Алексеев, Восхождение к праву

2. Подтверждения парадоксального свойства. Суще-

ствуют, на мой взгляд, безупречные, исторически достоверные фактические подтверждения указанной особенности юридической материи. Это юридические системы Древнего Рима и Англии.

Ведь это только в "золотом веке" римской юриспруденции, во II—III вв, н. э., в сочинениях и сентенциях выдающихся римских правоведов-классиков нормы и принципы римского частного права стали связываться со свободой людей, другими высокими духовными ценностями. Говорилось, в частности, о том, что "Legum servi esse debemus, ut liberi esse possimus" ("Нужно подчиняться законам, чтобы быть свободным") или что "Jus est ars boni et aequi" ("Право — это искусство добра и справедливости"). А до того, чуть ли не тысячелетие, да и поз - же, во время формулирования такого рода сентенций, вся римская юриспруденция сплошь представляла собой бытовую и деловую прозу — споры по имуществу и сделкам, судебные прецеденты по различным категориям юридических дел, обычаи, законодательные сенатские установления и преторские эдикты по отдельным вопросам и так далее. По сути дела, одна житейская и официальная проза, юридическая конкретика и казуистика, к тому же по большей части жестко заформализованная, причем до такой степени, что формуляры и иски, содержащиеся в них юридические конструкции заслоняли реальную правовую жизнь и деловую практику (по одной из древне-

римских сентенций: "Quod non est in actis, поп est in mundo" — "Чего нет в документах, того нет на свете"). И надо же, именно эта многовековая сугубо прозаическая юридическая конкретика, именно она и ничего более стала основанием для приведенных выше и иных суждений правоведов, связывающих право со свободой человека, добром и справедливостью!

И ведь то же самое, притом, пожалуй, в еще более впечатляющем виде, произошло чуть ли не тысячелетие спустя в Англии — процесс, который, начавшись в глубоком средневековье, завершился ныне формированием

развитой юридической системы, отвечающей потребностям современного развитого гражданского общества Великобритании. И там вплоть до нынешнего времени действующая юридическая система — это в основном сплошная "юридическая проза", юридические дела и судебные прецеденты, относящиеся к собственности, наследованию, контрактам, спорам о качестве вещей и услуг, юриди - ческой ответственности за деликты, ко всевозможным юридическим конструкциям. Причем в Великобритании не только нет конституции в современном ее понимании, но и многих других законов, с которыми обычно связывают демократическое развитие (существующие законоположения подобного рода относятся в основном к проблемам публичного права, в немалой мере — средневекового прошлого, касаются пределов власти короля и не формулируют сколько-нибудь общих начал о правах личности, ценностях и принципах демократического права). Определяющие же юридические начала демократичес - кого права по большей части оказались в конечном итоге принципами и идеями, заложенными в действующих юридических реалиях, сформировавшимися и утвердивши - мися в судебной практике, в системе судебных прецедентов (получившей название "общего права"). Да при - том принципами и идеями, дающими о себе знать с такой последовательностью и юридической определенностью, что, по убеждению многих английских правоведов, эти юридические начала "работают" ничуть не хуже, а в чем-то конкретней и надежней, чем общие формулировки законов. Потому-то и нет крайней нужды в их специальном законодательном формулировании, в разработке и принятии в этих целях специального документа высшей юридической значимости, без которого, по мнению многих людей, нет действительной демократии, — конституции.

Но приведенные исторические данные — это не только надежные, на мой взгляд, безупречно точные свидетельства того, что в самой реальной правовой материи действительно заложены высокие правовые начала,

и прежде всего "заданность" на свободу человека, его активность (что, помимо всего иного, предопределяет исключительную специфику правовых понятий, входящих в содержание материи права). Не менее важны эти данные и для понимания того существенного обстоятельства,

что именно в праве свобода людей получает реальный и обеспеченный характер и плюс к тому еще сообразно своей неотделимости от "собственного" содержания права его структуры обретают такие особенности, когда она:

во-первых, существует в виде субъективных прав и, значит, всегда в строго определенных границах ("мере"),

что позволяет отсечь от свободы и активности человека их крайние, негативные проявления, в первую очередь такие, как произвол, своеволие;

во-вторых, выражается в четкой юридической материи, в юридических конструкциях, которые позволяют на практике переключить свободу (произвол) людей в деловую активность, в творческое созидательное дело.

Насколько эти особенности "свободы в праве" имеют принципиально существенное значение для жизни людей, во многом очевидно. И не исключено, что именно сейчас внимательный читатель увидит в указанных особенностях "свободы в праве" решающий пункт в понимании того, что определяет миссию права в судьбе, в будущем человечества.

И хотя более подробный разговор об этом впереди, в следующих главах, представляется важным уже сей - час — пусть в виде всего лишь постановки проблемы — сказать еще и о том, что здесь, по-видимому, могут быть найдены и более впечатляющие приметы основательной миссии права в жизни людей.

Вот факты, которые наводят на подобную постановку проблемы.

Один из них — правовая система Индии. Исходя из укорененности в сложившихся порядках индуистского и исламского права, можно было бы предположить, что навязанное Великобританией этой стране в ходе ее колонизации общее, прецедентное право английского об-

разца имеет временный характер и после обретения Индией независимости (1947 г.), казалось бы, все должно было вернуться на круги своя, колониальное насле - дие — общее, прецедентное право — будет отброшено и в тех сферах жизни, где оно возобладало при колониальном господстве. И тогда, при подобном предположении, всецело, во всех секторах жизнедеятельности (а не только в семейном и наследственном праве) вновь восторжествует коренное индуистское и исламское право.

Но этого не произошло. Общее, прецедентное право английского образца и после 1947 года сохранилось. И, что весьма примечательно, сохранилось по ряду ключевых и перспективных вопросов социальной жизни — собственности, договорных отношений, деликтов. Более того, впитав известные местные нормы и традиции, оно путем издания ряда законодательных актов и использования данных мировой юридической культуры было модернизировано и модернизируется поныне; причем именно в тех направлениях, в которых уже пошло и, можно ожидать, пойдет и в последующем развитие и самого английского права, — большей структурированности, обогащения прецедентного права кодификационными элемента-

ми, другими элементами общей юридической культуры1.

Так что право на индийской земле, нередко определяемое по своей основе в качестве англо-индуистского, достигло довольно высокого уровня развития, кодифицированности, хотя и относится ныне по основным своим

1 Вместе с тем еще до обретения Индией в середине XX в. независимости, несмотря на мнение Тайного совета, "другие судьи приняли дальновидную точку зрения, согласно которой конкретное содержание формулы "справедливость, беспристрастие и добросовестность" можно было каждый раз определять на основе сравнительного и критического анализов развитых правовых систем мирового сообщества. В результате появились многочисленные решения, в которых прекрасно образованные и с широкими взглядами судьи использовали как общее право, так и гражданское, особенно римское право". Хотя, по мнению авторов приведенного свидетельства, "в целом же нормы общего права, вне всякого сомнения, были полностью реципированы Индией, хотя часто и в несколько модифицированной форме..." (см.: Цвайгерт К.,

Кётц X. Указ. соч. Т. 1. С, 340).

382 Часть II. Теория права. Новые подходы

характеристикам к семье общего, прецедентного права англо-американского типа.

К данному добавлю еще один примечательный факт, касающийся другого континента — Африки. Беглые рабы из США, вернувшиеся на свою историческую родину — Африку и основавшие там в 1821 году государственное образование — Либерию, не встали на путь восстановления правовых порядков своей исторической родины — традиционной африканской юридической системы (тем более при чрезвычайной пестроте действующего в Африке обычного права), а принесли с собой начала общего, прецедентного права, причем не только американского образца, но и классического английского типа.

Выходит, что при всей укорененности определенной юридической системы в данной социальной общности, и отсюда в ее, если угодно, глубоко национальном характере, ее начала все же довольно быстро по историческим меркам могут быть восприняты (реципированы) другой социальной общностью.

Но вот вопрос. Спрашивается: когда и в каких случаях это происходит? Ведь и те участки жизни, в которых возобладало право колонизаторов — собственность, договоры, деликты, — это тоже секторы человеческого бытия, также в общем-то относящиеся к глубинным основам жизни общества, к исходным началам естественного права.

Все дело, однако, в том (внимание!), что складывающиеся на этих участках юридические формы, пожалуй, могут быть определены как общецивилизациоиные начала и институты. Они, можно предположить, вообще относятся к числу "нервных центров цивилизации", на их базе человечество и стало развиваться "на собственной основе". И они же, если продолжить только что высказанное предположение, как раз и образуют основные звенья, через которые идет в нынешнее время и только и может идти в последующем модернизация общества.

Вот почему, думается, указанные правовые начала в области общего, прецедентного права, относящиеся к

собственности, договорам, деликтам, являются (по сравнению с традиционными, ранее существовавшими) более прогрессивными, более отвечающими потребностям развивающегося общества, сориентированы на ценности более высокого социального порядка (тем более — как это характерно, например, и для Индии, и для Либерии — когда такого рода правовые начала реципируются вместе с восприятием определенных публично-правовых институтов, государственных форм тоже более прогрессивного характера).

Тут мы, возможно, встречаемся с еще одной стороной тайны права (причем именно в том значении, о котором говорилось в этом параграфе и ранее). Право проникает в самые глубины, толщи народной жизни, органического бытия людей. И вместе с тем нет ли тут еще одного подтверждения ранее не раз отмеченного факта? Того факта, что в праве, в самой его органике, при всей укорененности данной юридической системы в национальный социальный и духовный уклад, существует об-

щая настроенность на идеалы и цели высокого порядка (среди которых на первом месте как раз свобода и творческая активность человека)! А в этой связи — нет ли в праве уникальной особенности, выраженной в органической ориентации на передовые опыт и ценности в сложных процессах развития человеческой цивилизации?

И вот тут, при ответе на только что поставленные вопросы, мы неизбежно, уже на основе фактических данных исторического порядка, вновь вынуждены вернуться к характеристике сокровенного в праве, его тайны. В этой связи, пожалуй, можно констатировать, что органическая способность права "настраиваться" на передовые, прогрессивные формы жизни является довольно сильной и практически реализуемой; и это во многом перекрывает, как свидетельствует современная практика, казалось бы, полярные, на первый взгляд несовместимые юридические построения, характерные для различных правовых семей.

Так что указанная особенность права (если верны высказанные предположения) является, с учетом других его особенностей, поистине поразительной, дающей основания для весьма серьезных выводов в теории права. Надо лишь не сводить рассматриваемую способность права к одним лишь явлениям и процессам сугубо технического, по-современному технотронного порядка. И в прошлом, и сейчас (а еще более, по всем данным, в будущем) то, что относится к глубоким потребностям и интересам людей как разумных существ, не только является основой стойких, неподатливых элементов в правовой жизни, но имеет также и значительный не просто общецивилизацион-

ный, но и глубинный общечеловеческий потенциал, ко-

торому суждено придать праву еще более высокое значение в жизни людей.

4. Несколько "почему?". Подытожим. И притом в виде вопросов, которые позволят перекинуть мостик к следующей части книги.

При более детальном (и вместе с тем обобщенном, теоретическом) анализе материи права обнаруживается ряд поразительно совпадающих моментов, образующих важнейшую сторону собственной логики права. Причем таких моментов, которые при внимательном анализе права очевидны (и о них говорилось во всем предшествующем изложении), и вместе с тем таких, оснований которых в самой материи права как будто бы нет. И на вопрос

"почему?" при попытках найти суть таких оснований сама по себе теория права не дает ответа.

В самом деле, почему в центре юридического содержания (структуры) правовой материи при любом ее построении в самых различных обществах оказываются субъективные права? Почему сама по себе правовая материя, в особенности рассматриваемая под углом зрения юридической логики, ведет к тому, что право раскрывает себя как явление высоко человеческого, гуманистического порядка? А в связи с этим разве нет какой-то загадки в том, что правовая материя сопротивляется, протестует против ее использования в реакционных, иных неадек -

ватных природе права целях? И, напротив, она сама идет навстречу гуманитарным ценностям: оптимально отработанные юридические конструкции с такой легкостью ("с охотой") воспринимают положения, связанные со свободой людей.

Поставленные выше вопросы ("почему?") приобретают еще более основательный характер, если согласиться на основе приведенных данных с тем, что в правовой материи заложена своя "заданность" — цепочки правовых средств объективно выстраиваются в направлении субъективных прав, свободы и активности людей.

Более того, свобода в строго позитивном значении как раз и раскрывается через объективное право и, стало быть, выступает в таком виде и облике (в виде и об-

лике субъективных юридических прав), когда она имен-

но объективным правом "дана". И именно праву "дано" переводить активность людей как разумных существ в творчество, в созидательное дело.

Но если это верно, то наука сталкивается с самой что ни на есть т а й н о й .

Тайной, потому что правовая материя, которая формируется и утверждается в самой что ни на есть "прозе жизни", в практической жизнедеятельности людей, в лабиринтах опыта, в потоке потребностей практики по решению многообразных жизненных ситуаций, сама по себе не содержит оснований, которые бы могли дать удовлетворительный ответ на вышеобозначенные "почему?".

Неужели перед нами нечто мистическое? Или такое, что уходит своими корнями в явления по ту сторону представлений о природе (предположение, не лишенное многих резонов). Но ведь сверхчувственные, трансцендентные начала касаются веры, совести, добра, раскаяния и Бога, а не самой по себе свободы во внешних, практических, по большей части сугубо прозаических отношениях, с которыми имеет дело позитивное право.

Так чем же все лее объяснить, что материя права по самой своей органике имеет некую гуманистическую "заданность" ("заряженность") — целеустремлена к

субъективным правам, свободе, творческой созидательной активности людей?

А отсюда вывод науковедческого порядка. Оказывается, общая теория права (даже высокого порядка, способная обрисовать, казалось бы, самую что ни на есть подноготную правовой материи — особую логику права) не содержит научного инструментария, который бы позволил дать ответ на все обозначенные выше "почему?". И прежде всего раскрыть основания особой логики права, а в этой связи — смысл и предназначение права в жизни людей.

Значит?

Значит, сама суть и научная логика исследования требует того, чтобы обратиться к следующей, наиболее высокой ступени теоретического освоения правовой материи — к философии права.

Часть третья Философско-правовые проблемы

Глава десятая Философия права

в системе юридических знаний

§ 1. Философия права. Общие положения

1. Вершина юридических знаний. По своему месту и значимости в обществоведении философия права представляет собой наиболее высокую по науковедческому уровню ступень теоретического осмысления права, в известном смысле вершину знаний о праве1.

Наиболее общим образом философию права можно охарактеризовать как область знаний о праве в жизни

л ю д е й , в ч е л о в е ч е с к о м б ы т и и , п р и з в а н н у ю д а т ь м и р о -

в о з з р е н ч е с к о е объяснение права, его с м ы с ла и п р е д н а з н а ч е н и я для людей, каждого человека, обосновать его под углом зрения сути челове -

1 По мнению Д. А. Керимова, "предмет философии права можно охарактеризовать как разработку логики, диалектики и теории познания правового бытия" (см,: Керимов Д. А Предмет философии права // Государство и право. 1994. № 7). В другой работе Д. А. Керимов видит перспективы философского осмысления права под углом зрения всеобщих диалектических законов и категорий (см.: Керимов Д. А Основы философии права. М., 1992).

С несколько иных позиций рассматривает философию права В. С. Нерсесянц. Исходя из того, что предметом этой высшей духовной формы познания является "право в его различении и соотношении с законом" (см.: Нерсесянц В. С. Философия права: Учебник для вузов. М., 1997. С. 10 и ел.), он именно под этим углом зрения характеризует основные проблемы философии права.

ческого бытия, существующей в нем системы ценностей. Именно тогда с общефилософской точки зрения удается, как отмечает И. А. Покровский, показать "биение в них (правовых проблемах. — С. А.) живого общечеловеческого духа, ввести их в круг идейных интересов всяко-

го мыслящего гражданина"1.

Таким образом, решающее значение в философии права как вершины юридических знаний имеет ее "мировоззренческий стержень" — мировоззренческое понимание права (по Гегелю, "мыслящая себя идея права", "разумность права"), постижение выраженных в праве ценностей и само право как важнейшая социальная ценность. И поэтому по своим итоговым выводам философия права нацелена на постижение мирозданческой "тайны" права, а отсюда стремится высветить коренные проблемы жизни общества — место и предназначение права в развитии

исудьбе общества, человечества, каждого человека.

2.Два науковедческих уровня. Отмечая некоторые обобщенные характеристики философии права, нужно вместе с тем исходить также из того, что данная область гуманитарных знаний может строиться в д в у х науковедческих плоскостях и соответственно выступать в одном из двух качеств:

—в качестве исконно философской дисциплины, рас сматривающей право под углом зрения и в составе опре деленной универсальной философской системы или си стемы историко-философских разработок;

—в качестве составной части правоведения, фило- софско-правовой области знаний, когда осуществляется (достигает наиболее высокой ступени) общетеоретическая проработка правового материала.

П е р в ы й из указанных уровней философии права вполне закономерен. Право, какое бы значение этой категории ни придавать, представляет собой социальное (или природно-социальное) явление, и любая философская система, претендующая на универсальность, а так-

1 Покровский И. А. Указ. соч. С. 35.

же историко-философские разработки неизбежно включают в поле своего осмысления также и это явление социальной жизни.

Именно здесь возможно формирование специальной философской науки, привлекающей правовой материал, но остающейся в рамках данной системы философских знаний, строго на "почве философии".

Наиболее ярким, выразительным примером осмысления права в контексте универсальной философской системы является философия права Гегеля. При философском истолковании права Гегель, хотя по ряду позиций продолжил и углубил идеи о природно-естественной основе этого феномена, все же в основном сосредоточил мысль на его характеристике с точки зрения сути своего миропонимания — логики объективного духа1. Вот почему, кстати сказать, в гегелевской философии права (она так и названа великим философом "Философией права") столь много уделено места и внимания не непосредственно юридическим явлениям, а широкому спектру категорий: нравственности, моральности, состоянию и развитию духа — всему тому, что позволяет определять обоснованность процессов, действий, поступков, а в более широком плане — обоснованность всего сущего.

По парадоксальным, причудливым зигзагам развития человеческого духа такое воистину философское понимание "права", по всем данным, стало предпосылкой для марксистов, материалистических последователей гегелевской диалектики, о чем с ударением говорили и Маркс, и Ленин (да еще с нацеленностью на "изменение мира"), и отсюда — для формирования такого супернадчеловеческого понимания рассматриваемой категории,

1 По мнению В. С. Нерсесянца, понятие "право" употребляется Гегелем в следующих основных значениях: 1) право как свобода — "идея права"; 2) право как определенная форма и ступень свободы —■ "особое право"; 3) право как закон — "позитивное право" (см.: Политические учения: история и современность. Домарксистская политическая мысль.

3VL: Наука, 1976. С. 462).

которое характеризует коммунистическую революционную идеологию.

Вт о р о й философско-правовой уровень научных знаний о праве выражен в формировании и развитии научной дисциплины, представляющей собой высшую ступень общетеоретического осмысления права, когда сама логика правового материала на основе философских дан-

ных приводит к философскому пониманию права, его смысла и предназначения в жизни людей.

Внастоящей работе философия права строится в соответствии с этим ("вторым") уровнем, когда она предстает в качестве завершающего звена общетеоретических знаний о праве.

А это помимо всего иного означает, что основой и отправным пунктом осмысления права в рамках философ- ско-правовой науки является не действительность в целом, не "все бытие" и тем более не "все сущее" (как это характерно при рассмотрении права в пределах универсальной философской системы), а действительность в тех значениях и пределах, в которых существует право, т. е. с о ц и а л ь н а я действительность, ч е л о в е ч е -

ск о е бытие, определяющие социальную обоснованность (оправданность на началах по формуле "имею право") статуса, поведения, поступков людей. По справедливому утверждению Гегеля, "в праве человек должен най-

ти свой разум... и постигнуть мысли, лежащие в основе права"1.

Здесь, как и в других случаях использования данных философии при теоретическом осмыслении права, научные разработки не покидают "почву права" и являются

характеристиками, выводимыми непосредственно из правового материала, из его сути, специфики и логики.

По меткому выражению Ю. Г. Ершова, в данной плоскости науку "мало интересуют умозрительные конструкции, оторванные от реальных правовых процессов и яв-

лений. В этом смысле философия права как бы "вырастает" на фундаменте всего юридического знания"1.

Отсюда следует, что философия права не есть просто интегрированная сфера знаний (как утверждал автор этих строк в предшествующих работах), охватывающая как философию — по своим основам, так и правоведение — по своему содержанию. Использование философс-

ких данных — общая черта методологии правовой тео-

рии: такое использование дает позитивные результаты на всех ступенях общетеоретических знаний. Но если в аналитической юриспруденции философские разработки дают эффект "философского возвышения" догматического материала, а затем философские данные открывают путь к пониманию особой логики права и в этой связи определяют новые подходы в теории, то здесь, на завершающей фазе теоретического осмысления права, раскрываются его непосредственно философские характеристики, смысл и предназначение права в жизни людей.

Таким образом, философия права как составная часть правоведения — это завершающее звено целостной системы общетеоретических правовых знаний, где реализуются и развиваются на философском уровне данные предшествующих ступеней, в особенности данные о специфической логике права, и на этой основе разрабатывается собственная философско-правовая проблематика.

3. Философия и идеология права. Философия (по-

скольку на деле реализуется ее суть и предназначение), как и всякая наука, призвана строиться безотносительно и независимо от политики, практических целей, тех интересов, во имя которых могут быть использованы философские положения.

От философского подхода к явлениям действительности нужно отличать подход, характерный для идеологии. Последняя, используя данные философии и других отраслей знаний, в том числе политического профиля, связывает свое содержание с определенной группой заданных

4. "Угол зрения" в философии права. При рассмот-

рении проблем теории права уже отмечалось, что при переходе от одного уровня теории ("аналитической ступени" -— юридической догматики) к уровню более высокого порядка ("инструментальной ступени" — собственной логике права) вырисовывается свой "угол зрения", высвечиваются новые грани права, в итоге происходит обогащение всей суммы общетеоретических знаний.

Подобное же развитие общетеоретической проблематики происходит и при переходе на новую ступень — на уровень философии права. Так, по вопросу системы права углубление теоретических знаний позволяет не только зафиксировать сам факт деления известных комплексов юридических норм на отрасли права (аналитическая юриспруденция) и не только определить закономерные связи между ними (теория права инструментального уровня), но и на уровне философско-правовой проблематики увидеть, что общие зоны права, право публичное и право частное, образуют вместе с тем "чистые" основы права в целом [III. 13. 3].

Еще более заметные метаморфозы происходят при рассмотрении на философском уровне соотношения права и власти. Здесь, на философском уровне, право и власть не только предстают в качестве равновеликих социальных институтов [II. 6. 3], но как бы меняются местами. Если на ступени юридической догматики явный приоритет имеет государственная власть, а с точки зрения юридической логики право и власть выступают в качестве однопоряд- ковых явлений, то на "философской" ступени правовые начала уже раскрываются как своеобразная основа иных общественных явлений, в том числе и власти (что является решающей характеристикой в понимании категории "правовое государство").

Нечто близкое — и к тому же прямо-таки строго по диалектическому закону "отрицания отрицания" — происходит при рассмотрении проблемы права и морали. Мораль, которая на уровне догматической юриспруденции как бы возвышается над догмой права (и право в целом подчас вообще трактуется всего лишь как "минимум мо-

рали"), а при освещении логики права, его собственное развитие отдифференцируется, "высвобождается" из-под влияния морали и других социальных регуляторов, здесь, в области философии права, мораль "возвращается" в качестве высших моральных принципов и идеалов, которые вновь, но теперь на новом, более высоком вит - ке возвышаются над правом, определяют его ценность

[П. 16. 2].

В данной части книги при характеристике права под философским углом зрения в этих же, как и во многих других общетеоретических проблемах, "открываются" новые грани, подчас парадоксальные и в чем-то противоположные тем, которые были зафиксированы на уровне аналитической юриспруденции и даже на уровне инструментальной теории (своеобразной юридической логики).

Какие новые грани? Не будем торопиться. О некоторых из них в общем виде уже сказано. Развернутый же разговор об этом впереди. Сейчас важно отметить лишь то, что полное знание о праве, с учетом, разумеется, развития правоведения в данное время, может быть достигнуто только при всестороннем теоретическом осмыслении этого сложного явления в жизни людей на всех ступенях теоретических знаний — и под тем углом зрения, который обусловлен обоими уровнями теории права (аналитической и инструментальной), и тем подходом к юридической материи, который вытекает из философии права.

Весьма важно при этом то, что "завершающая", философская ступень теории позволяет поставить все точки над "i" — ответить на те вопросы, обозначенные ранее как "тайна права" [II. 9. 3], решить которые теория права как таковая (даже на уровне инструментальной концепции) не в состоянии.

§2. Предмет философии права

1."Философское правопонимание" и особенности предмета философии права (постановка вопроса). Свое-

образие проблематики на уровне философии права — все

то, что может быть названо философским правопонима-

нием, во многом сопряжено со спецификой предмета этой области юридических знаний.

На ступени первичных юридических знаний (аналитической юриспруденции, когда общая теория сводится в основном к выведенным за скобки данным отраслевых дисциплин) предмет правопонимания ограничивается главным образом догмой права — формализованными данными о законах, юридических нормах, правовых отношениях, которые необходимы и достаточны для практической юриспруденции. В теории права более высокого порядка — теории инструментальной — понимание права опирается не только на догму права, но и на весь юридический инструментарий, на весь обширный и многообразный комплекс правовых средств, что и позволяет увидеть во всей полноте "свою", собственную, своеобразную логику права.

Здесь же, в философии права, предмет правопонимания еще более расширяет свои границы. Ибо оставаясь в рамках одной только правовой материи (юридической догмы или даже всего арсенала правовых средств), принципиально невозможно раскрыть мировоззренческое значение права, его смысл, его историческое назначение1.

В чем же заключается такое "расширение границ" предмета философского правопонимания?

1 Представляется важным одновременно заметить, что особенности предмета юридических знаний на различных ступенях теоретического освоения права (вслед за особенностями трактовок права непосредственно в философии или под углом зрения той или иной идеологии) объясняют также столь различные, притом по-своему верные определения права в науке, принципиальную невозможность сведения их в какуюто одну-единственную дефиницию.

Во всяком случае, нужно с необходимой строгостью разграничивать, с одной стороны, рабочие, операциональные определения права как системы общеобязательных норм, необходимые и достаточные в области практической юриспруденции, а с другой — определения, призванные в сфере теории права отразить особенности самобытной, уникальной юридической материи или же на философском уровне высветить смысл и предназначение права в жизни людей, человеческого сообщества. Здесь уже в дефинициях на первое место выступают характеристики, указывающие на то, что право выражает начала "свободы", "справедливости" и т. д.

2. Парадоксальность научного подхода. Широкая трактовка "права". Сначала вот о каком моменте принципиальной важности. Как бы широко ни рассматривался предмет юридических знаний и сколь бы велика ни была потребность "выхода" за границы самой юридической ма-

терии, и на уровне философии права, рассматриваемой в качестве отрасли юридических знаний, должна сохраниться п о ч в а п р а в а .

Не парадокс ли? Выйти за границы юридической материи и в то же время оставаться на почве права, в пределах правовой проблематики!

Есть ли выход из такой парадоксальной научной ситуации?

Да, есть. Все дело в том, что наряду с пониманием права в строго юридическом значении (т. е. в значении критерия юридической правомерности, основы и своего рода социального знака того, "кто" и на "что" имеет или не имеет субъективные юридические права) категория "право" может трактоваться и в широком значении.

О таком "широком значении права" в предшествующем изложении уже упоминалось (в частности, при характеристике сложных процессов формирования позитивного права) [II. 6. 1]. Теперь настало время сказать об этом более обстоятельно. Итак, что это за "широкое" значение права?

Дело в том, что слово "право" используется в нескольких смыслах, подчас довольно отдаленных друг от друга плоскостях ("право" как закон, моральное право, обычное право, корпоративное право, право, диктуемое здравым смыслом, "интеллектуальное право" и т. д.). Причем используется везде так, что позволяет оценивать поведение лица с позиций ''имеет или не имеет, оно право поступать определенным образом". И все же, несмотря на разнообразие, отдаленность областей жизни, где используется слово "право", то общее, что характерно для данного слова, выявляет нечто глубинное, существенно важное, сокровенное для права — то, что таится в самой сути права во всех его значениях, в том числе и права в строго юридическом смысле.