учебный год 2023 / Кабрияк, кодификации 2007-1
.pdfФеномен кодификации
суверена, достойного этого имени, чем чувство справедливости и действительное желание, чтобы она царствовала повсюду»1. Очень много веков спустя французские «непрерывные кодификации права» также, судя по некоторым слегка напыщенным заявлениям, отражают чаяния Справедливости, Свободы и Прогресса, торжество которых они призваны обеспечить2.
Оставляя в стороне извечное стремление всех кодификаторов к отмеченным нами идеалам, кодекс может быть также взят в услужение какой-либо определенной идеологией, одним из философ-ско-политических течений, вызвавшим его к жизни. Если задачей любого закона является выражение ценностей породившего его общества, то, когда речь идет о кодексе, его значение в этом смысле, без сомнения, многократно возрастает. Лежащая в основании кодекса философия может быть невидима, существовать в скрытой форме, или может непосредственно проявляться в букве кодекса, его наименовании, отдельных положениях преамбулы, плане или даже в самом содержании правовых норм3.
Скажем, французский Гражданский кодекс предстает носителем идеалов философии Просвещения и Школы естественного права, будучи их техническим воплощением, пусть даже некоторые авторы утверждают сегодня, что эти идеалы скорее оказали влияние на комментаторов Кодекса, чем на сам Кодекс4. Заложенная во французском Гражданском кодексе философия объясняет его влияние на кодексы стран, пожелавших взять на вооружение идеалы Великой французской революции уже в начале XIX в. или даже в большей степени во второй половине столетия, когда демократические идеи получили достаточное развитие. В качестве примеров приведем итальянский Гражданский кодекс 1865 г.5 или латиноамериканские кодексы6. Именно в этом смысле следует понимать восклицание в 1859 г., в разгар либерального возбуждения в связи с итальянским
1J. Bottera, Mésopotamie, V écriture, la raison et les dieux, Folio-Histoire, 1998, p. 306.
2См., например, рассуждения по поводу Кодекса законов о защите прав потребителей: D. Bureau, Remarques sur la codification du droit de la consommation, art. cité,
№1.
3См. далее об атрибутах кодекса.
4См., например: A. Btirge, Le Code civil et son évolution vers un droit imprégné d'individualisme libéral H Revue trimestrielle de droit civil, 2000, p. 1 et s. См. также: X. Martin, Nature humaine et Révolution française, du siècle des Lumières au Code Napoléon, DM M, 1994.
5A. Gambaro, A. Guarneri, Rapport italien // La circulation du modèle juridique français, op. cit., p. 80: «Все это, вкупе с единодушным чувством симпатии к Франции, внесшей решающий вклад в объединение Италии, привело к принятию Гражданского кодекса (1865), близкого аналога французского образца».
6С. Jauffret-Spinosi, Rapport introductifsur l'Amérique latine// Ibid., p. 109 et s., spéc. p.
262
Цели кодификации
объединением, тосканского депутата Монтанелли: «Да здравствует Итальянское королевство, да здравствует король Виктор-Эммануил, да здравствует Кодекс Наполеона!»1 Теми же причинами объясняется тот факт, что почти сразу после обретения независимости Соединенные Штаты вынуждены были повернуть в сторону романо-германской правовой семьи и принять кодексы, выглядевшие неким идеологическим продолжением разнообразных деклараций прав того времени и федеральной Конституции2.
Кодексы канонического права в свою очередь выражают универсальное и вневременное измерение Католической церкви, а также фундаментальные принципы, коими она руководствуется, где главным является принцип Божественного откровения3. Эта миссия проявляется уже начиная с первых неофициальных канонических кодификаций, о чем мы можем судить по сопутствовавшей им иконографии. Например, на средневековых книжных миниатюрах, иллюстрирующих Декрет Грациана, «периодически встречается персонаж с закрытой книгой, лежащей на левом колене, с которой он вступает в некий спиритуальный контакт (это видно по прикосновению пальцев, по специальному элементу рисунка, куда вписаны произносимые слова, и т.д.)», что означает передаваемое Знание4.
Приведем другой пример: французский Уголовный кодекс 1994 г. призван «отразить ценности нашего общества»5, а именно господствующую с середины XX в. философию прав человека6, свидетель-
1 Цит. по: J.-L. Halpérin, Le Code civil, op. cit., p. 140.
2S. Herman, Historique et destinée de la codification américaine // Revue internationale de droit comparé, 1995, p. 708 et s., spéc. p. 710.
3По поводу Кодекса 1983 г. см., например: A. Sériaux, Un code pour l'univers: réflexion sur la codification du droit canonique // Droits, 1996, № 24, p. 125 et s.: «Кто, кроме Церкви,
мог позволить себе такую кодификацию? Всякий кодекс основывается на обобщении: кодифицировать - это создавать творение, одновременно обобщающее и всеобъемлющее.
Ацерковь обладает такими качествами даже в большей степени, чем государство. Она стремится собрать воедино всех детей Божьих, рассеянных по Земле, и подчинить их одному закону - закону любви» (с. 126).
4Книга часто использовалась в качестве символа на миниатюрах, украшавших в Средние века издания Декрета Грациана или Corpus juris civilis (R. Jacob, Images de la justice H Essai sur V iconographie judiciaire du Moyen Âge à l'âge classique, Le léopard d'or, P. 171).
5R. Badinter, Présentation du projet de Code pénal, Dalloz, 1988, p. 11. При этом Р. Ба-
динтер добавляет: «Выраженные в нем уголовно-правовые запреты, содержащиеся в нем наказания должны гармонировать с коллективным сознанием».
6Что касается критики влияния этой философии на новый Уголовный кодекс, см.
работу: P. Poncela, P. Lascoumes, Réformer le Code pénal, op. cit., p. 285 et s.
263
Феномен кодификации
ством чего является немалое число включенных в него предписаний, в частности криминализация преступлений против человечества.
Еще один характерный пример представляют собой кодексы, принимавшиеся в СССР или в других странах Центральной и Восточной Европы в коммунистическую эпоху, когда в них требовалось выразить «демократические принципы»1 официальной философии. Аналогичным императивом руководствуются кодификаторы коммунистического Китая. Так, новый Уголовный кодекс, вступивший в силу 1 января 1980 г., четко обозначает следующие политические цели: обеспечивать диктатуру пролетариата, охранять общенародную социалистическую собственность, коллективную собственность и приобретенную на законных основаниях личную собственность, защищать индивидуальные, демократические и иные права граждан, поддерживать общественный порядок, а также гарантировать успешный ход социалистической революции и построение социализма2. Недалек по духу от коммунистических кодексов был и проект задуманного нацистами и, к великому счастью, так и не увидевшего свет Народного кодекса (Volksgesetzbuch), поскольку здесь индивид также отходил на второй план и уступал место национал-социалистическому коллективу.
Об использовании пропаганды конкретным человеком мы уже говорили3. С таким же успехом она может служить и господствующей в кодексе идеологии, причем формы пропаганды здесь те же самые, в частности обращение к искусствам, помогающим найти для идеологии художественное обоснование. В свое время Поль Мо-ран* справедливо иронизировал над поэтами, призванными властью версифицировать советские кодексы — их эстетический вкус, повидимому, был настолько же сомнителен, насколько сомнителен вкус уже знакомых нам стихотворцев, версифицировавших французский Гражданский кодекс. Моран рисует портрет «красного поэта», чей талант, мягко говоря, оставляет желать лучшего и который «переложил на стихи маршевые ритмы Красной армии, новый Ко-
1V. Koudriavtsev, M. Kxoutogolov, V. Toumanov, Introduction au droit soviétique,
Moscou, Éd. du Progrès, 1987, p. 6.
2Речь о ст. 2 УК Китая 1980 г. (D.T.C. Wang, Les sources du droit de la République populaire de Chine, Droz, 1982, p. 73).
3См. предыдущий параграф.
*П. Моран (1888—1976) — французский писатель, поэт, путешественник, автор ироничных заметок о современной ему жизни. Здесь приводится фрагмент зарисовок о Москве 20-х годов, составивших главу его книги «Галантная Европа» (]925). - Примеч.
пер.
264
Цели кодификации
деке, прейскурант цен на продукты питания, метрическую систему для крестьян и заводские инструкции»1...
Если не касаться более специфических идеалов, присущих определенной и весьма конкретной системе мировоззрения, то думается, что в целом кодексы неразрывно связаны с двумя непреходящими идеологическими движениями, двумя идеологиями, сколь древними, столь и вечно актуальными, - национализмом и модернизмом*.
Поскольку кодексы принимаются преимущественно в рамках политической власти, исходящей от институтов национального государства, кодификация нередко выступает проводником националистической идеологии2, являющейся следствием объединения народа, которое достигается в том числе при помощи самой кодификации3. В литературе вполне справедливо отмечалось, что «испещрив Европу мощными законодательными укреплениями, надежно отделяющими друг от друга национальные цитадели, кодификация представляет собой ключевой момент в развитии юридического национализма»4. Связь между кодификацией и национализмом прекрасно объясняет тот факт, что кодификация стремительнее развивается в странах, обладающих сильным государством, подпитываемым чувством национального самосознания, скажем, в Пруссии XVIII в. или во Франции конца Революции.
1 Je brûle Moscou // L'Europe galante, Les Cahiers Rouges, Grasset, p. 182.
* Понятие «модернизм», обозначаемое во французском языке двумя словами (modernité и modernisme), имеет во французской культурной традиции много значений, подчас сильно расходящихся с тем, что принято называть «модернизмом» в России, причем между самими терминами modernisme и modernité есть немало существенных отличий, плохо поддающихся переводу. Автор использует термин modernité, который, опуская детали, имеет два основных значения: 1) так называемые «новые времена» с присущими им ценностями (прогресс, эмансипация и т.д.), растянувшиеся на несколько столетий (примерно с XVII в.) и противопоставляемые современной эпохе «постмодернизма»; 2) стремление к обновлению («к тому, чтобы быть современным») как одна из мировоззренческих характеристик любого общества безотносительно к хронологии, когда модернизм понимается как антипод консерватизму. Именно в последнем смысле термин модернизм употребляет в контексте своего исследования Р. Каб-рияк. — Примеч. пер.
2О развитии такого рода юридического национализма см., например: R. David, С. Jaurrret-Spinosi, Les grands systèmes de droit contemporain, op. cit., № 50 (в русском переводе см.: Давид Р. Основные правовые системы современности
/Пер. В.А. Туманова. М., 1988. С. 76 (или другие издания). — Примеч. пер.).
3См. об этом выше.
4J.-L. Halpérin, Entre nationalisme juridique et communauté de droit, PUF, 1999, p. 11.
265
Феномен кодификации
Кодификация может также отражать волю к сопротивлению, когда налицо иностранная угроза. В такой ситуации задача кодекса — служить некой преградой, локализующей опасность.
Неприязнь Савиньи к французскому Гражданскому кодексу1 отчасти объясняется все большим и большим ростом в то время немецких национально-патриотических чувств, еще сильнее обострившихся из-за наполеоновского нашествия.
Возьмем другой пример: в середине XIX в. западные державы требуют от Японии прекратить политику сакоку (внешней изоляции страны) и открыть свои границы иностранным государствам. Япония вынуждена уступить и заключить, в частности, в 1858 г. торговые договоры с США, Англией, Францией, Россией и Голландией. Но, будучи абсолютно неискушенным в международном праве, японское правительство соглашается на невыгодные условия, и уже новому правительству надо решать задачу сохранения независимости государства перед лицом угрозы со стороны указанных западных держав. Средством сопротивления иностранной опасности становится социальная и политическая модернизация страны с целью построения национального капитализма, причем на острие копья, защищавшего Японию, парадоксальнейшим образом оказываются спешно принятые кодексы, во многом воспроизводившие кодексы западные2.
Похожая в интересующем нас аспекте ситуация имела место входе бельгийской революции 1830 г., повлекшей независимость этой страны. Новое правительство Бельгии немедленно отменило декрет, предусматривавший вступление в силу с 1 февраля 1831 г. общего для всего Королевства Нидерландов нового Гражданского кодекса, принятого еще в 1829 г. Речь шла об антиголландской национальной реакции бельгийцев, выразившейся в движении в поддержку французского Гражданского кодекса, действующего в Бельгии до сих пор3. Или другой пример: постепенно наросший за целое XIX столетие на французский Гражданский кодекс «символический пласт» позволил ему стать «столь харизматическим олицетворением национального правосознания, что неуемный патриотический дух превратил его даже во второй государственный стяг», нередко взмы-
1 См. об этом выше.
2Y. Noda, La réception du droit français au Japon // Revue internationale de droit comparé, 1953, p. 543 et s.
3 Статья 149 Конституции Бельгии 1831 г. предусматривала его замену собственным кодексом, но она так и не состоялась.
266
Цели кодификации
вавший в сторону Пруссии1. В этом плане симптоматично, что издававшиеся в конце XIX — начале XX в. учебники гражданского права начинались с ранее нехарактерных весьма хвалебных общих отзывов в адрес Гражданского кодекса2. Мысли всех французов были заняты в то время жаждой реванша в борьбе с Германией, а мысли французских юристов — защитой своего Кодекса от восходящей звезды кодификации, коей являлось Германское гражданское уложение (BGB). Альбер Сосель* во введении к «Книге в честь столетия Гражданского кодекса» отстаивал идею, что празднование юбилея «справедливо и патриотично», а Кодекс, по его мнению, есть «знак почвенничества». Далее он добавлял: «Привитый на древе Франции, он пустил свои соки на французскую землю и оплодородил ее»3. Националистическое измерение Кодекса ощущалось также и за пределами ограниченного круга юристов. Так, в Большом универсальном Ла-руссе" утверждалось: «Триумф Гражданского кодекса должен стать отражением французских идей, которым принадлежит будущее, и повсюду, куда проникает подлинная цивилизация, Кодекс должен проникать вместе с ней»4. Как велико расхождение между кодексом, задуманным в качестве некоей общечеловеческой модели гражданского законодательства, и кодексом, едва не превращенным в особую виньетку французской нации, если не сказать — в ее шпагу...
Приведем еще один пример, крайне любопытный тем, что показывает, как связанные с кодексом националистические устремления могут еще более извилистым путем следовать за зигзагами истории. Речь о судьбе французского Гражданского кодекса в Польше. Будучи принудительно введен там в 1808 г., он встретил яростное сопротивление со стороны местного населения, для которого являлся
1A. Esminger, art. cité // RRJ, 1989, p. 162.
2См. учебники Планиоля (1899), Колена и Капитана (1914) (о персоналии М. Планиоля и его учебнике см. наше примечание выше; о персоналиях А. Колена и А. Капитана и их учебнике см. примечание ниже. - Примеч. пер.).
* А. Сорель (1842-1906) - известный французский историк и дипломат,
автор фундаментального труда «Европа и Французская революция» (1885— 1904), действительный член Французской академии. - Примеч. пер.
3Livre du centenaire, op. cit., t. 1, p. XV et XVI.
** Энциклопедии и словари Ларусса — самые известные и солидные во Франции энциклопедические издания, до сих пор регулярно публикуемые издательством «Ла-русс» (Larousse), основанным лексикографом Пьером Ларуссом (I8I7-I875) совместно с Огюстеном Бойером (1821-1896). Здесь цитируется «Большой универсальный словарь XIX века» (в 15 томах),
выпущенный в 1866—1876 гг. — Примеч. пер.
4 Т. IV, v. Code, p. 523.
267
Феномен кодификации
символом иностранной интервенции. Гражданский кодекс остался в Польше в силе едва ли не случайно, в результате Венского конгресса, но уже к концу XIX в. он отчаянно защищается поляками, поскольку рассматривается ими в качестве заслона, ограждающего от угрожавшей Польше русификации1. Кодекс Наполеона был заменен новым польским Кодексом только в 1933 г. в части обязательственного права, а полностью отменен в 1946 г.
Стремление к сопротивлению внешней опасности может проявляться в еще более конкретной форме, когда кодекс защищается как неотъемлемая часть находящейся под угрозой культурной традиции. Такого рода проблемы приобрели особую остроту для государств романо-германской традиции, ощущавших свою изоляцию в окружении Соттоп Law. Примеры Квебека и Луизианы здесь весьма показательны. Желая сохранить собственную специфику, быть может, испытывая даже определенную ностальгию по утраченным связям с Францией, эти государства приняли Гражданские кодексы как символ их своеобразия на англосаксонском культурном фоне. В литературе справедливо отмечалось применительно к Луизиане, что «так же как в словесности или в музыке, когда речь идет о выборе какойлибо определенной правовой системы или присоединении к ней, такой выбор есть в глазах населения культурный символ»2.
Невзирая на вхождение Луизианы в состав США после ее продажи Францией в 1803 г.*, разнообразные луизианские кодексы, принятые в течение XIX в., свидетельствовали и свидетельствуют до сих пор о не-утраченном желании сохранять
иразвивать местную специфику3.
1В. Lewaszkiewicz-Petrykowska, Rapport polonais // La circulation du modèle juridique français, op. cit., p. 448. По свидетельству польских специалистов, «эмоциональное отношение польского народа к Гражданскому кодексу сильно изменилось по сравнению с тем, что сопровождало его введение. Во второй половине XIX в. поляки в целом активно выступали за сохранение Кодекса Наполеона. Этот Кодекс представлял собой единственное существенное институционное отличие между центральными польскими областями и другими территориями Российской империи. В такой ситуации он стал почти символом национального своеобразия польских земель».
2Т.Е. Carbonneau, Les facteurs affectant la codification du droit en Louisiane // Revue juridique et politique Indépendance et coopération, 1986, p. 583.
* Исторически Луизиана, названная так в честь французского короля Людовика XIV, занимала значительную территорию Северной Америки, разделенную в 1762-1763 гг. между Испанией и Великобританией. Именно испанская часть была передана в 1800 г. Франции, а в 1803 г. Наполеон продал ее США, что вдвое увеличило их территорию. На этой территории образовались нынешние 13 штатов США, в том числе штат Луизиана (в
1812 г.). — Примеч. пер.
3A. Levasseur, Les codifications en Louisiane // RRJ, 1986, p. 1 et s., spéc. p. 25 et s.
268
Цели кодификации
ВКвебеке Гражданский кодекс Нижней Канады, вступивший
всилу 1 августа 1866 г., отражал твердое намерение квебекцев противиться применению в Прекрасной провинции (Belle Province) английского права, действовавшего на остальной территории Канады. Последнее пытался навязать Георг III после передачи Квебека Англии на основании Парижского мирного договора 1763 г.* Напротив, когда снизился риск утраты квебекцами своей самобытности, необходимость сохранения местных особенностей меньше тяготела над разработчиками нового Гражданского кодекса Квебека, вступившего в силу 1 января 1994 г. Они даже позволили себе произвести несколько заимствований из Соттоп Law, что выразилось, например, в генерализации ипотеки движимости**, закреплении особых прав супругов в отношении семейного имущества***, увеличении роли доверительной (фидуциарной)**** собственности...1 В то же время новый Гражданский кодекс Квебека остался флагманом франкоязычной культуры, причем таковым его считают даже англо-квебекцы2.
Кодификация, проводимая для спасения какой-либо правовой системы, выражает все те же националистические устремления. Ко-
*Принадлежавшие Франции колонии в Канаде (Новая Франция) были переданы в 1763 г. под контроль Англии после поражения французов в так называемой Семилетней войне. В дальнейшем (1791 г.) произошло разделение франкоязычной Нижней Канады (столица — Квебек) и англоязычной Канады (столица — Онтарио), объединившихся в 1840 г. в единую провинцию, из которой в 1867 г. в рамках Канадской конфедерации выделилась провинция Квебек. - Примеч. пер.
**Речь идет об англосаксонском институте mortgage (см. о нем:
Гражданское и торговое право капиталистических государств / Отв. ред. Е.А.
Васильев. М., 1992. С 239). - Примеч. пер.
***Речь идет о специфическом англосаксонском институте tenancy by the entirety, иногда весьма приблизительно обозначаемом в российской литературе как «общая совместная собственность супругов» (см., например: Шумилов В.М.
Правовая система США. М., 2003. С. 143). - Примеч. пер.
**** Этот институт (fiduciary ownership) также хорошо известен в России как «траст» (trust). — Примеч. пер.
1См. подробнее: R. Cabrillac, Le Nouveau Code civil du Québec // Recueil DallozSirey, 1993, p. 267.
2См. об этом, например: P. Legrand, Le droit comparé, op. cit., p. 54: «Будучи насквозь пронизан нецивилизованностью. Гражданский кодекс Квебека цивилен только по названию (здесь игра слов: civil как гражданско-правовой и civil как гражданский, гражданственный, цивилизованный. — Примеч. пер.). Дело в том, что этот Кодекс построен на сегрегации, или изоляции. Учитывая менталитет выживания, продолжающий характеризовать робкую, малоактивную квебекскую франкоязычную общину, изоляция проявляется, в частности, в изгнании общины англоязычной...» (о персоналии автора этой цитаты - П. Леграна - см. далее. -Примеч. пер.).
269
Феномен кодификации
деке представляет собой самодостаточный и изолированный механизм — правовую форму, которая выглядит более приспособленной для противостояния внешним влияниям, нежели рассредоточенное по разрозненным источникам право.
Так, в отсутствие еврейского государства, видя и понимая связанные с этим сложности передачи оказавшейся в опасности Традиции, Маймонид предпринял в свое время кодификацию иудейского права, рассматривавшуюся им как «стратегия выживания»1.
Точно так же, оказавшись перед угрозой религиозного и языкового увядания под натиском бурно развивавшегося арабизма, великий патриарх коптской Церкви* Габриель II Ибн Турак кодифицировал в XII в. при помощи юриста Садида Ибн Иана церковное право. Эта кодификация явилась прелюдией к Номоканону**, составленному в XIII в. Аль-Сафи Ибн АльАссалем, — сборнику, систематизировавшему коптское право и ставшему чем-то вроде образцового кодекса коптских светских и религиозных правовых норм, который до сих пор действует в Эфиопии***2.
Можно привести и обратный пример (a contrario): в Южной Африке локальное право голландского происхождения так и не было кодифицировано. Это в значительной мере облегчило его вытеснение английским правом3.
В то же время, хотя кодификация, как мы заметили, нередко связана с достижением националистических целей, нельзя абсолютизировать ни эту связь, ни вытекающие из нее последствия, иначе говоря, нельзя упрощать проблему. В литературе справедливо отмеча-
1 С. Leben, Maïmonide et la codification du droit hébraïque // Droits, 1998, № 27, p. 117.
* Копты — этноконфессиональная группа главным образом на территории Египта, исповедующая христианство (монофиситы), имеющая свой коптский язык и считающаяся потомками доарабского населения Египта. В настоящее время, по разным оценкам, составляет от 4 до 7 млн человек (с религиозной точки зрения ныне копты подчиняются Патриарху Александрийскому и рассматриваются как одна из ветвей Православия). —
Примеч. пер.
** Номоканоны — сборники, представлявшие собой симбиоз светских правовых норм, исходивших от государства, и церковных правил, или канонов (термин «номоканон» в переводе с греческого является сочетанием двух слов, одно из которых означает «закон гражданский» (светский), а другое — «церковное правило»). Наиболее известны, особенно в России, византийские номоканоны. — Примеч. пер.
*** Эфиопская Церковь, также принадлежащая к монофиситскому течению, заимствовала коптские религиозные обряды и источники права, но переложила их на амхарский язык. — Примеч. пер.
2 С. Cannuyer, L'Egypte copte, les chrétiens du Nil, Gallimard, 2000, p. 69 et 80.
3CM.: H.R. Hahlo, Hère is the common law (1967). Цит. по: A. Viandier, Légistique comparée, op. cit., p. 41.
270
Цели кодификации
лось, что правовой национализм пустил свои корни задолго до крупной волны кодификаций XVIII и XIX вв. Кроме того, английский пример показывает, что правовой национализм подчас вполне благополучно себя чувствует вообще без всякой кодификации1. С другой стороны, кодификация не помешала юристам XIX столетия отслеживать разнообразные тенденции развития права, простирая свой взор над собственными границами. Более того, кодификация, несомненно, способствовала сближению национальных правовых систем, с определенных пор применяющих похожие модели кодексов; в какой-то мере благодаря почти повсеместным кодифи-каторским усилиям она даже привела к сближению народов, ранее не имевших в этом плане ничего общего. Принятие кодексов упростило распространение содержащихся в них правовых норм, позволяя другим странам изучать их без особых затруднений и иногда брать кое-что себе на вооружение. Циркуляция кодексов, их пересадка на иностранную почву — все это внесло неоценимый вклад в ограничение правового национализма, способствуя развитию некоего общего права. По мнению специалистов, данная тенденция наблюдалась, например, в европейских государствах в течение XIX в.2 или в африканских государствах после обретения ими независимости3. Следовательно, в такой ситуации кодификация вполне обоснованно могла рассматриваться не как препятствие, но, напротив, как необходимая предпосылка осуществления мечты компаративистов XIX столетия — создания общего права, призванного применяться повсюду в мире. Именно об этом писал в свое время Эдуард Ламбер*:
1J.-L. Halpérin, Entre nationalisme juridique et communauté de droit, op. cit., p. 197.
2N. Rouland, Introduction historique au droit, op. cit., p. 286. См. также: J.-L, Halpérin,
Entre nationalisme..., op. cit.; J.-L. Halpérin, L'approche historique et la problématique du jus commune // Revue internationale de droit comparé, 2000, p. 729: «Само распространение кодификации при активном взаимодействии кодексов, не ограничивавшемся одним лишь влиянием Кодекса Наполеона, стало общей страницей истории многих европейских стран».
3См.: R. Degni-Segui, Encyclopédie juridique de l'Afrique // Les nouvelles éditions africaines, t. 1, 1982, p. 459.
*Э. Ламбер (1866-1947) - известный французский цивилист, профессор юридического факультета Лионского университета, один из основоположников французской науки сравнительного правоведения. В 1903 г. он опубликовал монографию
«Функция сравнительного гражданского права* (отрывок из нее здесь цитируется) -
первый серьезный методологический труд в данной области, а после Первой мировой войны основал в Лионе Институт сравнительного правоведения, впоследствии широко известный не только во Франции, но и за рубежом, в частности в США (в становлении Института оказал помощь Р. Паунд), где Э. Ламбера также знают по ряду публикаций на английском языке в крупных американских научных журналах. Кроме того, он автор
271