5. Проблема понятий сделки и недействительной сделки

5.1. Суть проблемы в концентрированном виде может быть выражена следующим образом: если сделка - действие правомерное, то является ли сделкой недействительная сделка, которая недействительна, в первую очередь, именно по причине своей неправомерности (незаконности)? Рассуждения М.М. Агаркова*(33) по этому вопросу проходят в своем развитии два этапа, которые можно условно обозначить как отрицательный и утвердительный.

Этап первый состоит в чисто логическом отрицании проф. Агарковым понятия недействительной сделки как разновидности сделки*(34), которое достигается следующим образом. Если верно, что сделка - действие правомерное и направленное на достижение юридических последствий, а недействительная сделка не влечет тех последствий, на которые она направлена, то спрашивается: каковы у законодателя причины объявлять те или иные правомерные действия недействительными сделками? т.е., не признавать за правомерным действием тех последствий, к достижению которых стремится лицо, его совершающее? Таких причин нет и быть не может, а это означает, что недействительная сделка не может относиться к числу правомерных действий, т.е. не может быть признана сделкой.

Этап второй включает в себя несколько утверждений - логических же выводов из этого отрицания: (1) "термин "сделка" должен быть сохранен лишь для обозначения действий, создающих тот правовой эффект, на который они направлены"; (2) в законе следует говорить о действительности либо недействительности не самой сделки, а "...волеизъявления, направленного на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений..."; "если оно действительно, оно является сделкой"; (3) "оспоримость сделки означает, что сделка не ничтожна, а действительна, но действительна под легальным резолютивным и потестативным условием, а именно, что она не будет оспорена соответствующим лицом", т.е., оспоримые сделки - разновидность сделок действительных, а оспоренные - недействительных.

Возможен и другой вариант снятия обнаруженного ученым противоречия. Используемое советским ГК понятие "недействительная сделка" не может быть противопоставлено понятию "сделки", т.к. последнее является родовым по отношению к первому. Для достижения последовательности в словоупотреблении нужно было бы ввести в оборот понятие действительной сделки, которая, в совокупности с недействительной, образовывала бы общее понятие сделки. В этом последнем случае от сделок вообще следовало бы отнять такую характеристику как их правомерность; ее нужно было бы признавать присущей только действительным сделкам.

5.2. Эта позиция вызвала у И.Б. Новицкого, судя по тону его полемики, бурю возмущения и негодования*(35). Но, прежде чем рассмотреть, как же эти выводы профессор Новицкий разгромил, посмотрим на то, как он их изложил, т.е. (памятуя опыт полемики по проблеме натуральных обязательств), уточним предмет спора.

1) (а) "Проф. Агарков выставил такой тезис: сделка не может быть недействительной, недействительным может быть лишь волеизъявление, посредством которого хотели совершить сделку". (b) "Если действие направлено на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений, но этот результат не достигается, то, по мнению проф. Агаркова, правильнее говорить о недействительности волеизъявления". (с) "Только волеизъявление (а не сделка) может быть действительным либо недействительным (если волеизъявление действительно, оно называется сделкой)".

2) "Проф. М.М. Агарков считает недостатком терминологии Гражданского кодекса, что в нем термин "сделка" употребляется и для обозначения таких юридических действий, которые направлены на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений и действительно приводят к этим последствиям, и для обозначения таких действий, которые направлены на достижение указанных юридических последствий, но на самом деле их не порождают".

3) (a) "Проф. Агарков предлагает употреблять термин "сделка" исключительно для обозначения тех действий, которые не только направлены на определенный юридический результат (установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений), но и порождают такой результат". (b) "Другими словами, с точки зрения проф. Агаркова, сделка не может быть недействительной".

4) "Сделка всегда действительна, но она может быть действительной условно. Так, если она совершена под влиянием заблуждения, обмана и т.п., то потерпевший может ее оспорить, и тогда она утратит силу".

Четыре тезиса, которые И.Б. Новицкий посчитал необходимым подвергнуть критике; два из них - тезисы сложные, если можно так выразиться - составные. Для чего понадобилось разбивать их - первый на три, а второй - на два "подтезиса"? А потому, что они, при всей своем внешнем сходстве, не соответствуют друг другу.

Возьмем тезис N 1: в (а) оппоненту приписывается утверждение, что "...сделка не может быть недействительной, недействительным может быть лишь волеизъявление"; в (b) - утверждение о том, что "...правильнее говорить о недействительности волеизъявления"; наконец, в (с) - опять о том, что "только волеизъявление ...может быть действительным либо недействительным". "Может быть" обозначает "может являться", или "является"; "правильнее говорить" означает совсем другое. В первом случае предлагается вести спор о сути явления, во втором - об его обозначении, о терминологии. То же самое наблюдаем и в тезисе N 3: сначала (а) М.М. Агарков преподносится нам как ученый, "...предлагающий употреблять термин "сделка" (в ином значении, чем это делается теперь), а затем (b) - как автор точки зрения, в соответствии с которой сделка не может быть недействительной. Второй подтезис - вовсе не пояснение первого (как считает критик*(36)), а совершенно иное утверждение. Какой же из этих многочисленных тезисов и подтезисов подвергается критике?

Даже просто сравнивая их с тем изложением, которое выше было сделано нами, и уж тем более - с оригинальным текстом проф. Агаркова, легко заметить, что утверждения о том, что "сделка не может быть недействительной" у М.М. Агаркова нигде не встречается; им ведется речь лишь о терминологии, словоупотреблении, причем - исключительно законодательном. Перевод терминологического спора в понятийный грозит тем же, чем и противоположное действо (см. об этом выше) - угрозой перехода спорящих сторон во внелогическую область. Но, к сожаленью, критике именно этого тезиса И.Б. Новицкий и уделил свое основное научное внимание.

"...Перемещение проблемы недействительности со сделки на волю или волеизъявление надо признать и неправильным и бесцельным" - пишет он (выделение мое, - В.Б.), чем вносит еще одно искажение в рассуждения оппонента, где нет ни слова о "перемещении проблемы" со сделки на волеизъявление и, тем более, на волю! О недействительности воли у М.М. Агаркова не говорится вовсе ничего; стало быть, неосновательными являются и все рассуждения И.Б. Новицкого о том, что "принципиально неправильно заменить понятие недействительной сделки понятием недействительной воли" - они достигают такой цели, в достижении которой, строго говоря, нет необходимости. Что же касается второй части упрека - о перенесении проблемы "со сделки на волеизъявление" - то и тут мы не находим никакого "перемещения", ибо что есть волеизъявление - действие по выражению во вне воли установить, изменить или прекратить гражданские правоотношения - как не сама сделка?

Почему же позиция М.М. Агаркова является "принципиально неправильной"? Потому, - отвечает И.Б. Новицкий, - что "...при этой точке зрения юридические последствия сделки по сути дела включаются в фактический состав сделки. Между тем в сделке, как одной из разновидностей юридических фактов, надо различать сами факты, или фактический состав, и юридические последствия, которые с этими фактами связываются". Первое предложение было бы, несомненно, правильно, если бы, в трактовке проф. Агаркова сделка понималась как действие, направленное на достижение определенных гражданско-правовых последствий и сами эти достигнутые последствия. Но ничего подобного у него мы не находим. Сделка - это действие (юридический факт), а достигнутые им последствия (или факт достижения действием намеченных правовых последствий) - одна из характеристик действия: если их (последствий) нет, то нельзя говорить о том, что совершено действие, являющееся сделкой. Правильно ли второе предложение? Тоже нет, ибо трактовка проф. Агаркова не отрицает необходимости различия и вполне позволяет различить и действие (юридический факт) и его последствия; более того, именно эта позиция наилучшим образом оттеняет юридические последствия как юридически необходимый результат сделки, чем традиционный взгляд, согласно которому последствия сделки предопределяются вовсе не столько волей ее участников, сколько законодательством.

Далее И.Б. Новицкий пишет: "Строгое разграничение фактического состава и юридических последствий необходимо и в недействительной сделке также потому, что нельзя сказать, что недействительная сделка не влечет за собой никаких юридических последствий. Она не приводит к тем правовым последствиям, на достижение которых была рассчитана, но она порождает некоторые другие последствия: обязанность передать полученное по сделке в доход государства, возвратить полученное тому, от кого оно получено, и т.д. Следовательно, недействительная сделка как юридический факт существует". Все правильно. Но ведь М.М. Агарков и не выдвигает тезиса о том, что недействительные сделки не порождают никаких последствий; не отрицает он и того, что недействительные сделки существуют. Порождают и существуют, - вопрос ведь не в этом. Вопрос лишь в квалификации понятия "недействительная сделка", в определении его места в системе гражданско-правовых категорий, институтов и конструкций. По мнению проф. Агаркова недействительные сделки не являются сделками, если под последними разуметь исключительно правомерные действия. В таком случае недействительные сделки - это юридические факты иного рода. Только и всего. Но критики именно этого тезиса (как и тезиса о необходимости различения сделок оспоримых - действительных и оспоренных - недействительных) у И.Б. Новицкого как раз и не встречается.

Ну а почему "перемещение проблемы недействительности со сделки на волю или волеизъявление не только принципиально неправильно..., но ...и бесцельно"? "Потому, - отвечает проф. Новицкий, - что не имеет никакого жизненного, практического значения. Практические последствия сделки, ...нисколько не меняются, будем ли мы говорить о недействительной сделке, недействительной воле или о недействительном волеизъявлении"*(37) (выделено мной, - В.Б.). Совершенно справедливо; с этого мы и начали, указав, что за предложениями М.М. Агаркова терминологического толка И.Б. Новицкий увидел то, чего в них нет и никогда не было - попытку реформирования понятийного ряда цивилистического учения о сделках. Здесь проф. Новицкий все-таки возвращается к точке зрения оппонента. Но в таком случае позволено будет спросить: если проблема только в терминах, то в чем же состояла та самая "принципиальная неправильность", с которой так увлеченно боролся критик?

5.3. Обращает на себя внимание, что ни один из тезисов, выставленных М.М. Агарковым во имя упорядочения терминологии норм Гражданского кодекса о сделках, вовсе не стал предметом критики проф. Новицкого, основные критические выпады которого относятся к утверждениям, не принадлежащим проф. Агаркову. Думается, М.М. Агарков, будь он жив, на это бесстрастно бы заметил: "такой метод полемики не кажется нам плодотворным"*(38). Нам тоже. Чем же объясняется такое заведомое пренебрежение элементарными логическими правилами и приемами ведения научной полемики со стороны И.Б. Новицкого? Исключительно терминологический характер спора, действительно, во многом лишает его научной принципиальности, а значит, вполне достаточно было бы указать оппоненту на это и этим ограничиться. Но в том-то и дело, что действует проф. Новицкий полном несоответствии с этим принципом! по тому полемическому накалу, с которым он обрушивается на оппонента, уж никак нельзя сказать, что дело исчерпывается одной только терминологией. Значит, дело тут в чем-то другом. Тогда в чем? Не претендуя на окончательное решение этого вопроса, позволим себе высказать следующее предположение.

Том, составленный из монографий проф. Новицкого "Сделки" и "Исковая давность", принадлежал как и "Общее учение об обязательстве", к проекту ВИЮН под наименованием "Курс советского гражданского права". Но если фундаментальный уровень исполнения "Общего учения" превратил его из рядового тома учебного курса в ценнейшее научное исследование, то из монографий о сделках и исковой давности, сквозит, что называется, во все стороны, преимущественно учебная направленность. Парадокс заключается в том, что так случилось вовсе не оттого, что эти работы написаны на более низком научном уровне, - вовсе нет; они написаны просто иначе, по-другому. Если в "Общем учении" И.Б. Новицкий явно ставил своей целью разобраться в ряде животрепещущих теоретических гражданско-правовых проблем, то монографии "Сделки" и "Исковая давность" написаны ученым, уже разобравшимся в необходимых вопросах; "Сделки" и "Исковая давность" преподносят читателю выработанное научное знание, уже выстраданные и сформулированные научные выводы, причем, порою даже без необходимой аргументации и объяснения истоков, из которых исходил автор; "Общее учение" такое знание вырабатывает, такие выводы формулирует, что, естественно, исключено без обоснования собственной позиции и критики иных противоборствующих точек зрения. Учебный курс - не самое удачное место для изложения и обоснования новых точек зрения в науке*(39); самое большее, что может себе позволить его автор - так это защиту традиционной точки зрения от нападок оппонентов, чем, собственно, проф. Новицкий и занялся. Кроме того, учебник - совсем не удачный жанр для критики законодателя. Напротив, учебная книга не может не учитывать содержательную сторону правовых явлений, отраженных положительным правом, как и не вправе она игнорировать избранные законодателем терминологические обозначения тех или иных институтов и конструкций. Получается, что самая направленность работы вынудила И.Б. Новицкого принять на себя, быть может, не особенно благодарные, но очень непростые роли - "чтеца" от науки, столь же бесстрастного, сколь в то же время и яростного защитника законодательства и судебной практики его применения.

* * *

Еще раз окидывая взором рассмотренные выше пять случаев научной цивилистической полемики, нельзя отделаться от следующей мысли. Самые радикальные, на первый взгляд, расхождения в трактовке тех или других институтов гражданского права, на поверку сводятся либо к несовпадению взглядов оппонентов по вопросам философского и методологического свойства - а иного в социальных науках вряд ли можно ожидать, либо (после тщательного логического разбора) и вовсе сглаживаются, сводясь к дискуссиям терминологического толка. Об этом всегда необходимо помнить, с одной стороны - читателям, изучающим научное творчество и оценивающим его результаты, а с другой - самим ученым. Первым, прежде выяснения, кто из спорящих прав, кто виноват, необходимо разобраться в предмете спора и поискать его источник. Естественно, спор, который ведется от нехватки профессионального знания или навыков - это случай особый. Но такие споры возникают нечасто; как правило, наоборот, участники научных дискуссий носят имена, весьма известные в научном мире. Значит, и источник таких споров следует искать в чем-то ином. Обнаружив его в сфере философии (мировоззрения) участников дискуссии, или в используемом ими методологическом арсенале, читателям вряд ли имеет смысл заключать о чьей-либо правоте или ошибках. А от ученых, в свою очередь, требуется четко обозначать философские предпосылки, избранные ими в качестве руководящих начал в своих исследованиях, придерживаясь при их проведении строго определенных методов и целей. Только при условии соблюдения этих правил хорошего тона в науке читатели не впадут в безосновательные заблуждения, а оппоненты смогут сохранить беспристрастное и уважительное отношение к работам друг друга. Мелочи? Возможно. Но в конечном счете выиграет гражданско-правовая цивилистическая наука. А это уже далеко не мелочь.

В.А. Белов,

кандидат юридических наук,

доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ

"Вестник МГУ. Серия Право", N 5, сентябрь-октябрь 2005 г.

─────────────────────────────────────────────────────────────────────────

*(1) И 65 лет со времени выхода в свет его монографии "Общее учение об обязательстве".

*(2) И 55 лет со времени публикации его, написанной совместно с Л.А. Лунцем, монографии "Общее учение об обязательстве".

*(3) Оба они заведовали кафедрой гражданского права факультета, хотя и недолго: М.М. Агарков - в 1945-1947 гг., а И.Б. Новицкий - в 1955-1958 гг.

*(4) Констатация того, что один ученый думал так, а другой иначе, нуждается, как минимум, в объяснении, тем более, если речь идет о таких гигантах цивилистической мысли, как М.М. Агарков и И.Б. Новицкий. Ведь довольно трудно допустить, что кто-то из них в чем-то ошибся, чего-то не учел, недосмотрел, забыл, и уж тем более, не знал; конечно, все может быть, но в случае с такими авторитетами это маловероятно. Оснований подозревать кого-то из них в научной недобросовестности или злонамеренном антинаучном умысле тоже не имеется. Тем более, не существует каких-либо причин приписывать расхождения названных ученых во мнениях упрямству кого-то из них или стремлению ввязаться в спор ради самого спора: наука может соперничать с невежеством, но не сама с собою; подобное с подобным не конфликтует, а сотрудничает. Научная дискуссия - сфера не для приклеивания ярлыков, а для выяснения истины.

*(5) В настоящей статье мы уделим внимание проблемам: (1) объекта и содержания правоотношений, (2) обязательств с неимущественным содержанием, (3) цели обязательств как критерии их классификации, (4) санкции в обязательстве и натуральных обязательств, (5) понятий сделки и недействительной сделки. Существуют и другие, в частности - проблема основания возникновения обязательств по заключению публичного договора, гражданско-правового значения плановых заданий (административных актов) - которые мы надеемся рассмотреть в специальных работах.

*(6) См. переиздание указанной работы в "Избранных трудах по гражданскому праву" М.М. Агаркова (Т. I. М., 2002. С. 163-460). Учение об объектах рассматривается, в основном, на стр. 188-197; в дальнейшем при цитировании отрывков с этих страниц конкретные страницы не указываются. Здесь и далее все выделения в цитатах сделаны нами (В.Б.).

Основы своего учения об объектах прав проф. Агарков изложил двумя годами ранее в главе 5 учебника гражданского права (Под ред. Я.Ф. Миколенко. Т. 1. М., 1938). Примечательно, что в следующем двухтомном учебнике гражданского права (Под ред. М.М. Агаркова, Д.М. Генкина. М., 1944) глава об объектах прав принадлежит уже перу другого автора.

*(7) "Взгляд на поведение обязанного лица как на объект господства (и права) в буржуазной науке права является не чем иным, как отзвуком тех времен, когда человек действительно был, как раб или nexus, объектом чужого господства. Применительно к этой эпохе можно противопоставлять человека человеку как объект господства, и тем самым как объект права. Раб и nexus находились в таком положении в отношении хозяина и кредитора, что их нельзя было считать субъектами права... Характерно для идеологии буржуазного общества, что человека (или, что то же, человеческое поведение) продолжают рассматривать как объект чужого права... Буржуазная правовая идеология отражает в этом вопросе фактическое положение дела в странах капитализма, эксплуатацию человека человеком, характерную для всех классово-антагонистических общественных систем".

*(8) См. об этом: Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 38-50.

*(9) Поскольку реагировать на правовое воздействие может только поведение людей, то именно оно и является объектом правоотношений - вот основной тезис О.С. Иоффе. К сожаленью, цель и рамки настоящей статьи лишают нас возможности рассмотреть этот тезис более подробно; ограничимся лишь замечанием, что в этом вопросе мы занимаем позицию И.Б. Новицкого.

*(10) При таком подходе И.Б. Новицкому приходится решить вопрос, которого не может возникнуть у М.М. Агаркова: как не отождествить понятия об объекте обязательственного правоотношения с его содержанием? Для этого, ему приходится объявить содержанием обязательства не действия должника, а их юридическую форму - субъективное право кредитора требовать от должника и корреспондирующую ему юридическую обязанность должника совершить по требованию кредитора определенное действие.

И все же такого смешения И.Б. Новицкому избежать до конца не удалось. Так, в § 5 (п. 2) он пишет: "Содержание обязательства составляют право, правомочие кредитора требовать совершения (или несовершения) должником каких-либо действий и обязанность должника их совершить (или не совершать). Следовательно, "содержание обязательства" отвечает на вопрос, к чему обязан должник по обязательству. Таким образом, содержание обязанности должника сводится или к положительным действиям (что-либо дать, что-либо сделать) или к отрицательным (чего-либо не делать, от чего-либо воздержаться, что-либо терпеть, допускать и т.п.)..." (выделено мной - В.Б.). Без комментариев.

*(11) И далее: "Правоотношение, если исключить понятие объекта, сведется к правам и обязанностям, неизвестно к чему прилагаемым; а если право ни на что не направлено, оно не может иметь жизненного значения, и даже можно сказать, оно не есть право. ...содержание правоотношения не заменит собой объект правоотношения. Это совсем очевидно в праве собственности; ...и в обязательстве содержание правоотношения, т.е. требование, принадлежащее управомоченному субъекту, и обязанность, лежащая на обязанном субъекте (совершить известное действие, воздерживаться от совершения действия), - опять-таки должно быть дополнено указанием, на что именно направлено это требование управомоченного лица и соответствующая праву требования обязанность одного или нескольких других лиц. В необходимости знать (в целях конкретизации отношения), на чем сосредоточивается право субъекта и кроется объяснение того факта, что действительно считается само собой разумеющимся, что наряду с субъектами правоотношения есть и объект правоотношения. ...Безобъектных прав в природе нет. Правоотношение превращается в скелет без живой ткани и утрачивает практическое значение, если из него исключается то, на что направлены права и обязанности, составляющие содержание правоотношения".

*(12) См.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 211-234 (интересующий вопрос - на стр. 215-234); Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 52-60 (интересующий вопрос - на стр. 56-60).

*(13) Новицкий И.Б. Очерки гражданского права: Обязательственное право. Общие понятия. М., 1921. С. 20-31 (§ 3).

*(14) "...Интересы неимущественного характера могут, несомненно, составить содержание обязательства: например, нет оснований сомневаться в действительности договора, по которому наниматель жилого помещения обязуется под страхом неустойки воздерживаться от игры на музыкальных инструментах и т.п., хотя бы никакие имущественные интересы других жильцов ни прямо ни косвенно не страдали от музыки. ...Хозяйственная цель обязательственного отношения сводится к достижению того или иного блага, (телесных вещей, человеческого труда, эстетических ценностей и т.д.)" (Новицкий И.Б. Обязательственное право: I. Общие положения. Комментарий к ст. 106-129. М., 1925. С. 17-18).

*(15) "С этой точки зрения все советское гражданское право, а следовательно, и обязательственное право является имущественным правом". Против такого вывода, да еще и таким образом обоснованного, действительно, трудно что-либо возразить.

*(16) "В силу обязательства одно лицо (кредитор) имеет право требовать от другого (должника) определенного действия, в частности, передачи вещей или уплаты денег, либо воздержания от действия" (ч. 1 ст. 107).

"Если подлежащая уплате неустойка чрезмерно велика по сравнению с действительными убытками кредитора, суд вправе, по просьбе должника, уменьшить неустойку. При этом суд должен принять во внимание: (1) степень выполнения обязательства должником; (2) имущественное положение той и другой стороны; (3) не только имущественный, но и всякий иной, заслуживающий уважения интерес кредитора" (ст. 142).

*(17) Агарков М.М. Избранные труды. Т. I. С. 38 (автор данной части предисловия - С.А. Бабкин).

Логика рассуждения здесь такова. Допустим, мы имеем предписание закона следующего типа: "если наступает такой-то факт, то возникает такое-то обязательство". При этом очевидно, что законодатель преследует какую-то цель. Следовательно, признание юридического (а более конкретно - обязательственно-правового) значения любого фактического обстоятельства, находится в непосредственной зависимости от преследуемых законодателем целей. В области гражданского законодательства такой целью является юридическая охрана законных интересов, осуществляемая посредством их облечения в форму субъективных гражданских прав. Всякий интерес, а значит, и всякое оформляющее его субъективное право, служит определенной цели его обладателя. Получаем замкнутую цепочку: цель законодателя - предписание об обязательственно-правовом значении факта - субъективное обязательственное право (требование) - интерес - цель обладателя субъективного права - цель законодателя. Вынув из нее замыкающее звено (цель законодателя) получим два звена, которые на первый взгляд, не имеют ничего общего, а в действительности, теснейшим образом друг с другом связаны: от цели, ради достижения которой за лицом признается субъективное обязательственное право (требование) напрямую зависит круг юридических фактов, из которых это требование могло бы возникнуть.

*(18) См. § 6 и 8 указ. соч. И.Б. Новицкого и Л.А. Лунца.

*(19) С некоторой натяжкой, но эту же цель можно распространить и на правоохранительные обязательства: по мнению ученого, с их помощью создаются предпосылки для удовлетворения потребностей социалистического общества и его граждан.

*(20) См. об этом § 8 - о классификации оснований возникновения обязательств.

*(21) См. таблицу на стр. 77 "Общего учения об обязательстве".

*(22) Да, на стр. 73 монографии И.Б. Новицкий, в частности, пишет: "...цель действительно является чрезвычайно существенным моментом для обязательства, определяющим содержание обязательства. Цель обязательства это - удовлетворение известного интереса, которым определяется содержание обязательства". Содержание обязательства, а не основание его возникновения! Но в таком случае, классификация, предпринятая в § 8, и иллюстрирующая, что от цели обязательств зависят именно их основания, а не содержание, становится просто необъяснимой. Кроме того, становится непонятным, как же И.Б. Новицкому, усмотревшему зависимость между целями и содержанием обязательства, удалось ни словом не обмолвиться о ней в § 5 - о содержании обязательства?

*(23) Так, говоря об этой попытке, он называет ее стремлением "...провести классификацию оснований возникновения обязательств не по формальным признакам, а по существу, именно в связи с целями в области обязательственного права"; "...когда классификация оснований возникновения обязательств ставится в связь с целью обязательств, эта классификация должна получить действительно жизненный характер"; "мысль связать построение системы оснований возникновения обязательств с отдельными целями ...ценна тем, что благодаря сопоставлению возникновения обязательства с его целью выпукло выступает принципиальное превосходство социалистического обязательственного права по сравнению с обязательственным правом стран капитализма" (Общее учение об обязательстве. С. 73, 75).

*(24) Так, например, при признании существования натуральных обязательств, можно было бы попытаться выявить зависимость между целями обязательства и его характером - цивильным или натуральным. Но не будем додумывать за ученого: ни одного замечания, которое наводило бы на подобную (или иную) мысль о зависимости между целями и санкцией обязательства в работе не содержится.

*(25) Новицкий И.Б. Обязательственное право: I. Общие положения. С. 18.

*(26) Общее учение об обязательстве. § 7.

*(27) Позволим себе заметить, что в таком случае понятие о санкции становится весьма неопределенным (размытым). Видимо, таким и было намерение проф. Новицкого.

*(28) Обязательство по советскому гражданскому праву. С. 247-265.

*(29) Общее учение об обязательстве. С. 66-69. Позднее эта же критика будет повторно изложена им в другой работе. См.: Новицкий И.Б. Сделки Исковая давность. М., 1954 (§ 11 работы "Исковая давность").

*(30) "Обязательство по ст. 401 (натуральное) порождает последствия после того, как добровольно произведено исполнение, т.е. тогда, когда обязательство погашено и когда его незачем санкционировать".

*(31) О нем свидетельствуют и два других высказывания спорящих сторон: М.М. Агарков говорит о санкции, как мере воздействия на должника, являющегося неисправным, а И.Б. Новицкий - как о мере, воздействующей не только на такого (являющегося неисправным) должника, но и на должника, ранее бывшего неисправным в продолжение значительного периода времени.

*(32) Вот это рассуждение (обратим на него внимание еще раз): "...если бы в данном случае вообще не было обязательства, оно (т.е. обязательство - В.Б.) не могло бы служить основанием для платежа". Но почему же основанием для совершения платежа (предоставления) может быть только обязательство? Почему ученый отказывается видеть возможность предоставления по основанию, иному, чем обязательство?

*(33) Статью М.М. Агаркова, в которой он формулирует свои взгляды, - "Понятие сделки по советскому гражданскому праву", см.: Советское государство и право. 1946. N 3-4. С. 41-55 или также в его "Избранных трудах" (Т. II. С. 333-360). Нужно отметить, что в отличии от вопроса о взаимосвязи цели в обязательстве с основаниями их возникновения, в котором М.М. Агаркову принадлежит несомненное и безусловное научное первенство, данные рассуждения уже высказывались в советской литературе: "Сделка есть действие, дозволенное законом. ...Если действие имеет вид сделки, но направлено против закона или в обход закона, то оно не является сделкой" (Перетерский И.С. Сделки. Договоры. М., 1929. С. 6).

*(34) Это очень важно для понимания позиции: дело вовсе не в том, что М.М. Агарков отрицает самое существование недействительных сделок, а в том, что он отрицает их существование как вида сделок.

*(35) См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. § 10.

*(36) На это указывают сочетание "Другими словами", которыми он начинает поясняющее, на его взгляд, предложение.

*(37) А продолжаются эти рассуждения так: "Если же принять во внимание, что советский закон говорит именно о недействительности сделки, то при отсутствии, как это указывалось выше, серьезных оснований для изменения этой терминологии, для введения таких выражений, как недействительность воли, недействительность волеизъявления, такое изменение терминологии закона не вызывается необходимостью и ничем не оправдывается" (выделено мной, - В.Б.). Изменение терминологии закона неосновательно потому что ...отсутствуют серьезные основания для ее изменения.

*(38) Агарков М.М. Избранные труды. Т. I. С. 440, сноска.

*(39) Любопытно, что ради сохранения учебной направленности книги, ее полной корректности и бесстрастности, ученый счел необходимым отмежеваться от некоторых своих прежних взглядов, не отвечающих традиционным представлениям гражданско-правовой науки. Наиболее яркий пример встречается в п. 7 § 1 "Сделок": "Иногда выражают сомнение..., - пишет ученый, - что далеко не всегда ...лица, совершающие сделки, имеют при этом намерение вызвать определенные, желательные для них юридические последствия. Обращают внимание на то, что характер последствий, связываемых законом с тем действием, которое совершает лицо, может быть ему неизвестен. Для лица всегда ясен (и представляет интерес) хозяйственный результат, который, должен последовать от совершения действия; именно к этому хозяйственному результату и направлено его намерение" (выделено мной, - В.Б.). Любопытно, что ученый не указывает, кто же является его оппонентом. Причина ясна: ученый "полемизирует" ...с самим собой! См.: Новицкий И.Б. Обязательства из договоров: Заключение договоров. Дарение. Двусторонние договоры. Договоры в пользу третьего лица. Комментарий к ст. 130-140 и 144-146 ГК. М., 1924, п. 1 § 2.