение с политической сцены лоялистов, утверждение бур­жуазного образа мышления и зарождение национального самосознания, оказавшего влияние на подъем демократического движения.