Учебный год 22-23 / Невзгодина Представительство
.docxПОНЯТИЕ, ПРИЗНАКИ И ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРИРОДА
ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
Е.Л. Невзгодина
Исследуются понятие, специфические черты и юридическая природа представительства как гражданско-правового института.
The concept, specific features and the legal nature of representation as civil-law institute are investigated.
Легального определения понятия «представительство» в действующем гражданском законодательстве нет, как не было его ни в одном из ранее действующих гражданских кодексов. Легальное же определение сущностных признаков гражданско-правового представительства и его цели есть и содержится таковое в п. 1 ст. 182 ГК РФ, в силу которого сделка, совершенная одним лицом (представителем) от имени другого лица (представляемого) в силу полномочия, основанного на доверенности, указании закона либо административном акте публично-правового образования, непосредственно создает, изменяет и прекращает гражданские права и обязанности представляемого.
Интересно отметить, что, обобщив взгляды наиболее известных российских цивилистов своего времени, практически то же определение представительства (в выражениях, характерных для той эпохи) дал представительству более века назад К. Анненков, указав, что представительство – это «заступление одного лица другим перед третьими лицами, когда одно лицо совершает юридическое действие именем другого и вместо другого лица – принципала, вследствие чего и последствия юридической сделки, совершенной им вместо и от имени последнего, т. е. установленные ею права и обязанности, должны относиться исключительно к принципалу, а не к представителю» [1].
Таким образом, цель представительства (а не его определение, как полагают некоторые авторы [2]) – это сделка (иногда и иное юридическое действие), совершаемая представителем с третьим лицом от имени представляемого и с непосредственными для него юридическими последствиями [3].
Что же касается признаков гражданско-правового представительства, то из п. 1 ст. 182 ГК РФ следует, что необходимым и специфическим признаком такового является выступление одного лица от имени другого. Само существо представительства состоит в том, что одно лицо отправляет юридическую деятельность вместо другого, замещая его [4]. Содержание выделенного выражения трактуется в литературе как действие по отношению к третьим лицам, как действие, совершенное при осведомленности третьих лиц о представительном характере действия [5], как юридическое целенаправленное действие, или, наконец, как действие, порождающее непосредственный правовой результат для другого лица.
Думается, что каждая из этих трактовок характеризует выступление одного лица от имени другого правильно, но односторонне. Выступление от имени другого лица являет собой:
действие правомерное и направленное на возникновение определенных юридических последствий (сделка или иное целенаправленное действие);
действие, посредством которого приобретаются и осуществляются права и обязанности другого лица (представляемого);
действие, совершаемое в интересах представляемого;
действие, порождающее непосредственный правовой результат для представляемого;
действие, совершаемое по отношению к третьим лицам;
действие, совершаемое при осведомленности третьих лиц о представительном характере действия.
Таким образом, выступление от имени представляемого – это правомерное действие представителя, совершаемое в интересах представляемого по отношению к третьим лицам, осведомленным о представительном характере действия, и направленное на приобретение или осуществление прав и обязанностей представляемого с непосредственным правовым результатом для последнего.
Иными словами, представительство в гражданском праве характеризуется полным замещением [6] представляемого представителем в процессе совершения тех или иных юридических действий.
В ст. 182 ГК РФ сконцентрированы сущностные признаки представительства, которые в свое время были определены и охарактеризованы Л. Казанцевым. Представительство есть понятие юридическое, – писал Л. Казанцев, – оно состоит в заключении юридической сделки, при этом представитель, заключая сделку, действует вместо принципала; имея основанное «на каком-нибудь правовом моменте» полномочие на то от принципала; заключает сделку на имя принципала и с намерением произвести для принципала такие юридические последствия, какие наступили бы, если бы тот сам её совершал («контрагировал»); представительство «основывается на разделении свойств контрагента и субъекта сделки между представителем и принципалом и на мыслимом соединении обоих этих свойств посредством фикции в лице представляемого» [7]. При представительстве действует один субъект права, но имеется в виду, что в его лице действует другой – представляемый, т. е. «воля, выраженная одним, признается волею другого» [8], что позволяет говорить о «фикции воли» [9], квалифицировать представительство как «искусственный юридический институт» [10].
Статья 182 ГК РФ, указывая сущностные признаки гражданско-правового представительства, в то же время не содержит понятия такового. Это обстоятельство, а также многозначность терминов «представитель», «представительство» в обиходном словоупотреблении нашли свое отражение в науке советского гражданского права, в которой не выработано единого понятия представительства.
Имеющиеся в литературе высказывания относительно юридической природы представительства можно подразделить на две основные концепции: концепция «действия» и концепция «правоотношения».
Концепция «действия», обоснованная В.Л. Рясенцевым и разделяемая рядом ученых, трактует представительство как совершение сделок и иных юридических действий одним лицом – представителем в пределах полномочия от имени другого лица – представляемого [11].
Аргументируя данную концепцию, В.А. Рясенцев указывал, что правоотношение между представляемым и представителем («внутреннее») является лишь одной из предпосылок представительства, но само в состав представительства не входит, поскольку при понимании представительства как правоотношения предпосылка представительства отождествляется с самим представительством. Представительство же налицо лишь тогда, когда представитель действует [12].
Не ясно, однако, что подразумевал В.А. Рясенцев под составом представительства. Если представительство – это деятельность по осуществлению полномочия, то получается, что внутреннее правоотношение не входит в состав этой деятельности. Но правоотношение и не может входить в состав деятельности, напротив, деятельность может составлять содержание последнего: из действий слагаются общественные отношения [13]. Если же представительство рассматривать как единство правоотношений, необходимых и достаточных для достижения цели представительства, то внутреннее правоотношение, напротив, входит в состав представительства, хотя наличия этого правоотношения еще не достаточно для достижения цели представительства, ибо полномочие реализуется по отношению к третьим лицам.
Возникновение прав и обязанностей между двумя субъектами при их реализации по отношению к третьему характерно не только для представительства. Так, субъектами договора комиссии являются комитент и комиссионер, а основные их права и обязанности реализуются в правоотношении между комиссионером и третьим лицом, с которым заключается сделка, предполагая тем самым реализацию и комиссионного правоотношения. Из этого, однако, не следует, что комиссия – это только деятельность комиссионера, а правоотношение между комитентом и комиссионером – лишь предпосылка комиссии.
Вообще, при рассмотрении представительства только как деятельности по совершению сделок невозможно разграничить представительство и сделку, совершаемую от имени представляемого, ибо выражение «совершение сделки» и термин «сделка» в конечном счете тождественны по содержанию. Видимо, это тождество и стало причиной определения представительства в ряде источников как сделки, совершаемой представителем [14]. Очевидно, однако, что сделка, совершенная представителем, и само представительство – не тождественные понятия. Думается, что В.А. Рясенцев был более прав в ранней своей работе, определяя представительство как правоотношение [15].
Изложенное свидетельствует о том, что концепция «действия» не раскрывает должным образом юридическую сущность представительства.
Наиболее правильной представляется концепция «правоотношения», сторонники которой рассматривают представительство как правоотношение, в силу которого правомерные юридические действия, совершенные одним лицом (представителем) от имени другого лица (представляемого), непосредственно создают, изменяют или прекращают для последнего гражданские права и обязанности [16]. Деятельность представителя осуществляется в силу имеющегося у него полномочия и порождает непосредственные правовые последствия для строго определенного лица – представляемого, что предполагает наличие правоотношения по представительству, в рамках которого полномочие возникает и реализуется.
Но признание представительства правоотношением еще не решает проблемы в целом. Необходимо установить место представительства в общей системе гражданских правоотношений и его элементы (субъектный состав, содержание, объект).
Основным и специфическим признаком гражданского правоотношения представительства является то, что в рамках этого правоотношения осуществляется выступление одного лица от имени другого, т. е. юридические действия по отношению к третьим лицам совершаются одним лицом, а последствия их совершения ложатся непосредственно на другое лицо.
Представительство связывает воедино трех самостоятельных субъектов: представляемого, чьи права и обязанности устанавливаются или осуществляются представителем, представителя, который эти права и обязанности устанавливает или осуществляет, и третье лицо, непосредственно по отношению к которому они устанавливаются или осуществляются. В этом плане представительство выступает, по справедливому замечанию О.А. Красавчикова, как средство «юридической трансмиссии прав и обязанностей между представляемым и третьим лицом» [17], т. е. как средство организации, упорядочения (возникновения, изменения или прекращения) определенного правоотношения между представляемым и третьим лицом. Указанный признак является отправным для определения места представительства в общей системе гражданских правоотношений.
Гражданские правоотношения по своему социальному (материальному [18]) содержанию общепринято разграничивать на имущественные и неимущественные. Вопрос о том, какие именно из неимущественных отношений входят в состав предмета гражданско-правового регулирования, является традиционно дискуссионным.
Наряду с господствующим мнением о том, что личными отношениями исчерпывается неимущественная часть предмета гражданского права, в литературе сложилась концепция, согласно которой гражданские правоотношения могут опосредовать и иные, «неличные» неимущественные отношения [19]. Неимущественные гражданско-правовые связи подверглись наиболее полной классификации в работах О.А. Красавчикова, выделяющего, кроме личных неимущественных отношений, отношения организационные, которые призваны как бы обслуживать иные общественные отношения и представляют собой определенное организационно-правовое средство, используемое сторонами в целях упорядочения, нормализации своих основных отношений – организуемых [20]. Точка зрения О.А. Красавчикова была поддержана многими учеными [21].
В то же время существует и мнение о том, что организационные права и обязанности не составляют самостоятельного обязательства, а есть лишь стадия создания имущественных отношений, которые в данный момент еще не установлены. Однако сам факт признания прав и обязанностей, направленных на установление имущественных отношений в период, когда последних еще нет, не отрицает, а, напротив, подтверждает наличие организационных связей в гражданском праве. Что же касается утверждения о том, что права и обязанности, например, по заключению договора, обязательного к заключению для одной из сторон (ст. 445 ГК РФ), составляют лишь стадию формирования имущественных отношений, то оно подчеркивает служебный (вспомогательный) характер организационных отношений (что бесспорно), но не опровергает их реальности и относительной самостоятельности. Не случайно сторонники данной точки зрения должны были признать, что в процессе формирования имущественных отношений (когда они еще не возникли) устанавливаются юридические контакты, имеющие гражданско-правовое значение.
Но юридические контакты между субъектами права и есть правовые связи. В иной трактовке эти контакты становятся непознаваемыми. Можно спорить о том, являются ли организационные отношения «равноправным» компонентом предмета гражданско-правового регулирования или лишь «связкой» в системе имущественных отношений [22], но отвергать их реальность – значит игнорировать действительное положение вещей.
Отношения по представительству не являются имущественными, ибо не опосредуют отношения собственности ни в статике, ни в динамике. Через посредство представителя устанавливаются и осуществляются как имущественные, так и неимущественные правовые связи. Неимущественный характер полномочия (основного элемента содержания представительства), данного на приобретение прав и обязанностей представляемого, очевиден. Но правоотношение представительства не становится имущественным и в случае, когда полномочие дано на осуществление имущественных прав или обязанностей. Имущественное право (или обязанность) представляемого и полномочие на их осуществление не тождественны: последнее представляет собой возможность осуществить первое. На неимущественный характер полномочия указывает и то, что и при осуществлении имущественного права (обязанности) представляемого полномочию не соответствует какая-либо имущественная обязанность (право) ни представляемого, ни третьего лица: права и обязанности, возникшие из сделки, заключенной представителем с третьим лицом, не касаются имущества представителя. Сама по себе связь неимущественных прав и обязанностей, составляющих юридическое содержание правоотношения представительства, с правоотношениями имущественными, выражающаяся в том, что в силу полномочия представитель приобретает и осуществляет имущественные права и обязанности представляемого, отнюдь не превращает неимущественные правовые связи в имущественные.
Положение о том, что наделение полномочием не порождает для представителя каких-либо имущественных последствий, всегда последовательно учитывалось в судебной практике. Рассматривая дело по иску К. к Волковой о взыскании суммы вклада, полученного Волковой по доверенности умершего сына истицы, судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ оставила без изменения решение Воронежского областного суда, удовлетворившего иск, указав, что уполномочие не порождает для поверенного права собственности на имущество и денежные суммы доверителя, полученные поверенным на основании выданной ему доверенности. Аналогичную позицию занял суд при рассмотрении дел по иску Ф. к Петровой и по иску Б. к Кравцову о взыскании денежных сумм, полученных ответчиками по доверенностям, выданным истцами.
На практике иногда оптовые закупочные организации, имеющие договоры купли-продажи или поставки с рядом покупателей, дают им доверенности от своего имени на получение предусмотренного договором товара непосредственно от производителя, с которым у оптовой организации в качестве покупателя заключен договор оптовой купли-продажи или поставки. Получив по доверенности товар и не оплатив его, получатели при предъявлении к ним иска об оплате товара и процентов за просрочку оплаты иногда пытаются ссылаться на то, что они действовали всего лишь как представители, т. е. из их действий юридические последствия могут возникнуть лишь у представляемого (в том числе и обязанность оплатить полученный ими по доверенности товар).
Так, закрытое акционерное общество (ЗАО) предъявило к обществу с ограниченной ответственностью (ООО) иск о взыскании задолженности за сухое молоко, поставленное по договору.
Решением арбитражного суда в удовлетворении исковых требований было отказано. Постановлением апелляционной инстанции решение было оставлено без изменения. В протесте предлагалось решение и постановление арбитражного суда области по делу отменить. Президиум протест удовлетворил по следующим основаниям.
Как видно из материалов дела, между сторонами заключен договор, в соответствии с которым поставщик (ЗАО) должен был поставить покупателю (ООО) сухое молоко, а покупатель – уплатить стоимость товара, в том числе часть в порядке предварительной оплаты, а остальную сумму – в течение 40 дней. В день подписания договора поставщик выдал генеральному директору ООО доверенность на получение товара от молочного комбината. На товарно-транспортной накладной имеется подпись указанного лица, подтверждающая получение им груза.
ЗАО, считая свои обязательства по договору исполненными и не получив от покупателя задолженность за товар, обратилось в арбитражный суд с соответствующим иском, который не был удовлетворен, поскольку согласно доверенности и товарно-транспортной накладной груз был получен для самого истца и он не представил доказательств передачи товара ответчику.
Однако при разрешении спора суд не учел, что действия истца были направлены на исполнение договора и доверенность на получение груза выдана органу юридического лица. Необходимо проверить довод истца о том, что лицо, которому была выдана доверенность, действовало в интересах возглавляемого им юридического лица, хотя и имело доверенность акционерного общества. Получив товар и не сдав его на склад истца, оно тем самым приняло исполнение договора.
Учитывая изложенное, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ решение и постановление арбитражного суда области отменил и направил дело на новое рассмотрение [23].
Будучи неимущественным гражданским правоотношением, представительство характеризуется тем, что в результате его реализации происходит «организация» (возникновение, изменение, прекращение) других правоотношений (между представляемым и третьим лицом), что позволяет отнести его к числу организационных правоотношений.
Гражданские организационно-правовые отношения весьма разнообразны. В то же время они образуют определенную систему и потому поддаются классификации в зависимости от избранного критерия. Исходя из особенностей социального содержания данных правоотношений, О.А. Красавчиков разделил их на четыре вида: 1) организационно-предпосылочные, 2) организационно-делегирующие, 3) организационно-контрольные и 4) организационно-информационные[24].
Достоинство данной классификации состоит в том, что она позволяет наиболее последовательно отграничивать организационные социальные связи от иных общественных отношений, регулируемых гражданским правом, способствует более емкому пониманию организационных отношений, дает возможность четко установить направленность и особенности каждого вида организационных связей.
Место же представительства в общей системе организационных правовых связей, предложенной О.Л. Красавчиковым, может быть установлено только после анализа структуры представительства, что требует отдельного исследования.
НАЧАЛЬНЫЙ МОМЕНТ ТЕЧЕНИЯ СРОКА
ИСКОВОЙ ДАВНОСТИ
Е.Л. Невзгодина
The different versions of the period of claim to bring beginning.
Очевидно, что для того, чтобы правильно определить, истек ли срок исковой давности по конкретному спору, нужно точно установить начальный момент течения срока исковой давности. Иногда бывает так, срок исковой давности ещё и не начинал течь, а суд по требованию ответчика выносит решение об отказе в иске в связи с истечением срока исковой давности.
Например, уехал Иванов в длительную зарубежную командировку, оставив свою квартиру на попечение соседа, а вернувшись через четыре года, узнал, что сосед сразу после его отъезда продал наиболее ценное имущество из квартиры и присвоил деньги. Суд отказывает Иванову в иске, считая, что срок исковой давности истек, поскольку право собственности Иванова было нарушено ответчиком более трех лет назад и он требует применения исковой давности).
Между тем срок исковой давности не обязательно начинает течь с момента нарушения права. В силу п.1 ст. 200 ГК РФ течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. Изъятия из этого правила могут устанавливаться только на уровне федерального закона. В приведенном выше примере срок исковой давности по иску Иванова к ответчику о возмещении стоимости проданного имущества не мог начаться ранее, чем Иванов вернулся из зарубежной командировки и узнал (по крайней мере, именно в это время он должен был узнать) о том, что его вещи отсутствуют, т.е. его право собственности нарушено ответчиком. Именно с этого момента (дня) по его нарушенному праву начинает течь трехлетний срок исковой давности.
В международном торговом обороте, в законодательстве ряда зарубежных стран, как правило предусматривающих более длительные давностные сроки, начальным моментом течения срока исковой давности служит день, когда имело место нарушение права. Бесспорно, что этот момент обычно легче поддается определению, чем субъективное по своей природе осознание правонарушения. Тем не менее, и при таком подходе в случае неясности учитывается прежде всего момент, с которого лицо во всяком случае должно было узнать о нарушении своего права.
Как уже было отмечено, из правила п.1 ст. 200 ГК об определении начального момента течения срока исковой давности с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права, могут быть установлены изъятия – на уровне не ниже, чем уровень федерального закона.
Такие изъятия содержится, в частности, в ст. 181 ГК РФ. Применительно к искам о признании недействительной оспоримой сделки срок исковой давности должен исчисляться со дня прекращения насилия или угрозы, под влиянием которых была совершена сделка, либо со дня, когда истец узнал или должен был узнать об иных обстоятельствах, являющихся основанием для оспаривания сделки, т.е. для признания её недействительной1. Течение срока исковой давности по искам о применении последствий ничтожной сделки начинается со дня, когда началось исполнение сделки (хотя бы одной из её сторон).
На практике нередки ситуации, когда собственнику, у которого похищено имущество и который знает об этом, не известен правонарушитель и, соответственно, он лишен возможности если не предъявить виндикационный иск, то добиться реальной защиты нарушенного права, если у ответчика отсутствует имущество, за счет которого могло бы быть произведено взыскание на основании решения суда, которым удовлетворены исковые требования.
Как определить в такой ситуации начальный момент течения срока исковой давности?
Если обратиться к зарубежному законодательству и практике его применения, то можно найти различные решения соответствующего вопроса. Так, французская судебная практика исходит из того, что право собственности не погашается вследствие его неосуществления, право на виндикацию не прекращается давностью2. Согласно п. 2 ст. 167 ГК Японии, право собственности не имеет погасительной (исковой) давности3. ГК РФ исключил из «юрисдикции» исковой давности лишь негаторные иски, что, как уже было отмечено выше, лишено смысла, не предусмотрев никаких исключений из общего правила о действии исковой давности применительно к другому виду вещных исков – виндикационному. Насколько это целесообразно? В литературе по данному вопросу нет единства мнений.
Одни ученые полагают, что и в этой ситуации срок исковой давности следует исчислять по общему правилу – с момента, когда собственник узнал или должен был узнать о хищении его имущества4, а если ответчик (похититель) станет известен уже по истечении срока исковой давности, суд может восстановить срок исковой давности по правилам ст. 205 ГК РФ5. Однако по правилам этой статьи в её действующей редакции восстановление срока исковой давности возможно только по отношению к истцам-гражданам и по обстоятельствам, относящимся к истцам (их болезнь, неграмотность и т.п.). В приведенной же ситуации речь идет об обстоятельствах, относящихся к ответчику и, кроме того, в таких обстоятельствах могут оказаться не только граждане, но и другие собственники - юридические лица или индивидуальные предприниматели, по отношению к которым восстановление сроков исковой давности не допускается, а решить проблему, предложив им предъявлять гражданские иски в уголовном деле6, не удастся хотя бы потому, что уголовные дела возбуждаются далеко не во всех случаях лишения собственника имущества неизвестным ему правонарушителем.
Другие авторы считают (и их точка зрения представляется более рациональной, реально гарантирующей собственнику защиту его права собственности против посягнувшего на неё правонарушителя), что срок исковой давности по иску собственника в связи с нарушением его права должен течь только с момента установления правонарушителя. Как справедливо отмечал И.Б. Новицкий, «пока собственнику неизвестно, в чьем фактически владении находится его вещь, не может начаться и течение давности срока, хотя о самом факте потери вещи собственнику известно»7. В современной литературе ту же точку зрения убедительно аргументирует С. Сарбаш, полагающий, что «течение срока исковой давности по требованию собственника об истребовании своего имущества из чужого незаконного владения… не может начаться ранее дня, когда собственник узнал или должен был узнать о нарушении его права и о субъекте, являющемся нарушителем права»8.
Неизвестность правонарушителя не тождественна неизвестности местонахождению ответчика. Если истцу неизвестно местонахождение ответчика, и вещно-правовой, и обязательственно-правовой иск к нему может быть предъявлен по месту нахождения его имущества или по последнему его известному месту жительства в РФ (п.1 ст. 29 ГПК РФ). То же правило было закреплено в ранее действовавшем ГПК РСФСР, поэтому приводимый в литературе довод о том, что срок исковой давности по виндикационному иску должен течь уже с момента, когда собственнику стало известно (или должно было стать известно) о нарушении его права, поскольку и по искам из обязательственных правоотношений иногда невозможно предъявить иск по причине неизвестности местонахождения недобросовестного должника9, - не представляется убедительным.