Алексеев, Восхождение к праву

о сложной судьбе права и в настоящее время, и в исторической перспективе.

Но при всем при том обнаруживается, по всем данным, определяющая сторона логики права. Это его спонтанное (трудное, противоречивое, но неуклонное) движение от права сильного к праву власти, а затем через право государства к праву гражданского общества — гуманистическому праву.

3. Основания. Сам факт этого феномена — особой юридической логики — вызван к жизни определяющими особенностями позитивного права (о чем в общей форме и в постановочном порядке уже говорилось [II. 4. 2]), а именно:

тем, что, во-первых, позитивное право порождено жесткими требованиями общества на стадии цивилизации (''императивами цивилизации"), обусловливающими необходимость твердости, определенности по содержанию и гарантированности решения жизненных ситуаций — порядка, приобретающего нормативный характер;

и тем, во-вторых, что органически свойственное праву в этой связи долженствование — и это парадоксальная черта юридической материи — едино с наличной реальностью, по нескольким направлениям выходит на реальные жизненные отношения; и именно в таких "выходах" на реальную жизнь, в единении должного и сущего, причем таком, когда реализуется предназначение юридической регуляции, и состоит важнейшая, определяющая черта мира права.

Что это за "выходы"? Здесь два существенных момента.

П е р в ы й из них заключается в том, что долженствование в праве имеет такой характер, в соответст - вии с которым в нем наличествует своего рода заряженность; в нем как бы заложены импульсы напряженности, активное стремление, органическая направленность на то, чтобы реально, фактически существующие отношения стали такими, какими они должны или могут (пред-

почтительно, желательно) быть, и, стало быть, с другой

стороны — чтобы "должное" стало ожидаемым или просто возможным "сущим".

Весьма убедительно своеобразие "должного" в праве показал И. А. Покровский. С его точки зрения, право "есть не только явление из "мира сущего" (из "мира того, что реально есть". — С. А), но в то же время и некоторое стремление в "мир должного"1. Оно "есть не просто социальная сила, давящая на индивидуальную психику, а сила стремящаяся, ищущая чего-то вне ее лежащего"2. В другой работе, написанной уже после октябрьского переворота (но в то время неопубликованной), И. А. Покровский проводит в сущности ту же мысль, утверждая, что иправо стремится стать таким порядком, которому будут следовать не в силу боязни наказания, а просто в

силу сознания его необходимости и разумности... (курсив мой. — С. А)"3.

Здесь, кстати, наглядно проявляются своеобразные черты действующего права (допустим, в отличие от исторических документов — ранее действовавших законов или же от проектов законодательных документов). Юридические нормы издаются и вводятся в действие именно д л я т о г о , ч т о б ы с о д е р ж а щ и е с я в н и х п о л о ж е - ния — о должном и возможном — становились при наличии определенных условий реальностью, фактически воплощались в реальной жизни. "Заданность на реальность" является важнейшей специфической чертой долженствования, характерной для позитивного права (как права действующего).

В соответствии с только что отмеченной особенностью долженствования в праве, в обществе и формируются такие особые средства, связанные с практической деятельностью людей и власти (институты правоохраны,

1Покровский И. А. Указ. соч. С. 60.

2Там же. С. 60. Автор пишет на с. 61: "... всякая норма права предстоит нашему сознанию не только с точки зрения ее "д а н н о с т и", но и с точки зрения ее "д о л ж н о с т и"; мы не только стремимся ее познать как она есть, но в то же время оценить, как она должна быть".

3Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 232.

I

правосудия, исполнения юрисдикционных решений и др., словом — правовые средства), которые предназначены для того, чтобы положения юридических норм претворялись в жизнь, становились реальностью.

И в т о р о й существенный момент. То "должное", которое характерно для юридических норм, призвано и в изначальном своем виде, и в процессе перехода в фак-

тическую действительность реализовать предназначение права, в том числе — с регулятивной стороны. И значит, помимо всего иного, обеспечить предельную определенность складывающихся фактических отношений, а также прочность, надежность гарантий и преимуществ, которые дает право людям.

Не упустим из поля зрения и то, что для мира права характерна и такая наличествующая реальность ("сущее"), отличающаяся зримыми, осязаемыми внешними характеристиками, как законы, другие источники, с которыми сопряжены само бытие позитивного права, а главное — его структурные особенности ("внутренняя форма"), "тело", "вещество" материи права.

И вот, когда в ходе общетеоретического анализа удается возвыситься над сугубо догматическим видением права и перед нашим взором предстает вся система правовых средств, а главное — их блоки, "связки" и "механизмы", картина права существенно меняется. Она не только высвобождается из пелены одних только "норм" (и привязки к потребностям текущей юридической практики), но и качественно обогащается, обретает новые грани и краски. Тогда-то и оказывается, что в такого рода блоках, "связках" и "механизмах", рассматриваемых и в статике, и в динамике, как раз и обнаруживаются важнейшие проявления особой, во многом уникаль-

ной логики.

Ибо в указанных блоках, "связках" и "механизмах" отдельные юридические явления находятся в таких соотношениях, которые призваны закономерно и неуклонно вести от должного, которое только записано в норма-

тивных документах, к фактически реальному, и отсюда "превращать" это формально должное в реальность. Причем — в такую фактическую реальность, в которой реа-

лизуются достоинства юридической формы, ее способность обеспечить строгую определенность складывающихся отношений, их прочность и надежность.

Тут-то и выясняется, что если даже выделить в "картине права" ее ключевой сюжет и элемент — юридические нормы, то они не могут не быть "заряженными" правоотношениями, а те в свою очередь — "заряженными" актами реализации. Потому-то в своей последовательной связи они и образуют своеобразную логическую цепь — механизм правового регулирования. Такая же своеобразная юридическая логика обнаруживается в других "связках" правовых явлений (в особенности в связке "доз- воление-запрет").

4. Логика права — разные порядки. "Заданность" или

"заряженность" материи права на реализацию должного в реальность — одна из главных, определяющих черт позитивного права, предопределяющих его особую логику.

В какой-то мере эта черта долженствования в праве отражается на самой его материи, на специфике его субстанции, "тела", и здесь в основном — на его структурных особенностях как объективной реальности. И тут оправданно выделить особые группы правовых явлений, выражающих такую своеобразную (специфического структурного порядка) логику права.

Причем характеристика существующих здесь структурных соотношений важна не только с точки зрения теории, понимания особенностей сложной структуры правовой материи даже на уровне догмы права (наукой в полной мере еще не раскрытой). Здесь есть и существенные практические аспекты, проблемы. Наиболее важные при решении вопросов системы законодательства. С тем, чтобы соотношение между отраслями законодательства, кодексами, законами различных рангов сообразовывалось

не только с требованиями формальной логики, но и логики юридической (например, при решении вопросов о последовательности издания тех или иных законов, их соподчиненности и др.).

Таковы некоторые выводы, отчасти имеющие и практическое значение, которые вытекают из структурных особенностей правовой материи, рассматриваемой даже в пределах одной лишь догмы права.

При широком же подходе, когда перед исследователем предстает не только догма права, а правовая материя в целом, вся система юридических средств, такого рода выводы не только подтверждаются, но и приобретают более выразительный характер, с большей отчетливостью "выдают" свою предоснову — заложенную в правовой материи "заряженность" ("заданность") на то, чтобы юридически должное становилось фактической реальностью.

Это, например, уже отмеченная ранее последовательная связь между юридической нормой, юридическим фактом, правоотношением и его фактической реализацией (послужившая основой для выработки понятий "механизм правового регулирования" и "правовые средства"). В глубоких пластах правовой материи, как становится все более ясным, существует такая логика, которая закономерно ведет "атомы" права от одного звена к другому в цепи правовых явлений, а в конечном итоге — к определенным, как бы заранее "запрограммированным" результатам.

Однако не структурная специфика догмы права и всей системы правовых средств (при всей ее важности и даже, пожалуй, занимательности) должна привлечь наше повышенное внимание. Ведь это только выражение предосновы, т. е. того, что относится к самой сути, стержню логики права, выраженной в материи права (внутренней формы), ее "заряженности" на реальное воплощение должного, присущего юридическим нормам, в фактическую действительность.

Между тем важна сама "суть", сам "стержень". Здесь перед нами по сравнению со специфическими структур-

ными особенностями —иной, более высокий порядок логи-

ки права. И, стало быть, иная (иного порядка) группа явлений в области права, выражающих эту логику.

А основной вопрос здесь такой. Спрашивается: к чему все же ведет в конечном итоге логика права в таком высоком значении? Нет ли в материи права центрального звена, с которым сопряжена такая, высокого порядка логика права?

§2. Центральное звено

1.Об "активном центре" правовой материи. Если правовая материя — это не простое скопище разнообразных регулятивных элементов, не хаотическое их множество, а целостная система — материя права, образующая разнообразные структуры, то неизбежно, что в этой материи существует центральное звено — свой активный центр.

Что же образует такое центральное звено в материи права?

По широко распространенным представлениям, позитивное право, призванное упорядочивать жизнь общества и быть средством налаживания порядка и дисциплины, состоит в основном из строгих юридических обязанностей, запретов, юридической ответственности.

Вдействительности так оно во многом и есть. Запреты, ограничения, императивные обязанности, юридическая ответственность, жесткие процедуры образуют основной массив содержания права, его структуры. В странах с авторитарным режимом власти — массив абсолютно преобладающий. К этому следует добавить, что и на практике, в наших повседневных делах и при решении большинства жизненных проблем наши встречи с правом затрагивают в первую очередь эту, государственно-при-

нудительную, императивную сторону законов, деятельности суда, других юридических учреждений по обеспечению порядка и дисциплины в обществе. Не случайно при обсуждении правовых вопросов речь прежде всего идет о правовом порядке, о законности, о юридической ответственности. Да и само понятие "правовые средства" сложилось в связи с властной, государственно-обеспечи- тельной деятельностью государственных органов.

Но почему же тогда право называется правом? И почему юридические учреждения, даже те, которые обеспечивают действие права и по большей части имеют явно карательные функции, мы все же именуем правоохранительными?

Да потому, отвечу сразу и как раз по существу про-

блемы, что центральным звеном правовой материи (в силу — внимание! — самой ее природы) являются субъективные права, т. е. права, юридические возможности субъектов, физических и юридических лиц, всех участников правовых отношений. В какой-то мере вопреки очевидным фактам, свидетельствующим о превалировании в материи права юридических обязанностей, запретов, ответственности, правовая материя так построена, что ее суть и смысл связаны именно с субъективными правами участников общественной жизни — правами отдельных субъектов. Даже в обществах с авторитарной властью, тоталитарными режимами (хотя бы потому, что властные прерогативы правителя — самого авторитарного — это тоже права).

И в действительности, на деле для людей, для общества важны не сами по себе законы, другие юридические документы, содержащиеся в документах юридические нормы и даже не сама по себе сумма обязанностей, запретов, а то решающее обстоятельство (наряду с другими), что юридически реального "дают" эти нормы. Каковы тут права, т. е. юридические возможности, какие это возможности, каков их объем, порядок осуществления и все другое, что касается юридических возможностей данных субъектов. А уж в этой связи — и все то, что

касается обязанностей, запретов, мер ответственности, защиты и т. д. И главное, что напрямую касается субъективных прав, — их юридические гарантии. Стало быть, надо видеть в сути и предназначении права самое глубинное, исконное: право — потому и "право", что оно (закрепленное в законах и выраженное в юридических нормах) говорит о правах.

Значит, субъективные права, т. е. правомочия, юридические возможности, которыми обладают конкретные субъекты, вместе с соответствующими гарантиями — это и есть своего рода активный, узловой центр содержания права, его структуры (именно как права!). К нему, этому активному, узловому центру, стягиваются все нити правового регулирования, все частицы, "атомы" правовой материи, из которых в совокупности складывается исконное правовое содержание, его структура.

И именно здесь, в отношении субъективных прав, центрального звена правовой материи, и строится правовая логика высокого порядка. Право по самой своей природе, своей органике отличается таким построением и такой целеустремленностью, когда все компоненты, из которых складывается юридическая система общества (от правовых положений, принципов и норм конституции до процессуальных институтов), строятся применительно к правам и их гарантиям, как бы подстраиваются к ним. И с этой точки зрения все другие компоненты права, также в высшей степени важные (юридические обязанности, запреты, правовая ответственность, процессуальные формы деятельности и др.), при всей их самостоятельной значимости имеют одновременно в известной мере подчиненный характер, ориентированный на права субъ - ектов.

Конечно, изложенные ранее соображения — соображения идеального порядка, характеризующие позитивное право "по идее", по его исконной сути и логике, по тому началу, которое, по словам П. И. Новгородцева, лишь "постепенно осуществляется в истории".

И, конечно же, в реальной действительности система прав и обязанностей, других правовых элементов строится по-разному, в зависимости от особенностей данного общества — экономических, политических, духовных, от особенностей его политического режима.

Самое горестное, что здесь надлежит сказать, заключается в том, что при большом разнообразии возможных вариантов основным типом построения правовых средств и механизмов за многотысячелетнюю историю человечества фактически является такой, который характерен для обществ, где доминируют антидемократические, зачастую прямо авторитарные, тиранические режимы власти и где в соответствии с этим право имеет сугубо силовой характер (право сильного, кулачное право, право власти). И в данном случае — общие черты и потенции, "по идее" заложенные в правовой материи, не в полной мере раскрываются или реализуются однобоко, в уродливом виде, деформируются. В общем, перед нами оказываются еще не развернувшиеся, неразвитые или ущербные юридические системы. Системы с еще не развившейся или с нарушенной, деформированной логикой их содержания, втянутые в систему отношений авторитарного или тиранического общества. Такого рода юридические системы нередко вообще выступают в виде "имитационных", или таких, где в основном существует "видимость права".

Но как бы то ни было, право всегда остается правом. И

соответственно этому центральным звеном правовой материи неизменно остаются субъективные юридические права. Не случайно в области права, при всех сложностях различных юридических построений, типов и моделей юридического регулирования, буквально все, можно сказать, "закручивается" вокруг субъективных прав. Например, при рассмотрении типов правового регулирования, наряду с общедозволительным типом ("дозволено все, кроме запрещенного законом"), выделяется разрешительный тип ("запрещено все, кроме дозволенного законом"). И сразу спрашивается — почему "разре-

шительный", а не "запретительный"? А потому, что сообразно правовой логике и тут главное — субъективные права, пусть и предоставляемые в разрешительном порядке.

Точно такие же выводы следуют из характеристики моделей правового регулирования — диспозитивной (ее элементы: "субъективное право + юридические гарантии") и обязывающей ("правовая обязанность + юридическая ответственность"). Показательно при этом, что, на первый взгляд, эффективность и надежность правовых средств обязывающей системы ("обязанность + ответственность") весьма высоки. Но при внимательном анализе оказывается, что наиболее эффективна оказывается другая модель построения правовых средств — диспозитивная, дозволительная, основанная на субъективных правах и гарантиях. В условиях прогрессивного развития общества диспозитивная система включает в решение социальных задач интерес участников общественных отношений ("исполнителей"). И правовые средства данной группы ("право + гарантия"), рассчитанные именно на такое включение интереса людей, обеспечивают тем самым высокую степень результативности.

В связи с приведенными выше соображениями о ключевом звене в юридическом регулировании оказывается необходимым уточнить некоторые положения о материи права вообще.

Материя права (выраженная и в юридической догме, и во всей системе правовых средств), представляя собой особую социальную реальность, отличается комплексом специфических свойств, "своей" логикой — тем, что она и м е е т ц е н т р а л ь н о е з в е н о — с у б ъ е к - т и в н ы е п р а в а . Эта черта позитивного права (под углом зрения ее центрального звена) является одной из решающих, призванных предопределить наше, людей, отношение к позитивному праву, саму возможность его использования в практической жизни, пределы и перспективы такого использования.

Речь при этом, разумеется, идет не только о попытках политической власти использовать позитивное право в решении тех или иных произвольно заданных целей, идеологических задач или капризов самовластного правителя. И не только о произвольном толковании и фактическом применении действующих юридических норм (т. е. о том, что лежит в основе распространенного и в принципе верного убеждения — "закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло"). Во всех указанных случаях право, "подчинившись правителю" (как и человек, оказавшийся в положении придворного служителя, скажем, "придворного правоведа"), утрачивает свои исконные качества, становится убогим и униженным отпрыском — всего лишь "правом власти", не более чем юридизированным придатком этой самой власти, ее самовластных деяний, прикрываемых ореолом права.

В данном случае речь идет главным образом о самой правовой материи, о своего рода "фактуре" права, о его инструментальном построении, юридических конструкциях, объективно складывающихся структурах, в центре которых — пусть и "по идее" — субъективные права. Именно здесь, в такого рода ракурсе понимания юридической материи, ее использовании (например, в целях "строительства социализма и коммунизма", "решения этнических, расовых задач" или же в подчинении гражданского права задаче "контроля за частными сделками", или подчинении процессуальных юридических форм установке на "беспощадную борьбу с врагами") кроется то, что может быть названо "насилием" в отношении объективных "непокорных" реалий. И то, что с неумолимой неотвратимостью приводит — как и любое насилие над объективными реальностями — к отрицательным последствиям. В данном случае приводит, да и не может не привести, к деформации юридической материи, порой к одной лишь видимости права, иллюзорному праву или к такому причудливому и коварному образованию, которое выражено в "византийском праве". Ко всему тому, что не толь-

ко не дает ожидаемых результатов, но и порождает новые трудности и беды.

2.Новая (парадоксальная) грань долженствования

вправе. То обстоятельство, что субъективное право занимает центральное положение в правовой материи, —

факт высокого научного значения, который играет реша-

ющую роль при характеристике особенностей позитивного права, его места и роли в жизни людей.

Но понимание этого высокого значения может быть

вполной мере достигнуто тогда, когда мы выйдем за пределы одной только догмы права (в рамках и на материалах которой до сих пор в основном рассматривались субъективные права) и обратимся ко всей системе правовых средств. При таком широком подходе выясняется, что вовсе не случайно самые глубины и своего рода сквозной стержень правовой материи образ ует "трои - ца" — позитивные обязывания, запреты и дозволения, а

первое место в этой "троице" — и это тоже закономерн о

— з а н и м а ю т ю р и д и ч е с к и е д о з в о л е н и я , к о т о р ы е

предопределяют и сам феномен субъективного права, и его центральное (по логике) положение во всем комплексе элементов материи права.

Тогда-то и оказывается, что своеобразная юридическая логика во многом связана не только с "заряженностью" права "на реальность", но и с юридическими дозволениями. И значит, наряду с ранее отмеченными особенностями есть еще один аспект долженствования в праве, на что, к сожалению, даже последовательные сторонники нормативизма не обращают внимания (хотя здесь — одна из принципиально важных черт права, намечающих путь к пониманию самых его глубин, его смысла).

Это то обстоятельство, что долженствование в праве охватывает не только, а при развитых юридических формах, при демократическом режиме даже "не столько" свои прямые юридические аналоги — предписания (то, что в самом точном значении является "должным", — юридические запреты, а также позитивные обязывания).

Долженствование в праве — прошу внимания! — охватывает также нечто с ним, на первы й взгляд, противоположное, даже несовместимое — д о з в о л е н и я .

Отсюда своеобразие юридической материи, которая и характеризуется тем, что присущее ей долженствование преимущественно выражается в юридических возможностях — в субъективных юридических правах, представляющих удивительный сплав "должного" и "возможного", точнее, такого "должного", которое для субъектов выступает в качестве субъективных прав, т. е. юриди-

ческих возможностей.

Вот почему юридическая логика, притом логика более высокого социального и юридического порядка, дает о себе знать в более сложных связях и соотношениях в области права (нежели в самих по себе структурных его особенностях), в частности, в типах и моделях правового регулирования — наиболее ярких проявлениях принципиальных особенностей мира права. Тех проявлениях, в

соответствии с которыми "сцепления" частиц правовой материи сосредоточиваются вокруг субъективных прав, неуклонно и жестко "ведут" к ним и, значит, "ведут" к статусу и возможностям людей в обществе.

Есть здесь своего рода научное предзнаменование. Даже без углубления в сущность возникающих в данном случае проблем, думается, для исследователя права становится все более ясным, что важно не просто констатировать с классификационной стороны существование типов и моделей регулирования, факт наличия в этих типах и моделях строгих, порой математического типа соотношений. Суть дела заключается в том, что в этих соотношениях отчетливо проступает самое основательное и сокровенное в юридической логике. Логике права высшего порядка. Сложные построения в праве неуклонно "ведут" к тому, что субъективные права и выражающие их юридические структуры призваны стать доминирующими, главенствующими в жизни общества.

Что же здесь получается с теоретической стороны? И прежде всего как понимать с принципиальной стороны

ту отмеченную ранее определяющую черту долженствования, в соответствии с которой именно в позитивном праве "должное" становится "реальным"?

Так вот, "заряженность" ("заданность") материи права тем, чтобы должное становилось реальностью, в данной плоскости, т. е. в плоскости юридических возможностей, заключается не в юридических санкциях, а в обеспече-

нии надлежащего статуса субъектов, высокого уровня гарантий, других условий фактической реализации "возможного" (дозволений, субъективных прав). Такого уров-

ня и такой надежности, когда бы существовал максимум всего необходимого для того, чтобы "реальным" могло становиться не только юридически "должное" — предписанное (запреты, позитивные обязывания), но также сообразно интересам и воле самих субъектов и юридически "возможное" — юридические дозволения, субъективные права.

3. Существенные пункты в жизни права. Та специ-

фическая (юридическая) логика, о которой шла речь в предшествующем изложении, имеет существенное зна-

чение для жизни права.

Причем во всех ее проявлениях — обстоятельство, а отсюда и требование, которое должно быть принято во внимание на всех участках действия права, юридической работы. Не только, что очевидно, в правотворческой работе, при определении последовательности издания законов, в особенности при кодификационной работе (в выделении и конструировании "общих частей", определении структуры кодексов, использовании нормативных обобщений и "связок" между частями правового материала и т. д.). Логика права наряду с правовыми принципами, общими дозволениями и запретами призвана стать не только ориентиром, но и непосредственной и притом высокозначимой основой деятельности в области судебной практики, юридическим императивом при решении судами, другими юрисдикционными органами юридических дел.

В настоящее время эти основания, выраженные в логике права, если и принимаются во внимание, то по большей части интуитивно, по наитию, в силу опыта, основательного профессионализма, спонтанно погружающих специалиста в глубины юридической материи и оснащающих его сокровенными тайнами юриспруденции.

Нередко, к сожалению, такому постижению глубин права препятствуют не только особенности юридической работы, осуществляемой в порядке государственной службы (особенно в обстановке узко понимаемого "приоритета закона"), но и в этой связи отсутствие надлежащей направленности судебной практики. Например, Конституционный Суд Российской Федерации в ответ на аргумент одного из заявителей, утверждавшего со ссылкой на ст. 76 Конституции Российской Федерации о "неконституционности" гражданских законов, не соответствующих Гражданскому кодексу, правильно обратил внимание на то, что "... в статье 76 Конституции Российской Федерации не определяется и не может определяться иерархия актов внутри одного их вида, в данном случае — федеральных законов". Верно и то, что, продолжая эту мысль, Суд отметил: "Ни один федеральный закон в силу статьи 76 Конституции Российской Федерации не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой"1. Однако справедливые соображения о том, что в соответствии с текстом конкретной статьи Конституции (76) "ни один федеральный закон не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой", вовсе не препятствуют тому, что такого рода вывод не следует из логики права, тем более если речь идет о таком законе, как кодекс, по самой своей органике обладающий приоритетной юридической значимостью по отношению к другим законам в пределах отраслевой иерархии норма-

1 Определение Конституционного Суда Российской Федерации по запросу Арбитражного суда города Москвы о проверке конституционности пунктов 1 и 4 части четвертой статьи 20 Федерального закона "О банках и и банковской деятельности" // Российская газета. 13 янв.

2000.

тивных актов (что и в отношении ГК РФ нашло к тому же прямое отражение в ст. 3 Кодекса)1.

Еще в большей мере, чем в сфере практической юриспруденции, логика права должна приниматься во внимание при определении и реализации политики права, сути и направлений правового развития.

Одна из определяющих черт, которая характеризует правовое развитие стран, вступивших (или вступающих) в условия современного гражданского общества, заключается в том, что сквозь невообразимо пеструю реальность юридической жизни, обусловленную множеством разнообразных факторов, проступают центральные пункты, выражающие современные тенденции развития права.

Если пока не затрагивать содержание правового развития, а рассматривать его с сугубо юридической (инструментальной) стороны, то таких пунктов (или наиболее значимых из таких пунктов) два.

Это, во-первых, тенденция, все более дающая о себе знать в демократических странах, в соответствии с которой наряду с обеспечением высокой организованности и жесткого правового порядка на первый план выступают структуры (типы и модели регулирования), которые стро-

ятся на субъективных правах.

И, во-вторых, тенденция сбора, иначе говоря, интеграции оптимальных правовых средств, выработанных и утвердившихся в юридических системах различных юридических типов, в национальном праве стран, в осо-

бенности тех, которые уже значительно продвинулись

1 В таком контексте, возможно, следует понимать следующее положение из приведенного определения Конституционного Суда: "Правильный... выбор на основе установления и исследования фактических обстоятельств и истолкование норм, подлежащих применению в конкретном деле, относятся не к ведению Конституционного Суда Российской Федерации, а к ведению судов общей юрисдикции и арбитражных судов" (Там же). Впрочем, сам факт констатации особого положения отраслевых кодексов в иерархической системе отраслевых нормативных актов, вполне уместный в документах, посвященных конституционной проблематике, мог бы сыграть существенное значение для придания должной направленности судебной практике в соответствии с высокими требованиями современного права, его исконной природой и логикой.

по пути овладения ценностями цивилизаций последовательно демократического, либерального типа.

Этим тенденциям, в особенности второй, будет посвящена заключительная глава третьей части книги.

§3. Тайна права

1.А ведь это "тайна"! Итак, при анализе права с широких научных позиций (не связанном "заданными параметрами") оказывается, что в центре юридической материи, все "пространство" которой будто бы плотно забито запретами, обязанностями, ответственностью, иными реалиями государственно-принудительного порядка,

вцентре этой чуть ли не "милицейско-карательной" материи находятся субъективные права. И, более того, оказывается, что своеобразная юридическая логика от, казалось бы, простейшего и одновременно фундаментального элемента — юридических дозволений — через субъективные права и другие частицы материи права ведет к основополагающим началам, характеризующим место и роль права в жизни людей, в прогрессе и в будущем человечества.

Вчем тут дело?

Казалось бы, и такому парадоксу может быть найдено удовлетворительное объяснение.

Быть может, "появление на свет" позитивного права обусловлено не только и даже не столько самими по себе указанными ранее "императивами цивилизации", требующими твердости, строгой определенности и гарантированности (окончательности, суверенности) решения жизненных ситуаций, возникающих в новых, цивилизационных условиях?

С этой точки зрения принципиально существенным основанием для возникновения позитивного права является то обстоятельство, что здесь (причем как раз через "твердость", "строгую определенность", "гарантирован-

ность") срабатывает сама суть, смысл человеческой цивилизации?

Как будто логика права (в особенности выделенная ранее логика "высшего порядка") дает основания для утвердительного ответа на только что поставленные вопросы.

Но если это так (хотя бы отчасти), то автор этих строк намеренно, отдавая отчет в известной терминологической некорректности приведенной формулы, назвал бы такую характеристику позитивного права сокровенной сутью права. Сутью и одновременно его тайной. Сокровенной сутью и тайной не только по своей значимости и по своей, возможно, неожиданности в соответствии с канонами формальной логики, но и потому, что такого рода характеристика, казалось бы, никак не совпадающая с основным массивом содержания права (юридическими обязанностями, запретами, ограничениями, юридической ответственностью и др.), тем не менее как раз органически заложена в материи права, в том числе,

как это ни парадоксально, в указанном основном массиве. И главное — в соответствии с логикой права эта характеристика проявляется в том, что сама по себе правовая материя "заряжена" (в ней наличествует "заданностъ") на свободу человека, его самостоятельность, творческую активность.

Как так? — невольно возникает вопрос. Ведь императивные решения судейской власти, юридические обязанности, возложение запретов, всякого рода формалистические сложности и все другое, обычно соотносимое с "юридической материей", — явления сугубо деловые, практические, проза жизни. Все это действительно крайне необходимо для твердых решений конфликтов, строгой определенности складывающихся отношений, их гарантированности — всего того, что вытекает из упомянутых ранее "императивов цивилизации". А тут вдруг на тебе — свобода человека, его самостоятельность, активность!

Да, все именно так.