круга, была связана с колесом, движением светил, микрокосма, с вечным возвращением «на круги своя» в природе и жизни и потому использовалась в декоративном убранстве свадебного костюма, где изображалась Земля, освященная Солнцем. Дневной путь светила отмечался различными солнечными знаками в головных уборах, нагрудных украшениях, где Солнце традиционно помещалось в центре (грибатки) или композиция из розеток, символизирующих «белый свет» (161). Солярные (солнечные) мотивы из глубины веков дошли до наших дней в виде орнаментов кружев, вышивки, украшений, резьбы по дереву, оконным наличникам, внутреннего убранства дома и т.п.

Нельзя не согласиться с мнением В.Н. Демина о том, что «Русский дом – это целая Вселенная, отразившая в народной памяти Большой космос, со всех сторон окружающий людское племя и глядящая на него тысячью глаз звезд и светил» (104, 401). Аналогично дому народный костюм был образом Вселенной. Космические знаки и символы в костюме несут двоякую нагрузку: сопричастность человека к космическим стихиям и обереговую силу огня и света. Таковые «громовые» или «солнечные знаки» - колесо - вышивались в орнаментах оплечья рубах, подоле завески, поневы.

В процессе межэтнических отношений складывались обычаи, связанные с культом Солнца, во время самых буйных языческих праздников на Масленицу, на Ивана-Купала, в день летнего солнцестояния. Обычаи эти – один из неотъемлемых элементов народных традиций. Другие элементы тех традиций – обрядовое песнопение, обрядовая поэзия, традиционный костюм, которые ныне воспринимаются как памятники народной культуры.

Особого рассмотрения требуют элементы мироздания, отразившиеся в костюме. Так, Солнце, в архаичном миропонимании зачастую имевшее женский род, возвращаясь из зимы в лето, неслучайно надевает праздничный сарафан и кокошник, поэтому и появлялись загадки, подобные следующей: «Что такое? Красная девушка в окошко глядит? – Солнце».

Круговая символика нашла свое отражение и в девичьих головных уборах – венках из цветов, трав, листьев, таким естественным образом соединялась символика вечного возвращения растительной жизни и небесно-космического круговорота тайны жизни. Магические функции венка разнообразны: величальная (увенчание головы), дожиночная, связанная с завершением сбора урожая, обереговая – защитная. Вера в волшебную силу венка наглядно проявляется в их полифункциональном использовании в архаических праздниках (святочных, масленичных, троицких, купальных). Так, купальские венки – неотъемлемый атрибут языческих игрищ. Сплетенные венки из дубовых, кленовых листьев надевали на голову, на заключительном этапе обряда их бросали в воду, а часть венков сохраняли как оберег для себя и дома, для исцеления при болезнях, для гадания.

Особо значимым символом жизни народа представлено в костюме Мировое Древо – Древо Жизни. Излюбленной темой при выполнении декора народного костюма у вышивальщиц было древо. Передаваемый из поколения в поколение мифологический код позволял расшифровать сложные орнаменты, объединяющие Жизнь, олицетворяющую своим древом и Космос, представленный многочисленными и разнообразными солярными знаками:

Образ Древа Жизни, что

…растет душой одной

Из влажной Вечности глубокой,

29

Одетое миров все чувственной весной,

Вселенной листвой звездноокой:

Се Древо Жизни так цветет душой одной

- помогает человеку проникнуть в суть объективной реальности, поэтому неслучайно является составной частью композиционного строя декора праздничных костюмов.

Еще одна очень важная деталь костюма – рогатый головной убор, кокошник, который мог иметь вид лунного серпа, обращенного «рогами» вниз. «Лунарные» кокошники и по сей день продолжают жить в торжественном убранстве костюмов женщин центральной России в ритуально-свадебных обрядах. Рогатый головной убор – «сорока» - символ плодородия, изобилия и благоденствия.

Вмифологии распоряжается плодородием божество Мокошь («прядущая»), от нее зависела судьба обитателей дома. Слово «сутки» означало – «то, что соткано», так что пряха, ткачиха не только создает форму, то есть пространство, но и увязывает пространство и время. И сегодня в каждой женщине живет - женщина пряха. Ведь прядение нити – синонима жизни, судьбы, времени – являлось в традиции священным актом, по существу сотворению жизни. Женщины - пряхи выполняя божественную функцию, сами становились богинями, творящими мир.

Вбыту с предметами одежды были связаны многочисленные поверья и обряды, например, с нательными рубахами отца и матери, развязыванием пояса и узелков на одежде роженицы, утереться потной мужниной рубахой и т.д. Рубаха, в которую потом заворачивали новорожденных: девочку в материнскую, а мальчика в отцовскую, символически принимая его под свою защиту. Пуповину перевязывали суровой льняной ниткой. Особое отношение было к крестильной рубахе, которую берегли для всех последующих детей, чтобы они жили в любви и согласии.

Сказители всегда были подчеркнуто внимательны к ярким предметам, каким и являлся костюм, к тканям, на которых «узор хитер», ювелирным украшениям, констатирующим особое положение героя, его статус и силу. Уже в словесном фольклоре, а затем и в произведениях, созданных по его мотивам, описание костюма позволило нарисовать не только пластический образ персонажа, но и вызвать в душе слушателей, новых поколений народа особый эмоциональный отклик не только на поведение героя, но и на мастерство самого народа:

Повсюду ткани парчовые,

Играют яхонты, как жар… (214, 671).

Как свидетельствуют образцы классического фольклора, каждый костюм имел для них не только конкретную форму, но и обладал скрытым значением, был системой целого ряда понятий, формирование и развитие которых совпало с процессом формирования и развития самого костюма.

О неустанном развитии костюма, его эволюции, совершенствовании методов его изготовления свидетельствует другой вторичный источник – художественная литература. В ней - при всей причудливой связи факта и вымысла – костюм становится явлением знаковым, событием фактографическим, позволяющим почти фотографично запечатлеть

30

особенности частной и общественной жизни, социокультурную сущность человека как носителя костюма, так и его создателя, особо почитаемого во все времена Мастера.

И в народном творчестве, и в классическом искусстве костюм стал знаком эпохи и среды обитания, выполняющим разные функции. В художественных произведениях сфера применения костюма широка, так как слишком разнообразна предметная среда времени. В ткани произведения костюм свидетельствовал о единстве стиля и времени, которому он и принадлежал, о единстве художественного и культурного пластов, об «общности языка», позволяющей «говорить костюмам между собой». В традиционном народном костюме установлена связь между деталями, обусловленная памятью давно ушедшего времени, это как бы письменность, передающая информацию из прошлого в будущее.

Так, в романах-путешествиях, повестях-путешествиях, где представлены различные миры: национальные, сословные, географические - очевидна культурологическая функция костюма; в частности, в повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством», герой которой, кузнец Вакула, попадая из деревни в Петербург, был потрясен не только невиданной им доселе архитектурой, но и одеждой его далеких современников, поэтому «…Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать…» (76, 221). В данном случае костюм предстает, согласно народным верованиям, легшим в основу произведения Гоголя, знаком богатства, материального достатка.

Очень часто костюм представал знаком, символом переживаний человека:

…Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль (214).

Символика костюма предстала во всей многогранности в лирике, чья эмоциональносмысловая насыщенность бесспорна:

…Сколько было тут платков!

Они разных все цветов:

Эта – в бешеном была,

А та в красном расцвела,

В белозоревом стоит,

А в бордовом – так горит <…>

…А вот девка-молоток,

Гарнитуровый платок.

С гребешками тут стояла,

Своему дружку моргала.

В загранишном тут стоит

31

И в стороночку глядит.

Ну, а дальше там подряд

С камителью все стоят… (289, 37).

Символика могла уточняться самими авторами, использовавшими диалектные слова. В частности, произведение Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» изобилует словами ограниченного употребления, позволяющими не только создать местный колорит, особую романтическую атмосферу, но и представить всю неповторимость костюма, создать его художественный образ, отразивший синтез мифологических, религиозных, преднаучных знаний: «смушки» - бараний мех, «хустка» - платок, «рушник» - утиральник.

Знания о костюме позволяют авторам создать все предпосылки для полноценного восприятия художественного текста, более полно представить художественный образ через подробное описание деталей и всего костюма; М.Горький, например, едва ли не при каждом описании тяготеет к изображению словесно-зримого костюма, поэтому далеко не случайно его герой то «…в белой рубахе и в широком кушаке с распущенными на боку концами…», то «…в старых вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом…». Костюм позволяет каждому художнику показать социальноисторические условия, уровень жизни, мастерски изображая описание частей костюма с описанием их состояния. Этого не избежали многие писатели: например, Н. Дурова, которая отмечала: «Иногда подходил какой-нибудь пешеход в сюртуке, по сукну и покрою которого можно было узнать или по крайности заключить, сколько тысяч годового дохода укладывается в его карманы». М. Горький, представивший в портретах своих героев тревожное время и тяжелую жизнь народа: «По костюму это был типичный босяк, по лицу – настоящий славянин. На нем красная кумачовая рубаха, невероятно грязная и рваная, широкие холщовые шаровары, на одной ноге остатки резинового ботинка, на другой - кожаный опорок…».

Костюм позволял авторам представить не только настоящее, но и прошлое, поэтому вполне естественно входили в ткань многих произведений классиков ныне, увы, устаревшие слова; их мы встречаем, к примеру, в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» («…парень, лет 17, в красивой рубашке из розовой ксандрейки…», «…что будто русский человек покуда хорош и расторопен и не лентяй, покуда он ходит в рубашке и зипуне…» «В деревне их народ одевался особенно щеголевато: кички у женщин все были в золоте, а рукава на рубахах – точно коймы турецкой шали» (75, 122), Прекрасно знавший особенности народной жизни, быта, Н.В. Гоголь, бесспорно, неслучайно обращает внимание на эти подробности и, казалось бы, мелочи: «ксандрейка, александрейка» - хлопчатобумажная ткань ярко-красного цвета, а розовый оттенок мог означать, что рубаха была выгоревшей; сочетание «кичек в золоте» и «койм турецкой шали» указывало на то, что жизнь русской деревни проходила своей чередой и костюм стал зеркальным отражением материальной и социальной стороны, доказательством умения работать и красиво одеваться, о чем Гоголь не переставал свидетельствовать, в частности, в повести «Вечер накануне Ивана-Купала», где удивительно поэтично и одновременно этнографически скрупулезно изобразил девичий костюм как яркий праздничный наряд: «дивчата в народном головном уборе из желтых, синих и розовых стричек, наверх которых навязывался золотой галун, в тонких рубашках, вышитых по всему шву красным шелком и унизанных мелкими серебряными цветочками, в сафьяновых сапогах на высоких железных подковах, плавно, словно павы, и с шумом, что вихрь, скакали в горнице».

32