из электронной библиотеки / 315821887925267.pdf

селом. Поэтому здесь отрыв горожан от национальной культуры в условиях советского города имел меньшие масштабы, чем в других регионах РСФСР. Черноземье относится к экономическим районам с наименьшей урбанизацией, но в то же время темпы урбанизации здесь были самыми высокими в 60-80 г. Города – областные центры Черноземья удвоили численность населения с 1960 по 1989 гг., а население Белгорода увеличилось в 4 раза. Если в других регионах шло постепенное пополнение городского населения сельским, то в городах Белгородской области горожанами становилось сразу в течение года-двух целые поселения.

И если в 30-е годы на большей территории СССР, благодаря крестьянству и православию, еще сохранялась жесткая структура национальной русской «почвенной», «нецивилизованной «, «примитивной « культуры, то в 70-90 годы наступает период «прощания» с ней – даже русская глубинка, провинция вовлечена в мировой водоворот и быстро теряет и одновременно пытается сохранить, реституциировать свое национальнорегиональное культурно-историческое наследие.

Народная культура России, в том числе и Белгородчины», имеет свои особенности, которые лежат в истории взаимоотношений с государственной политикой. Можно сказать, что народная культура решает проблемы, в которые ее поставил х и в большей мере – Х1 век. Народная культура русского народ сохранилась скорее вопреки усилий государства, нежели благодаря. В изучаемый нами период получила характер заката крестьянская цивилизация России, а вместе с ней – русская национальная культура.

Период складывания российской государственности в 9-10 вв. совпал с уходом в прошлое славянского и формированием нового народа – древнерусского со свойственной ему культурой, языком, менталитетом.

Принятие христианства на Руси (980-988 гг. – первый политический акт государства, обуславливающий отрыв от культурно-исторического наследия, положивший начало новому культурно-цивилизационному формированию – христианской культуре. На протяжении последующих 5-ти веков государство борется с язычеством в народе: уничтожались языческие идолы, запрещались природно-языческие обряды (некоторых, продолжавших праздновать праздник Ивана Купалы убивали), благодаря чкму современная история лишена знания о периоде дохристианской народной культуры. Современная историческая наука не располагает знаниями о масштабах потерь культурного наследия того периода).

Большинство ученых 13 век в истории страны признается временем потерь ценностей русской культуры, культурного наследия (Русь была на ряду с Арабским Халифатом до 13 веком наиболее развитым государством). В результате монголотатарского нашествия, шведов, немцев, литовцев, поляков и венгров 13-16 вв. постепенно исчезала некогда единая древнерусская культура, и также постепенно под влиянием культур интервентов формировались новые культуры трех новых народов: великорусская, белорусская и малорусская (украинская).

Ученые считают, что 17 век – последний этап существования древней русской культуры, которая постепенно уходила в прошлое и уступала место формированию новой русской культуре. До 18 века древнерусское общество, несмотря на классовые различия, отличалось по содержанию единой духовной культурой, нравственно-религиозными взглядами, ориентирами бытового поведения (одна и та же речь, одни и те же песни, сказания, былины звучали в царском дворе и крестьянской избе; религиозные верования, обряды и традиции были общими). В.О. Ключевский по этому поводу пишет: «Западное влияние раздробило это однородное дотоле по своим нравам и понятиям русское общество на два враждебных лагеря: из среды почитателей родной старины выделились приверженцы новизны, то есть Запада». Государственная цензура в этот период накапливала опыт: в 1648 г. запрещен народный театр, скоморошество (кукольники), народные игрища. А в 1672 г. открыт европейский театр. В 18 веке шел активный процесс впитывания западноевропейской культуры высшим «тонким» слоем русского общества

31

достижений западноевропейской культуры, тем самым сделан разрушительный шаг правительства к открытию своего общества, духовной жизни, духовного опыта для проникновения чужой, другой культуры, накопленной на западноевропейской почве.

Петровская эпоха (начало 18 в. положила начало утрате самобытности русским дворянством, целенаправленной государственной политике по разрыву течения развития российской культуры (которое продолжалось более, чем два столетия, вплоть до 1917 – 1930-х гг.) на два русла:

«западническое, элитное» - на основе достижений европейской культуры, поддерживаемое и внедряемое государством, Петром 1 нередко тоталитарными методами; носителями этого направления стали высшие элитные слои дворянского общества, воспитание которых строилось на отторжении всего русского, национального, почвенного («Юности честное зеркало» рекомендовало разговаривать с прислугой гордо и небрежно на французском или немецком языках); и

«древнерусское, национальное, народное, крестьянское» - на основе сохранившейся системы патриархальных отношений в деревне, древнерусской культуры, тесно слившейся с православными ценностями; носители – демократические слои, в том числе и крестьяне, по численности превосходившее элитные слои общества. В то же время это направление было лишено поддержки государства. Вместе с русскими культурными традициями с политической арены ушли целые, такие значимые в государственной политике России социальные группы, как стрельцы, бояре.

В салонах русских аристократов прижились народные танцы Европы, а русские народные танцы стали невостребованными.

Таким образом, законсервировалась русская культура, оставшись без поддержки государства, перестала развиваться в соответствии с требованиями времени и достижениями науки: не перешли в печатные книги многие достижения народной мысли, мудрости, географические открытия, исторические изыскания. Так как наука перестала развиваться на русском языке, мы не знаем, что было выброшено из русских архивов иностранными учеными, мы не знаем, какое по объему и качеству культурное наследие мы потеряли.

Русский язык, как важнейший признак национальной идентификации был отвергнут правительством, что послужило основной причиной глубочайшего отрыва от корней русской культуры всего народа (в особенности дворянства) и прекращения развития, консервации культуры и признания ее негативной на долгие годы.

Русская национальная культура оставалась в деревне, превратившись в деревенскую косность, презираемую собственным правительством, стала синонимом «деревенщины» вплоть до 19 в., когда славянофилы взялись за возрождение русской старины. Карамзин так оценивал потери русского народа в петровскую эпоху: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России…..»

Миграция из сел в город крестьянства после реформы 1861 г. привело к новому витку отторжения огромной массы населения, влившихся в ряды пролетариата, от культурно-религиозной традиции (хранившейся в селе на основе устной традиции, патриархальных формах поведения, общинно-нравственного фона).

Российская культура, сделавшая огромный вклад в мировую культуру (С. Дягилев, А.Павлова, А. Скрябин и др), параллельно с «серебряным веком» формировалась маргинальная культура – культура пролетариата, оторванная от своих корней и национально-нравственных идеалов, по сути – западноевропейская, марксистская.

Политический и экономический, духовный кризис в Росси в конце 19 века заставил часть народа, в том числе и интеллигенции., терять веру в идеалы православной церкви, русского царя, в традиционные духовные ценности русского крестьянства (коллективизм, покорность власти, упование на бога, нравственные нормы православной религии и др.).

Переход в город огромной массы крестьянства, их обнищание и превращение в городского жителя – пролетария приносило в город безнадежность, разочарование,

32

любовь между людьми, семью и будущее, усилило пьянство. Бывшие крестьяне, отрываясь от вековых традиций, общинных устоев деревни, теряли по дороге в город привычные с детства православные ориентиров поведения.

Советское государство проявило заботу о носителях древнерусской культуры в лице крестьянства и провозгласило в качестве задачи культурной политики «массовость» и «просветительство», что означало вовлечение в развитие культуры, открытие широкого доступа к культурным ценностям всех слоев населения, воплощение принципа всеобщей грамотности, в том числе большинства в лице крестьянства.

Однако политика государства по активному вовлечению крестьянства в культурные процессы обернулась новым витком отрыва от культурного наследия. Признание приоритетными пролетарских ценностей в качестве теоретической базы государственной политики СССР положило начало замалчиванию из истории и культуры целых пластов культурно-исторического наследия дореволюционной страны, культуротворческих девиантных явлений, существовавших параллельно с советским искусством. Это культивирование только того, что содействовало укреплению социалистического строя, прославляло его достижения. Уходили в прошлое семейные традиции, веками передаваемые из поколения в поколение нормы поведения, образцы культурного подражания (песни, обряды, уважение к старшим, авторитет которых был заменен авторитетом вождей).

Сильный удар по культурным традициям был нанесен Советской властью по русским национальным корням объявлением воинствующего атеизма одним из принципов государственной идеологии, так как православие являлось той культурно-исторической основой, которая цементировала, собирала, формировала и сохраняла целое тысячелетие идентификационные признаки российского цивилизационного образования.

Второй удар по сохранившейся в деревне народной культуре нанесла урбанизация: первая ее волна – 20-30 годы индустриализации и коллективизации, а вторая – послевоенные 50-80 годы.

Эпоха перестройки и гласности, наряду с реституцией культурного наследия дореволюционной поры, породила новый виток отрыва от исторических корней уже другого – Советского периода. Разрыв с советской культурной традицией официальной науки, историографии сегодня – явление явно искусственное и может привести к таким результатам, как и советская цензура, т.е. к взрыву обратной реакции – стремлению к сохранению культурного наследия советского периода.

Как видим из всего изложенного выше народная культура российской провинции, к категории которой относится и Белгородчина – актуальная проблема и требует дальнейшего научного познания, глубокого изучения и целенаправленного вмешательства как центральных, так и местных органов власти. Опыт государственного управления на территории Белгородского края может служить примером и базой для выработки основных направлений региональной культурной политики.

Тема 3. Формирование народной художественной культуры Белгородского региона как инварианта южнорусского субэтнического типа

После падения татаро-монгольского ига крымские татары почти постоянно рыскали в поисках добычи не только по территории Белгородчины как «украины» формирующегося Московского государства, но и доходили до стен самой Москвы. По разным историческим свидетельствам, всего на невольничий рынок Кафы (современная Феодосия) Крымского полуострова с территории Руси было угнано более 800 тыс. полонян. До формирования централизованного государства, Русь не имела внешней государственной границы – ее территория состояла из земель отдельных княжеств, имевших свои границы. Именно поэтому междоусобицы, помимо этнической

33

составляющей20, часто носили характер территориальных споров, для решения которых привлекались степняки.

Отсутствие единой государственной границы не позволяло обеспечить «регулярную» защиту внутренних территорий от посягательств завоевателей. Это положение находит отражение в былинах Киевского цикла, где князь Владимир отправляет Илью Муромца в помощь князьям, самостоятельно сражавшимся с кочевниками в разных концах Руси. Только с созданием государства с сильной централизованной властью – время правления Ивана Грозного (ХVI век) – начинается организация специальных «сторожевых отрядов» для несения «украинной службы» на южном участке границы Московского государства, а вместе с ней – строительство системы оборонительных сооружений, получивших название «Засечной черты». Это были Белгородская, Тульская и Окская оборонительные линии, представлявшие собой уникальное явление оборонного строительства не только для Руси, но для Западной Европы21. Таким образом, до самого завоевания Крыма, Русь вынуждена была идти «городом» на степь, т.е. –«огораживать» земли «Дикого поля», утверждая на его границе свои уклад и культуру. У «Засечной черты» как военного сооружения были более ранние предшественники – это так называемые «Змиевы валы» (см. былины о Микуле Селяниновиче), насчитывавшие более 1000 км укреплений из дерева и земли, «Траяновы валы», проходившие по территории среднего и нижнего поднестровья и валы по р. Дунай, издревле защищавшие славянские земли от набегов «Дикой степи».

Создание Белгородского участка «Засечной черты» диктовалось экономической (утечка материальных ценностей и человеческих ресурсов за пределы государства), культурной (формирование народа как единой суперэтнической общности) и политической (укрепление государственности и налаживание нормальных отношений с соседями) необходимостью. Но едва ли не главную роль в этом начинании сыграли три дороги (шляха): Муромская, Изюмская и Кальмиусская, проходившие через территорию Белгородчины. Именно по ним крымчаки проникали во «внутреннюю» Русь. «Засечная черта» протяжением около 800 км должна была пройти вдоль этих дорог-шляхов, преграждая крымчакам путь на территорию Руси. В этом и заключался весь смысл данного начинания. Так как все три крупные дороги Муромская, Изюмская и Кальмиусская пролегали вдоль самых крупных рек – Дона и Днепра и их притоков – Сейма, Северского Донца, Тихой Сосны, Ворсклы, Псла, поскольку реки были основными ориентирами среди равнин, лесов и болот, то, по своей сути, – это были дороги-артерии, соединявшие разные части света (бассейны Черного и Балтийского морей) и территории внутри Древнерусского государства22. Например, связь Тьмутаракани (современная Тамань (Азов)), где жил Олег Святославович, дед кн. Игоря, с другими княжествами Киевской Руси осуществлялась посредством Муромского шляха.

Муромский шлях шел от Перекопа (Азов) и тянулся между Доном и Днепром до самой «Тульской засеки». Он соединял земли Таврии, Екатеринослава (Краснодар), харьковскую, белгородскую, орловскую и тульскую территории.

Изюмская дорога-шлях начиналась от реки Ориель Екатеринославской губернии и шла вдоль р. Изюм через Харьковщину, Белгородчину между рр. Оскол и Короча. На территории Курщины Изюмская дорога сливалась с Муромским шляхом, отчего

20Женитьба русских князей на половчанках, хазарках и т.д., создавала предпосылки для будущего противостояния их потомков отпрыскам коренных княжеских родов. Поэтому нередко в междоусобных столкновениях сходились князья, принадлежащие к разным этническим группам.

21В том числе, и на этом основании А. Тойнби в работе «Постижение истории» характеризует культуру Руси как «культуру форпоста», поставившего заслон на пути кочевников, устремленных на запад –

вЕвропу. Он отмечает, что России удалось не только устоять под напором Дикой Степи, но и сохранить этнонациональную, политическую и конфессиональную специфику культуры, что до нее не удавалось сделать никому – в мировой истории под напором кочевников пала не одна культура и даже цивилизация, подобно тому, как в свое время, под напором варваров, пала Великая Римская Империя.

34

Белгородско-Курское направление становится главным в «деятельности» Засечной черты, что во многом определило специфику этой культурной зоны Белгородчины.

Кальмиусский шлях брал начало у р. Кальмиус (Донецкая обл.) и шел в направлении к Ливнам орловским, также проходя через Харьковщину, Белгородчину и далее – по воронежским и курским землям. Основная часть этой дороги проходила между реками Оскол и Дон.

Осев шляхи в труднопроходимых местах на манер былинного Соловья-разбойника, крымчаки грабили всех, кто осмеливался передвигаться по ним. Не случайно преимущественно вдоль Муромской дороги русский богатырь Илья Муромец и нес свою службу.

По этим же дорогам крымчаки гнали в полон славян. Поэтому, как писали историки, «из дорог жизни Муромский, Изюмский и Кальмиусский шляхи превратились в дороги ужаса и страха»23. Одно из таких событий нашло отражение в балладе «Татаре шли, ковылу жгли», записанной в с. Подсереднем Алексеевского р-на.

Кроме означенных крупных дорог-шляхов, татары продвигались по более мелким – Бакаевой, Старой Посольской, Новой Посольской, Ромаданской и Сагайдачной – дорогам, проходившим по орловским и курским землям. Поэтому закономерно, что линия обороны, вытянутая в тонкую нитку вдоль этих дорог-шляхов со временем только ширилась – разрасталась. Так появились на белгородских «засечных землях» Новый Оскол, до 1665 г. именовавшийся Царев-Алексеев, Валуйки, Хотмыжск, Усерд, Нежегольск, сам Белгород, называвшийся сначала «Город Бел», Короча, Болховец и др.

После смерти Ивана Грозного дело по укреплению границ Русского государства продолжили Борис Годунов, Петр Первый и Екатерина Великая, присоединившая Крым к России, в результате чего бывшие города-укрепления перешли в ранг «гражданских».

Так завершился основной этап формирования вдоль южных границ России нового этнокультурного образования, которое получило название Белгородская губерния, Белгородский уезд, а затем – Белгородская область. Еще один этап формирования Белгородского региона имел место в современный период истории региона, выразившийся в феномене «вторичной регионализации», о чем будет сказано ниже.

С присоединением в XVIII веке Крыма к России приток населения в регион стал еще активнее. Этому способствовала ранее не свойственная региону стабильность. Но именно от вышеперечисленных «категорий» поселенцев «началось и пошло» постоянное население Белгородчины. Разные типы населения и заселения белгородской территории сформировали каждый свои экономические, военные, земледельческие, строительные и фольклорные зоны, определившие в последствии разноукладность быта, ментальные24 особенности населения Белгородского региона и художественные традиции края.

Известно, что еще в середине 19 века этнические гру ппы на территории края жили обособленно друг от друга и окружающего населения в силу этнических и социально-экономических факторов. Помимо различий в говоре, одежде, образе жизни, бытовом укладе они были выходцами из различных регионов России и принадлежали к разным слоям крестьянства. Так «саянам» присущи черты говора близкого современным жителям Болховца и Карповки, которые своеобразно произносят звуки «ц» и «щ», заменяя их звуком «с». Например: улиса – вместо улица, заяс – вместо заяц и т.д. Такой диалект присутствует и в других слободах близ Белгорода. «Горюны» и «севрюки» некогда

24 Так, одной из характерных черт «ментальной» специфики региона становится четкое разделение по признаку «свой-чужой». «Чужим» приходится серьезно работать над адаптацией к местным неписанным «правилам поведения и взаимодействия», хотя даже длительный процесс опривычивания не гарантирует положительный результат – их держат на расстоянии и близко – семьями – не общаются. Об этом свидетельствует раздельное поселение украино- и русскоговорящих жителей региона, не смешивающихся даже в брачных союзах. В современной истории Белгородчины, характеризующейся интенсификацией миграционных процессов, «чужие» не привлекаются ни в органы управления, ни в престижные сферы деятельности не зависимо от образования и прежнего уровня социального положения переселенцев.

35

населяющие территорию нашего края есть потомки древних северян, поселения которых находились в Путивльском уезде Белгородской, теперь – Сумской области. «Цуканы» вплоть до 20 века проживали на территории, примыкающей к Воронежской и Курской губерниям и назывались так за характерное «цоканье» говора, замены звука «ч» на «ц» и наоборот (черква вместо церква, целовек вместо человек). Традиционный женский наряд нес на себе печать глубокой старины – красная понева, рогатая кичка, длинный передник

–«запон». «Мамоны», древняя группа великоруссов проживали во второй половите 17 века в бассейне реки Корени – левого притока Северского Донца – в селах Ломово, Заячье, Мазикино, Свиридово, Тюрино, Новая Слободка Корочанского района.

Все упомянутые этнические группы принадлежали к категории монастырских крестьян, т.е. находились в крепостной зависимости у монастырей. Рядом жили помещичьи крестьяне и однодворцы со своим определенным социальным статусом, традициями, укладом жизни. По утверждению историка М.А. Тихомирова, вольная колонизация в нашем крае предшествовала правительственной, монастырской, помещечьей. Вольная форма поселения отличалась тем, что на белгородском отрезке «Засечной черты» в поисках лучшей жизни стихийно селились выходцы из разных регионов Древней Руси. Правительственная форма поселения была направлена на то, чтобы вдоль засечной линии поселялись и оставались на постоянное жительство служилые люди «по прибору», т.е. – имевшие оружие и военную подготовку, по сути, представлявшие собой, на манер Ильи Муромца, воинов-землепашцев. Их наделяли землей, но и платили жалование. Таким образом, эта категория поселенцев становилась «привилегированной». Третья форма заселения региона – монастырская – позволяла перемещать приписанных к монастырям крестьян с одной территории на другую (например, с курских земель - на белгородские). Четвертая, последняя – помещичьефеодальная форма поселения активизируется на территории Белгородчины только в ХVIII веке. Причем, помещичья форма заселения на землях региона получила такую разновидность, как дворцовая – на территории Корочи, например, расселяли крестьян, приписанных к царскому двору. Позднее их передали дворянам, получавшим в Белгородском регионе земельные наделы за верную службу. Это были соратники Петра I

–граф Б.П. Шереметьев, первый фельдмаршал русской армии, князь А.Д. Меньшиков и канцлер Г.И. Головкин. Но нельзя забывать, что население Белгородчины прирастало, также, за счет беглых крестьян и ссыльных, в частности, за счет скоморохов, выселенных по указу Ивана Грозного в 1648 году в южное порубежье как в один из самых неблагополучных регионов того времени. Они принесли с собой невиданный в здешних краях музыкальный инструмент – гудок.

Вюжных районах доминировали изделия из глины, которая активно использовалась как в строительстве жилищ, так и в гончарном производстве, традиционными были соломоплетение, роспись цветными глинами и пр. Глинобитные, реже кирпичные постройки отличались сравнительно бедным художественным оформлением – фасады, обмазанные глиной, могли быть расписаны цветными глинами, а кирпичные постройки – украшены простым, незатейливым орнаментом. Для женского костюма этого региона характерен комплекс с поневой, узорные вышивки, разнообразные нашивки, широкое применение цветного бисера, в орнаменте преобладали изображения животных. В мужском костюме вместо пояса использовался кушак, типичной была вышивка крестом с преобладанием геометрического орнамента. В качестве фольклорной особенности этого региона можно назвать, кроме обрядового и песенно-музыкального жанра, песенно-хореографический – песни с движением, народный танец с динамичными формами хореографии, а также мужская песенная лирика с развитым многоголосьем. В качестве музыкальных инструментов традиционно использовались кугиклы, двойные жалейки и дуды.

При всем многообразии региональных особенностей – их культурной полифонии – единство семантики, художественно-образные универсалии и формы их выражения, язык

36

как способ отражения миропонимания, ценностей и картины мира носителей фольклорной культуры становятся объединяющим фактором принадлежности к единой этнической культуре, определившей, на более поздних этапах истории, специфику национальной.

Врегионах, где в ранние исторические периоды имели место активные миграционные процессы в формировании фольклорной культуры – вербального и изобразительного фольклора – немаловажную роль играет этническая преемственность и поддержание более древних традиций регионов. В случаях миграций групп, неоднородных в этническом отношении, как это было, например, на Белгородчине, имеет место привнесение аутентичных элементов культур родственных этносов. В этом регионе

вмиграционных процессах сошлись культуры украинского, русского, а по данным некоторых исследователей и белорусского народов25. Это «способствовало смешению и

взаимопроникновению культур, что особенно заметно в устройстве крестьянского дома, в традициях кухни, диалекте, музыкальном фольклоре, обрядах и праздниках»26.

Интересно, что в регионах, где в ходе исторического «передела» территорий шло образование новых регионов, в местах бывших пограничных поселений, где миграция осуществлялась в поздние исторические периоды – т. н. вторичная регионализация – народная художественная культура преимущественно сохраняет свои аутентичные особенности, т.е. не смешивается. Существование бок обок, например, украинских и русских поселений не ведет к смешению их культур ни на уровне языка, ни на уровне быта, ни на уровне обрядности, что составляет «индивидуальную» специфику этих регионов и наблюдается, например, в некоторых частях Белгородской области.

«Наряду с русской шла украинская и белорусская колонизация южной окраины Московского государства. Из-за литовского рубежа бежали в южнорусскую степь белорусы – «прочане», уходящие прочь от преследования униатов и грета шляхты». (Булгаков Г.И. Схематический обзор курского края в культурно-историческом отношении.

– Курск, 1925.). Примеры этой культуры ярко прослеживаются и сегодня в народной одежде населения ряда районов области – вейделевского, Валуйского, Волоконовского и отчасти Чернянского и Красногвардейского, где характерна вышивка красно-черными нитями. До сих пор в ряде поселений области встречаются целые поселения черкасов, которые говорят на ломаном украинско-русском языке.

Безусловно, все способствовало взаимопроникновению культур, что заметно в устройстве крестьянского дома, в традициях кухни, диалекте, музыкальном фольклоре, обрядах и праздниках.

По социальному составу селившихся в нашем крае крестьян, можно разделить па «монастырских» (то есть находившиеся в крепостной зависимости у монастырей), помещичьих и однодворцев. Также были «служилые» люди (пушкари, стрелки, казаки), благодаря которым в крае сохранились такие названиях сел и деревень, как «Солдатское», «Пушкарное», «Стрелецкое», «Казацкое», и т.д.

ВXVI веке к вольной народной колонизации полевой окраины России присоединилась правительственная, связанная со строительством Белгородской оборонительной черты. Было построено более 20 городов: Болховец, Карпов, Хотмыжскк, Новый Оскол (изначально как крепость под названием Царев-Алексеев), Короча, Яблонов, Нежегольск, в том числе были основаны города-крепости Белгород (в 1593 г.). Старый Оскол (в 1596 г. как крепость оскол)) и Валуйки (в I599 г. как крепость Валуй)).

Основная задача, которую выполняли служивые люди до строительства Белгородской черты (30-50-е годы 17 века) и Новой черты (завершена в 1681 году) – это дозорная служба вдоль Оскола, охрана перелазов, наблюдение за Кальмиусским и изюмским шляхами, охрана вдоль образовавшихся русских и украинских постоянных поселений.

37

1 марта 1727 года по указу Екатерины I была создана Белгородская губерния (упразднена в 1779). В нее входили территории современных Белгородской, Курской, Орловской, частично Брянской областей России и Харьковской, по некоторым источникам, Полтавской областей Украины. По рангу губерния считалась седьмой, в ее составе значилось более 30 городов с населением около 1 миллиона 146 тысяч человек.

Втечение последующих трех столетий Белгородчина входила в состав Киевской, Курской, Воронежской губерний и не имела административной самостоятельности вплоть до 1954 года.

Белгородская область характеризовалась прекрасными природно-климатическими условиями: богатыми черноземными землями, умеренно-влажным климатом, наличием лесов и рек, что обусловило развитие земледелия и животноводства и способствовало процветанию помыслов.

Целостная этнографическая зона края, представлявшая совокупность этнических смешений, была обозначена «южнорусской», подразделена на три региональных центра: Белгородско-Воронежский (нынешние Алексеевский, Красненский, Красногвардейский, Старооскольский районы), Белгородско-Курский (нынешние Грайворонский, Борисовский, Краснояружский, Ракитянский, Ивнянский, Яковлевский, Прохоровский районы) и Белгородско-Оскольский (нынешние Валуйский, Волоконовский, Новооскольский, Чернянский, Губкинский, Корочанский, Вейделевский районы).

Различия в культурных вариациях в свою очередь составляют центральную стилевую общность и единство народной художественной культуры Белгородчины в целом.

Большой научный интерес у исследователей народной художественной культуры Белгородчины вызывает проблема формирования народной художественной культуры Белгородского региона как инварианта южного субэтнического типа, но не меньший интерес вызывает и явление

Вторичная регионализация, свойственная Белгородчине, как фактор формирования региональных типов культуры.

Врегионах, где в ходе исторического «передела» территорий шло частое образование новых регионов, а также в местах бывших пограничных поселений, где миграция осуществлялась в поздние исторические периоды – т.н. вторичная регионализация – народная художественная культура преимущественно сохраняла свои аутентичные особенности, т.е. – не смешивалась с туземной. Например, существование бок о бок, например, украинских и русских поселений не вело к смешению их культур ни на уровне языка, ни на уровне быта, ни на уровне обрядности, что составляет «индивидуальную» специфику таких регионов и наблюдается, например, в некоторых частях Белгородчины. Поэтому вторичная региональность, как неспецифический культурный феномен, выступила дополнительным фактором формирования культуры региона. Дело усложнилось также и тем, что при образовании Белгородской области как новой административной единицы в 50-х годах ХХ столетия, в ее территорию были включены части харьковской, курской и воронежской областей, культура которых имела свою специфику.

Сегодня большой интерес вызывает региональный компонент как культурообразующий в народной художественной культуре. Русская национальная культура традиционно вырабатывала как ценности, имеющие статус общезначимых, глобальных, так и ценности, отражавшие ее локальные особенности, так как исторически Россия формировалась как государство регионов. Неравномерность их развития была обусловлена влиянием как внешних, так и внутренних факторов. Белгородчина, принадлежа к единому культурному пространству, как отдельно взятый регион уникален по своим культурным особенностям, что лучше всего можно увидеть на примере народного художественного творчества, в частности – вербального и изобразительного фольклора.

38

Тема 4. Фольклорная специфика народной художественной культуры Белгородского региона

Тенденции к возрождению и сохранению этнических локальных традиций, разнообразных форм традиционной культуры характерны для всего современного мира. На территории бывшего СССР процесс развития традиционной культуры в 21 веке принял специфические очертания и остроту. Обусловлены они с одной стороны объективными планетарными причинами: урбанизацией, политической, экономической, духовной зависимостью этнических групп, растворением и девальвацией национальных традиций, этнических культур, беспрецедентными по масштабу и скорости развертывания информационных и виртуальных систем организации жизни. Сегодня очевидно, что явления глобализации вызывают мощные движения культурного сопротивления, стремление значительной части этносов к познанию собственной этнической истории, религии, культуры.

Проблема, связанная с возможностью существования и развития фольклора вообще, и в регионе, в частности, с его состоянием и модернизацией в современном, относится к числу базовых, фундаментальных. Среди социально-политических факторов, вызывающих изменение условий бытования фольклора, доминируют глобализация и явления, ее сопровождающие, существенным из них является коммерческое распространение образцов псевдонародного искусства. Присущее человеку стремление хранить подлинное прошлое своего народа, края уступает место увлечению условноисторическому прошлому, увлечение наряду со славянскими - языческими культурами различными восточными и африканскими религиями. Индийские и африканские танцы также привлекают огромное количество русской молодежи.

В этой связи нарастает противоположное стремление к возрождению традиционных искусств, ремесел, языка. Функционирование фольклора и в Белгородском регионе отличается активностью и массовой вовлеченностью в это движение всех, для кого процесс развития России, региона связан сегодня с сохранением и приумножением его самобытной культуры, ментальности, сложившихся за века традиций.

Белгородчина – уникальный регион юга России с неповторимой песенноинструментальной и хореографическими традициями, богатейшей календарной и семейно-бытовой обрядностью, многоцветной палитрой народной одежды, устного поэтического творчества, многообразием народных промыслов и ремесел.

Прежде, чем приступить к изучению народной художественной культуры Белгородчины, необходимо усвоить общие характеристики народной художественной культуры, через призму которых следует рассматривать народную художественную культуру края.

Для этого, необходимо показать, что 1) – русская культура формировалась как культура регионов. В ней можно отыскать общее (глобальное) и локальное (региональное), которое присуще и народной художественной культуре Белгородчины. Чтобы убедиться в этом, необходимо рассмотреть 1) – соотношение общего (глобального) и локального (регионального) в народной художественной культуре и 2) – региональный компонент как культурообразующий в народной художественной культуре.

Своеобразие южнорусской народной культуры тесно связано с историей административно-хозяйственного и политического освоения его, с его природноклиматическими особенностями, этническим составом населения.

Помимо исторических условий формирования регионов – этническая обособленность одних, межэтнические влияния в других, характер миграционных процессов и пр., на жанровую и художественную специфику фольклора активно влияли такие факторы, как природно-климатические и обусловленные ними хозяйственнобытовые, собственно, определявшие как экономические и этнические, так и социокультурные параметры региона. Так как именно форма труда – земледелие либо

39

промыслы (охота, рыбная ловля, ремесло), – обусловленная климатическими особенностями региона, непосредственно определяла формы быта и художественной деятельности носителей фольклорной культуры, жанровую и иную специфику вербального фольклора, что можно увидеть из материалов исследователей народной культуры как ХIХ, так и ХХ вв.

В процессе исторической динамики, таким образом, по мнению В.Е. Гусева, формируются субэтнические типы «народной художественной культуры на территории расселения русского народа» – северорусский (Новгородская, Архангельская, Петербургская, Вологодская, Ярославская губернии) и южнорусский (Тульская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Курская, Орловская, Белгородская, Брянская, Пензенская, Калужская и большая часть Рязанской области). Однако между этими зонами

– как синтез двух предыдущих – находилась переходная – среднерусская, ставшая центром русской государственности, русской нации и культуры, куда входили Московская и Владимирская губернии, а также южные районы Калужской, Рязанской и Пензенской областей.

Здесь особое внимание следует уделить специфике южнорусской фольклорной традиции Белогорья. Анализ материалов этнографических экспедиций показывает богатейшее наследие его народного творчества.

Многообразие вербального фольклора, представленного на территории Белгородчины как бывшей Засечной черты настолько же уникально и своеобразно, насколько отражает общие черты русско-славянского поэтического творчества – его строение и жанры – в целом. Поэтому на фольклорном материале региона, с одной стороны, можно изучать общекультурные устные поэтические формы, с другой – находить особенности фольклорной традиции региона.

Если говорить об общефольклорных явлениях, то можно констатировать, что календарный фольклор на территории Белгородчины, как и повсеместно, представлен был святочной поэзией, куда входили колядки, щедровки и гадания, поэзией закликания весны, первого выгона скота на пастбище, масленичными обрядами, семитскими песнями и играми, купальской обрядовой поэзией и др.

Достаточно полно представлена поэтика семейно-бытовой обрядности, прежде всего в «свадебном» досуговом фольклоре – розыгрышах каравайных, корильных, величальных и благодарственных песен, в игрищах хороводного типа на посиделках и в форме гостевых, застольных и шуточных величаний.

На территории Белгородчины широко представлены пословицы, поговорки, детский фольклор, народные игры, духовные стихи и лирическая необрядовая песня.

Здесь можно обнаружить места бытования не только легенд, быличек и преданий о происхождении названий сел, селец, деревень, хуторов, но и мифов, объясняющих происхождение отдельных населенных пунктов и рек.

То же можно сказать и о народной медицине, включавшей не только рецепты настоев и лечебных снадобьев, время и место их приготовления и приема, но и знание полезных свойств деревьев и растений, заговорную магию.

Локальные же особенности вербальной фольклорной традиции региона проявляются лишь при рассмотрении художественной традиции ее отдельных региональных типов и даже – отдельных сел и поселений. Как уже отмечалось, эти особенности зависели от их хозяйственно-бытового уклада, а значит – от «комбинации» свойственных этим укладам жанров и обрядовых компонентов вербального фольклора.

Здесь большой интерес представляет семиотика и колористика орнаментальной традиции Белгородчины.

Изобразительный фольклор – это не отдельные предметы труда и быта, а цельный, гармоничный мир, несущий в семантике орнаментов, колористике, способе обработки природных материалов не только характерные черты культуры, принадлежащие тому трудовому строю, для которого они были предназначены, но и особенности

40