Экономика Росии в 20 в

сложилась довольно разветвленная и мощная система сельскохозяйственной кооперации, которая объединяла примерно 1/3 крестьянских хозяйств. Рядом с ней действовали развитая потребительская и растущая культурно-промысловая кооперативные системы. Вместе они охватывали 2/3 товарного оборота между городом и деревней.

Казалось бы, сложившееся положение позволяло рассчитывать на дальнейшее успешное продолжение этой политики, имея конечной целью создание крупного сельскохозяйственного производства.

Чем была вызвана необходимость коллективизации?

Прежде всего, она вытекала из общей концепции строительства социалистического общества, которое основывается на крупном обобществленном машинном производстве, в том числе и в сельском хозяйстве. Отсюда вытекало, что массовая коллективизация могла и должна была начаться тогда, когда будет создана необходимая для этого материальная база.

Во-вторых, мелкие разрозненные крестьянские хозяйства не давали простора для дальнейшего развития технического прогресса, затрудняли использование более совершенных орудий труда. Известно, что до революции 50% земель обрабатывалось сохой. В 1928 г. сохой было обработано лишь 10% пашни, остальное плугами. Однако использование чуть более сложных механизмов было уже нерентабельно. Использование таких конных комплексов как сеялки, жатки, молотилки требовало большей посевной площади, чем была в хозяйстве среднего крестьянина, не говоря о применении тракторов, комбайнов.

В-третьих, необходимость коллективизации диктовалась низкой товарностью крестьянских хозяйств. Если перед первой мировой войной товарность в сельском хозяйстве в целом составляла 26-30%, т.е. примерно 1/3 продукции шла на рынок, то в годы НЭПа товарность в этом секторе экономики колебалась на уровне 13-18%, т.е. снизилась в 2 раза. Крестьянское хозяйство оставалось практически натуральным.

Это становилось нетерпимым в условиях начинающегося бурного промышленного строительства, когда требовалось закупать большое количество техники и оборудования за границей, а средства для этого мог дать только наш экспорт, который, как мы уже отмечали, носил по преимуществу аграрно-сырьевой характер. А ситуация здесь складывалась не самым лучшим образом. Если в 1913 стоимость сельскохозяйственного экспорта составляла 1119,6 млн. руб., то в 1925/26 хозяйственном году - 421,7 млн. руб., 1926/27 хозяйственном году – 470

млн. руб., в 1928 – 396,9 млн. руб., и в 1929 г. – 398 млн. руб.

Уже трудности с хлебозаготовками 1927 г. заставили руководство страны искать новые пути и возможность повышения уровня товарности сельского хозяйства. Бухарин и его сторонники, стоящие на позициях НЭПа, как известно, выступали за развитие торгово-кредитных форм кооперации, повышение закупочных цен на хлеб и другие виды продукции, и даже за организацию товарной интервенции в деревню, т.е. за выделение части экспортной выручки на покупку товаров, нужных крестьянству, которые советская промышленность еще не производила в необходимом количестве.

Однако постепенный переход в это время сталинской части руководства на позиции признания необходимости форсированного промышленного развития в конечном итоге определил и судьбу крестьянства. Перевод сельского хозяйства на путь крупного обобществленного производства в сжатые сроки стал рассматриваться как средство решения хлебной проблемы и одновременно как возможность ликвидации кулачества, которое считалось главным врагом Советской власти.

Возобладала последняя точка зрения. Это нашло свое проявление в увеличении государственных поставок, так называемых «твердых заданий». К тем, кто сопротивлялся и укрывал хлеб, применяли меры судебного воздействия. Они подлежали уголовному указанию, имущество их конфисковывали при этом ¼ часть отдавали крестьянам-беднякам. По сути это было свертывание товарно-денежных отношений и возврат к элементам «военного коммунизма».

Правда, курс на форсированную коллективизацию окончательно сложился лишь к концу 1929 г. Еще в проекте первого пятилетнего плана, принятого XVI партийной конференцией в апреле 1929 г., в качестве ориентира была поставлена задача добиться, чтобы всеми формами кооперации было охвачено к концу пятилетки (1933 г.) 85% крестьянских хозяйств, и лишь 18-20% их предполагалось вовлечь в колхозы. Другими словами, допускалось достаточно длительное существование единоличных крестьянских хозяйств. К июню 1929 г. насчитывалось всего 57 тыс. колхозов, которые объединяли 3,7% крестьянских хозяйств.

Что ожидали получить в результате коллективизации?

Во-первых, резкое повышение товарности сельского хозяйства при общем росте производства.

Во-вторых, с помощью коллективизации и индустриализации предполагалось решать проблему аграрного перенаселения.

В-третьих, коллективизация должна, по мнению ее сторонников, значительно облегчить проблему роста хлебного экспорта.

Разумеется, такое сложное социально-экономическое преобразование нуждалось в подготовке. Она велась по следующим направлениям: Организационно-политическое, которое включало целый ряд мер по оказанию поддержки сельскохозяйственным артелям зерном, машинами, кредитами и т.д. и одновременно с этим проведение политики экономического ограничения кулачества. Это давало свои плоды. Если в 1927 г. насчитывалось 14,8 тыс. колхозов, но к лету 1929 г. – уже 57 тыс.

Финансовая помощь производственной кооперации возрастала год от года. Только за 1929 г. она получила кредитов на 246 млн. рублей.

Наиболее важным направлением подготовки коллективизации являлась техническая помощь селу. Но важность этой формы работы указывал на июльском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП(б) Сталин призывая перейти от «смычке по текстилю к смычке по металлу», т.е. к снабжению деревни машинами с тем, чтобы повысить рентабельность крестьянского хозяйства с помощью машинизации и подготовить почву для объединения разрозненных и мелких крестьянских хозяйств в крупные общественные хозяйства».

Техническая помощь селу осуществлялась в различных формах, т.к. шел поиск наиболее эффективных из них. В разные годы предпочтение отдавалось различным видам. Прежде всего, это расширение закупки за рубежом, производство на отечественных предприятиях улучшенной техники и машин и продажа их в кредит. Так в 1925/26 хозяйственном году в кредит было продано 30,7% машин (сеялок, косилок, молотилок, тракторов и т.д.), в 1926/27 г. – 27%, в 1927/28 - 81,1%.

Правда, несмотря на всяческие ограничения (например, отсутствие кредита и обязанность покупать за наличные) значительная часть техники, в том числе и тракторов оказывалась у зажиточных крестьян. Отчасти этому способствовал и тот факт, что в условиях кризиса хлебозаготовок государство было вынуждено отступать от собственных установок.

Например, в начале 1928 г. в условиях хлебозаготовительного кризиса было принято решение продавать сложные машины за сданный хлеб. 9 февраля 1929

СТО принял решение продать за наличный расчет верхушечным слоям деревни до 20% сложной техники.

В результате по данным В. Данилова на 1927 г. только в Северо-Кавказском крае 25% от всех находящихся в этом районе тракторов находилось в руках кулаков. Примерно такая же картина наблюдалась в автономной республике Немцев Поволжья.

Не полностью оправдали возложенные на них ожидания и созданные «машинные товарищества», хотя число их росло довольно быстро. Если на 1 октября 1925 г. их насчитывалось 2000, то через 2 года – 10200. Основную выгоду от них получали наиболее зажиточные крестьяне, поскольку эти товарищества создавались как паевые кооперативы, а паи кулаков естественно были более весомыми. 16 марта 1927 г. СНК в своем постановлении указывал, что кулаки часто используют эти товарищества для прикрытия эксплуатации бедноты.

Та же участь постигла созданные задолго до коллективизации прокатные пункты, которые задумывались как «предприятия, обслуживающие, главным образом, бедноту». Сеть их развивалась бурными темпами. В 1925 г. их было 4500, в последующие четыре года она выросла соответственно: 6300, 7300, 10600, 11700. Жизнь, однако, показывала, что прокатные пункты служили, главным образом, интересам зажиточных хозяйств, которые брали напрокат сложные машины на длительный срок.

Причина нестыковок крылась в том, что все эти формы базировались на товарноденежных отношениях, не обеспечивали равенства в распределении ресурсов, а, следовательно, не вписывались в централизованную административно-командную систему.

Большая часть середняцких хозяйств, и уже тем более бедняцких, не имело денег для покупки и проката техники, да и небольшие участки делали ее использование нерентабельным.

Таким образом, при подведении современной материально-технической базы под крестьянское хозяйство руководство страны столкнулось с тем, что сама машинизация сельскохозяйственного производства выступает катализатором коллективизации.

Снабжение деревни сельскохозяйственными орудиями и техникой продолжало возрастать. С 1925/26 хозяйственного года и по 1928/29 хозяйственный год производство сельскохозяйственного оборудования удвоилось. К 1929 г. насчитывалось 34943 трактора, 99 тыс. молотилок и другой сельскохозяйственной техники. Была, наконец, найдена наиболее приемлемая, на взгляд руководства, форма снабжения деревни техникой – машинотракторные станции (МТС), где она концентрировались. МТС своими силами обрабатывали поля колхозов. Сначала они создавались как межколхозные акционерные общества, но затем стали государственными предприятиями. В условиях коллективизации в лице МТС государство получило еще один канал контроля за сельскохозяйственным производством. К сентябрю 1929 г. было создано 53 МТС, а к концу 1930 г. их насчитывалось уже 360.

К началу сплошной коллективизации доля механической тяги составила 2,8% от всей тягловой силы. Правда, в уже созданных совхозах она составляла 60%, а в колхозах – 62,3%, но в целом уровень механизации был по-прежнему низок. Еще за год до начала коллективизации (1928 г.) 10% всех пахотных площадей было обработано сохой, ¾ всех посевов производилось вручную, половина урожая скашивалось косой и серпом и 40% урожая обмолачивалось вручную.

Такое положение дел с уровнем механизации было опасно тем, что организационная структура новых крупных сельскохозяйственных предприятий могла «провиснуть», не имея необходимой материально-технической базы. Не

случайно, выступая на V съезде Советов Рыков, предостерегая от спешки в деле кооперирования, подчеркивал, что коллективизация означает машинизацию. «Построить же совхоз на сохе – это значит дискредитировать идею обобществления и практически сорвать все дело».

Таким образом, как бы создавался порочный круг: хозрасчетная форма снабжения деревни техникой достаточно активно использовалась кулаками, но мало давала беднякам и средним слоям крестьянства, да и само использование техники было рентабельно лишь на больших площадях. Чтобы подтянуть основную массу крестьянства к машинной обработке земли, нужны были деньги для закупки или производства техники, для долгосрочных кредитов и время. Но начавшееся промышленное строительство требовало денег для создания заводов, которые бы могли дать эту технику. Отсюда и возникает идея создать крупные сельскохозяйственные предприятия (совхозы, колхозы) и параллельно с созданием организационных структур начать подводить под них необходимую материальнотехническую базу в виде МТС. Такой подход требовал крайней осторожности и соотношения темпов коллективизации с материальными и финансовыми возможностями государства.

Темпы коллективизации, намеченные в первом пятилетнем плане, как раз и учитывали, на наш взгляд, эти возможности.

Однако и в отношении деревни, как и в отношении промышленности, свою роль сыграло «революционное нетерпение», вера в то, что экономические процессы можно подтолкнуть с помощью политических решений. В ноябре 1929 г. Сталин заявил, что в колхозном строительстве наступил перелом, так как помимо бедняков в колхоз потянулся и середняк. Следовательно, делался вывод, можно было переходить к политике сплошной коллективизации. По сути дела почти сразу же были фактически отброшены плановые ориентиры первого пятилетнего плана, причем не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности (о последнем подробнее будет сказано позже). Начинается раскрутка темпов.

В деревню для организации массового колхозного производства отправляются «двадцатипятитысячники» из наиболее преданных рабочих и партийных работников, резко возрастают масштабы государственной помощи колхозам – кредитование, снабжение машинами и орудиями, передача лучших земель, кредитные льготы и т.д.

5 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) в своем постановлении «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» устанавливает новые сроки коллективизации для зерновых районов. На Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге, юге Украины коллективизация должна была завершиться осенью 1930 г. или весной 1931 г. В остальных зернопроизводящих районах – осень 1931 – весна 1932 г. Для Нечерноземья, т.е. для зернопотребляющих районов сроки не устанавливались. При этом под сплошной коллективизацией понимался охват ею не менее 60% крестьянских хозяйств. Казалось, что темпы установлены запредельные. Однако под давлением «сверху» на местах, причем не только в зернопроизводящих районах, начинают выносить решения о необходимости завершить коллективизацию «в течение посевной кампании 1930 г.» Если к январю 1930 в колхозах числилось 20% крестьянских хозяйств, то в марте – уже 50%.

Форсированная коллективизация сопровождалась политикой раскулачивания. 30 января 1930 г. было принято постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В нем определялось, что число раскулачиваемых по районам не должно было превышать 3-5% от всех крестьянских хозяйств. В реальности, по данным комиссии СНК к кулакам вместе с

семьями на 1926/27 хозяйственный год можно было отнести 5859 тыс. человек или 3,9% крестьян. Однако меры, принятые в 1928-1929 годах: изъятие земельных излишков, принудительный выкуп тракторов и других сложных сельхозмашин, сокращение кредитования и т.д., все это подорвало экономические позиции кулака и число их хозяйств сократилось. К осени 1929 по подсчетам ряда исследователей суммарный удельный вес кулацких хозяйств не превышал 2,5-3%. В условиях начавшейся коллективизации часть кулацких семей (200-250 тыс. чел.) сумели «самораскулачиться», т.е. распродать или бросить имущество и бежать в города и на стройки.

Однако накручивание темпов коллективизации, которая все больше и больше принимала насильственный характер, жесткая разверстка «сверху» заданий на раскулачивание по районам приводили к тому, что под нее попали не только действительно зажиточные крестьяне, но и середняки, если они не хотели вступать в колхоз. Появился даже такой термин, как «подкулачник».

Самих раскулаченных вместе с семьями выселяли в отдаленные районы страны, направляли на стройки и лесоповалы. Тех, кто активно сопротивлялся политике коллективизации, арестовывали, сажали в тюрьмы и в лагеря.

Имущество раскулаченных конфисковывалось и передавалось в неделимые фонды колхозов. Так, с конца 1929 г. по середину 1930 г. было раскулачено 320 тыс. хозяйств. Их имущество, ценой более 115 млн. рублей, переданное колхозам, составило 34% всей стоимости колхозного имущества.

Естественно, что принудительная коллективизация не могла не вызывать недовольства и сопротивления крестьянства. Участились случаи убийства колхозных активистов, поджогов хозяйственных построек и т.д. Массовой формой сопротивления стал забой скота. Так, поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн. голов в 1928 г. до 33,5 млн. в 1933 г., свиней – с 22 млн. до

9,9 млн., овец – с 97,3 млн. до 32,9 млн. (в 1934 г.)

Опасаясь взрыва крестьянского недовольства, руководство было вынуждено несколько ослабить нажим. 2 марта 1930 г. в «Правде» появляется статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой сама линия партии на сплошную коллективизацию была оценена как безусловно правильная, а ответственность за перегибы и насилие перекладывалась на местных работников, обвиненных в головотяпстве, в «авантюристических попытках «в два счета» разрешить все вопросы социалистического строительства».

При этом достигнутый 50% уровень коллективизации объявлялся .успехом и ставилась задача: «Вести борьбу на два фронта – против отстающих и против забегающих вперед».

Оставалось неясным, что делать и как преодолевать допущенные ошибки? «Прилив» в колхозы сменился «отливом» и к августу 1930 г. в колхозах осталось 21,4% крестьянских хозяйств.

С осени 1930 г. началась новая волна нажима на единоличников. В один узел завязались проблемы хлебозаготовки и коллективизации. Весной 1931 г. была проведена новая кампания по раскулачиванию. В общей сложности по оценкам ученых в ходе коллективизации раскулачиванию подверглись около 4 млн.

человек.

На 1931 г. были намечены еще более высокие темпы коллективизации: по южным районам европейской части СССР до 80%, а в целом по стране – не менее 50% крестьянских хозяйств. К июню 1931 г. в колхозах состояло 52,7% крестьянских хозяйств, а к осени 1932 г., который был объявлен «годом завершения коллективизации» - 62,4%.

Темпы коллективизации не снижались, несмотря на голод 1932-1933 гг., жертвами которого по различным оценкам стало от 3 до 4 млн. человек.

Окончательно коллективизация завершилась к концу второй пятилетки. В 1937 г. в стране насчитывалось 243,7 тыс. колхозов, объединявших 93% крестьянских хозяйств. Таким образом, в деревне полностью сложился колхозный строй. Каковы же итоги политики коллективизации?

Они далеко неоднозначны. Коллективизация не привела к такому повышению эффективности сельскохозяйственного производства, которое могло бы обеспечить сочетание быстрого наращивания промышленного потенциала и увеличения сельскохозяйственного производства. Более того, в начальный период коллективизации производство сельхозпродукции сократилось. Валовый сбор зерна в 1933 и 1934 гг. в среднем составлял около 680 млн. центнеров. Отчасти причины этого крылись в дезорганизации работы колхозов в начальный период. Кроме того, организационная структура колхозов «провисла» из-за нехватки техники. Даже к концу первой пятилетки, когда насчитывалось 2450 МТС, тракторами обрабатывалось всего 22% пашни.

Только в 1935-1937 гг. началось восстановление объемов сельскохозяйственного производства, стали увеличиваться урожаи, возобновился рост поголовья скота, увеличилась оплата труда. Сказывались результаты технического перевооружения сельского хозяйства. К 1937 г. в стране насчитывалось уже 5800 МТС. К 1940 г. в них насчитывалось 684 тыс. тракторов, 182 тыс. комбайнов, 228 тыс. грузовых машин. Однако даже к этому времени до 20% колхозов не обслуживалось МТС. Процесс прироста продукции шел медленно и не покрывал потерь первых лет коллективизации.

Однако государственные заготовки зерновых были высокими, что позволило резко увеличить хлебный экспорт. Если в 1928 г. было экспортировано 100 тыс. т., то

1929 г. – 1,3 млн. т., в 1930 г. – 4,8 млн. т., 1931 г. – 5,2 млн. т. И, несмотря на голод в 1932 г. экспорт составил 1,8 млн. т., в 1933 г. – 1 млн. т.

Была решена такая проблема, как ликвидация аграрного перенаселения. Огромные массы вчерашних крестьян уехали в город и на стройки пятилеток. Если в 1928 г. 80% работающего населения было занято в сельском хозяйстве, то к 1937 г. их стало 56%, а в 1940 – 54%.

Довольно существенно возросла энерговооруженность труда на селе. В целом она выросла в 3-4 раза.

Однако, несмотря на техническое перевооружение и рост энерговооруженности деревня работала на пределе своих возможностей. Сократив производство и собственное потребление, деревня тем не менее сдавала государству больше продукции, чем в период благополучного существования. Таким образом, коллективизация дала возможность, снабжая население по минимуму, одновременно изымать на нужды индустриализации, а позже войны и послевоенного восстановления огромные материальные и людские ресурсы.

§3. Вторая и третья пятилетки. Социально-экономические итоги форсированного развития

В начале 1932 г. (с 30 января по 4 февраля) работала XVII партийная конференция, которая утвердила директивы к составлению второго пятилетнего плана развития народного хозяйства.

Основная политическая задача второй пятилетки состояла в окончательной ликвидации капиталистических элементов. Главная хозяйственная задача – завершить реконструкцию народного хозяйства, коллективизацию и провести механизацию сельскохозяйственного производства. Была поставлена задача добиться такого обновления промышленности, чтобы к 1937 г. 30% всей промышленной продукции было получено с новых и реконструируемых предприятий.

Учитывая дисбаланс в экономике задачи II пятилетнего плана намечали ряд мер по подтягиванию темпа реконструкции и развития легкой и пищевой промышленности к темпам развития тяжелой промышленности. Некоторые отрасли группы «Б» по темпам развития в 1933-1937 гг. превосходили наиболее растущие отрасли группы «А». Так, если в отраслях производящих средства производства численность рабочих выросла за 5 лет на 22,9%, то в отраслях, производящих предмета потребления – на 39,2%.

По-прежнему основное внимание уделялось развитию машиностроения и энергетики. Среднегодовой прирост промышленной продукции предусматривался в размере 16,5%, что более или менее соответствовало реальным возможностям. На вторую пятилетку намечались и были достигнуты серьезные сдвиги в размещении производительных сил. По плану из общей суммы капиталовложений на новое строительство предприятий тяжелой промышленности около половины направлялось в восточные районы. Предусматривалось освоение и дальнейшее развитие таких районов как Сибирь, Средняя Азия, Дальневосточный край. Начиналось промышленное освоение новой нефтяной базы между Волгой и Уралом (Башкирия, Татарстан).

Главная особенность II пятилетки заключалась, в том, что наряду со строительством новых предприятий основное внимание уделялось освоению пущенных в строй объектов.

Именно в годы II пятилетки во всю мощь заработала система подготовки кадров, которая начала создаваться еще в годы I пятилетки. Практически весь состав рабочих за эти годы прошел через школы и курсы повышения квалификации. Только через систему ФЗУ за II пятилетку 6ыло подготовлено 1,4 млн. квалифицированных рабочих или втрое больше чем за годы I пятилетки. Принятые меры позволили довольно серьезно увеличить удельный вес квалифицированного труда в промышленности. Если в 1925 г. рабочие высшей и средней квалификации составляли 18,5% от общего числа, то к 1937 г. уже 40,5%. Конечно же, этого было не достаточно и общий уровень квалификации оставлял желать много лучшего, но и недооценивать успехи (рост в 2,2 раза) в этой области нельзя.

Достаточно успешно решались проблемы насыщения экономики специалистами высшей и средней квалификации. Всего за годы II пятилетки было подготовлено и направлено в народное хозяйство 993 тыс. человек с высшим и средним специальным образованием вместо 461 тыс. человек в годы I пятилетки. Разумеется, потребности экономики намного превышали эти цифры. Естественным следствием улучшения качественного состава рабочих кадров стала новая форма соревнования – стахановское движение. В отличие от ударничества (основной формой соревнования в I пятилетку) стахановцы ставили своей задачей резко повысить норму выработки с помощью умелого использования новой техники, которую они освоили.

Стахановское движение, помимо прочего, было формой использования материальной заинтересованности. Стахановцы зарабатывали намного больше среднего рабочего. Оно было не свободно от заорганизованности и показухи, часто использовалось для повышения норм выработки, что вызывало иногда враждебное отношение рабочих к стахановцам и их рекордам. Тем не менее по официальным данным производительность труда благодаря в том числе и стахановскому движению, выросла за II пятилетку на 82% против 40% в первой пятилетке.

За годы II пятилетки промышленное производство по официальным данным выросло на 120%, в том числе по группе «А» - на 139%, по группе «Б» - на 99%. Машиностроение увеличило выпуск продукции в 2,9 раза, металлургия – в 2,2 раза, выработка электроэнергии возросла в 2,7 раза и т.д. На сегодняшний день

высказывается мнение о завышенности этих цифр. Так, по оценкам К. Шмелева и Г. Попова среднегодовые темпы прироста производства были не 17%, а 14% и, следовательно, плановое задание было выполнено лишь на 70%. Тем не менее, даже при учете этих расчетов прирост в промышленности был весьма впечатляющим. За II пятилетку было построено 4500 промышленных предприятий. Среди них: Новокраматорский завод тяжелого машиностроения, Челябинский тракторный, Уральский вагоностроительный, ряд металлургических комбинатов, «Азовсталь», «Запорожсталь». Строились металлургические заводы в Западной Сибири, Казахстане, на Дальнем Востоке.

Валовая продукция промышленности увеличилась в 2,2 раза при сравнительно небольшом увеличении численности рабочих. В годы II пятилетки в ряды рабочего класса вливалось в 2 с лишним раза меньше людей, чем в годы первой – 400 тыс. вместо 1 млн. человек ежегодно.

СССР в это время по существу прекратил ввоз сельскохозяйственных машин и тракторов, покупка которых в годы I пятилетки обошлась в 1150 млн. рублей. Примерно столько же было сэкономлено на закупках хлопка, которые также прекратились и т.д. и т.п.

Вэти годы довольно успешно развивается легкая и пищевая промышленности и, тем не менее, темпы их развития не удовлетворяли в полной мере потребности страны. По-прежнему в экономике сохранялся перекос в сторону группы «А».

Крупные количественные достижения приводили к качественным изменениям в общественном производстве: повысился его технический уровень (например, в угольной промышленности широко стали применяться врубовые машины), появились новые материалы (например, искусственный каучук, пластмасса, искусственное волокно), ранее неизвестные технологии, впервые возникли заводы по производству консервов, механизированные хлебозаводы и т.д. Успешно шло железнодорожное строительство. В эти годы началась электрификация железнодорожного транспорта.

Вплане реконструкции Москвы большое место отводилось строительству метрополитена. В мае 1935 г. первая очередь метро была сдана в эксплуатацию. К концу 1937 г. были сооружены две линии протяженностью 13,8 км.

Необходимо отметить, что для строительства железных дорог, каналов, а в годы II пятилетки были построены такие как Беломоро-Балтийский и Москва – Волга, новых городов, добычи руды, заготовки леса, широко использовался труд заключенных. По существующим оценкам к концу II пятилетки в лагерях и на спецпоселениях находилось 10-15 млн. заключенных, т.е. до 20-25% всех занятых в материальном производстве. Этот почти даровый труд снижал затраты на производство и строительство.

Принято считать, что к концу второй пятилетки СССР вышел на второе место в мире по объему промышленного производства. По другим данным СССР оставался по-прежнему на пятом месте по этому показателю, как и царская Россия, но существенно сократил разрыв с такими государствами как Англия, Германия, Франция.

Как бы там ни было, но в целом задача индустриализации была решена. СССР из аграрной страны превратился в индустриальную. К концу второй пятилетки промышленность давала продукции больше, чем сельское хозяйство, причем 60% промышленной продукции составляли средства производства, т.е. продукция группы «А».

Была достигнута экономическая независимость СССР. Большая часть промышленной продукции к концу пятилетки производилась на новых и реконструированных предприятиях. Теперь можно было обойтись без импорта оборудования.

Если для первых двух пятилеток главной задачей было догнать развитые страны по объему промышленного производства, то для третьей пятилетки была выдвинута задача догнать их по производству промышленной продукции на душу населения, которая была в 5 раз ниже.

Главное внимание уделялось теперь не количественным показателям, а качеству. Упор делался на увеличение выпуска легированных и высококачественных сталей, легких и цветных металлов, точного оборудования. В годы пятилетки принимались серьезные меры по развитию химической промышленности и химизации народного хозяйства, внедрению комплексной механизации, и даже осуществлялись первые попытки автоматизации производства. За три года (до 1941 г.) объем производства вырос на 34%, что было близко к плановым показателям, хотя они и не были достигнуты. В целом темпы экономического развития были довольно скромными. Чувствовалось, что приросты даются огромным напряжением. Одна из основных причин заключалась в том, что административная система и директивное планирование могли давать хорошие результаты при строительстве новых предприятий, где преобладал ручной труд. Когда же индустриализация начала подходить к концу, АКС, исчерпав свои возможности, начала давать сбои. Новый технологический уровень повышал требования к сбалансированности всех звеньев экономики, к качеству управления и к самим работникам. Нерешимость этих проблем и порождала сбои в экономике.

Политическая ситуация в Европе свидетельствовала о приближении войны, поэтому третья пятилетка стала пятилеткой подготовки к войне. Это выражалось в следующем. Во-первых, вместо предприятий-гигантов было решено строить средние по величине предприятия-дублеры в различных районах страны, но в основном в восточных. Во-вторых, ускоренными темпами росло военное производство. Среднегодовые темпы роста военного производства по официальным данным составляли 39%. В-третьих, многие невоенные предприятия получали военные заказы и осваивали выпуск новой продукции, переходили на ее производство в ущерб мирным изделиям. Так, в 1939 г. выпуск танков увеличился в 2 раза, бронемашин в 7,5 раз по сравнению с 1934 г. Естественно, что это вело к сокращению выпуска тракторов, грузовиков и другой мирной продукции. Например, Ростсельмаш в 1939 г. выполнил свое годовое задание на 80%, но при этом план по военной продукции на 150%. Ясно, что сельскохозяйственных машин он выпускал немного.

В-четвертых, новое строительство, а за 1938-1941 гг. было пущено в строй около 3 тыс. новых крупных заводов и фабрик, шло в основном на востоке страны – на Урале, в Сибири, в Средней Азии. Эти районы к 1941 г. стали играть заметную роль в промышленном производстве. Кроме того, в годы третьей пятилетки здесь были заложены основы промышленной инфраструктуры, что позволило в самые тяжелые первые месяцы войны провести эвакуацию промышленных предприятий из западных районов и в кратчайшие сроки пустить их в строй, что было бы просто невозможно без существующих там промышленных мощностей, железных дорог, линий электропередач и т.д.

Важнейшей проблемой третьей пятилетки оставалась подготовка квалифицированных кадров. Сложившаяся в годы второй пятилетки система подготовки рабочих на производстве через сеть курсов и кружков технической учебы уже не в полной мере удовлетворяла быстро растущие потребности промышленности в квалифицированных кадрах. Поэтому 2 октября 1940 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана система подготовки государственных трудовых резервов. Предусматривался ежегодный прием до миллиона юношей и девушек в ремесленные и железнодорожные училища, школы ФЗУ и их содержание за счет государства. После окончания учебы государство

имело право направить молодых рабочих по своему усмотрению в любую из отраслей промышленности. Только в Москве было открыто 97 училищ и школ ФЗУ на 48200 учащихся и 77 ремесленных училищ с двухлетним сроком подготовки. Работников высшей и средней квалификации продолжали готовить институты и техникумы страны. К 1 января 1941 г. в СССР насчитывалось 2401,2 тыс. дипломированных специалистов, что в 14 раз превышало уровень 1914 г.

И, тем не менее, несмотря на несомненные успехи в этой области, потребности экономики не были удовлетворены в должной степени. Качественные показатели оставляли желать лучшего. Так, на 1939 г. только 8,2% рабочих имели образование 7 классов и более, что отрицательно сказывалось на темпах освоения ими новой техники, на росте производительности труда и т.д.

Примерно та же картина была и в отношении ИТР. К 1939 г. из 11-12 млн. служащих только 2 млн. имели диплом о высшем и среднем специальном образовании. Таким образом, несмотря на определенные успехи в подготовке кадров для промышленности их нехватка продолжала ощущаться. Медленно росла производительность труда (приблизительно 6% в год), замедлились темпы развития некоторых отраслей. Среднегодовые темпы роста промышленного производства по оценкам отдельных специалистов составили 3-4%.

Почему замедлились темпы развития? Административная система планирования и управления могла давать неплохие результаты в начальный период индустриализации при строительстве предприятий, в которых преобладал ручной труд.

За годы предвоенных пятилеток, когда было построено и пущено в ход около 9000 крупных промышленных объектов, произошло колоссальное расширение объектов государственного управления, что влекло за собой разукрупнение наркоматов. Это происходило не только на федеральном, но и местном уровне, не только в сфере промышленности, но и в сфере транспорта, связи и т.д. С другой стороны, усложнялись технологические, производственные, кооперативные и другие связи как внутри отраслей, так и между ними. А это в свою очередь требовало в условиях административной плановой системы управления создания каких-либо координирующих органов. Все это приводило к росту числа различных органов контроля и согласования.

Все эти процессы вели к значительному росту управленческого аппарата, который становился громоздким и неповоротливым. Так, в предвоенные годы окончательно складывается административно-командная система управления, ядром которой был бюрократический партийно-государственно-хозяйственный аппарат.

Новый технический уровень, разросшаяся экономическая инфраструктура – все это повышало требования к качеству управления, а здесь возможности административной системы оказались исчерпаны. Нужны были не просто организаторы, способные выполнить приказ. Требовались знания, компетентность, умение применять экономические регуляторы хозяйственного развития с тем, чтобы добиться сбалансированности. Однако зачастую руководящие работники выдвигались совсем по другим признакам. К этому необходимо добавить и то отрицательное воздействие, которое оказали репрессии 30-х гг., когда малейшие срывы и неувязки в работе могли быть расценены как вредительство. Разумеется, это сковывало инициативу, превращало людей в простых исполнителей приказов «сверху».

Поскольку это было время крайнего централизма и директивных методов в управлении, важное значение приобретала обратная связь - мест с центром. В условиях репрессий она была в значительной степени нарушена. Руководство на местах стремилось любыми путями отчитаться об успехах, нередко прибегая к «корректировке» отчетности. В результате центральные органы руководства и