!!Экзамен зачет 2023 год / Тузов Реституция и защита приобретателя 2007

§ 12. Компенсационная реституция

обязанность одного лица возместить другому понесенные им в связи с утратой вещи убытки было бы невозможно. Поскольку п. 2 ст. 167 ГК о таких основаниях не упоминает, необходимо обратиться к более общим нормам гл. 60 ГК, согласно которым «приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного… имущества, происшедшие после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения1» (предл. 1 п. 2 ст. 1104 ГК).

В приведенной норме речь идет, по существу, об ответственности получателя2, которая, хотя и наступает независимо от его вины в гибели (ухудшении) имущества (об этом свидетельствует указание на то, что получатель отвечает даже за случай), все же обусловлена его недобросовестностью, выразившейся в сознательном неправомерном удержании чужой вещи или ее удержании при таких обстоятельствах, при которых он должен был знать о том, что вещь ему не принадлежит. В частности, недобросовестность участника недействительной сделки и, следовательно, осознание им незаконности своего владения (возможность такого осознания) будет иметь место тогда, когда ему известно (должно быть известно) о пороке, с которым связана недействительность сделки: ведь именно недействительность обусловливает и неосновательность владения переданной по сделке вещью. При этом предполагается, что о таком пороке, как объективное несоответствие волеизъявления правовым нормам (большинство недействительных сделок, квалифицируемых по ст. 168 ГК), должно быть известно каждому, ибо «никто не может ссылаться на незнание закона».

стью, в его основании также лежит субъективная предпосылка (принятие на себя риска возможных неблагоприятных последствий). Впрочем, в некоторых случаях обязанность возместить причиненный вред, действительно, может конструироваться

ине в качестве меры ответственности (см., напр., ст. 1067 ГК).

1Необходимо заметить, что под «неосновательным обогащением» в п. 2 ст. 1104 ГК следует понимать не обогащение в собственном смысле, а неосновательное получение индивидуально-определенной вещи. Только так можно объяснить указание в том же пункте на «недостачу» и «ухудшение» имущества. Неосновательно полученная вещь, пока она сохраняется в натуре, разумеется, остается в собственности потерпевшего и

не может составлять «обогащения» приобретателя. Поэтому употребление в п. 2 ст. 1104 ГК термина «неосновательное обогащение» некорректно.

2 См. также: Толстой Ю. К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав // Правоведение. 1999. № 2. С. 139.

141

Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

Итак, при отсутствии признаков обогащения одним из оснований возложения на получателя обязанности по возмещению стоимости полученного в деньгах является его недобросовестность. Как уже было сказано, недобросовестный получатель отвечает за всякую, в том числе и случайную, гибель вещи. В связи с этим может возникнуть вопрос о соотношении данного правила с общей нормой ст. 211 ГК о риске случайной гибели (повреждения) имущества, согласно которой такой риск несет собственник вещи, если иное не предусмотрено законом или договором. Понятно, что при недействительности сделки собственником переданной вещи остается традент, а поскольку пунктом 2 ст. 167 ГК не установлено «иное», он, по общему правилу, и должен нести риск ее случайной гибели. Однако норма п. 2 ст. 1104 ГК предусматривает, по существу, исключение из данного правила, перенося этот риск на недобросовестного получателя (владельца) вещи и возлагая на него ответственность в том числе и за случай.

На первый взгляд может сложиться впечатление о противоречивости сделанного вывода. Риск случайной гибели и ответственность обычно считаются несовместимыми понятиями, ибо одним из условий ответственности, по общему правилу, выступает вина, в то время как нормы о риске случайной гибели, напротив, рассчитаны на ситуации, когда в гибели или повреждении вещи невиновна ни одна из сторон правоотношения. Тем не менее гражданскому праву известна ответственность и без вины. Ее, в частности, несет недобросовестный владелец за случайную гибель (повреждение) вещи. Представляется, что ответственность недобросовестного владельца основана именно на риске случайной гибели и является специфическим проявлением последнего в отношениях между таким владельцем и собственником вещи. Если же предположить, что риск случайной гибели на недобросовестного владельца не переходит и что его продолжает нести собственник, было бы не ясно, в чем этот риск состоит. Поскольку при случайной гибели вещи собственник вправе требовать денежного возмещения, это не позволяет говорить о несении им какого-либо риска: весь риск в силу закона переходит на недобросовестного владельца.

Иное дело, если владелец добросовестен, т. е. не знает и не должен знать о недействительности сделки. На него риск не переходит, поэтому при случайной гибели вещи он и не обязан компенсировать

142

§ 12. Компенсационная реституция

ее стоимость. Обязательство натуральной реституции (реституции владения) прекращается невозможностью исполнения (ст. 416 ГК), а так как эта невозможность вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает, не возникает и нового, денежного обязательства по компенсации стоимости утраченной вещи.

Вместе с тем п. 2 ст. 1104 ГК устанавливает еще одно правило, согласно которому приобретатель до того момента, как он узнал или должен был узнать о неосновательности своего приобретения (т. е. будучи добросовестным), «отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность». В этой формулировке сомнение вызывает корректность употребления терминов, обозначающих формы вины («умысел» и «грубая неосторожность»), при характеристике действий добросовестного владельца: ведь добросовестность, как известно, исключает виновность. Речь здесь должна идти, по-видимому, о другом: добросовестный владелец несет ответственность лишь при условии, что он сознательно уничтожил или повредил вещь либо не принял самых элементарных мер по ее сохранности. Думается, именно такие формы поведения имел в виду законодатель, упоминая об умысле и грубой неосторожности. Но поскольку, даже уничтожая вещь, добросовестный владелец уверен в том, что эта вещь принадлежит ему и что он лишь осуществляет свое право собственности, его поведение нельзя признать виновным. Следовательно, возлагаемая на него в соответствии с п. 2 ст. 1104 ГК ответственность, как и ответственность недобросовестного владельца за случайную гибель (повреждение) вещи, является ответственностью без вины.

Квалификация компенсационной реституции в качестве меры ответственности означает, что обязанность по возмещению стоимости полученного не может быть возложена на недееспособных и малолетних, ибо они не обладают деликтоспособностью. Поэтому размер предъявляемых к ним реституционных требований не должен превышать размера их неосновательного обогащения, полученного вследствие совершения и исполнения недействительной сделки1. Кроме того, de lege ferenda правило п. 2 ст. 1104 ГК следовало бы

1 Это правило полностью соответствует принципу покровительства несовершеннолетним и подопечным, история которого берет начало еще в римском праве и который, как уже отмечалось, применяется при решении вопросов реституции в праве ряда зарубежных стран.

143

Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

скорректировать в отношении несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет, хотя по действующему законодательству они и являются полностью деликтоспособными. Поскольку ответственность за случайную гибель или повреждение неосновательно полученного имущества основана на началах риска, несправедливо было бы распространять ее на несовершеннолетних, от которых едва ли можно требовать осознания несоответствия сделки закону или иного ее порока (разумеется, если только сам несовершеннолетний не прибегает при заключении сделки к обману, насилию или угрозам). Основанием их ответственности, по общему правилу, должно быть лишь сознательное уничтожение или повреждение полученной вещи либо непринятие элементарных мер по ее сохранности (т. е. то, что законодатель называет в п. 2 ст. 1104 ГК умыслом и грубой неосторожностью)1. Если же несовершеннолетний, заключая сделку, оказал неправомерное воздействие на волю другой стороны, его ответственность должна наступать на общих основаниях, предусмотренных п. 2 ст. 1104 ГК, т. е. в том числе и за случайную гибель (повреждение) полученной по сделке вещи.

Завершая анализ компенсационной реституции, необходимо сделать следующий вывод. В случае невозможности возврата полученного по недействительной сделке в натуре может возникать либо обязательство из неосновательного обогащения, либо обязательство, в рамках которого реализуется ответственность получателя2. При

1О необходимости ограничения ответственности по сравнению с тем, как она определена в п. 2 ст. 1104 ГК, можно было бы говорить и применительно к лицам, заключившим сделку под влиянием насилия, угроз, обмана или иных подобных обстоятельств (ст. 179 ГК), однако в силу п. 2 ст. 179 ГК эти лица обязаны передать все полученное ими по сделке не своему контрагенту, а государству, при невозможности же такой передачи в доход государства взыскивается стоимость полученного в деньгах. Поскольку соответствующие обязанности установлены в пользу государства, они не являются реституционными, и их анализ выходит за рамки настоящего исследования.

2Вопрос о природе ответственности, предусмотренной п. 2 ст. 1104 ГК, спорен. По мнению Ю. К. Толстого, эта ответственность является деликтной (Толстой Ю. К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав. С. 139). Вместе с тем нельзя не заметить, что по сравнению с деликтной ответственностью она имеет и существенные особенности. Так, если делинквент отвечает только за причиненный им вред (это следует и из самого названия соответствующих обязательств – обязательства вследствие причинения вреда), то для ответственности незаконного владельца не требуется, чтобы вред был причинен именно им: вещь может погибнуть и в результате действий третьих лиц, и вследствие природных явлений. Если, далее, вина делин-

144

§ 12. Компенсационная реституция

отсутствии необходимых условий для возникновения и реализации хотя бы одного из этих обязательств реституция не может иметь места. К этому следует добавить, что компенсационная реституция в любой форме допустима лишь при условии принадлежности утраченного или поврежденного имущества другой стороне сделки, ибо в противном случае как охранительная мера она не имела бы своего объекта защиты1.

* * *

Итак, реституционные правоотношения неоднородны. В тех случаях, когда истребуется индивидуально-определенная вещь, переданная по недействительной сделке (реституция владения), речь идет либо о виндикации, если у истца имеется титул владения, либо о посессорной реституции, если у истца такого титула нет, но вещь выбыла из его владения помимо его воли (при недееспособности, нахождении лица в состоянии, когда оно не было способно понимать значение своих действий или руководить ими, под влиянием насилия или угроз). При невозможности возврата полученного в натуре реституция принимает форму истребования неосновательного обогащения или ответственности, но при условии, что истец имел право на переданную им вещь или предоставление выразилось в выполнении работы или оказании услуги. Если же условия виндикации, посессорной защиты, кондикции или ответственности отсутствуют, реституция не может иметь места. Учитывая сказанное, нормы п. 2

квента (при ответственности за вину) имеет отношение к противоправному причинению вреда, то вина (недобросовестность) незаконного владельца относится к самому неправомерному удержанию вещи. Однако применительно к рассматриваемой проблеме важно то, что в рамках соответствующего обязательства вообще реализуется

мера ответственности.

1 Примечательно, что такое ограничение реституции признается и К. И. Скловским, настаивающим на самостоятельности реституционных правоотношений (см.: Скловский К. Некоторые проблемы реституции. С. 116 сл.). Это в значительной мере подрывает его собственную концепцию. Непоследовательным выглядит также утверждение автора о кондикционной природе денежной реституции (там же) при одновременном ее отрицании (там же. С. 117, сн. 20) и даже, более того, при отрицании вообще обязательственного характера реституционного правоотношения (там же. С. 108 сл.), равно как и разделение реституционных обязательств на натуральные и денежные (там же. С. 115) при одновременном утверждении, что требование о реституции едино и лишь «преобразуется» из натуральной формы в денежную (он же. Собственность в гражданском праве. С. 105).

145

Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

ст. 167 ГК и иных положений § 2 гл. 9 ГК о реституции не могут применяться изолированно от правил о соответствующих видах гра- жданско-правовых охранительных отношений1.

Сделанного вывода не колеблет то обстоятельство, что нормы о реституции (п. 2 ст. 167 и иные положения § 2 гл. 9 ГК) находятся в главе Гражданского кодекса о сделках, а не в главах, посвященных другим гражданско-правовым институтам (защите права собственности, неосновательному обогащению и т. п.), – обстоятельство, на которое иногда ссылаются как на один из аргументов в пользу самостоятельности реституции2. Такое их расположение отнюдь не препятствует

1В связи с изложенным не ясна логика рассуждений Ю. П. Егорова в относительно недавно защищенной им докторской диссертации. Сначала он вроде бы соглашается с вышеизложенным пониманием природы реституции: «Наиболее состоятельна позиция о понимании правовой природы реституции как разновидности виндикации или неосновательного обогащения. <…> Недействительность при сохранении вещного характера отношений на момент применения последствий недействительности влечет использование норм о виндикации, а при несохранности имущества в натуре применению подлежат нормы о неосновательном обогащении. Последствия недействительности не создают самостоятельного правового явления» (Егоров Ю. П. Указ. автореф. С. 44 сл.). Но тут же вслед за этим автор заявляет прямо противоположное: «В вопросе о подлежащем предъявлению иске следует исходить из самостоятельности требований о реституции как способе защиты гражданских прав в рамках института сделок. Требование реституции не может быть заменено предъявлением виндикационного иска, который является вещно-правовым способом защиты права собственности и может быть предъявлен при сохранении вещи в натуре к любому лицу. Иск о реституции предъявляется только к стороне в сделке, требование это не вещноправовое, а обязательственно-правовое» (там же. С. 45). Непонятно, как автору удалось соединить эти два диаметрально противоположных тезиса в двух непосредственно следующих один за другим абзацах автореферата. Впрочем, несколько проясняет вопрос обращение к монографии того же автора, изданной по материалам докторской диссертации. Повторяя первый тезис и соглашаясь с моей позицией о правовой природе реституции, Ю. П. Егоров замечает: «Другая сторона проблемы реституции – выяснение вопроса о том, какой иск подлежит предъявлению» – и далее воспроизводит второй тезис (см.: Егоров Ю. П. Указ. монография. С. 313). Таким образом, получается, что сама по себе реституция – это «разновидность виндикации и кондикции» (там же), однако осуществляется она при этом не посредством виндикационного или кондикционного иска, а путем предъявления самостоятельного искового требования, хотя бы и на основании норм о виндикации или кондикции(!) (см. там же. С. 313 сл.).

2См., напр.: Ровный В. В. Указ. соч. С. 130. По мнению О. Ю. Скворцова, также исходящего из названного формального признака, реституция и виндикация представляют собой совершенно различные «процессуальные конструкции» (Скворцов О. Ю. Вещные иски в судебно-арбитражной практике. М., 1998. С. 59). Однако этот тезис нуждается в доказательствах, которые автор не приводит, не говоря уже о

146

§ 12. Компенсационная реституция

предложенному пониманию реституционных правоотношений и применению к отношениям сторон недействительной сделки также норм других институтов ГК. Здесь уместно привести замечание Ю. К. Толстого о необходимости «правильной юридической квалификации соответствующих исковых требований, которые могут и не называться собственным именем и быть расположены в самых различных структурных подразделениях системы гражданского законодательства»1.

Потребность в применении к отношениям сторон недействительной сделки норм иных гражданско-правовых институтов видится в том, что в нормах п. 2 ст. 167 ГК не заложен механизм учета затрагиваемых при осуществлении реституции интересов сторон, не решен ряд вопросов, связанных с конкретным содержанием их прав и обязанностей, в частности о судьбе плодов и доходов, полученных незаконным владельцем от пользования имуществом, о последствиях произведенных им в связи с этим затрат и улучшений2, об условиях и размере ответственности в случае несохранности вещи и т. п. Эта проблема «дефицита» правовых средств отчасти решена законодателем путем установления в ст. 1103 ГК правила о субсидиарном применении к отношениям сторон недействительной сделки норм гл. 60 ГК о неосновательном обогащении, в частности о судьбе доходов, извлеченных из истребуемого имущества, а также произведенных на его содержание и сохранение затрат, о размере и условиях ответственности незаконного владельца за утрату или повреждение вещи (п. 2 ст. 1104, ст. 1107, 1108 ГК). Однако эти нормы не затрагивают, например, вопроса о судьбе неотделимых улучшений вещи и полученных от нее плодов. Пробел этот может быть легко устранен применением к соответствующим отношениям правил гл. 20 ГК о защите права собственности3.

том, что самостоятельность процессуальной конструкции должна, очевидно, основываться на определенной специфике материальных правоотношений.

1Толстой Ю. К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав.

С.139.

2Данное обстоятельство отмечает в одной из своих относительно недавних работ Ю. К. Толстой. К сожалению, автор оставляет открытым вопрос о правовой природе реституции, указывая только, что для ее осуществления «необходимо подключение самых различных правовых средств…» (там же. С. 140). Это не позволяет судить о сегодняшней позиции автора по исследуемому вопросу.

3Рассматривая вопрос о судьбе улучшений истребуемого в порядке п. 2 ст. 167 ГК имущества, В. Н. Игнатенко, отрицающий виндикационную природу реституции,

147

Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

Необходимо также сделать вывод, что, поскольку имущественные отношения сторон недействительной сделки вполне урегулированы (за исключением отношений владельческой защиты) другими нормами ГК, в самом правиле п. 2 ст. 167 отсутствует необходимость. Учитывая, что его двусмысленность приводит лишь к негативным для практики последствиям, было бы целесообразно вообще исключить его из ГК. В той же части, в какой это правило, возможно, без специального намерения законодателя, фактически открывает дорогу посессорной защите, его функцию должен выполнять полноценный общий институт такой защиты или, во всяком случае, ясно выраженное законодательное предписание о ней ad hoc в п. 2 ст. 167 ГК.

Исследование реституционных правоотношений показывает, насколько подход, не основанный на системном толковании норм ГК о реституции и игнорирующий мировой опыт развития права, упрощает ви́дение достаточно сложных юридических проблем и, не решая их, создает благодатную почву для разнообразных коллизий, практический вред которых очевиден1. Стремление придать реституции характер охранительного средства sui generis приводит к конструированию довольно примитивного инструмента, не способного обеспечить потребности правового регулирования в соответствующей области общественных отношений. Вместе с тем за тысячелетия своего развития гражданское право выработало систему достаточно надежных критериев, позволяющих наиболее справедливо распределять имущественные потери, неизбежно сопутствующие хозяйственной жизни общества. Критерии эти нашли свое воплощение в таких институтах как виндикация, посессорная защита, обязательства из неосновательного обогащения и вследствие причинения вреда. И этот испытанный временем инструментарий следовало бы активно использовать при решении правовых проблем, связанных с имущественными отношениями сторон недействительной сделки, а не отказываться от него в пользу упрощенного механизма, неизвестного ни одной развитой правовой системе мира.

предлагает достаточно неожиданное решение. По его мнению, необходимо установить норму о недопущении реституции в случае, если стоимость вещи вследствие неотделимых улучшений существенно возрастает (указ. соч. С. 94). Между тем адекватное решение этого вопроса уже содержится в ст. 303 ГК.

1 Одна из таких коллизий, наиболее серьезная в практическом отношении, рассматривается в следующих двух параграфах.

148

§ 13. Ограничение виндикации и проблема конкуренции исков

ГЛАВА III

ЗАЩИТА ДОБРОСОВЕСТНОГО ПРИОБРЕТАТЕЛЯ*

§13. ОГРАНИЧЕНИЕ ВИНДИКАЦИИ

ИПРОБЛЕМА КОНКУРЕНЦИИ ИСКОВ

Тема имущественных отношений, связанных с недействительностью сделок, проблемой реституции не исчерпывается. Сама сделка, равно как и ее недействительность, может существенно затрагивать интересы третьих лиц, состоящих или состоявших в правоотношениях с одной из ее сторон. Например, недействительность договора об отчуждении вещи означает, что лицо, получившее эту вещь внаем от приобретателя (мнимого собственника), на самом деле не приобрело прав нанимателя, а следовательно, владеет и пользуется ею безосновательно. При обращении взыскания на имущество отчуждателя или приобретателя недействительность заключенного между ними договора об отчуждении затрагивает интересы их кредиторов: если кредиторам отчуждателя она идет на пользу (отчужденная вещь считается оставшейся в имуществе должника), то кредиторам приобретателя – во вред (вещь не считается приобретенной должником). Примеры влияния правового эффекта сделки и ее недействительности на интересы третьих лиц, в данной сделке не участвовавших, этим не исчерпываются. Однако в рамках настоящей работы нет возможности анализировать все многообразие подобных отношений. Такой анализ мог бы составить задачу самостоятельного ис-

* См. также: Тузов Д. О. Реституция и виндикация: проблемы соотношения // Вестник ВАС РФ. 2002. № 3. С. 115–135; он же. Конституционный Суд о защите добросовестного приобретателя // Законодательство. 2003. № 10. С. 8–13; он же. К вопросу об основании приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Гражданское законодательство Республики Казахстан: Статьи, комментарии, практика / Под ред. А. Г. Диденко. Вып. 15. Алматы, 2003. С. 109–131; он же. Приобретение имущества от неуправомоченного отчуждателя: сложный юридический состав или приобретательная давность? // Российская юстиция. 2003. № 6. С. 38–40; он же. Отчуждение имущества неуправомоченным лицом: вопросы юридической квалификации договора // Законодательство. 2003. № 6. С. 15–21.

149

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

следования. Остановимся здесь лишь на одном из практически наиболее важных аспектов данной проблемы, а именно на защите интересов лица, добросовестно приобретшего имущество у неуправомоченного отчуждателя, его отношениях с этим последним, а также с тем, кому в действительности принадлежало отчужденное имущество.

Неуправомоченность отчуждателя может быть следствием различных обстоятельств. Среди них можно, в частности, выделить:

а) недейстительность сделки, по которой имущество поступило во владение отчуждателя. При недействительности сделки, независимо от того, наступает ли она ipso iure (при ничтожности) или же вследствие оспаривания, не происходит предполагавшийся этой сделкой переход права собственности от отчуждателя к приобретателю, или такой переход затем считается несостоявшимся «с обратной силой» (при оспоримости). Следовательно, приобретатель по недействительной сделке является беститульным владельцем, у которого нет права распоряжаться вещью. Поэтому в случае ее последующего отчуждения он квалифицируется как неуправомоченный отчуждатель. Приобретающее у него эту вещь лицо («третье» по отношению к сторонам недействительной сделки), как правило, не знает, да и не может знать о том, что его контрагент получил ее по недействительной сделке, т. е. является добросовестным приобретателем;

б) поступление имущества во владение отчуждателя по сделке, не предоставляющей последнему права распоряжения им. Неуправомоченность отчуждателя связана в данном случае не с недействительностью сделки, по которой имущество поступило в его владение, а с тем, что такая сделка, даже будучи действительной, по самому своему характеру не предполагает наделение владельца правом распоряжения вещью (договоры найма, ссуды, подряда, хранения, перевозки и др.). Зачастую, однако (как правило, в случаях отчуждения движимых вещей) приобретатель при обычной осмотрительности не в состоянии установить факт принадлежности имущества другому лицу, а следовательно, также является добросовестным.

Эти ситуации представляют собой, пожалуй, наиболее важные и распространенные на практике случаи добросовестного приобретения имущества от неуправомоченного лица, однако не исключены и другие примеры такого приобретения (например, недвижимое имущество получено отчуждателем по действительному договору, на-

150