ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Образ» Японии в глазах Китая складывался в процессе длительной эволюции сложных отношений двух стран и отличался весьма неоднозначным и более противоречивым характером по сравнению с его японским аналогом. Существенную роль в его формировании играли китайско-японская культурно-расовая общность, динамичный прогресс Японии и постепенное расширение масштабов японского политического и военного давления на Китай.

Хотя восприятие Японии на элитарно-идеологизированном уровне общественного сознания Китая было более конъюнктурным и менее подверженным инерционности мышления, то общее, что роднило его с уровнем обыденного сознания, это — утилитарное отношение лиц китайской национальности к Японии, что прослеживается в течение всей истории китайско-япон- ских отношений в новое и новейшее время. Подобный прагматизм, пронизывающий все пласты общественного сознания китайцев, получил, как полагают авторы, новое подтверждение на конкретном историческом сюжете развития отношений двух социумов.

Проделанный анализ свидетельствует о том, что восприятие и китайцев и японцев как продуктов общей конфуцианской культуры не было свободно от проявления особого рода великодержавия и ксенофобии. Так, традиционный подход к Японии со стороны китайской феодально-консервативной элиты характеризовался отношением к ней как к «варварскому» социуму, который, заимствовав китайские культурные ценности, на определенном этапе исказил их в погоне за атрибутами западной цивилизации. С другой стороны, чувство уважения и почтительности Японии к Китаю как уникальному культурному колоссу к концу нового времени трансформировалось в высокомерие и превосходство по отношению к народу, который, по мнению

Японии в различных слоях китайской общественности была разной, представляется, что все они, хотя и в различных сочетаниях, присутствовали на всех уровнях общественного сознания. Сложное сочетание позитивных и негативных моментов в китайском «образе» Японии, выявившихся на стыке XIX—XX вв., характерно, по мнению авторов, и для сегодняшнего восприятия Японии в Китае.

Расширение масштабов японской экспансии в Китае после предъявления «21 требования» и рост китайской националистической реакции, которая постепенно приобрела ярко выраженный антияпонский характер, стали решающими факторами, оказавшими воздействие на китайское восприятие Японии на последующем этапе (1915—1945 гг.). Конечно, и в эти годы на различных уровнях общественного сознания отражалось различие классовых подходов к Японии. Чрезвычайная наглость, надменность японцев по отношению к китайцам, изощренные и унизительные формы эксплуатации на японских предприятиях в Китае, наконец, особая жестокость, проявленная японскими агрессорами в годы войны, формировали в пробуждающемся сознании широких народных масс, которые, естественно, в первую очередь сталкивались со всеми этими явлениями, явно негативный облик Японии как «империалистического злодея», который, по словам С. Фицджеральда, «стремился максимально ослабить Китай, чтобы незаконно захватить его ресурсы» (467, с. 77). От слепой ксенофобной ненависти вообще к «заморским дьяволам», в том числе и к японцам, массовое сознание за эти годы шагнуло к восприятию японцев как наиболее жестоких и агрессивных представителей внешнего мира. Чувства вражды и ненависти к японским захватчикам (причем, явно большие по сравнению с аналогичными чувствами, которые китайцы испытывали к западным колонизаторам), получив дополнительный импульс в период японо-китайской войны 1937—1945 гг., оказались доминирующими на уровне массового сознания. Характерно, что позитивные компоненты восприятия Японии (культурно-расовая общность и т. п.), которые на идеологизированном уровне были отправными моментами различных паназиатских доктрин, в данном случае вызывали прямо противоположную рефлексию, усиливали негативное восприятие Японии (по принципу — «враг в общей семье хуже внешнего врага»; если японцы, принадлежавшие к одной с китайцами расе,

годах на платформе союзнических отношений с мировым социализмом, бурного послевоенного экономического роста Японии, наконец, начавшегося в 60-е годы процесса внешнеполитической переориентации китайского руководства. В период «холодной войны» социально-психологические стереотипы «взаимовидения» оказались теснейшим образом связаны с политикой, формировались под ее непосредственным влиянием и в свою очередь непосредственно воздействовали на нее.

В50-х годах общественное мнение в Китае, формирующееся

взначительной степени под воздействием официальной пропаганды, воспринимало Японию прежде всего как угрозу национальной безопасности страны. Такого рода подход подогревался не только и не столько воспоминаниями об агрессивности японского милитаризма, но прежде всего партнерством Японии с американским империализмом, который, опасаясь дальнейшего роста освободительной борьбы народов Азии, встал на путь ее превращения в военно-стратегический плацдарм США в ази- атско-тихоокеанском регионе. Япония в восприятии китайцев принадлежала к враждебному лагерю, возглавляемому империализмом США, была связана с ним «договором безопасности» и демонстрировала свою враждебность официальным непризнанием Китая и другими недружелюбными актами, например, подписанием мирного договора с правительством Чан Кайши на Тайване, оказанием помощи США в агрессии против народов Индокитая, нормализацией отношений с Южной Кореей и т. п. Даже в 60-х гг., когда лидеры КНР приступили к переориентации своего курса и соответственно претерпела изменение и их «японская политика», официальная китайская пропаганда продолжала в определенной степени поддерживать в народе этот негативный стереотип2.

Выявившийся в 60-х гг. новый подход к Японии со стороны китайского руководства был связан с ростом националистических настроений в КНР. Отныне значение Японии преимущественно стало определяться уровнем развития ее материальнотехнической базы, военно-промышленным потенциалом и возрастающей активностью в азиатско-тихоокеанском регионе, где прежде всего сосредоточились внешнеполитические усилия китайского руководства. Китайцы в это время смотрели на Японию, как считает Д. Барнетт, со «смешанным чувством вражды, зависти и восхищения» (429, с. 122). По мере переориентации

тивовес ему у японского монополистического капитала нет будущего в Азии, что Китай может быть либо опасным противником Японии, либо его надежным партнером.

Сегодняшний стереотип восприятия Японии в Китае, формировавшийся на базе культурно-исторических традиций, расовой общности и трудных политических отношений за последние сто лет своеобразно аккумулирует сложный комплекс противоречивых чувств, настроений и эмоций. В нем тесно соседствуют: ощущение собственного величия, выросшей мощи и значимости для Японии и одновременно понимание огромной технико-экономической отсталости Китая в сравнении со своим восточноазиатским соседом; память о прошлой агрессивной политике Японии, связанное с этим настороженное к ней отношение и явное тяготение к Японии, азиатской стране, ставшей крупнейшей индустриальной державой капиталистического мира, от которой можно получить экономическую помощь и поддержку.

Безусловно, нынешние реалии влияют на расстановку акцентов в этом стереотипе, выдвигая на первый план, как нам представляется, китайский прагматизм в подходе к Японии. Д. Барнетт отмечает, например, что в отличие от японцев в сегодняшних китайских взглядах на Японию присутствует мало сентиментальности5. Китайское руководство, используя пропагандистские и другие средства, стремится активно воздействовать на массовое сознание и формировать его в соответствии с трезвым расчетом своей политики. Традиции куль- турно-исторической общности и расово-националистический подход к Японии, хотя по-прежнему используются Пекином в политических целях, однако отходят на второй план, заслоняясь сознанием того реального факта, что Япония превратилась в ведущую державу, политически и экономически тесно связанную с Западом и обладающую реальным, прежде всего экономическим весом на региональных и глобальных уровнях.

Ощущение, что Япония представляет реальную угрозу для Китая стало постепенно исчезать, однако на смену ему не приходит доверие, как к другу. Определенные опасения, что ее экономическое влияние может перерасти в политическое и даже военное, как нам представляется, сохраняются6. Китай проявляет сегодня большую гибкость в отношениях с Японией, признав

свою экономическую отсталость и проявляя желание учиться у своего высокоиндустриального соседа.

В Японии, в свою очередь, крепнет ощущение, что она должна взять на себя значительную долю ответственности за дальнейший прогресс Китая. Такого рода подход, окрашенный в значительной степени в эмоциональные тона, лишен, по мнению ряда западных авторов, комплекса «низший — высший». Нынешний тип взаимодействия двух социумов, справедливо подчеркивает один из западных политологов, не имеет прецедента в истории отношений Китая и Японии7.

Безусловно, на нынешнем этапе можно наблюдать сближение социально-психологических и политических стереотипов «взаимовидения». Вместе с тем, нельзя исключить, что в случае изменения политической конъюнктуры, прежде всего в Китае, и, как следствие, возможного обострения китайско-японских отношений, наружу снова могут выйти негативные компоненты восприятия Японии, которые, находясь сегодня на заднем плане, тем не менее живы в сознании нынешнего поколения.