Dao-de_tszin

доходили до последней малости) в утонченном, сокровенны в сообщительности». В мавандуйских и годяньском списках сказано: «сокровенно достигают предела». Среди современных текстологов Ван Хуай соотносит первую часть этой формулы с недеянием и «существом» Пути, а вторую часть – с «практическим применением» и второй половиной известной формулы Лао-цзы «ничего не делает, и все делается». Нань Хуайцзинь предлагает свою убедительную трактовку: «досконально проникали в неизъяснимоутонченный мир и очищали себя настолько, что постигали сокровенную сообщительность всего сущего». Хуан Юаньцзе предлает следующий общий вывод: «прозревали внутреннюю подлинность, и нельзя их постичь». Одним словом, речь идет о духовной просветленности (чувствительности, бодрствовании), предваряющей знание и опыт и составляющей как бы символическую матрицу бытия. Среди этих толкований выделяется версия Чжао Ючуня, который видит здесь две пары оппозиций:

древние мудрецы постигли «большое и малое, явленное и сокрытое». Варианты западных переводчиков: «таинственная тонкость, глубинно восприимчивы» (Ч. Хансен), «посвящены в тонкостях в изначальное таинство» (К. Ларр), «становились тонкими и женственными и проникали в таинственное» (Г.А. Ткаченко), «видел мельчайше-утонченное, проникал в сокровенное» (А.А. Маслов).

3.В третьей строке в большинстве списков употреблен иероглиф ши, который обозначает именно объективированное, предметное знание или способность узнать человека. Один даосский комментатор резонно замечает, что такие люди, «хотя и живут в миру, а люди не отличают их». В некоторых списках фигурирует знак чжи, который означает то, что «можно записать». В таком случае фраза означает: «их нельзя описать».

4.В одном из древних памятников строка 5 приводится в несколько ином виде:

«Коли придется сотворить им славословие…». Выражение «если буду вынужден описать их облик» М. ЛаФарг заменяет красивым, но ничем не обоснованным оборотом: «их внушительное присутствие» (forceful presence).

5.Строка 6 вызывает в памяти классические формулы из «Книги Песен», где мудрому предписывается быть осмотрительным, «словно идешь по тонкому льду, словно стоишь на краю пропасти». Ван Би поясняет: «Как будто хочешь перейти и как будто не хочешь перейти, чувство не выражается в облике». Большинство позднейших комментаторов полагают, что речь идет о чрезвычайно осмотрительном поведении, когда действуют лишь в том случае,

201

если «нельзя не действовать» – традиционная даосская формула мудрого поведения. Здесь начинается пассаж из 7 строк, в каждой из которых употреблен знак «словно», «как будто», обозначающий подлинное бытие в некоторых других главах (см., например, гл. IV). Хуан Юаньцзе замечает по этому поводу, что слово «как будто» указывает на «заимствование понятий для описания чудесной действенности Пути».

6.Начальные знаки в 6-й и 7-й строках в древности часто употреблялись вместе и как будто представляют собой близкие синонимы. Тем не менее, смысл их не совпадает. Фань Инъюань высказывает довольно произвольное предположение о том, что первый обозначает предусмотрительность, а второй относится к рефлексии о прошлых поступках. Фань Инъюань, возможно, следует мнению Чэн Сюаньина, который разъяснял смысл 7-й строки в следующих словах: «Страшились мира пыли подобно тому, кто совершил тайно преступление и боится, что соседи о нем проведают». Сунские комментаторы следуют этому мнению, толкуя всю фразу в том смысле, что мудрый «не выдает своих мыслей», «не выказывает своей природы». Фань Инъюань усматривыает здесь размышление о прошлых поступках, что кажется менее вероятным. Большинство западных переводчиков переводят первый знак в строке как «бдительные», «осмотрительные» (А. Уэйли, Р. Эймс), «робкие» (М. ЛаФарг), или даже «нерешительные» (Р. Хенрикс), что кажется совсем неудачным.

7.В списке Хэшан-гуна в строках 6-12 имеется эмфатическая частица си, в списке из Годяня в этом качестве употреблен знак ху. Стилистика и

содержание данного пассажа напоминают описание «настоящих людей древности» в 6-ой гл. книги «Чжуан-цзы». См. «Чжуан-цзы», пер. В.В. Малявина. М., 2002, С. 96.

8.Образ «неразделанного дерева» в строке 10 (пу) – одна из любимых метафор Лао-цзы, сообщающая о несотворенной цельности бытия. Согласно пояснению Хэшан-гуна, речь идет о «форме, которая еще не расщеплена».Термин пу указывает также на нечто первозданное, нерукотворное. Отсюда его перевод (впрочем, весьма неудачный) у И.С. Лисевича: «древо девственное». Средневековые колмментаторы почти единодушно отождествляют это понятие с «природой» вещей или «полнотой природы» (мнение Ван Пана).

9.Строки 11 и 12 в мавандуйских списках приведены в обратном порядке.

10.Я. Дуйвендак предлагает прочтение 14-й строки, которое отличается от

202

общепринятого: «благодаря движению понемногу создается покой».

11.Строка 15 в древних даосских унигах «Хуай Нань-цзы» и «Вэньцзы» приводится в несколько измененном виде: «Кто претворяет этот Путь…»

12.После строки 15 в мавандуйском списке А значится: «Это потому, что он не хочет пресыщения…».

13.Предложенный здесь перевод последней строки основывается на в большей степени на мавандуйских списках. В традиционной версии сказано: «может быть скрытным и имеет новые свершения». Начиная с Хэшан-гуна, в комментаторской традиции принято понимать под «свершениями» мирскую славу и заслуги, а слово «старый», «подержанный» трактовать как «скрытный», ибо мудрец, как поясняет Хэшан-гун, «скрывает свой свет от мира». Ряд современных китайских толкователей (И Шуньдин, Гао Хэн, Чэнь Гуин, Ю Пэйлинь, Чжан Сунжу и др.) считают традиционное толкование нелогичным и предлагают заменить слово «не» на союз «и», получая в результате: «живет скрытно и имеет новые свершения» или, в толковании Ю Пэйлиня, «отбрасывает старые и имеет новые достижения». Такое прочтение подкрепляется ссылкой на 4-ю строку гл. XXII. Однако ее убедительно оспаривает У И. Заметим, что еще Дэцин толковал эту фразу в том смысле, что мудрец подолгу носит старую одежду и не желает новой, тогда как люди в миру радуются обновкам, которые быстро теряют привлекательность. «Люди в миру жадны и любят достаток, а тот, кто обладает Путем, вечно держится одного и ничего не теряет», ,– заключает Дэцин. Р. Хенрикс держится этой трактовки в своем переводе: «Он может доносить (старую одежду) и не нуждается в обновах». Впрочем, мотив приверженности к старому (ср. тему «накопления» в «Дао-Дэ цзине») не противоречит идее скрытности мудреца.

13.В данной главе рифмуются строки 5-6, 7-8, 9-11, 12-16.

Комментарии

«Проявление совершенства» – так обозначена тема этой главы у Хэшан-гуна. Казалось бы, странный заголовок для пассажа, расточающего похвалы скрытности, неприметности, уступчивости, даже как бы стертости облика мудреца, который, как говорили древние даосы, живет «погребенным среди людей». Да, мудрость Лао-цзы недоступна для ума поверхностного и торопливого, вечно поглощенного собой, своими желаниями и болячками. Она требует углубленности, покоя и превыше всего утонченной чувствительности духа. Извечная апория морали: чем больше мы

203

отличаемся от мира, тем больше мы принадлежим ему. Эту апорию нельзя разрешить, как нынче говорят, «дискурсивным» знанием. Люди не знают, за что любят друг друга, а если бы знали, то не любили бы. Даже на поверхности жизни их объединяют не идеи и понятия, а простой факт телесного со-присутствия в мире, который начинается с тождественности нашего чувственного восприятия. «Не слушает ушами и видит глазами народа», – говорили в Китае. Мы лучше ощущаем свое единство за совместной трапезой, чем на научных собраниях. Но и такое единство еще далеко не все. Его предваряет и делает возможным сообщительность бодрствующего сознания, живущего предельной конкретностью опыта, ее бездонной глубиной. То, что есть в жизни подлинного, может быть, трудно определить в словах, но оно безошибочно распознается духовным чутьем. Равно как мы всегда распознаем в других лицемерие и фальшь, даже если не можем их в этом уличить. Жить этой исконной, безмолвной сообщительностью душ и значит быть понастоящему человечным. И, следовательно, сторониться публичности: передавать истину вовне – значит предавать ее. Тот, кто воистину любит людей, не может не скрывать свою любовь. – хотя бы для того, чтобы не сделать ее предметом «спекуляций».

Лао-цзы, пожалуй, впервые говорит здесь, что Путь надо «претворять» и называет главные черты этой невидной со стороны, но необыкновенно усердной, тщательной работы, на которой держится мир. Эта ни на миг не прекращающаяся работа духовного бодрствования предшествует субъективной рефлексии. Это небесная работа. Лао-цзы по необходимости рассказывает о ней лирическим тоном. Его описание «мужей Пути» по стилистике и пафосу представляет в известном смысле традиционный даосский жанр. Очень похожий пассаж о «настоящих людях древности» мы встречаем в гл. 6 другого древнего даосского канона – «Чжуан-цзы». И в обоих случаях можно лишь условно, предположительно передать по-русски смысл определений, которые прилагаются авторами этих текстов к подвижникам Пути. Ведь их подлинная жизнь – внутренняя и, главное, неимоверно тщательно проживаемая. А главное, это люди нечеловеческого масштаба, достигшие «сокровенной сообщительности», связывающие несоизмеримое. Следуя Пути, который сам себя преодолевает, утверждая бесконечность в чистой конечности опыта, они не просто длят свое существование, а вновь и вновь возвращаются в мир в новом и неузнаваемом обличье.

Одно простое следствие из сказанного здесь применительно к политике гласит: власть дается не званиями и полномочиями, а

204

авторитетом и притом негласным, сердцем принимаемым. И эта истинная власть осуществляется не принуждением, а благодатным влиянием. Авторитет имеет свои внутренние корни: он приходит только к тому, кто умеет превозмочь себялюбие и овладеть секретом чистой сообщительности людских сердец, благодаря которой только и становится возможной гармония в обществе. Власть по определению публична, но, как знал еще Гегель, ее исток находится в «потустороннем» и, значит, в подлинной любви. Тот, кто хочет публичного признания, должен научиться быть незаметным. И высшая награда мудрой жизни – способность без пресыщения наслаждаться просто нажитым или, как говорит Лао-цзы, «накопленным без накопления»: старой дружбой, старыми, ставшими родными вещами, знакомым с детства пейзажем. Ведь и в любимом человеке или в любимом предмете нам дорого и отсутствие броскости, даже несовершенство. Как хорошо понимали китайские знатоки, «щербинка на благородной яшме вызывает прилив чувств». Лао-цзы проповедует не холодное равнодушие отрешенного «мудреца», а, напротив, непосредственное отношение к миру, правду мгновенного со-переживания или, если угодно, сознательное переживание каждого мгновения жизни, чреватое бездной смысла. Он восхищен грядущим – тем, что вечно возвращается в мир. Он слагает гимн силе любви.

Из комментария Ван Би: «Пусть истина действует в сокрытости – тогда она сама просияет в вещах. Пусть мутные воды успокоятся – тогда вещи сами станут чисты. Пусть движение родится в покое – тогда вещи сами собой оживут. Вот путь, того, что таково само по себе».

Комментарий Люй Хуэйцина: «Путь по сути всеобъятно-пустотен. Эта пустотность есть согласие Инь и Ян и равновесие наполненного и порожнего. Идущий этим путем не хочет пресыщения: он пуст – и только, но не называет себя пустым, ибо боится, что люди обременят себя идеей пустоты. Только тот, кто не имеет в себе пресыщения, не впускает в свое сердце мыслей о новом и старом, достижениях и разрушениях».

Разъяснение Цао Синьи: «Возвышенные люди, обладающие Путем, могут иметь облик, не имея облика, и показывать себя, не показывая себя, словно в них внешность и внутреннее состояние сходятся воедино.

Мужи Пути утонченны и проникают в сокровенное, Являют совершенство, неприметны и мало говорят.

205

Скрытны, не ищут нового, возвращаются в младенчество, Могучи и цельны, оберегают внутренний взор.

Все вмещают в себя, как долина, покойно-сосредоточенны, В первозданном Хаосе хранят ясность взгляда.

Кто удержит сей Путь, вознесется над простыми людьми».

Глава 16

1Достигай предела пустоты. Блюди покой безупречно.

Все вещи в мире возникают совместно, Я так прозреваю в них возврат.

5Вещи являются в великом разнообразии,

И каждая возвращается к своему корню. Возвращение к корню – это покой, Покой означает возвращение к судьбе.

Возвращение к судьбе – вот постоянство, 10 Знание постоянства – вот просветленность,

А не знать постоянства – значит навлечь на себя пагубу.

Кто знает постоянство, тот все вместит в себя; Кто все вместит в себя, тот беспристрастен. Кто беспристрастен, тот царствен, 15 Кто царствен, тот подобен Небу.

Кто подобен Небу, тот претворяет Путь. Кто претворяет Путь,

Тот пребудет вовек

И, себя теряя, не погибает.

Примечания к переводу

206

1.В мавандуйских списках две первые строки заканчиваются знаком е, что придает им характер определения, а последний знак во 2-й строке

записан иначе, что дает и иное чтение: «Достижение пустоты – вот предел. Сохранение покоя – вот бдение». Однако подобная интерпретация не свойственна китайской комментаторской традиции, да и весь контекст главы ей не благоприятствует. Вместе с тем эти строки и содержательно, и структурно явно отличаются от последующих, и объединять их в один пассаж, как сделано, например, в переводе Е.А. Торчинова, неправомерно. Наставление «дойти до предела» и «блюсти со всем тщанием» имеют отношение, надо полагать, к наличию второго, или «утонченного»этапа в даосском подвижничестве. Как поясняет в этой связи Су Чэ, «Если в достижении пустоты не дойти до предела, то наличие не будет устранено, а если в сохранении покоя не быть вполне тщательным, то деятельность не прекратится. Хотя зримые образы мира (букв. «холмы и горы». – В.М.) уйдут, мелкая пыль восприятия останется». (См. ниже также комментарий Цзяо Хуна). Фань Инъюань толкует эти афоризмы с точки зрения внутренней освобожденности мудреца: «Здесь говорится не о том, чтобы отринуть вещи и уйти от людей. Просто вещи вокруг не могут пленить мое изначальное сердце, вот что такое «предел пустоты и покоя». Чэнь Сянгу удачно поясняет связь возвращения и созерцания: «Вещь, достигнув предела, возвращается, а, возвращаясь, сама собой упокаивается, поэтому возможно созерцание». Добавим, что в практике тайцзицюань начальное наставление главы имеет вполне практическое значение: «предел пустоты» есть точка предельного расслабления и одновременно превращения вещей, в которой раскрывается мощь «таковости» бытия.

2.В мавандуйских списках (но не в тексте из Годяня, совпадающем здесь с традиционным) последний знак в строке 2 записан иначе: в тексте А

говорится о «поверхности», а в тексте В – о «надзоре». По мнению Чжоу Цзыци, в обоих случаях подразумевается одно и то же слово: «вертикальный шов на одежде посередине спины». В этом качестве оно могло означать задний срединный канал циркуляции жизненной энергии. Данный термин, возможно, именно в этом значении употреблен в одной малопонятной фразе в 3-й главе книги «Чжуанцзы»). Интересно, что Ван Би разъясняет знак «безупречно» словами «подлинная выправленность вещей». Р. Хенрикс переводит данную фразу мавандуйского списка как: «Блюди покой в центре». Между тем иероглиф ду имеет также значение «толстый», «глубокий», так

207

что всю фразу по аналогии с первой строкой можно было бы перевести: «Обрети глубину в соблюдении покоя».

3.В строке 5 бином юнь-юнь (в переводе: «в великом разнообразии») трактуется китайскими комментаторами как противоположность покоя и как неупорядоченные, хаотические движения. Позволительно видеть в этой фразе выражение фундаментального для даосского миросозерцания принципа «совместного рождения всех вещей». При этом природа бытия есть бесконечное саморазличение, отчего Путь «тянется», не имея пространственных и временных характеристик. Большинство переводчиков трактуют это понятие просто как «несчетное множество», «размножаются». Вариант И.С. Лисевича: «вещи роятся». Согласно комментатору сунской эпохи Лу Тяню, «разнообразие» означает здесь «призрачные превращения».

4.В строке 7 выражение «возвратиться к корню» толкуется китайскими комментаторами как «возвращение к пустоте и покою изначального сердца». Будем помнить, что корень здесь соответствует ризоме, пространству рассеивания.

5..В строке 8 понятие «судьбы» (означающей здесь исток, существо жизни) начиная с Ван Би отождествляется в комментаторской традиции с «утонченностью» или «подлинностью» человеческой природы. Считается, что в этом пассаже описаны этапы духовного совершенствования в даосской традиции.

6.Понятие «постоянства» в 9-й строке китайские комментаторы трактуют как нечто «должное» и «неизменное». Трудность его перевода заключается в том, что в контексте философии Лао-цзы оно относится одновременно и к некоему устоявшемуся, традиционному укладу жизни, и к познанию неизменного истока происходящего, чистой имманентности жизни. Отсюда и примечательная разница в акцентах в западных переводах этой строки. Если у М. ЛаФарга говорится о том, что мудрый «становится устойчивым» (steady), то Р. Эймс трактует это «постоянство» просто как «здравый смысл», а «познание» отождествляет с «использованием»: «Использование здравого смысла – это ясность». Этому переводу, как кажется, недостает именно здравого смысла, равно как и переводу тем же автором термина «судьба» выражением «сила вещей», что дает довольно бессмысленную версию 8-й строки: «Возвращение к силе вещей есть здравый смысл».

7.В строках с 12-й по 16-ю в разных списках «Дао-Дэ цзина» употребляется либо знак «может», «способен», либо сходный по звучанию знак «тогда», «в таком случае». Выражение «все вместит себя» в 12-й строке соответствует знаку жун, который западные

208

переводчики передают очень разными словами, например «открытость» (Ч. Хансен), «терпимость» (Р. Эймс), «быть причастным бесконечности» (К. Ларр). Даосский комментатор Бай Юйчжань поясняет: «так велик, что не имеет ничего вовне себя».

8.В строке 14 ряд комментаторов (Чэнь Гуин, Чжан Сунжу и др.) произвольно заменяют слово «царственный», «царское достоинство» на слово «полный», «всеобщий». В тексте на каменной стеле и в списке в даосском каноне сказано: «Кто беспристрастен, тот порождает, кто порождает, может быть (подобен) Небу».

9.Заключительная строка составлена, кажется, намеренно туманно. Очевидно, что в ней говорится о «постоянстве», «неизменности» или вечнопреемственности духовного состояния мудрого, но о природе этого постоянства можно только догадываться. Собственно даосские толкователи «Дао-Дэ цзина» усматривали в последней строке главы свидетельствование о возможности личного бессмертия или, точнее, вечной жизни, обретаемой тем, кто «претворяет Путь». Слово «долго» трактовалось ими как указание на нечто, существующее «вечно», «без конца». Логика данного пассажа (переход от «постоянства» к «общему» и далее к «вечному) дает основания для предложенного здесь перевода. Уже в комментарии Хэшан-гуна говорится, что у того, кто «способен стать царем, сообщаться с Небом и быть единым с Путем, совершенство распространится во все пределы, он не будет иметь изъянов и исчезнет только вместе с Небом и Землей, не понеся никакого ущерба». Ч. Хансен предлагает намеренно двусмысленный вариант: «... водительство не прекращается, когда погребет свое тело». Эту трактовку принимает, в частности, К. Ларр: «окончание вашей жизни не будет разрушением». Допустимо также видеть здесь характерный для древнего, или так называемого «философского», даосизма идеал «исчерпания своего жизненного срока». Толкование Бай Юйчжаня: «В сердце нет жизни и смерти. В Пути нет прихода и ухода». Многие китайские комментаторы, а за ними и западные переводчики трактуют эту фразу в том смысле, что мудрый до конца дней не понесет ущерба. Это толкование страдает тавтологией в духе шуточной поговорки: «живы будем – не умрем». М. ЛаФарг драматизирует концовку, впадая в несвойственную даосизму браваду: «А что касается своей гибели, то бояться нечего». Заметим, что в оригинале «лишиться себя» буквально означает «потерять тело». Вечная жизнь мудрого претворяется, очевидно, в цепи жизненных метаморфоз. Наиболее разумными кажутся два предположения, так или иначе разделяемые большинством комментаторов. Во-первых, речь идет о постоянстве, проистекающем из постижения «полноты природы» и «таковости»

209

всего сущего. Во-вторых, подвижник Пути переживает опыт смерти (в Китае говорили также: «великой смерти») еще при жизни, как христианский святой умирает для мира прежде физической смерти. Эта смертная память возносит мудрого над противостоянием жизни и смерти.

10. В главе рифмуются 2 и 4, 5 и 6, 7 и 8, 9-14 и 17-19 строки.

Комментарии

Путь Лао-цзы потому и велик, что, пребывая в нем, никуда не идут, но «хранят срединность» и потому каждое мгновение возвращаются к истоку (название данной главы в даосской традиции). Воистину пребывает вне мира тот, кто без остатка погружен в мир, в его неисчерпаемое разнообразие. У бесконечной множественности нет образа, и нам представлены только радужные отблески реальности. И сам человек – эта величайшая тайна мироздания – живет отсветом своего духовного света, почившем на других. Он становится собой, когда не живет для себя и «уподобляется праху», являя миру тень, декорум непоколебимого покоя. Путь Лао-цзы безумен или, скорее, совершенно без-умственен: он есть чистое различение как повторение неповторяющегося, промельк бездны метаморфоз, неуклонное само-уклонение, не-возвращение к себе вечно изменчивого Хаоса и, следовательно, чистая аффективность опыта, сама бытийственность бытия. Мудрый живет так, как живет, в бесконечном само-уподоблении духовного света, подобно взаимным отражениям пустоты в галерее – или, если угодно, круге – зеркал. Это означает, что он не ищет самовыражения (и не страдает от невозможности сделать это), вообще не делит мир на внутренний и внешний, не подавляет жизнь теориями, моделями и идеалами. «Дойти до предела», согласно Лао-цзы – значит уйти от всякой идеи и представления, даже от идеи пустоты и покоя и придти к изначальной за-данности жизни, воплотив собою незыблемый покой в мятущемся океане перемен. Чистая имманентность, она же «таковость» существования бесконечно превосходит все данное, но ее нельзя отделить от предметности существования. Ее величественная упокоенность неотличима от стихии повседневности, хотя и не совпадает с ней. Она полна всем, чем «богат мир», но не сводится к вещам. В подлинном покое нет ничего покоящегося. В бесконечности взаимоотражений зеркала просветленного духа ничто ни в чем не отражается. Поистине, освобождаясь от бремени вещей, мы возвращаемся к жизни «как она есть» – величественной и таинственной в своем вечнотекучем постоянстве. А общепринятые

210