порядке, законсервировав все в таком виде, в каком он обнаружил ос­ танки под землей, и единственное, что он сделает с зубами найденно­ го скелета, — это добавит определенный химикат, чтобы остановить на­ чавшийся распад. Задача его проста, ибо в музее находка будет лежать недвижно под стеклом, открытая для обозрения. Дни разрушения для нее миновали. Задача дантиста совсем иного плана. Дантист должен больной зуб вернуть к жизни, чтобы он продолжал выполнять свою функцию. Дантист начнет «реставрировать» зуб, что в корне противо­ речит профессиональному подходу археолога. Теоретически самая бле­ стящая работа дантиста должна вызвать возмущение нашего вообража­ емого археолога. «Этот шарлатан, — мог бы сказать он, — извлек боль­ шую часть подлинного вещества, а вместо него вставил искусственное, да так ловко, что подделка почти не заметна. Это не лечение, а сплош­ ной обман».

Оставим наших вымышленных героев продолжать свой спор, в ко­ тором они никогда не достигнут согласия: но если окажется, что арха­ изм — разновидность врачевания, а не археологии, то станет ясным, почему так часто архаизм отрицает свои же собственные археологиче­ ские намерения. Фактически архаист всегда занят одним и тем же — примирением Прошлого и Настоящего. В противоречивых претензи­ ях этих двух начал кроется слабость архаизма как образа жизни. Арха­ ист всегда перед дилеммой: либо он уходит в Прошлое, оставляя На­ стоящее, но тогда броня его убежища не выдерживает натиска Жизни, либо пытается возродить Прошлое через Настоящее, но тогда он ска­ тывается на грань вандализма, ибо в Настоящем черты Прошлого ис­ кажены до неузнаваемости. В любом из вариантов архаист в конис кон­ цов обнаруживает, что он не так уж отличается от футуриста. Настаи­ вая на анахронизме, он фактически открывает дверь для самых бесцеремонных и безудержных новаций.

О

ФУТУРИЗМ

Отношение между футуризмом и архаизмом. Очевидное различие в ориентации, которое разводит эти два образа жизни, не столь значи­ тельно, как те глубинные черты, которые создают между ними обшее. Как футуризм, так и архаизм — это попытки разорвать путы настоя­ щего через обращение к другим временным периодам, не покидая, однако, земной план человеческого бытия. Это пути, альтернативные только по оси временного изменения, однако их объединяет то, что оба они оказываются бесперспективными. Направления различны, но спо­ соб один. В то же время футуризм отличается от архаизма степенью

440

ухода от человеческой природы, что может рассматриваться как суще­ ственное условие подобного образа жизни, ибо, уходя от неприятного Настоящего, люди с большей охотой обращаются к знакомому Про­ шлому, чем к незнакомому Будущему.

Движение Времени извечно возбуждало человеческий ум, ибо ощу­ щается явная непрерывность между смертным и бессмертным. Это ощущение отчетливо выражено в сто первом псалме. «Я сказал: Боже мой! не восхить меня в половине дней моих. Твои лета в роды родов. Вначале Ты основал землю, и небеса — дело Твоих рук. Они погибнут, а Ты пребудешь; и все они, как риза, обветшают, и, как одежду, Ты пе­ ременишь их — и изменятся. Но Ты — тот же, и лета Твои не кончат­ ся. Сыны рабов Твоих будут жить, и семя их утвердится пред лицем Тво­ им» (Пс. 101,25-29).

Естественный человеческий ужас перед перспективой уничтожения Настоящего, которое действительно невозможно продлить или задер­ жать, побеждается либо философским мировосприятием, либо рели­ гиозной интуицией, «возвышенной надеждой», которая способна ос­ ветить тьму после смерти.

Философский ответ на вызов Изменчивости можно расслышать в словах и эпикурейского поэта, и стоического императора, согласие ко­ торых обнаруживает то фундаментальное единство, которое присутствует в мировоззрении двух классических форм эллинской философской мыс­ ли, оказавшихся искусственно противопоставленными одна другой.

У Лукреция слышится нота, столь же истинная для духа своего Учи­ теля, сколь она далека от духа, вульгарно приписываемого эпикурей­ ской школе.

Ибо отжившее вес вытесняется новым, и веши Восстановияютея вновь одни из других непременно, Ибо запас вещества поколеньям нужен грядушим, Но и они за тобой последуют, жизнь завершивши; И потому-то, как ты. они сгинули раньше и сгинут. Так возникает всегда неизменно одно из другого.

(Лукреции. О прироле вешей.)

Эпикурейская поэзия в чем-то перекликается со стоической прозой Марка Аврелия. «Природа целого из всего, что есть, словно из воска, слепила коня какого-нибудь, потом смешала это и взяла вещество для древесной природы... для человека... И всякий раз это очень ненадол­ го. И не страшнее ларцу быть сломанным, чем быть собранным**.

Религиозный ответ на этот вызов может быть выражен в двух вари­ антах: «Безрассудный! то, что ты ссешь, не оживет, если не умрет* (Кор.

• Марк Аврелии Антонин. Размышления. VII. 23. Л.. 1985. С. 38,

441