OjCgpD4Tuh

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Навстречу 2013 году – Году России в Германии и Германии в России!

С.В. Шачин

КОММУНИКАТИВНАЯ ТЕОРИЯ РАЗУМА

ЮРГЕНА ХАБЕРМАСА И ЕЁ РОССИЙСКАЯ КОНТЕКСТУАЛИЗАЦИЯ

МУРМАНСК

2013

DAS MINISTERIUM FÜR BILDUNG UND WISSENSCHAFT

DER RUSSISCHEN FÖDERATION

MURMANSKER STAATLICHE HUMANITДRE UNIVERSITДT

Sviatoslav Shachin

DIE KOMMUNIKATIVE THEORIE DER VERNUNFT VON JЬRGEN HABERMAS UND IHRE RUSSISCHE KONTEXTUALISIERUNG

MURMANSK 2013

Die Verцffentlichung dieser Monographie erfolgt aufgrund eines Beschlusses des Rates fьr wissenschaftliche und editorische Tдtigkeit der Murmansker Staatlichen humanitдren Universitдt.

Zur Publikation vom Lehrstuhl fьr Sozialwissenschaften (Protokoll Nr. 4 vom 13. November 2012) empfohlen.

Shachin Sviatoslav

Die Kommunikative Theorie der Vernunft von Jьrgen Habermas und ihre russische Kontextualisierung / Sviatoslav Shachin. – Murmansk: Verlag der Murmansker Staatlichen Humanitдren Universitдt, 2013. – 169 s.

In der vorliegenden Untersuchung wird der Versuch unternommen, die kommunikative Theorie der Vernunft von Jьrgen Habermas schцpferisch fortzusetzen. Als Grundlage dienen dabei: eine formal-pragmatische Analyse der Sprache, Perspektiven der gesellschaftlichen Modernisierung in der Moderne und Zusammenhдnge zwischen dem System und der Lebenswelt in der Modernisierung Russlands im XX. Jahrhundert und in der Gegenwart. Die Philosophie von Habermas wird durch die Philosophie des Karnevals von Michail Bachtin, durch die Theorie der soziokulturellen Dynamik von Pitirim Sorokin und durch die kritische Theorien der Globalisierung und der «russischer Tragцdie» von Alexander Sinowjew ergдnzt. Das Buch richtet sich an Interessenten fьr Philosophie, Soziologie und die gegenwдrtige soziale und demokratische Denktradition.

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая монография служит опытом обогащения критической теории Франкфуртской школы идеями российской философской традиции. За основу анализа взята «Теория коммуникативного действия» (далее – «ТКД») Юргена Хабермаса, хотя активно привлекаются также и последующие произведения данного мыслителя, а также некоторые идеи Акселя Хоннета (современного главы Франкфуртской школы) и Райнера Форста (одного из ведущих профессоров-философов Франкфуртского университета). Выбор коммуникативной теории разума Хабермаса объясняется тем, что она представляет собой один из самых универсальных синтезов философии и социологии, основание которого – интерсубъективное понимание разума. Оно предполагает идею о том, что в языке сокрыт освободительный потенциал, способный при своём развёртывании преобразовать существующие социальные институты в направлении осуществления идеала справедливости. Исходя из этого, Хабермас построил синтетическую теорию общества, ориентирующую на творчески-конструктивные усилия коммуникативной общественности (Öffentlichkeit) по изменению существующей социальной реальности. Другими словами, теория Хабермаса синтезирует эпистему и праксис, задаёт новый импульс критическому мышлению

– она показывает пути его воплощения в жизнь и в то же время освобождает его от насильственных устремлений или же от пессимизма (как оборотной стороны последних): идеалы разума надо не навязывать обществу, а содействовать их имманентному вызреванию в существующей институциональной реальности во всём её многообразии. Потому деятельность критической общественности перестаёт ограничиваться только сферой политической практики или же областью самодостаточных научных исследований, а выходит за пределы обеих – в каждом социальном институте имеются предпосылки для такой деятельности. Все процессы достижения взаимопонимания между конкретными разумными существами (а не различные формы борьбы огромных и потому безличных классов), сливаясь, как ручейки, в мощные потоки, становятся движущими силами социального прогресса. А успешность коммуникативных процессов становится его критерием, доступным распознаванию в условиях ослабления односторонней веры в линейный прогресс.

Более подробно эти идеи будут разъяснены в тексте самой книги; здесь же необходимо обозначить цель самого авторского подхода и причины двуязычного издания данной книги, вытекающие из неё.

Эта цель заключается в творческом продолжении коммуникативной теории разума (конечно же, здесь могут быть только намечены лишь некоторые направления данного проекта). Данное продолжение должно быть имманентным логике теоретической системы самого Хабермаса и указывать на пути преодоления некоторых проблем, неразрешённых внутри дан-

166

ной системы, которые были выявлены в десятилетия, последововашие за публикацией «ТКД», многочисленными читателями и критиками Хабермаса в научном сообществе. Иными словами, перед автором стоит диалектическая задача: во-первых, изложить идеи Хабермаса как единую систему и тем самым представить их как целое, развивающееся на основе универсального принципа разума в его новом понимании как коммуникативного разума; и во-вторых, найти внутри системы предпосылки для её дальнейшего развития путём преодоления некоторых односторонних, чересчур формальных или абстрактных моментов (конечно, на взгляд автора). Таким образом, автор желает, опираясь на эти предпосылки, привлечь мысли российской философской традиции не просто для обогащения теории Хабермаса, а ещё и для применения её к более широким тематическим областям (например, к процессу глобализации, или к анализу сокрытого в русском языке коммуникативного разума и соответственно к анализу рос-сий- ского общественного строя, который имеет многие специфические черты по сравнению с западноевропейским). Это – своего рода реконструкция теории Хабермаса на базе идеи «единства коммуникатиного разума в многообразии его голосов» (Хабермас), которая потом поведёт к деконструкции этой теоретической системы, чтобы на базе последней из её элементов, через добавление новых, возник бы новый синтез (конечно, в небольшой монографии высказываются только некоторые идеи для этого).

Теперь встаёт важная задача обоснования необходимости обращения именно к российской философской культуре и традиции обществознания для творческого продолжения теории Хабермаса. Можно в этой связи привести многочисленные соображения по поводу общих страниц в истории России и Германии – и огромной роли выходцев из Германии в процессе становления государственной власти в России в послепетровское время; и о постоянных процессах обмена опытом в системе университетского образования обоих стран – российская система до недавнего времени (до введения бакалавриата и магистратуры на англосаксонский манер) была в существенных чертах похожа на немецкую; и по поводу партнёрских отношений между нашими странами в современную эпоху, начиная с экономических и заканчивая человеческими, благодаря которым именно в Германии современные русские люди чувствуют себя наиболее комфортно в Европе (как свидетельствуют социологические исследования). Всё это порождает глубокий интерес русских учёных к немецкой гуманитарной мысли – мы проходим стадию ученичества, овладеваем немецкой традицией и затем обнаруживаем, что в нашей традиции есть идеи, способные дополнить идеи первой. Поэтому мы оказываемся способными дистанцироваться от немецкой традиции и увидеть способы её обогащения (то же самое герменевтическое усилие мы можем совершить и по отношению к своей собственной традиции).

166

Однако данное обоснование необходимо всё-таки сделать имманентным теории самого Хабермаса, а не вносить искусственным образом извне, добавляя чужое содержание к якобы уже законченной теоретической системе.

Не пересказывая содержание книги (в которой, особенно во второй главе, будут чётко обозначены слабые места теории Хабермаса, которые могут быть преодолены путём привлечения идей именно российских мыслителей), можно будет здесь отметить, что этот подход вытекает из общей логики коммуникативной теории разума. Если разум сокрыт в языке, в предпосылках взаимопонимания между участниками языкового общения, то обращение к исследованиям русского языка позволяет увидеть и в нём такие предпосылки и тем самым проверить действенность данной теории на материале иного языка, не относящегося к германским. (Конечно, эта огромная задача не будет решена в монографии, однако будут высказаны хотя бы некоторые идеи к её решению.)

Далее, для теории Хабермаса принципиально важным является нахождение равновесия между тремя формами разума в целом, которые являются также и тремя формами коммуникативного разума – когнитивноинструментальной, морально-практической и эстетически-экспрессивной. Как будет показано в первой статье, одна из важнейших социальных патологий состоит в абсолютизации именно первой формы, находящей своё воплощение в обособленном от жизненного мира функционировании общественной системы, и в нарушении свободного развёртывания содержания двух других форм. По сути дела, всю теорию Хабермаса можно понимать, исходя из его стремления на новом уровне установить трёхстороннее равновесие между этими формами разума. Но это будет означать по сути другую модель общественной рационализации, другую модель социальной эволюции, чем та, что утвердилась на Западе и вместе с победным шествием западной общественной системы по всему миру утверждается везде в результате глобализации. Теперь же пальма первенства должна быть передана от знания и технологии – нравственности и личностной самореализации, иначе выводы Хабермаса останутся только благим пожеланием философа! При этом необходимо также не впасть в состояние общества, предшествующее Новому времени (модерну), и, например, призывать интегрировать современное мировоззрение вокруг религиозных ценностей. Эта задача напоминает известный миф о плавании Одиссея на корабле между Сцилллой и Харибдой: необходимо дальше развивать модерн путём совершения парадоксального шага назад, в нереализованные возможности западного варианта общественного развития, в то же время не утрачивая его лучшие достижения. А для этого мы должны по-иному задействовать коммуникативный разум, чем в модерне, как мы его до сих пор знаем.

Конечно, в этой небольшой книге будут намечены лишь некоторые пути к решению этих грандиозных задач. В первой главе будет выработана

166

такая модель коммуникативного разума, которая покажет, каким образом его единство содержит в себе момент различия, дифференциации форм разума. Благодаря этому моменту когнитивная форма действительно в состоянии обособиться от моральной и эстетической, однако полностью порвать связи с ними она не может: например, именно решительный прогресс в общественной рационализации, заключающийся в индивидуализации, формировании субъективности модерна, является главным условием автономии познавательной и целерациональной деятельности. А эта субъективность Нового времени образуется не только в них, она должна иметь свою опору также в морально-практическом сознании и в определённых формах эстетического опыта, иначе будет ненадёжной (скажем, если моральное сознание целиком конвенционально, то субъективность не может выделиться из коллективного сознания партикулярного сообщества). Таковы только некоторые связи между различными формами разума, приведённые для примера – более подробно они будут разобраны в первой главе. Получается, что именно в комплексе взаимных отношений каждой из форм разума с остальными формами и сохраняется единство разума в целом, предполагающее различия, но препятствующее распаду.

В таком случае необходимо найти новые пути взаимных переходов и взаимообогащения между различными формами разума: например, может ли эстетическая форма содействовать на новом уровне выработке идеалов справедливости? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо как раз и обратиться к русскому языку и увидеть в нём предвосхищение иных форм самосознания, чем те, что предполагает субъективность модерна, с её отчётливым приматом познавательного начала над эмоциональным. Этот путь будет обозначен во второй главе. Тут же достаточно отметить, что привлечение языкового сознания русских будет означать нечто большее, чем верификацию теории Хабермаса на материале иного языка: как надеется автор, это придаст ей новый импульс и освободит её от излишнего формализма. Что же касается российской философской традиции вообще, то, хотя Хабермас никогда ею и не занимался (и потому прямые параллели тут неуместны), тем не менее она предвосхитила многие поиски немецкого мыслителя по проблеме такой формы общественной солидарности, в которой личности и общество найдут гармоничное равновесие друг с другом. Однако русская мысль видит здесь один резерв, который пока ещё недостаточно задействован на Западе: это – способность каждого человека к любви в форме агапе. Здесь возникает возможность привлечения нового метафизического измерения – привлечения родовой сущности человечества, но при этом не ставя под сомнения и не отрицая достижения эпохи Просвещения: любовь приводит к обновлению личности и её установок по отношению к миру, другим людям и самой себе. Как конкретно это возможно – в этом состоит одна из тем второй главы монографии. И она выполняет ещё одну задачу – описания патологий позднего модерна, заклю-

166

чающихся в блокировании именно этого пути коммуникативной рационализации, что может повести к «антропологической катастрофе»…

В заключение хотелось бы поблагодарить следующих людей и социальные институты, без которых было бы невозможно осуществление либо доведение до завершения проекта данной монографии:

1. Свою супругу канд. пед. наук Шачину Анну Юрьевну.

Доктора философии, редактора журнала «Kant-Studien» Международного исследовательского Центра Иммануила Канта при университете Майнца (ФРГ) и доктора философии, главы лаборатории «Макаренко-ре- ферат» при университете Марбурга (ФРГ) Гётца Хиллига – за неоценимую помощь в переводе данного текста на немецкий язык.

2.Учёный Совет Мурманского государственного гуманитарного университета и лично ректора нашего вуза доктора философских наук, профессора А.М. Сергеева – за одобрение 2-летней стажировки в Германии и переведение автора на должность старшего научного сотрудника на период стажировки.

3.Профессора философского факультета Санкт-Перетрургского государственного университета, д. филос. наук, бывшего заведующего кафедрой современной зарубежной философии А.С. Колесникова – за его многолетнее научное руководство над исследованиями автора и за все его отзывы, которые сделали возможным пребывание автора во Франкфурте- на-Майне.

4.Фонд ДААД – Немецкую службу академических обменов – за выделенную летом 2010 г. двухмесячную стипендию для стажировки автора в университете Франкфурта-на-Майне.

5.Фонд Александра фон Гумбольдта, финансировавшего пребы-ва- ние автора в Германии в течение периода сентябрь 2010 – июнь 2012 гг. как члена семьи стипендиатки Фонда – моей супруги, а также её саму ещё раз – за возможность пребывать в академической среде университета Франкфурта-на-Майне и Майнца и работать над монографией.

6.Директора Института социальных исследований при университете Франкфурта-на-Майне доктора философии, профессора Акселя Хоннета – за идею самой монографии и несколько плодотворных консультаций, в результате которых текст был сильно улучшен, а также за гостеприимство во Франкфурте в течение 2 лет нашей жизни там всей семьёй.

7.Профессора Юргена Хабермаса – за его книги, которые он мне лично подарил, за его многолетнюю поддержку и искренний интерес к моим научным исследованиям и к моей судьбе вообще и за позитивный отзыв на эту мою монографию.

8.Участников (в 2011–2012 гг.) коллоквиума для молодых учёных и докторантов Акселя Хоннета, особенно – Титуса Шталя, Фридера Фёгельмана, Даниэля Лойка, Юлию Христ, Кристину Лапольд – за дружескую критику и некоторые плодотворные идеи, высказанные на обсуждении тек-

166

ста монографии на заседании коллоквиума 19 мая 2011 г., что имело своим последствием опять-таки серьёзное улучшение текста.

9. Участников коллоквиума для молодых учёных и докторантов Хайнера Клемме, а также самого уважаемого руководителя данного коллоквиума, главу Международного исследовательского Центра Иммануила Канта при университете Майнца профессору Хайнеру Клемме – за моральную поддержку и некоторые интересные идеи, высказанные на обсуждении данного текста на заседании коллоквиума 5 мая 2011 г.

Всем этим людям и социальным институтам автор и посвящает данную свою монографию.

166