§ 2. Прагматистское правило

394. Принципы, установленные в первой части этого очерка, приводят к методу достижения ясности мышления,

ясности, более высокой, чем "отчетливость" логиков. Ранее было отмечено, что деятельность мышления

возбуждается раздражением, вызванным сомнением, и прекращается, когда достигается верование; так что

производство верования есть единственная функция мышления. Все эти слова, однако же, оказываются слишком

сильными для моих целей. Как если бы я описывал феномены, рассматривая их под неким ментальным

микроскопом. Сомнение и верование, в обычном употреблении этих слов, имеют отношение к религиозным и

прочим важным спорам.

271

Однако в данном случае я использую их исключительно для того, чтобы обозначить исходную точку любой

проблемы, вне зависимости от ее важности или малозначительности, и от ее разрешения. Если, например, в конке я

не могу решить, как мне расплатиться: дать ли одну пятицентовую монету или пять медных одноцентовых монет,

то, пока мои руки тянутся к кошельку, я должен принять решение. Называть при этом данную проблему

сомнением, а принятое мною решение - верованием, означает употреблять слова не совсем подходящим образом.

Утверждение о сомнении как о раздражении, требующем успокоения, предполагает характер, неуравновешенный

почти что до умопомешательства, Тем не менее при скрупулезном рассмотрении вопроса требуется признать, что

если имеегся хоть малейшее сомнение насчет того, как мне следует расплатиться - пятицентовой монетой или же

медью (как, впрочем, оно и должно быть, если только я не действую по какой-то прежде приобретенной

привычке), то хотя "раздражение" и является слишком сильным словом, все же имеет место некоторое напряжение

ментальной деятельности, необходимой для принятия решения о том, как мне следует действовать. Чаще всего

сомнение вытекает из нерешительности, пусть даже и мимолетной, в нашем действии. Иногда это не так. Ожидая

поезда на станции, я убиваю время, читая висящие на стене расписания. Я сравниваю преимущества различных

поездов и маршрутов, которыми я вовсе не собираюсь воспользоваться, и воображаю, что я пребываю в состоянии

нерешительности, но лишь потому, что мне скучно; на самом же деле меня ничто не беспокоит. Притворная

нерешительность, которой я предаюсь ради забавы или же с высокой и благородной целью, играет огромную роль

в осуществлении научного исследования. Откуда бы ни появилось сомнение, оно побуждает ум к деятельности,

которая может быть вялой или энергичной, спокойной или же бурной. Образы быстро мелькают в сознании, одни

переходят в другие, пока наконец - через долю секунды, через час, через долгие годы - все не приходит к концу

и мы не обнаруживаем, что решили, как нам следу-

272

ет действовать в обстоятельствах, вызвавших наши сомнения. Иными словами, мы достигли верования.

395. В этом процессе мы наблюдаем два вида элементов сознания, различие между которыми наилучшим образом

проводится при помощи следующего примера. В музыкальной пьесе есть отдельные ноты и есть мелодия.

Отдельно взятый тон может быть растянут на час или на день, и он целиком и полностью существует как в

отдельно взятой секунде этого времени, так и во всей длительности в целом; так что, покуда он звучит, он может

непрерывно восприниматься нашими чувствами, для которых тогда отсутствует все прошлое точно так же, как и

будущее. Однако он отличается от исполнения мелодии, которое занимает определенное время, в отдельные

моменты которого исполняются только части этой мелодии. Мелодия состоит из упорядоченной

последовательности звуков, которые воздействуют на ухо в отдельные моменты времени; для того чтобы

воспринять всю мелодию в целом, требуется непрерывность сознания, посредством которой нам даются события

потока времени. Конечно, мы воспринимаем мелодию, слыша отдельные ноты; однако нельзя сказать, что мы

непосредственно слышим мелодию, поскольку мы слышим лишь то, что дано в данный момент времени, а

упорядоченная последовательность не может существовать в данный момент времени. Эти два вида объектов -

те, что мы осознаем непосредственно, и те, что мы осознаем опосредованно, - оба обнаруживаются в сознании.

Некоторые элементы (ощущения) целиком и полностью даны в каждый момент времени, пока они длятся, тогда

как другие (такие, как мысли) представляются собой действия, имеющие начало, середину и конец и состоящие в

согласованности с последовательностью ощущений, протекающих через сознание. Они не могут быть даны нам

непосредственно, но должны охватывать определенную часть прошлого или будущего. Мысль есть нить мелодии,

протянутая через последовательность наших ощущений.

396. Мы можем добавить только то, что точно так же, как каждая музыкальная партия может быть расписана по

частям, каждая из которых имеет свою мелодию, точно

273

так же между одними и теми же ощущениями существуют различные системы отношений последовательности.

Эти различные системы отличаются друг от друга по наличию разнообразных мотивов, идей и функций.

Мышление - только одна из таких систем, поскольку его единственный движущий мотив, идея и функция состоят

в том, чтобы производить верования, и все то, что не имеет отношения к этой цели, относится к каким-то другим

системам отношений. Действие мышления может по чистой случайности привести к иным результатам; оно может

служить целям развлечения и среди dilletanti всегда найдется немало тех, кто так извратил мышление ради

удовольствия, что сама мысль об окончательном разрешении заботящего их вопроса кажется им совершенно

несносной, а позитивное открытие, изгоняющее их излюбленный предмет с подмостков литературных дебатов,

встречается ими с плохо скрываемым неудовольствием. Такая наклонность представляет собой крайнюю

распущенность мысли. Однако душа и значение мысли, абстрагированной от других сопутствующих элементов,

таковы, что хотя ее и можно преднамеренно извратить, тем не менее от нее нельзя добиться, чтобы она была

направлена на что-то иное, нежели на производство верования Деятельность мысли своим единственным

возможным побудительным мотивом имеет достижение покоя мысли; и все, что не относится к верованию, не

является частью самой мысли.

397. Что в таком случае есть верование? Это полукаданс, который завершает музыкальную фразу в

интеллектуальной симфонии нашей жизни. Мы видели, что верование обладает тремя свойствами: во-первых, оно

есть что-то, что мы осознаем; во-вторых, оно кладет конец раздражению, вызванному сомнением; и, в-третьих, оно

влечет за собой установление в нашей природе правила действия, или, короче говоря, привычки. По мере того, как

верование кладет конец раздражению, вызванному сомнением, которое является побудительным мотивом

мышления, напряжение уменьшается, а когда верование достигнуто, мышление на мгновение приходит в

состояние покоя. Однако поскольку верование есть правило действия,

274

применение которого влечет за собой дальнейшее действие и дальнейшее мышление, постольку точка остановки

является вто же время точкой начала мышления. Вот почему я позволил себе назвать ее местом покоя мышления,

хотя мышление по существу своему есть действие. Окончательный результат мышления есть акт воления, в

котором мышление больше уже не принимает участия; однако верование есть только этап ментального действия,

некий эффект, благодаря мысли оказывающий воздействие на нашу природу и влияющий на будущее мышление.

386. Сущность верования заключается в установлении привычки; и различные верования отличаются друг от друга

теми различными способами действия, которые они вызывают. Если верования не различаются в этом отношении,

если они кладут конец тем же самым сомнениям посредством производства одних и тех же правил действия, тогда

никакие различия в способе их осознания не могут превратить их в различные верования точно так же, как

наигрывание одной и той же мелодии в разных ключах не превращает ее в разные мелодии. Очень часто

проводятся воображаемые различия между верова-ниями, которые отличаются только по способу выражения; а вот

шум, который при этом поднимается, оказывается вполне реальным. Верить вто, что взаимное расположение

объектов таково, как оно изображено на рис. 1, и при этом верить, что оно таково, как на рис. 2, - это одно и то же

верование; в то же самое время вполне можно вообразить, что кто-нибудь будет соглашаться с первой

пропозицией и отрицать вторую.

Такие ложные различения приносят столько вреда, что он сопоставим разве что с вредом, причиняемым

смешением реально различных верований, и они представляют собой одну из тех ловушек, которых нам следует

постоянно избегать, особенно если мы находимся на почве метафизики. Одна из распространенных ошибок

подобного рода состоит в ошибочном принятии ощущения, вызванного неясностью нашей собственной мысли, за

свойство самого того объекта, о котором мы мыслим. Вместо того, чтобы понять, что эта неясность является чисто

субъективной, мы воображаем, будто созерцаем качество объекта, таинственное по своей природе; и если

впоследствии паше понятие будет дано нам в ясной форме, то мы уже не узнаем его, поскольку оно будет лишено

ощущения непостижимости. Коль скоро обман продолжается, он, ясное дело, ставит непреодолимый барьер на

пути к ясному мышлению; так что противники рационального мышления оказываются столь же

заинтересованными в том, чтобы сохранить его навечно, как и сторонники его - в том, чтобы не поддаться ему.

399. Другой подобный обман заключается в ошибочном принятии простого различия в грамматической

конструкции двух слов за различие между теми идеями, которые они выражают. В наш педантичный век, когда

внимание литераторов приковано скорее к словам, нежели к вещам, эта ошибка имеет широкое распространение.

Когда я сказал, что мышление есть действие и что оно состоит в отношении, хотя личность выполняет только

действие, а не отношение, которое может быть только результатом действия, в моих словах не было никакого

противоречия, а лишь грамматическая неточность. 400. Мы будем надежно защищены от всех этих софизмов, если

только осознаем, что единственная функция мысли состоит в том, чтобы производить привычки к действию, и что

все то, что связано с мыслью, но не имеет отношения к ее цели, есть некий нарост на ней, но не ее часть. Если

между нашими ощущениями, не имеющими отношения к тому, как нам следует действовать в данных

обстоятельствах, имеется некое единство - как это происходит в том случае, когда мы слушаем музыкальную

пьесу,

276

- то мы не называем это мышлением. Для того, чтобы выяснить его значение, нам просто следовало бы определить,

какие привычки оно производит, поскольку то, что вещь "значит", есть просто те привычки, которые она

вызывает. Идентичность же привычки зависит от того, как она может заставить нас действовать, но не просто в тех

обстоятельствах, при наличии которых она возникает, но в тех, которые могли бы иметь место, вне зависимости от

того, насколько невероятными они кажутся [6]. То, чем привычка является, обусловлено тем, когда и как она

заставляет нас действовать. Что касается когда, то всякий стимул к действию происходит из восприятия; что

касается как, то всякая цель действия должна произвести некоторый чувственный результат. Таким образом, мы

приходим к осязаемому и практическому как к корню всякого реального различия в мысли, сколь бы утонченным

оно бы ни было; и нет такого тонкого различия в значениях, которое не составляло бы возможные различия в

практике.

401. Для того, чтобы выяснить те следствия, к которым приводит этот принцип, рассмотрим на его примере

доктрину пресуществления. Протестанты считают, что элементы причастия являются плотью и кровью только в

переносном смысле; они питают нашу душу, как еда и питье

- наши тела. Однако католики считают, что они являются плотью и кровью в буквальном смысле; хотя они

обладают всеми чувственными качествами облатки и разбавленного вина. Однако мы не можем иметь никакого

иного понятия о вине, кроме того, что содержится в том веровании, что либо 1 (это вещество, то или иное, есть

вино, либо 2) что это вино обладает определенными свойствами. Эти верования суть не что иное, как памятки для

нас же самих, что при случае нам следует действовать по отношению к этим вещам так, как если бы мы верили,

что они являются вином, и согласно тем качествам, которыми, как мы верим, обладает вино. Источником такого

действия будут некие чувственные восприятия, а мотивом -

6 То, что эти возможные обстоятельства могут оказаться противоречащими всему предшествующему опыту, не

играет никакой роли. - маргиналия (1893).

277

стремление произвести некий осязаемый результат. Таким образом, наше действие имеет отношение

исключительно к тому, что воздействует на наши чувства, наша привычка имеет такое же значение, как и наше

действие, наше верование - такое же, как и наша привычка, наше понятие - такое же, как и наше верование; и

мы, следовательно, не можем понимать под вином ничего иного, кроме того, что имеет определенные следствия,

прямые или косвенные, для наших чувств; а потому говорить о чем-либо, что оно обладает всеми чувственными

признаками вина, но на самом деле есть кровь, - это бессмысленный жаргон. Впрочем, в мои цели не входит

исследование теологической проблемы; использовав ее в качестве логического примера, я распрощался с ней,

нимало не беспокоясь насчет того, что мне возразят теологи. Я хочу только подчеркнуть, что мы не можем

обладать идеей в нашем уме, связанной с чем-либо еще, кроме мыслимых чувственных следствий вещей. Наша

идея чего-либо есть наша идея его чувственных следствий; и если мы воображаем, что обладаем какой-то идеей

сверх этого, то обманываем самих себя и ошибочно принимаем ощущение, сопровождающее нашу мысль, за часть

самой мысли. Абсурдно утверждать, что мысль обладает значением, не имеющим никакого отношения к ее

единственной функции. Глупо со стороны католиков и протестантов вести споры по поводу элементов причастия,

если они сходятся в отношении всех их чувственных следствий и ныне и вовеки веков.

402. Представляется, что правило для достижения третьей степени ясности понимания таково: рассмотрите, какого

рода следствия, могущие иметь практическое значение, имеет, как мы полагаем, объект нашего понятия. Тогда

наше понятие об этих следствиях и есть полное понятие об объекте [7] [8] [9].

7 Длинное дополнение, опровергающее то, что следует далее

(1903).

8 Прежде чем мы перейдем к применению этого правила, давайте

вкратце рассмотрим то, что оно подразумевает. Утверждалось,

что это - скептический и материалистический принцип. Однако

278

на самом деле он представляет собой применение того единственного принципа логики, что был предложен

Иисусом; "По плодам их узнаете их" и самым тесным образом связан с идеями Евангелия Вне всякого сомнения,

мы должны остерегаться понимания этого принципа в чересчур индивидуалистическом смысле. Утверждать, что

человек достигает только того, на что направлены его стремления, было бы немилосердным приговором огромной

части человечества, которое никогда не имело досуга, чтобы работать над чем-то, кроме необходимого для себя и

своей семьи. Но, не стремясь непосредственно к этой цели и еще в меньшей степени отдавая себе отчет о ней, они

обеспечивают цивилизацию всем необходимым и производят на свет новые поколения, чтобы те сделали

следующий шаг на пути истории. Плоды их труда являются поэтому коллективными; это достижение целого

народа Над чем же трудится целый народ, что это за цивилизация, которая представляет собой результат истории,

но никогда не имеет завершения? Мы не можем надеяться получить о ней всеобъемлющее представление, однако

мы можем отдать себе отчет в том, что это - постепенный процесс, что он включает в себя осуществление идей

как в человеческом сознании, так и в его творениях и что он происходит благодаря тому, что человек обладает

способностью учиться, и благодаря тому, что опыт непрерывно одаривает его идеями, прежде бывшими ему

неизвестными. Мы можем сказать, что это процесс, в рамках которого человек, во всем своем жалком

ничтожестве, постепенно все более и более исполняется Духа Господня, в котором произрастают Природа и

История. Нам также напоминают о вере в грядущую жизнь, однако сама эта идея является чересчур смутной для

того, чтобы способствовать ясности обычных идей Общепринято, что те, кто постоянно живут своими

ожиданиями, склонны не обращать внимания на свои насущные проблемы Величайшим принципом логики

является самозабвение, что, однако, не означает, что самость должна быть уничтожена ради окончательного

триумфа. Может получиться и так; но это не должно быть руководящей целью.

Когда мы приступаем к изучению великого принципа непрерывности и видим, как все течет и как всякая точка

непосредственно разделяет бытие всякой другой точки, нам кажется, что индивидуализм и ложь - это одно и то

же. Мы знаем, что изоли-

279

рованный человек лишен целостности и, по существу, является возможным членом общества. В особенности опыт

одного отдельно взятого человека ничего не значит. Если он видит то, чего не могут видеть другие, мы называем

это галлюцинацией. Не "мой" опыт, а "наш" является предметом мышления; и это "мы" обладает бесконечными

возможностями.

Нам не следует также понимать практику в каком-то низком и корыстном смысле. Индивидуальное действие

является средством, а не целью. Индивидуальное удовольствие не является нашей целью; мы подставляем свои

плечи ради достижения цели, которую никто из нас не в состоянии толком постичь, - ради такой цели, для

осуществления которой трудятся поколения. Однако мы можем видеть, что Цель эта будет заключаться в развитии

воплощенных идей (1893).

9 Обратите внимание, что в этих трех строчках используются слова "conceivably", "conceive", "conception",

"conception", "conception". Теперь многие, как я обнаружил, пытаются установить авторство моих неподписанных

опусов; и я не сомневаюсь, что одной из особенностей моего стиля, отталкиваясь от которой они делают это,

является мое необычайное отвращение к повтору слов. Такое пятикратное употребление слов, производных от

глагола concipere, должно было иметь определенную цель. В действительности их было даже две. Одна из них

состояла в том, чтобы показать, что я говорил о значении (meaning), имея при этом в виду исключительно

интеллектуальный смысл (intellectual purport). Вторая заключалась в том, чтобы избежать опасности быть понятым

так, будто я пытаюсь объяснить понятие при помощи восприятий, образов, схем или чего бы то ни было еще,

кроме понятий. Я вовсе не имел поэтому в виду утверждать, что акты, которые в гораздо большей степени

являются единичными, нежели все остальное, могли бы конституировать смысл (purport) какого-либо символа или

его адекватную интерпретацию. Я сравнил действие с финалом симфонии мысли, в которой верование является

полукадансом. Никто не считает, что несколько тактов, являющихся заключительным аккордом исполняемого

музыкального произведения, являются целью всего исполнения. Они могут быть названы его развязкой. Однако

эту метафору не стоит понимать слишком буквально. Я упомянул ее только для того, чтобы показать, что

подозрение, высказанное

280

мной в статье Прагматизм в Словаре Болдуина после поверхностно-поспешного просмотра забытой журнальной

статьи, - подозрение, что эта статья выражала стоическую, то есть номиналистическую, материалистическую и в

конечном счете филистерскую точку зрения, - было всецело ошибочным, Несомненно, прагматицизм делает

мысль в конечном счете применимой исключительно к действию - к сознательному действию. Однако между

признанием этого и тем утверждением, что он делает мысль, в качестве смысла символов, состоящей из актов, или

утверждением, что истинная конечная цель мышления состоит в действии, не больше общего, чем между

утверждением, что живое искусство художника включает в себя нанесение красок на холст, и утверждением, что

живое искусство состоит в нанесении красок на холст или что нанесение красок на холст является его конечной

целью. Прагматицизм считает, что мышление состоит в живом, основанном на выводе превращении символов,

смысл которого заключен в вынесении обусловленных общих решений действовать. Что касается конечной цели

мышления, которая должна быть всеобщей целью, то она недоступна человеческому пониманию; но насколько я

отдаю себе отчет - с помощью многих мыслителей, среди которых я мог бы упомянуть Ройса (и его книгу World

and Individual ("Мир и индивидт")), [Ф.К.С.] Шиллера (и его книгу The Riddles of the Sphinx ("Загадки Сфинкса")),

равно как и знаменитого поэта [Фридриха Шиллера] с его Aesthetische Briefe ("Эстетическими письмами"), Генри

Джеймса-старшего (и его книгу Substance and Shadow ("Субстанция и тень"), а также его беседы), вместе с самим

Сведенборгом, - именно посредством безграничного повторения одного самоконтроля за другим, порождается vir

["мужчина" (лат.)], и именно в действии при помощи мышления он взращивает эстетический идеал, не просто на

потребу своей пустой башке, но как долю, которую Господь отдает ему в труде творения.

Этот идеал через модификацию правил самоконтроля модифицирует действие, а тем самым и сам опыт, он

модифицирует как личный опыт человека, так и опыт других людей. Тем самым это центробежное движение

отзывается новым центростремительным движением, и так далее; а все целое представляет частицу того, что

происходило, как мы можем предположить, в течение времени, по сравнению с которым совокупность геологиче-

281