Nukhazhiev_N_S__Umkhaev_Kh_S_-_V_poiskakh_natsionalnoy_identichnosti_-_2012

Он сходит на дно ущелий, из лужи тепловатую воду пьет;

Поднявшейся по краям оврага, свежей синей травою Он досыта не наполняет воздержанного бронха, – Чутко настораживаясь, он сходит с гор на равнинные

пастбища, Остерегаясь, чтобы не достала его пуля охотника; Тонким языком он гладит свое длинное тело, О кремнистый уступ точит развесистые рога, Пятнистой ногой о чинаровый корень бьет.

Поводит ушами, рога назад закидывает, На холм поднимается и ланям ревет.

Сколько оленей так ходит с ланями в разлуке!

Кроме нас, разве нет молодцев, к которым это не относилось бы?

Вслед за таким запевом должна начинаться песня. Есть, между прочим, запевы очень интересные с бытовой стороны, запевы сатирического характера. Между прочим, один из них сочинен чеченцем, сосланным

вСибирь и потом вернувшимся из ссылки в Ингушию. Вот он:

Унаших друзей да будет в ауле любимая

Унедругов да будет в соседстве враг,

Для нас да прозвучит тихая песня, Холодный вопль да раздастся в той синей Сибири! Внимайте рассказу о, молодые юноши,

Кто рассказа не слушает, тому в бою удачи не будет. Если в бою удачи не будет, трусом сделается молодец, Если юноша станет трусом, он сядет за ученье, Если он сядет за книгу, он сделается муллой, Если он станет муллой, он возьмет красивую жену,

Если он женится на красавице, – не будет гулять она с людьми,

Если с людьми будет гулять, смерть тебе грозит неминучая...

Чем умирать, не легче ли вам мою песню послушать!

Кроме того, есть песни на политические темы, которые служили чем-то вроде живой газетной статьи, откликом на определенное политическое событие. Например, был во время царизма момент, когда по Ингушии распространились слухи о том, что русским правительством издан приказ отобрать у ингушей все оружие и взять их всех на воен-

601

ную службу. Сами ингуши теперь по-ингушски песен не сочиняют, а поют только по-чеченски. По этому поводу певец, бежавший из Сибири, и сочинил специальную, политического характера песню:

Тонкий стан, стянутый ремнем Повязать кушаком велит царское войско; Тело, одетое в черкеску синего сукна,

Нарядить в долгополое платье велит царское войско; Голову, покрытую круглой папахой, Накрыть картузом велит царское войско;

Богатырское оружие, завещанное нашими дедами, Без бою на тоненький прутик сменить велит

царское войско!.. О, ты, под ногами, черная земля!

Сделавшись пушечным порохом, – взорви царское войско!

Там, над головою, синее небо!

Превратившись в пушечный снаряд, разнеси царское войско!

А вот еще одна песня по поводу восстания Ума Хаджи в 1877 году. Собственно, эта песня не рассказывает о самом восстании, но она рисует настроение, которое, очевидно, создалось непосредственно после восстания, – настроение подавленное и грустное:

Сказывать песню поры-времени у меня не было: Со зрячего глаза хмурым стал я, С резвой ноги слабым стал я;

Пришло мне время перемигиваться со вдовами, Прошло мое время переглядываться с девушками. Рассказать ли мне вам о войнах – боях?

Я не удалец, бившийся на войне.

Сказать ли вам женский – детский рассказ?

Яне трус, сидящий с бабами.

Яскажу вам тихую песню,

Ябуду говорить вам бедного человека слова.

Как мать-овца и безовремени родившийся убитый ягненок,

Друг с другом и с богом вы не разлучайтесь: Потеряв доверие народа, лучше по земле не ходить; Спереди пусть не накопляется к вам зависть.

602

Сзади пусть не одолеет вас нападение, Да получите вы пользу-удачу, как Уми, сын Ду

Как тот Уми, сын Ду, в Чиннахойском ущелье!

Из этих образцов вы видите, что, если серьезно подойти к делу собирания произведений чеченской народной поэзии, то здесь могут встретиться материалы, которые интересны не только для чеченцев, но имеютинтересобщелитературный,общечеловеческий.Срединихесть произведения,удивительноинтересныепосвоимобразамипотомухудожественному впечатлению, которое они оставляют. Интересны они

ис другой точки зрения, с точки зрения отражения создавших их политическихотношений,отношенийкрусскойвласти,соднойстороны,

ик феодальному строю, с другой. Выражением последних отношений служит хотя бы следующая присказка:

Из норы волченок да не выйдет, Из колыбели княжич да не встанет...

Надо сказать, что мне пришлось познакомиться, когда я был в Чечне в 1923 г., с одним любопытным явлением, а именно: Чеченский наробраз, учитывая отсутствие детской литературы на чеченском языке, решил тогда переводить русские сказки на чеченский язык; это дало повод даже создать особый термин «чеченизация русских сказок». Напоминая об этом, мне хочется подчеркнуть, что гораздо целесообразнее было бы для этой цели заняться собиранием своих собственных поэтических произведений потому, что они представляют и большой художественный интерес и доступнее, и актуальнее для чеченского читателя, т. е. сильнее воздействуют на его чувства и воображение.

Русские сказки, переведенные на чеченский язык, вряд ли смогут заинтересовать чеченского ребенка; они далеки от него по всем своим бытовым подробностям, он их едва ли поймет. Гораздо важнее собрать свои сказки и пользоваться ими как материалом для чтения в школе и, что самое главное, использовать их как материал для создания в будущем близкой и понятной для масс чеченской художественной литературы.

Это было бы наиболее плодотворным подходом к задаче создания национальной художественной литературы. Тем же путем, путем использования сокровищ народного творчества, шли в эпоху своего младенчества и все мировые литературы, как русская и др.

В заключение я должен сказать, что по мере сил мы постараемся продолжать начатую нами исследовательскую работу в области чеченского языка и культуры, но в то же время, мы, ученые, должны обра-

603

титься и к самим представителям Чечни и Ингушии, чтобы они помогли нам в этом деле. Практически нужная нам помощь – это заострение общественного внимания на исследовательской работе и выделение новых национальных сил для нее, в особенности из среды молодежи. Сделать это сейчас нетрудно потому, что в Москве, как вы знаете, организован специальный институт по изучению восточных народов СССР. При этом в институте ведется подготовка научных работников из самых восточных национальностей, из кандидатов, имеющих уже общее образование. В институт нормально следовало бы поступать только по окончании ВУЗа. Однако для отдельных представителей восточных национальностей, так или иначе уже зарекомендовавших себя в области краеведческой работы, открыт и сейчас доступ в институт.

Кроме того, при 1 Московском Университете имеется вновь открытое этнографическое отделение на этнографическом факультете, при котором учрежден специальный кавказский цикл, где ведутся занятия по северно-кавказским языкам и культурам. Было бы чрезвычайно желательно, чтобы Чеченская и Ингушская автономные области выделили несколько молодых людей на этот цикл. Туда, к сожалению, идут неохотно, все стремятся попасть в техникумы и на экономические отделения. Конечно, экономика вещь необходимая, но дело в том, что экономики без культуры, без просвещения тоже не построишь. Работники просвещения для учебных заведений в Чечне пока черпают из старых запасов, но этих запасов почти не было, а в Ингушии при образованииавтономнойГорскойРеспубликибыловсего3лицаспедагогическим образованием. Отсюда ясный вывод, что необходимо готовить националов-педагогов и ученых.

Я просил бы провести агитацию среди молодежи в этом направлении, чтобы в дальнейшем молодые люди попадали и в 1-й МГУ на кавказский цикл и в научно-исследовательский Институт Народов Востока. На это необходимо обратить самое серьезное внимание. В Институте имени Нариманова в Москве, попадающие туда кавказцы часто учат турецкий или персидский языки; не лучше ли было бы, чтобы они изучали свои родные языки в Институте Народов Востока и в Университете. Я надеюсь, что в ближайшем же будущем мне удастся посетить Ингушию и Чечню, чтобы продолжить ту работу, которую я и все терпеливо занимающиеся со мною мои чеченские и ингушские сотоварищи по работе, начали уже в 1920 году.

(Яковлев Н.Ф. Проблемы изучения культуры чеченцев и ингушей. Москва, 1924 год)

604

Б.В. СКИТСКИЙ. «НАЗРАНОВСКОЕ ВОЗМУЩЕНИЕ 1858 г.»

(Страница из истории ингушского народа)

Назрановское «возмущение», имевшее место 23–25 мая 1858 г., является очень характерным моментом в жизни ингушского народа эпохи покорения его русскими.

Хотя это «революционное», как его называло русское военное командование, выступление назрановцев и связано было с борьбой Шамиля с русскими, но связь эта была чисто внешняя. Правда, с одной стороны, ингушский народ в лице Шамиля хотел это революционное движение использовать в своих общих политических планах. Тем не менее, это движение имело свои самостоятельные экономические корни, питалось своими внутренними социальными трениями, шло под разными политическими ориентировками, прикрывалось традиционной религиозной враждой.

В рассматриваемую пору часть ингушского народа была уже в полном подчинении русской власти и входила в приставства «Назрановских и карабулакских народов», другая же часть еще находилась в «сомнительной», как выражались русские власти, зависимости.

Войдя в соприкосновение с русскими, ингуши стали втягиваться

вкруг тех капиталистических отношений, которые несло с собой русское владычество. Рушились основы натурального хозяйства, росли товарные отношения. Предметом торговли были, главным образом, русские фабрикаты: красный товар (ситец, нанка, парча) и железо, из которого горцы выделывали орудия и оружие. Торговля велась по преимуществу в русских крепостях или в покоренных аулах, причем, в последнем случае, торговля велась даже с опасностью для жизни, так как приходилось скрываться в домах родственников, пока эти совершали порученные операции.

Наиболее оживленно шла торговля на русской линии, в глубине же гор (в Чечне, в Дагестане) она была незначительна. Там торговали мелкие коробейники с небольшим торговым оборотом (от 30 до 150 руб.

вгод), лишь немногие имели оборот до 1000 рублей. Как ни незначительна была эта торговля, все же она свидетельствовала об экономической связи и зависимости горцев от русского капитала.

Сростом торговли росло значение денег, пробуждался дух капиталистической наживы, пробуждалась жажда к удобной земле, к земледелию и хозяйственности, к мирному укладу жизни. А это, в свою оче-

605

редь, влекло за собой общественное расслоение, появление бедняков, «черного люда» – по терминологии русской власти, с одной стороны, и более зажиточных и влиятельных, с другой. Одни из обитателей аулов обладали достаточным имуществом и лошадьми, а другие не имели ни лошади, ни арбы. По этому имущественному принципу русские власти распределяли общественные повинности жителей аулов.

Из группы более зажиточных выходили старшины, которые возвышались до высокой политики, той или иной политической ориентировки.Снимисчиталисьполитическиеврагиидрузья.Ониотименивсего народа вели переговоры, руководили народным движением, выдавали аманатов. Русская власть манила их предложением земли, а главное, служебным положением; от нее они получали и деньги, звание прапорщиков и юнкеров; их усердие поощряли медалями и другими знаками отличия.

Между верхами и низами ингушского общества уже не было контакта. «Чернь» – далека от политики, держит себя вообще пассивно; политику ведут верхи. Эти классовые отличия к середине XIX века еще не отлились в сословные. «В назрановском обществе, свидетельствуют пристав этого общества, нет классов, которые бы отличались правами и преимуществами». В правовом отношении все еще были одинаковы.

Общийукладжизнибылещеоченьпримитивен.Небылодостаточных навыков к мирному общежитию. «Война всех против всех» еще царила в этом обществе первобытного хозяйства с его несвязанностью и раздробленностью.

Русская власть тяжелой рукой старалась внедрить в эту общественность начала, свойственные капиталистическому обществу.

Необходимой мерой в целях укрощения всех анархических элементов признавалось принудительное выселение из мелких разбросанных аулов в большие, числом не менее 300 дворов.

Для известной части ингушского народа это было неприемлемо, так как лишало прежней вольности, создавало явную зависимость от чужой твердой, а зачастую и произвольной власти, которая заходила дальше материального стеснения и простирала руку на совесть, веру отцов. Все назрановцы старшего поколения ясно помнили те насильственные меры обращения их в православие, какие принимало русское духовенство при поддержке светской власти.

Это обуславливало популярность в ингушском обществе Шамиля, который гарантировал традиционный уклад жизни и верований. Та несложная государственная организация, которой располагал Шамиль, была гарантией более легких требований со стороны населения

606

именьшего притеснения со стороны властей. Шамиль при помощи своих агентов поддерживал связь со всеми оппозиционными русскому владычеству элементами, колебал верность покоренных и поддерживал дух независимости у «сознательных» обществ. Он обещал избавление от «врагов», от притеснения и несправедливости «неверных».

Народ, точнее сказать, верхи, старшинский элемент, двоились в своих ориентациях.

Страх перед русской властью, надежды на материальные блага (землю, службу) за лояльность по отношению к ней склонили их в пользу русских, но жестокость власти, несправедливость и злоупотребления ее толкали их к Шамилю. Магометанская вера становилась знаменем в этой борьбе с экономическим и политическим гнетом русских.

Всякая попытка русской власти насильственно нарушить традиционный уклад жизни, согнать с насиженных мест и построить быт на новых началах возбуждала подозрительное и враждебное отношение со стороны руководящих групп общества. Эта, на первых порах кажущаяся совсем безнадежной борьба малого народа с русской силой, борьба, граничащая с безумным отчаянием, находит себе объяснение в наивной вере горцев в поддержку султана, вере, разжигаемой даже подложными прокламациями, якобы идущими от его имени.

Так, напр., в 1842 г. распространена была подложная грамота, якобы присланная от султана через Ибрагим-пашу, следующего содержания: «Почетные улемы, князья, уздени и весь народ Дагестанский, Черкесский и Татарский, да будет мир Господень с вами и благодать его над вами. За два года пред сим я посылал в ваши пределы моего приближенного Хаджи-Юсуфа Гарин-бека с поручением узнать о делах и действиях ваших. Этот Хаджи исполнил возложенное поручение

ибыл очевидцем ваших дел и того, что вы с поднятием вашего оружия соединили соревнование свое ко введению чистоты в православную в нашу веру и что Шейх Шамиль-Эффенди из среды вас есть первый поборник благого этого дела, доставил ко мне о таковом вашем быте описание.Яже,получивэтоописание,подвергнулоноекстопаммогущественного моего Государя, властителя двух морей и двух материков Султана Абдул-Маджид-Хана, который изволил быть этим доволен, в доказательство чего немедленно повелел всем сухопутным и морским силам турецким и египетским быть готовыми к выступлению в поход под главным моим начальством. Итак, апрель 1843 г. будет началом военных моих действий.

Победоносные войска, начальству моему вверенные во славу Бога, достигнут в то время крепости Анапы и полуострова Крыма, атакуют

607

русских в русских пределах и с надеждою на Бога и молитвами святого нашего пророка начнут с ними священную брань. Сообщая вам об этих приготовлениях на радость вашу и печаль неверных, я взываю к вам, православные мусульмане, удалитесь от неверных, избегайте всяких сношений с ними, да не прельстят вас богатства этого света и не совратят вас с пути истинного происки диавола. Сблизьтесь с Богом, изучая все его премудрости, подвяжитесь оружием и млад, и стар от 7 до 70 лет, участвуйте в священном деле. До прибытия моего повинуйтесь Шейху Шамилю-Эффенди и исполняйте все его приказания так, как теперь исполняете. Шамиль, к тебе я обращаюсь теперь. Будь правдив в суде, храбр на войне и попечителем о народном благосостоянии. Когда же близко будет то время, о котором я выше сказал, то со всеми войсками явись в крепость Анапу. Там мы с тобой увидимся, и я проверю твое поведение.

От посланника Ибрагима-паши, Хаджи-Юсуфа Гарин-Бека, Назрановским,КарабулакскимиГалашевскимобществампосылаетсяпоклон.

Уведомляю вас, что я с воззванием этим прибыл от Ибрагима-паши будучи у самого Шамиля в присутствии всего собрания старшин мусульманских от слова до слова торжественно читал оное. По желанию техжестаршинделаювоззваниеэтогласнымвдругихчастяхздешнего края, дабы никто не мог отговориться незнанием его. Всякий может и должен читать его буквально и всякий волен выбрать одно из двух: повиновение или непослушание».

«Но с этого года, как значится в отношении Чернышева к командующему войсками Кавказской линии, духовное начальство, ревнуя о распространении слова божия среди горцев, обратило взоры на ингушей, исповедующих магометанство или коснеющих в язычестве, и приступило к обращению их в православную веру. Однако, первые миссионеры не имели большого успеха, так как в каждой духовной особе горцы видели притеснителя».

Этому способствовало то, что «проповедь велась или на ломаном туземном наречии, или на русском языке, непонятном для сего народа». Священники же требовали строгого исполнения проповедуемой религии. Причиной принятия христианства со стороны ингушей были подарки, деньги, пособия хлебом. Принимали христианство «люди по большой части самые бедные и низкого сословия. Некоторые же крестились по нескольку раз». Военный министр, со своей стороны, полагал, что от такого рода обращения в христианство в дальнейшем надо воздержаться,таккакэтодастповодквозмущению,ипредложил,чтоб духовенство не действовало мерами полицейскими, а примером соб-

608

ственной благочестивой жизни. Просьбу о разрешении обращенным в христианство возвратиться снова в мусульманство министр отклонил (дело № 2649, л. 5).

По докладу Чернышева по этому вопросу император в 1844 г. приказал «не преследовать новообращенных назрановцев в христианскую веру, если между ними заметно будет не точное соблюдение обрядов оной, и в дальнейшем приостановить действия наших – миссионеров к обращению назрановского народа в христианскую веру до особого на то разрешения, а также назрановцев, исповедовавших христианскую веру, водворять их сколько можно ближе к русским поселениям с тем, чтобы исподволь с оными слились, назрановцев-мусульман – несколько отдаленнее позади (дело № 2649).

Это делает понятным тот акт отчаяния, который, в сущности, представляет собой Назрановское возмущение 23–25 мая 1858 г. Толчком к восстанию послужила попытка пристава Назрановского и Карабулакского народов получить сведения о количестве жителей в Назрановском обществе, сведений, необходимых для решения вопроса об отводе земли и переселении их в большие аулы. Это было вызвано тем, что многие благоразумные люди, «как докладывал Евдокимов главнокомандующемуКавказскойармией,«живущиесвоимтрудомидорожащие своей оседлостью, явились к начальству с просьбой указать место для новых поселений. Но далеко не все были так соглашательски настроены».

Депутаты от народа требовали от пристава, чтобы он давал разрешения выразившим желание переселиться в большие аулы. «Требования старшин, – пишет пристав, – становились час от часу все более дерзкими». «С наступлением вечера (23 мая), – продолжает пристав, – конные большими шайками начали разъезжать по окрестным аулам и при ружейных выстрелах вызывать народ с оружием на высоту против (назрановского) фронта. Стрельба по аулам и торжественные крики вполне выразили необузданность народа, готового на ослушание, а может быть, даже на бунт. Брань не преданных правительству людей с высот, на которые они собрались, в продолжение 2-х часов слышна (была) на форштадте». Дабы не допустить «глупый народ к явному восстанию и вовремя подавить это волнение», пристав просил выслать в Назрань подкрепление.

На следующий день из Владикавказа прибыл с войсками полковник Зотов. Появление войск, свидетельствует Зотов, внесло успокоение. Старшины изъявили покорность, но «ночью фанатики и возмутителиобъехаливсеаулы,взялиснародаклятвуявитьсяввоскресеньена

609

сборный народный курган, а старшинам воспретили ко мне явиться». И действительно, в воскресенье к Зотову являлись только лица офицерского звания, которых Зотов хотел было послать к народу, «чтоб иметь в толпе людей влиятельных и долженствующих говорить в нашу пользу», но толпа этих офицеров не приняла и даже угрожала убить. К полудню явилась к Зотову депутация из 6 человек, в числе которых было 4 главных руководителей движения.

Депутатызаявили,чтонароднежелаетселитьсябольшимиаулами, что зачинщиков они не знают и не выдадут. Зотов поручил депутации предложить народу разойтись и, в качестве заложников, оставил у себя 4-х руководителей движения. «Едва депутаты, – докладывал Зотов, – присоединились к толпе, как народ начал медленно спускаться с горы, показывая вид, что расходится, и приблизившись к форштадту, вся эта масса в числе 4–5 тысяч (кроме назрановцев в сборе участвовало большое число кабардинцев, Галашевцев и жителей Терской долины) с гиком и выстрелами бросились бежать на форштадт. Войска открыли огонь по нападающим. Видя неудачу и находясь под страшным огнем стрелков и артиллерии, масса начала быстро редеть и разбегаться во все стороны».

На суде, учрежденном над главными виновниками движения выяснилась и достаточная подготовка, и организованность движения, и его высокая революционная напряженность. Инициаторами этого движения были – юнкер Чалдыр Арчаков, знаменосец Магомет Музуроев или мулла Бехоев. «Они, как гласит обвинительный акт, первые составили план общего возмущения и принимали особенно живое участие в составлении письма Шамилю от имени всего Назрановского общества с предложением принести ему присягу верности и отложиться от русского владычества». Из этого видно, что данное восстание не было случайным актом стихийного движения, а было результатом определенного политического протеста против угнетающего политического строя. Это политическое движение очень искусно было связано с религиозной борьбой и в глазах массы получило религиозную санкцию. К заговору привлечены были муллы Б. Ашиев и У. Мугаев, которые принимали участие в первых совещаниях и были авторами письменных предложений Шамилю. Ряд «первых» лиц общины: юнкера и старшины с охотой приложили свои печати к письму Шамилю и выразили готовность выдать ему аманатов. Шла очень живая агитация среди назрановских аулов впользувсехэтих мероприятий.ПисьмокШамилю возилипоаулам,собралипечати,илишьпослеэтогоонобылоотправленопоназначению. Один старшина, Паша Ганижев, разъезжал несколько ночей по

610