СИНТО
Формирование синто
Синто – исконная национальная религия японцев, возникшая на основе объединения архаических общинных культов двух крупных племенных объединений, населявших юг Японского архипелага – ямато и идзумо. Термин синто(神道) – «путь богов» является китайским по словообразованию; он начал использоваться японцами для обозначения собственной религии только в эпоху Средневековья (6-7 вв.), когда страна активно усваивала китайскую культуру и под влиянием иероглифики в японском языке начинает формироваться китайский слой лексики (канго). В Китае это слово (шэньдао) с древнейших времен означало «дорогу к усыпальнице душ предков», т.е. путь как таковой, которым человек проходит от дома к могиле предков для совершения поминального обряда. Но в Японии слово син (кит. шэнь) или ками («божество») означает не только и далеко не в первую очередь духов предков. Прежде всего, это боги и духи, населяющие весь окружающий человека мир – небо, светила, землю, горы, реки и леса. Некоторые современные японские исследователи (например, историк и синтоистский священник Уэда Масааки) считают, что слово «синто» лучше писать слоговой азбукой катакана – シントウ, чтобы избежать смыслонесущих китайских иероглифов.
И все же выбор японцами именно этого слова для обозначения своей традиционной религии был отнюдь не случаен – в отличие от буддизма, конфуцианства, даосизма и других религий, почитающих своих основателей и потому называемых по-японски кё: (教) - «учение» (кит. цзяо), синто никем и никогда не было создано. Это естественный, природный «путь» богов и человека, существующий с незапамятных времен, и этим путем должен следовать каждый, кто родился в этой стране.
В основе синто лежат два культа: культ одухотворения природы и культ почитания родовых божеств-первопредков. По учению синто, человек ведет свое происхождение от одного из бесчисленных духов или богов (ками), и поэтому обязан почитать своего духа-первопредка － удзигами (氏神), который хранит человека и обеспечивает ему благополучие. И поскольку мир человека не отделяется от мира богов, то человек и сам в некотором смысле является ками, а это значит, что для него не актуальна задача поиска спасения в потустороннем мире. Спасение заключается в вознесении благодарности ками и своим предкам, в жизни в гармонии с природой, в постоянной духовной связи с богами. Коллективный образ жизни и коллективистское сознание японцев содействовали тому, что традиция синто, входящая в жизнь человека с первых дней детства и сопровождающая жизнь его семьи, соседей и друзей – воспринимается не на уровне моральных норм или нравственного критерия, а посредством эмоционального отклика на зовы бытия. После смерти человека его душа сливается с духом-первопредком, а при определенных обстоятельствах способна и сама стать ками (но для этого покойный предок должен был при жизни обладать экстраординарными качествами, кроме того, требуется значительное время, чтобы его дух очистился от состояния скверны, связанного со смертью).
В свою очередь, ками обладает способностью воплощаться в любой предмет. Наиболее распространенным воплощением таинственной божественной силы (монокэ) – является камень. Такие предметы – синтай (神体 - «тело бога») – являются символами святости и видимыми объектами поклонения (храмовый синтай обычно представляет собой прямоугольную дощечку с надписью имени божества – традиция, пришедшая из Китая).
Основы взаимоотношений протояпонцев с окружающим миром и их система образного осмысления структуры мироздания начинают формироваться еще в эпоху неолита. Этот процесс был длительным и многослойным по характеру оказываемых на него разнообразных влияний.
Японскую древность принято делить на два периода – неолитический период Дзёмон (縄文, досл. «верёвочный узор») — с 10 000 г. до н.э по 300 до н. э., и период Яёй (弥生, получил название от населенного пункта в окрестностях Токио - 300 г. до н. э. - 300 г. н. э.) - переходный период сосуществования каменных, бронзовых и железных орудий труда. Период Дзёмон и оставшаяся от него керамика позволяют сделать некоторые предположения. Обитатели Японских островов, вероятно, жили охотой и собирательством, а в конце этого периода занимались культивацией полезных растений, прежде всего клубней таро (по форме таро походит на картофель, но в отличие от него при варке приобретает светло-лиловую окраску). С техникой возделывания таро было связано верование в марэбитогами – «бога-чужака», приходящего из-за моря и приносящего благоденствие и богатые урожаи, а также связанного с обрядами инициации – эти верования имеют сходство с обрядами, принятыми во всей Океании, в частности, в Меланезии и Новой Гвинее.
Похоронные обяды периода Дзёмон включали помещение тела умершего в кувшин в позе плода в утробе; принятое тогда татуирование и удаление зубов – по-видимому, в ходе обрядов инициации – напоминают об обычаях Юго-Восточной Азии. Некоторое представление о верованиях в период Дзёмон дают глиняные фигурки до:гу, чаще всего представляющие женщин с увеличенной грудью и животом – по-видимому, женские божества рождения и жизненной силы. Среди этих фигурок много и изображений животных. Следы этих архаичных культов обнаруживаются в ритуалах охотников и лесорубов Северо-Восточной Японии, где прослеживается культ матери-прародительницы в виде божества горы. Помимо до:гу до настоящего времени дошли каменные шесты фаллической формы и керамические сосуды с узорами разного типа, среди которых опознается изображение змеи и морских волн.
Сравнительно недавно в префектуре Ниигата был обнаружен кувшин периода Дзёмон, выполненный из ствола сакуры, в котором содержатся следы вина, употреблявшегося во время религиозных празднеств. Этот напиток изготавливался из ягод бузины и трав, придававших ему вкус и крепость, и скорлупы грецкого ореха, имевшей не столько гастрономическое, сколько ритуальное значение. И все же многие стороны жизненного уклада в период Дзёмон до сих пор остаются неразгаданными.
Основные данные, свидетельствующие о религиозной и культовой практике древних японцев, относятся к периоду Яёй. И здесь необходимо обратить внимание на то, что жизнь родоплеменных организаций на японских островах не была полностью изолирована от обширного дальневосточного ареала – этнических массивов Китая, Корейского полуострова, Восточной Сибири и Приморья, Юго-Восточной Азии и островов т.н. Южных морей (совр. Индонезия), каждый из которых имел свой уровень историко-культурного развития. В период Яёй на японские острова с материка усиливается приток переселенцев, уровень социально-экономического развития которых был намного выше, чем у аборигенов. По данным современных исследований, этнорасовые миграции на Японские острова включали негроидов с о-ва Лусон, индонезийцев, индокитайцев, китайцев (ханьцев), корейцев, а также тунгусов, палеоайнов, тюрко-монгольских и даже тибетских и гималайских племен. Основной миграционный поток, в том числе и айнов, происходил из Юго-Восточной и Центральной Азии через Корею (и хотя японский язык считается изолированным, по грамматическому и фонетическому строю он близок к группе алтайских языков). Таким образом, японцы - продукт смешения указанных народностей и этнических групп.
Иммигранты принесли с собой бронзовые и железные орудия, культуру заливных рисовых полей, завезли лошадей и коров. Переселенцы обладали и более совершенными производственными навыками в сельском хозяйстве и ремесле. Начался длительный период освоения аборигенами материальной культуры пришельцев, их ассимиляции, в результате которой и возникла японская народность.
Но доминирующее влияние на формирование культуры японского этноса оказывала древнекитайская цивилизация. Появившаяся за 2 тыс. лет до рассматриваемого периода, она уже в 14-13 вв. до н.э. имела сложную политическую и экономическую организацию, письменную культуру и политическую мысль, а также разработанную систему религиозных традиций, обрядов и ритуалов.
Однако нельзя и абсолютизировать масштабы этого влияния – родовые общины жили в островной стране, отрезанной от материковой цивилизации просторами морей и океана. К тому же горные массивы, покрывающие центральную часть японских островов, содействовали разобщенности племен и отдельных локальных регионов, охватывающих пригодные для жизни долины и равнинные территории, сосредоточенные преимущественно в прибрежных зонах Японского архипелага. Поэтому во многом основой их самостоятельного (как и у многих других народов) изначального знания о процессах космического порядка стали поэтическая интуиция, воображение и собственная жизненная практика.
В самых разных контактах с окружающим миром формировались попытки понять тайны мироздания, а потом и получить защиту высших сил. Эта возможность для древнего японца воплотилась в художественно-метафорических структурах архаического сознания, символически отображающего явления окружающего мира – солярные, астрономические, теллургические (от лат. telluris — земля; т.е. связанные с землей), сезонные и т.д. Вслед за этим появляется стремление отразить в образной, символической форме осмысление структуры космоцентрической взаимосвязи человека и природы. Это наглядно подтверждает план неолитического поселения Торо в современной префектуре Сидзуока, выявленный археологическими раскопками. В нем символ солнца – круг, выступая в качестве выражения реального взаимодействия природы с жизнью человека, используется как система расположения древних жилищ татэана. Это были полуземлянки - полуназемные жилища, верхняя часть которых сооружалась из жердей, тростника и ветвей и засыпалась землей; от них сохранились круглые ямы глубиной от 30 до 100 см и диаметром 4-8 м. 5-6 жилищ такого типа, расположенные по кругу, образовывали двор (ко).
Форма круга – символ солнца и неба – встречается на раннем этапе жизни первобытнообщинных объединений и в качестве культового сооружения, сложенного из камней и представляющего образную картину Вселенной. Для человека, воспринимавшего природу как результат действия высших сил, была естественной сакрализация всех природных форм. Каменный алтарь, обнаруженный в Оу (префектура Акита), состоял из разложенных на земле в виде круга мелких и крупных камней, почитаемых как обиталище божества – ивакура (岩倉).
Однако вездесущность божества, его присутствие в горах и долинах, лесах и реках с течением времени потребовали более конкретно-локальной репрезентации. Дальнейшая стадия развития сакрального, в том числе религиозного, сознания обусловила формирование новой системы символов. Так появилась сакрализация самого природного пространства – засыпанная белой галькой (или белым дробленым камнем) площадь стала воплощением божества, его жизни здесь. Развитие земледелия, тайна произрастания злака дали серию новых символов, отражающих непосредственную связь деятельности человека с ритмической заданностью мироздания, с цикличностью времен года. Одним из таких символов стал амбар миякэ (宮家) где хранили урожай риса. Площадь вокруг амбара превратилось в культовое место, где в жертву божествам приносились первые ростки риса, а после сбора урожая устраивалось празднество. Со временем и сами амбарные свайные постройки (такаюки) были превращены в синтоистские храмы.
По археологическому инвентарю культура Яёй подразделяется на два ареала: западный с центром на севере о-ва Кюсю и восточный в районе современного города Осака. Остров Сикоку и запад о-ва Хонсю можно рассматривать как переходный район, где встречается как западный, так и восточный инвентарь.
Для западного ареала характерна культура бронзовых мечей и другого бронзового оружия: наконечников копий и стрел, секир. Меч был обожествлен древними японцами как “тело” или “облик” бога. Вполне вероятно, что такое представление возникло под влиянием переселенцев с материка. (Например, скифы, по словам Геродота, считали, что в меч воплощается бог Арей, они водружали меч на насыпь и ежегодно приносили ему в жертву рогатый скот и лошадей. В честь меча умерщвлялся и каждый сотый пленник).
Север Кюсю являлся также центром распространения бронзовых зеркал китайского производства, имевших узор в виде зубчиков пилы. В то время зеркала не были предметом обихода, а имели исключительно магическо-ритуальное значение. У тюрко-монгольских народов, сибирских и корейских шаманов бронзовые зеркала рассматривались как вместилище духа предка шамана, как символ небесного духа и средство отпугивания нечистой силы. Бронзовые зеркала почитались и как изображения солнечного диска. В традиции синто зеркало стало не только символом Солнца, но и его вместилищем; сияние зеркала обозначает собой сияние самой богини Солнца, заключенной в нем. Т.о., зеркало и само является ками. Китайцы, как мы уже говорили, считали зеркало талисманом, оберегающим от зла и наваждений, подстерегающих человека. Зеркало мыслилось ими как копия Вселенной, как посредник между человеком и “Всеобщим Законом Природы” (Дао), оно представлялось отражателем души. (По свидетельствам Дж. Фрэзера, представление о зеркале как о двойнике души было распространено на Андаманских островах, в Новой Гвинее и Новой Каледонии).
Наряду с мечами и зеркалами на севере о-ва Кюсю были обнаружены яшмовые подвески. Яшма, по представлениям древних китайцев, охраняла своего носителя, отвращала от него беду.
Наделение этих предметов сакральной функцией было зафиксировано в традиции синто, где меч (цуруги), яшмовое ожерелье (магатама) и зеркало (кагами) являются священными символами богини Солнца Аматэрасу – «тремя священными сокровищами» (三種の神器, сансю-но дзинги) и регалиями японских императоров.
Восточный ареал представлен культурой бронзовых колоколов (дотаку), обнаруженных в районах древнейших культовых мест и святилищ. Эти колокола, подобно бронзовым барабанам Южного Китая и Индокитая, тоже имели культовое назначение, их подвешивали на ветвях священных деревьев и, ударяя по ним, обращались к небу с молитвами. На о-ве Сикоку обнаружен бронзовый колокол, датируемый III веком н. э. Его поверхность расчленена горизонтальными и вертикальными линиями на 12 частей, в каждой из которых имеются рельефные изображения производственных процессов (охоты, рыбной ловли, полевых работ, ткачества), жилищ, типичных для современной индонезийской архитектуры и воспроизведенных в синтоистских храмах Идзумо и Исэ. На колоколе изображены также звери, птицы, насекомые и пресмыкающиеся. Все это дает довольно полное представление о занятиях и быте японцев в период Яёй.
Обнаруженные здесь зеркала из бронзы были либо привозными, либо местными, что свидетельствует о развитии производства металлических изделий, литейной техники. Зеркала имели, как и на Кюсю, ритуально-магическое значение и являлись символом царской власти.
Земледелие укрепило оседлость и социальную структуру общества - земледельческую общину. В китайских летописях японская земледельческая община обозначается иероглифом “страна” (куни). Она состояла из деревень (мура), а последние - из домовых общин (сётай кёдотай), тождественных большой семье, которая территориально представляла собой двор (ко), состоявший из 5-6 жилищ татэана.
Главой земледельческой общины являлся жрец, само наименование которого - “резатель” - свидетельствует о его функции принесения жертвоприношений (кровью жертвенных животных окропляли землю перед посадкой риса), в том числе, по-видимому, и людей - “майских девушек” во время весенней высадки рисовой рассады.
Жрец совершал молитвы о “великом очищении”. Самыми тяжкими, “небесными” грехами считалось разрушение межей, поскольку общинная земля наделялась во владение дворам, завал оросительных канав, разрушение запруд, повторный засев, втыкание вех в чужое поле (символизировало присвоение чужой земли). Сдирание шкур, живодерство, сброс нечистот в места общинного пользования также относились к тягчайшим грехам. Иными словами, это типичные запреты сельскохозяйственного коллектива, в котором были сильны общинные права на землю и оросительные сооружения, где производство риса становилось определяющим занятием населения. Следует обратить внимание и на запрет сдирания шкур, существовавший у японцев еще задолго до появления буддизма.
Прогресс в области этики семейно-брачных отношений проявился во введении ограничений на круг брачных партнеров, когда менее тяжким, т. е. “земным”, но все же грехом объявлялся “грех любодейства” с собственной матерью, дочерью и скотоложство. К “земным” грехам относилось также сечение мертвой и живой кожи. Последнее, по-видимому, было направлено против тех сторон обряда инициации, которые сопровождались телесными повреждениями. Несчастья от “гадов ползучих”, птиц и вообще “высших богов”, заболевания проказой (”белые люди”), наросты на теле, мор скота и “грех чародейства” также относились к “земным” грехам.
В начале Х в. “небесные”, и “земные” грехи были зафиксированы в молитвах-заклинаниях норито, которые вошли в свод “Энгисики”, блестяще переведенным на русский язык Н. А. Невским. В этих молитвах отражена имитативная магия слова в виде заклинаний-песен, воссоздававших весь цикл сельскохозяйственных работ, которые исполнялись при посеве сельскохозяйственных культур. Цель таких молитвословий заключалась в том, чтобы в действительности вызвать аналогичный их содержанию результат. Традиция исполнения этих песен сохранялась вплоть до начала XX в. и была зафиксирована Н. А. Невским на островах Рюкю.
Основная масса продукта производилась для непосредственного потребления самой общины, но развивался и товарообмен - это зафиксировано в китайской летописи 3 в. “Вэй чжи”, где сообщается, что люди на о-вах Цусима, Ики, на северо-западе Кюсю и юго-западе Хонсю “ездят на кораблях покупать хлеб на север и на юг”.
Со временем появившиеся излишки продуктов стали присваиваться главами семейных групп, и, прежде всего, самим главой земледельческой общины, что приводило к имущественной дифференциации. У наиболее состоятельных лиц появляются лошади, завезенные с материка.
Имущественная дифференциация отразилась и в способах погребения. Если рядового общинника просто вывозили в поле и там оставляли на съедение животным, то знатных людей хоронили в гробах, выдолбленных из бревна японского кедра (ко:я маки) длиною от 4 до 8 м (позже деревянные гробы были вытеснены каменными, а в конце периода Яёй использовались и керамические гробы). В гробы помещали погребальный инвентарь: оружие, доспехи, колчаны, бронзовые зеркала и ожерелья. Все эти предметы считались священными и в более позднем синтоизме, зачастую выступая в качестве главных святынь святилищ. Над такой могилой возводился большой земляной курган (кофун), подножие которого обносилось изгородью из камней.
Останки царя помещались в выложенную каменными плитами подземную камеру, расположенную внутри кургана. Керамический или каменный саркофаг, занимавший в ней центральное место, воспроизводил традиционную структуру дворца пли святилища, приподнятого над землей и увенчанного массивной крышей. На грудь усопшему возлагалось круглое бронзовое зеркало - знак его принадлежности к божественному роду. Всё, что сопутствовало ритуалу погребения, выражало многослойные представления об охране и защите государства от враждебных сил. Комплекс предметов, находившихся в гробнице (керамические сосуды, драгоценные короны, ювелирные изделия, оружие), свидетельствовал по усложнившейся социальной организации и духовной жизни японского общества.
Характерным атрибутом захоронений III—VI вв. являются ритуальные глиняные фигурки ханива (埴輪- буквально «глиняный круг»), которые устанавливали на погребальных курганах. Название «ханива» связано с техникой изготовления — так называемым методом вадзуми: глиняные кольца накладывались друг на друга стопкой, образуя полые фигурки, которые затем тщательно выравнивались, формовались и обжигались при температуре около 800°С. Наиболее древние ханива представляли собой полые цилиндры высотой до 60 см и шириной до 40 см, а также символические образы оружия - щитов, колчанов и шлемов, украшенных магическими узорами. Цилиндрические ханива ставились вокруг вершины и основания кургана или в средней части на его склонах в два-три ряда. На вершине кургана они расставлялись прямоугольником или кругом, внутрь которого помещали ханива в виде оружия и различных предметов. Ханива в виде людей и животных размещали рядами внутри и вне прямоугольника. Существовали и строгие правила ориентации фигурок. Так, фигуры петуха — солнечной птицы, возвещавшей восход, и боевого коня, оседланного для похода, были обращены к востоку; фасады домов — к югу; статуи воинов — к четырем сторонам света. Позднее, когда курганы стали окружать рвами, ханива ставили и за пределами рвов, на ровном месте, в непосредственной близости к кургану, и на валах, насыпавшихся вокруг кургана. Погребальные подношения в виде фигурок ханива имеют множество самых разных форм. Это животные (лошади, цыплята, птицы, собаки, рыбы), дома, оружие, опахала, зонтики, музыкальные инструменты (например, японская «цитра» кото, использовавшаяся при отправлении различных синтоистских обрядов), воины, жрецы, придворные дамы и т.п. Высота наиболее крупных из обнаруженных ханива составляет 2 м 42 см. При весьма тонких стенках сосудов (15-18 мм) вес такого изваяния равен приблизительно 250 кг. Производство ханива было массовым. Для самого крупного кургана Нинтоку их было изготовлено около 20 тыс. штук. В более скромных погребениях, достигающих в диаметре около 20 м, находят до 200 экземпляров ханива. Все эти предметы выполняли важную магическую функцию — они должны были защищать усопшего в потустороннем мире и охранять его могилу от проникновения злых духов. Историко-культурное значение фигурок ханива трудно переоценить — они дают представление об одежде, прическах, сельскохозяйственных орудиях и даже архитектуре того времени. Существует мнение, что ханива (по крайней мере, некоторые из них) служили вместилищем душ усопших. Эта теория основывается на том, что фигурки устанавливались не только на склонах, но и на вершине могильного кургана, и, кроме того, некоторые из них выполнены в виде воинов, снабженных боевыми доспехами и оружием – т.е. копировали облик погребенного.
Летопись «Кодзики» объясняет появление ханива следующим образом. Когда-то в древние времена существовал обычай хоронить всех спутников вождя живыми вслед за вождем и поэтому целая масса людей закапывалась в землю. Но один из императоров, Суйнин, как-то раз услышал вопли зарываемых в землю людей, и это его так потрясло, что несмотря на то, что этот обычай велся с древнейших времен, он нашел возможным этот обычай отменить и ввести более гуманный, предложенный одним из его министров, а именно: вместо живых людей хоронить их глиняные изображения.
Однако такая трактовка ханива вряд ли соответствовала действительности. Во-первых, в Японии не обнаружено ни одного захоронения, где вместе с телом покойного вождя были бы захоронены его слуги, что свидетельствует об отсутствии этого обычая у древних японцев. Во-вторых, несмотря на то, что образы ханива и были в значительной мере навеяны образами китайской погребальной пластики, ее развитие шло самостоятельным путем. В отличие от Китая, где подобная скульптура скрывалась в подземном захоронении, ханива располагались по всей поверхности кургана, а это значит, что они выполняли функцию охранителей покоя усопшего, а также предназначалась для того, чтобы умилостивить духов природы. Скорее всего, авторы «Кодзики» таким образом стремились подчеркнуть сходство древних традиций своей страны с китайскими.
Глава земледельческой общины (дзокутё) имел меч и копье как символ власти, что свидетельствует о его функции военачальника. Подтверждение находим и в иероглифическом написании самого термина “глава общины”: слово дзокутё состоит из двух иероглифов. Первый – «дзоку» входит вторым компонентом в состав слова “семья” (кадзоку) и представляет собой “стрелу”, расположенную под “штандартом”, причем примечательно, что знамя у монголов считалось воплощением бога войны. Второй иероглиф - “те” означает “глава”, “начальник”, “командир”. Таким образом, и из иероглифического написания главы общины следует, что он одновременно был и военачальником, возглавлявшим вооруженных общинников.
А войны между общинами были явлением постоянным. Они являлись источником приобретения рабов, которые первоначально принадлежали всей общине, но по мере усиления влияния главы общины становились его собственностью. Рабы имелись и в больших семьях, но это были домашние, патриархальные рабы-слуги (яцуко), труд которых ограничивался исключительно домашним хозяйством.
В Японии, в отличие от Китая, рабовладельческая система развития так и не получила, но в 4-6 вв., в период формирования раннефеодального общества, сложилась весьма специфическая форма закрепощения: в этот период ведущей производительной силой становятся семейно-клановые группы бэ (部) - несвободные мастеровые, призванные обслуживать старейшин и царей. Их труд широко применялся в аграрном и ремесленном производстве. Бэ состояли как из местного населения, так и из корейских и китайских переселенцев, но в основном это были пленники, которых захватывали во время военных походов на Корею. Как известно, целью этих походов было не только взятие добычи или наложение дани, но и захват ремесленников, из которых и формировались группы бэ. Положение бэ весьма походило на положение римских колонов: они навечно прикреплялись к земле (владению царя или знати) или же к определенному ремеслу, но их нельзя было ни продавать, ни убивать. Среди бэ было немало и образованных «грамотеев» (фухито), умевших читать и писать по-китайски. Позже они составили костяк чиновничества японского государства (похожая ситуация наблюдалась и в поздней Римской империи); выходцами из этого сословия были и самые влиятельные в Японии аристократические жреческие роды: Накатоми-бэ, Имибэ, или Имубэ, и Урабэ.
К 3 в. в Японии сложилось три родоплеменных объединения. На о. Хоккайдо и северо-востоке о. Хонсю обитали племена айну – белокожего и бородатого народа, происхождение которого до сих пор неясно (японцы называли его эбису). В западной части Хонсю господствовал союз племен идзумо, а на о. Кюсю обосновались переселенцы с Корейского полуострова (на юге Кюсю – племя кумасо, а на севере – тэнсон), будущие покорители всей страны, объединившиеся в родоплеменном союзе ямато. Между отдельными племенами и родами ямато непрерывно велась ожесточенная борьба за лидирующее положение. Глава самого сильного рода, возглавившего впоследствии весь племенной союз, получал титул сумэраги, или тэнно (天皇- «небесный государь») и сосредотачивал в своих руках огромную власть, являясь и вождем, и военачальником, и судьей, и верховным жрецом племени, и только его потомки выступали в роли царей – так оформилась система централизованного династийного правления. Главным божеством союз ямато считал богиню Аматэрасу оомиками (天照大神)- «Великую богиню, сияющую на небе», а вождь союза – потом государь, а впоследствии и император всей Японии – почитался ее прямым потомком. Переселение племен ямато на о. Кюсю нашло свое отражение в мифе о том, как внук Аматэрасу по имени Ниниги сошел с неба на одну из горных вершин этого острова.
Затем обитатели Кюсю решили расширить свои владения и переправились на о. Хонсю, продвигаясь все дальше на восток. Главным противником союза ямато было объединение идзумо. Их верховное божество фигурирует в официальной мифологической хронике под именем Оокунинуси (大国主 – «Владетель великой страны») – по родословной богов, изложенной в «Кодзики», пра-пра-правнук Сусаноо. Миф сообщает о том, что Оокунинуси без сопротивления согласился «уступить» свою землю потомкам Аматэрасу.
Дальнейшее распространение власти племени ямато на восток описано в разделах первых письменных памятников Японии - летописях «Кодзики» (古事記 - «Записки о деяниях древности», 712) и «Нихон сёки», или «Нихонги» (日本書紀- «Анналы Японии», 720), посвященных правлению первого «человеческого», т.е. родившегося уже не на небесах, а на земле, легендарного императора Дзимму (660-585 гг. до н.э.).
Между племенами шла непрерывная борьба, в ходе которой происходило их смешение и формирование современного облика японцев, углублялось разложение первобытнообщинного строя, возникал слой более состоятельных общинников, возглавлявших большие семейные группы, формировалась японская народность. В ходе этой борьбы было создано царство Яматай, которое, по данным китайских летописей (в японских летописях эти сведения отсутствуют), возглавила женщина по имени Химико. Период ее правления датируется со 173 по 250 гг. Иероглифическое написание имени Химико（日巫女）означает “солнечная”, или “огненная” (日- хи) шаманка (巫女- мико). В летописи утверждается, что она “занималась колдовством и обманывала народ”. Примечательно, что на островах Рюкю в древности правитель-мужчина выполнял экономические и военные функции, а его сестра - шаманские, т. е. происходило разделение административно-хозяйственных и религиозных функций, аналогично тому, как в царстве Яматай брат Химико “помогал управлять страной”.
О том, где находилось царство Яматай, историки спорят и по сей день. Одни утверждают, что оно было на о-ве Кюсю, где потомки Аматэрасу впервые снизошли на землю. Другие же считают, что центр власти тогда уже переместился на о-в Хонсю, где по столь редкой для гористой Японии равнине кочевал впоследствии царский двор, меняя свое местопребывание после смерти очередного владыки. Эта местность, называемая Ямато, находилась почти точно посредине западной части о. Хонсю и примерно соответствует нынешним границам современной префектуры Нара. Здесь же впоследствии была основана первая постоянная столица Японии с тем же названием – Нара. А северо-восточная часть Хонсю и весь о. Хоккайдо долгое время находились вне контроля Ямато, и обитавшие здесь племена айну (эбису) оказывали упорное сопротивление. Двор владетелей Ямато посылал военные экспедиции против «варваров», начальник которых именовался сэйи тай сёгун (西夷大将軍) – «великий полководец, покоряющий западных варваров». Именно отсюда берет свое происхождение титул военных правителей Японии – сёгун («полководец», «генерал»). В период Средневековья сёгуны, узурпировав власть императора, правили Японией почти 700 лет – с 12 в. по 60-е гг. 19 в. Действуя первоначально на северо-востоке Хонсю, военные правители Японии и места для своих столиц выбирали поближе к полям сражений. Это касается и деревушки Камакура («Сарай для серпов»), выбранной первым кланом сёгунов Минамото в качестве своей первой ставки – бакуфу; и последнего сёгунского клана Токугава, обосновавшегося в 1604 г. в Эдо («Поселение у гавани»), которое впоследствии, после возвращения императору полноты власти в 1868 г., было переименовано в Токио («Восточная столица»), по контрасту со старой императорской столицей – Киото («Столичный город»).
Мифологическая традиция, содержащаяся в летописях «Кодзики» и «Нихон сёки», отразила сложный путь формирования системы синтоистских культов. В официальный мифологический комплекс вошли и божества племен Северного Кюсю, постепенно проникших с миграцией населения в центральную Японию, и боги обитавшего здесь автохтонного населения.
Попытки реконструкции японского мифа на основе тщательного изучения фольклора привели к выводу, что одним из самых древних богов, верховным и главным аграрным божеством был Сусаноо (須佐之男の命), его полное имя Такэхая Сусаноо-но микото – «Доблестный, Быстрый Ярый Бог-Муж из Суса». Формирование культа богини Аматэрасу и его вхождение в состав общеяпонского пантеона произошло гораздо позднее.
Борьба между переселенцами и местными этническими группами наиболее ярко отражена в мифе о борьбе между Сусаноо и Аматэрасу. Местные боги постепенно утрачивали свое приоритетное положение; верховным божеством становилась богиня Солнца Аматэрасу, положившая начало «божественной» императорской династии.
Синто отличается отсутствием упорядоченной (кодифицированной) системы верований, канонов и обрядности. Рождение синто произошло из объединения разнородных культов природы и поклонения родовым и племенным божествам. Конечно, за период длительного существования содержание и формы культа подвергались значительной эволюции, и развитие синто шло как формирование сложного синкретического единства, включавшего религиозные и мифологические представления не только племен мигрантов, завоевателей и аборигенов отдельных регионов японского архипелага, но и мифологические традиции материковых и территориально-островных культур иных анклавов.
Возникновение раннефеодального государства оказало значительное воздействие на процесс объединения черт различных культов, но четкой религиозной системы, исключающей неоднородность, так и не было создано, хотя происходило формирование многих общих внешних форм функционирования разнородных храмовых объектов в широком и сложном обрядовом комплексе.
«Кодзики» и «Нихон сёки» уже описывают общество, в котором соблюдение ритуалов играло очень важную роль, и хотя внешне синто выглядит как примитивный и бессистемный пантеизм, это не означает отсутствия в нем стройной системы мировоззрения и даже некоторого изящества.
Религиозные представления японцев опирались на расплывчатую и не сформулированную четко концепцию вселенной, состоящую из мириад чувствующих частиц. Поклонение природе, движущей силой которого был скорее восторг, чем страх, следует рассматривать как начало фетишистского анимизма.
Многое из того, что выглядит в современной жизни японцев так изысканно и утонченно, можно обнаружить и у их далеких предков, которые боготворили не только могущественные и внушающие благоговение и страх вещи и явления, - такие, как солнце, луна или буря, и не только жизненно необходимые, например, колодец или кухонный горшок, но также просто красивые и приятные: скалы и ручьи, деревья, цветы.
И поклонение подобным объектам является составной частью утонченной чувствительности к красоте природы – одной из наиболее привлекательных черт современных японцев. Это одно из достоинств, уходящее своими корнями в глубокое прошлое.
В мифологии синто есть много примитивного и даже грубого, но при этом характерно, что в стране, столь часто содрогающейся от землетрясений и опустошаемой тайфунами и цунами, не получил распространение миф об ужасном боге землетрясений, а бог бурь проявляет себя в основном как милостивый бог.
Не исключено, что тем, кто заселял японские острова – и, прежде всего, пришельцам из бесплодных областей Северной Кореи и Северного Китая, а также из холодных равнин Сибири, - мягкий климат Японии, изобилие деревьев и цветов, ее плодородная почва и богатство рек были настолько желанны, что произвели неизгладимое впечатление, заложившее в национальном сознании чувство глубочайшей благодарности природе.
Поэтому религия Древней Японии была скорее религией любви и благодарности природе, чем страха перед ней. Поэтому и целью ее обрядов было не в меньшей степени воздаяние хвалы и благодарения, чем умиротворение и смягчение божества.
Примечательны и сами наименования страны в мифологии – Земля Изобильных Тростниковых Равнин, Земля Спелых Рисовых Колосьев Тысячи Осеней, а также имена богов – Принцесса, Подобная Расцветающим на Деревьях Цветам; Ее Величество Мириадокрылая Великолепная Стрекоза Острова и т.д. Все это демонстрирует присущее японцам чувство прекрасного и богатство окружающей их природы.
И в настоящее время на проезжих дорогах можно часто встретить дерево или скалу, украшенные знаками поклонения из-за их примечательной формы, которая навевает мысли о присутствии скрытого в них божества.
И в то же время религия синто достаточно примитивна, поскольку не демонстрирует ни великих достижений разума, ни способности сочетать и передавать сильные индивидуальные впечатления. В ней отсутствует четкая идея о душе и ее бессмертии, нет ясного различия жизни и смерти, или тела и духа.
И хотя концепция антропоморфизма божеств развивалась в синтоизме с древнейших времен, она так и осталась чрезвычайно произвольна и расплывчата. И само слово «бог» – ками, - является тому доказательством, поскольку означает просто «верховный» и в самых ранних легендах прилагалось без различий к любому одушевленному и даже неодушевленному объекту, который наделялся сверхъестественными свойствами. Поэтому на одном конце шкалы ками оказалась богиня Солнца Аматэрасу, «Великая Богиня, Сияющая на Небе», а на другом – грязь и песок и даже паразиты, которые тоже являются ками.
Во всех этих представлениях сам дух подразумевается очень смутно, поэтому будет справедливым сказать, что в раннем синто почти полностью отсутствуют умозрительные и философские элементы. А философские построения, которые возникли уже в более поздний период, обязаны своим появлением влиянию китайской и буддийской мысли.
Способности воображения, видимые в японской мифологии, одновременно и очень плодотворны, и очень слабы. Поэтому в ней сложился многочисленный сонм божеств, однако их черты перепутаны и затенены, сфера их могущества определена нечетко, а их обители либо неизвестны, либо неотличимы от жилищ заурядных существ.
Сам по себе факт, что в ранние времена божества не изображались ни в скульптуре, ни в графике, да и позднее такие изображения встречаются очень редко, указывает на расплывчатость синтоистского пантеона. Действительно, в Древней Японии богов всеобщего почитания было значительно меньше, чем родовых культов, а традиции этих культов представляют особый интерес.
Как и можно было ожидать, в религии, которая уделяет столь большое внимание силам природы и их могуществу, наибольшая часть обрядов была связана с процветанием и упадком. Процветание – добро, упадок – зло, жизнь – желанна, смерть – отвратительна.
Поэтому с одной стороны в синтоизме мы обнаруживаем большое количество молитв и благодарений, связанных с урожаем, а с другой – множество довольно суровых обрядов, связанных с защитой и очищением от скверны, болезни и смерти.
Поскольку синтоизм складывался как форма культа солнца, во всех его легендах можно обнаружить следы солярного мифа. Но хотя почитание солнца и является основой всех синтоистских культов, вполне естественно, что Великая Богиня Солнца всегда остается недосягаемой, поэтому в народном поклонении ее замещают более близкие и знакомые божества и их культы.
Богиня Аматэрасу является прародительницей императорской династии, поэтому титулы японских принцев и принцесс – хико и химэ – буквально означают «дитя солнца», а древний термин, обозначающий императорскую родословную, звучит как «ама-цу-хи-цуги» – «небесная солнечная преемственность».
Императорские регалии – зеркало, яшмовое ожерелье и меч – как считается, представляют солнце, луну и вспышку молнии. Однако со временем солярная сущность богини Аматэрасу затуманивается, и она становится до такой степени антропоморфным верховным божеством, что в более позднее время солнце стали почитать под другими именами, а саму богиню Аматэрасу рассматривали как Императрицу Небес, со двором и советом богов, которые разделяют с ней небесное правление.
Такая эволюция наблюдается и в культах других божеств. Например, культ бога земли Оокунинуси («Владетель великой страны») произошел от поклонения земле, т.е. самой почве. Со временем непосредственное почитание этого божества уступает место антропоморфной концепции, и земля-божество становится Богом Землей, Господином Земли, поклонение которому начали совершать в великом святилище Идзумо, следующем по значению после Исэ-дзингу.
На первый взгляд может показаться, что эти ранние искания разума имеют мало отношения к позднейшей эволюции японцев, но истина заключается в том, что старые концепции, глубоко погребенные под слоем поздней культуры, живут и действуют до настоящего времени.
Даже сегодня в больших городах проводятся особые церемонии с целью умилостивить землю, идущую под застройку зданий. А в сельской местности, когда выкапывают новый колодец, то приносят жертвоприношение вина и пищи и обращаются с молитвой к духу скрытых вод.
Боги гор и в древности были весьма многочисленными и удостаивались особого поклонения, и в настоящее время едва ли найдется горная вершина, где не было бы маленькой синтоистской часовни. Боги рек, дождя, колодцев, воды и ветра – все были в изобилии и повсюду можно встретить следы их культов.
Распространенный культ богини пищи Укэмоти-но-ками, которой поклоняются в особом храме комплекса Исэ, расположенном рядом с храмом Аматэрасу, происходит от первоначального поклонения пище и обожествления самой пищи. Бог риса Инари, близкий по значению к Укэмоти, до сих пор является наиболее почитаемым из всех богов. Посвященные ему храмы можно найти в каждом городе и деревне, а также во многих частных домах и садах.
Особое место в синтоизме имеет почитание родовых божеств удзигами. В древние времена, когда родовые кланы были действительно независимы, почитание бога клана, на происхождение от которого претендовал данный клан, было обязанностью вождя, и какое-то время функции верховного правителя и жреца не разделялись. Но постепенно возникает неизбежная специализация религиозной функции, и эхо разделения мирского и сакрального уже слышится в легенде земли Идзумо об Онамоти, который отдает управление общественными делами и забирает себе сферу «тайных вещей».
Так как задачи управления становились весомее и сложнее, правители стремились наделить жреческими функциями особых лиц или определенные семьи. Это хорошо иллюстрирует уже в конце VIII в. эдикт императора Камму, в котором указывается, что в Идзумо местная знать (куни-но мияцуко) не должна занимать гражданских должностей, так как опыт показывает, что они пренебрегают административными делами из-за своих религиозных функций.
В китайских хрониках, где содержатся и самые ранние письменные свидетельства о синто, особо отмечаются «воздерживающиеся» или «хранители удачи». По-видимому, это были предшественники Имибэ, наследственной клановой корпорации, которая специализировалась на обрядах воздержания (ими), чьей обязанностью было обеспечивать ритуальную чистоту всех лиц и вещей, связанных с религиозными обрядами и отвечать за ритуальную сторону при строительстве помещений для императора.
Равным по древности Имибэ было семейство Накатоми, которых описывают как потомственных отправителей культа, которые связывались от имени их владетеля с богами и сообщали их волю, т.е. выполняли функцию медиумов. Накатоми считались самыми главными из всех родов и занимали высшие должности в «Управе по делам земных и небесных богов» (Дзингикан). Их светская ветвь – знаменитейший род Фудзивара в такой же степени доминировал в политической жизни, занимая высшие посты в Государственном совете (Дайдзёкан) и выдавая своих дочерей за императоров.
Третьей потомственной религиозной корпорацией были Урабэ, или прорицатели. Их функцией было разрешать методами гадания вопросы, с которыми к ним обращались правители, например, когда желали объяснить причину какого-либо бедствия или избежать ее. Род Сарумэ ведал ритуальными танцами.
Каждый из этих родов, за исключением Урабэ, вел свою родословную от «небесных» божеств, принимавших участие в событиях, описанных в мифе об извлечении богини Аматэрасу из грота. Накатоми своим предком считали божество Амэ-но коянэ, Имибэ – Амэ-но футодама, а Сарумэ – Амэ-но удзумэ. Эти же три бога сопровождали Ниниги в его схождении на землю, и так же как и внук богини Аматэрасу стал родоначальником земной династии японских государей, эти три бога положили начало вышеупомянутым жреческим родам. Согласно традиционному толкованию, род Урабэ появился позже, отколовшись от Накатоми, но последние исследования предполагают и обратное.
И все же каста наследственных жрецов синто была немногочисленна и почти любой чиновник должен был совершать некоторые обряды как часть своих обязанностей. Для этого от него не требовалось ничего, кроме соблюдения соответствующей степени ритуальной чистоты, что достигалось очищением, постом и другими подобными способами. Священнослужители синто – каннуси (神主), во всех храмах (кроме самых крупных) до сих пор сочетают жреческие обязанности либо с повседневной административной работой (завхозы, начальники отдела кадров и т.д.), либо с интеллектуальной деятельностью, являясь профессорами университетов. Среди них есть математики, врачи, философы и писатели, а выполнение непосредственных священнических обязанностей занимает сравнительно небольшую часть их времени.
Интересным фактом является и то, что древнейшее японское слово для обозначения власти – мацури хото – относится к религиозному ритуалу. Причем этот термин никогда не применялся к правлению верховного владыки, а только к деятельности его министров, демонстрируя, таким образом, что их участие в актах богослужения национальным божествам рассматривалось как главная функция и что их административные обязанности, возможно, рассматривались как форма культа.
При изучении синто очень трудно различить, что является самыми ранними элементами этой религии, а что позднейшими добавлениями, инициированными во имя политических идей, которые явно вдохновляли составителей первых хроник. Это обстоятельство важно учитывать при анализе сведений о синтоистских ритуалах и обрядах до начала влияния на них китайской мысли. Следует также помнить, что в своих ранних формах религия синто не была однородной для всей страны, а включала в себя множество местных культов, смешивавшихся по мере объединения племен. Важным примером такого смешения является слияние пантеонов племен ямато и идзумо.
Отличительной чертой синтоистских обрядов является особое внимание, которое уделяется ритуальной чистоте. Оскорбительной для богов вещью древние японцы называли цуми, что в современных словарях переводится как «вина» или «грех». Избежание таких вещей передавалось словом ими, означающим табу. В частности, в обязанность членов клана Имибэ, как профессионально «воздерживающихся», входило держаться как можно дальше от скверны, чтобы иметь возможность приближаться к богам, не оскорбляя их.
Главным проступком, которого следовало избегать, была нечистота. Она могла проявляться разными способами, не обязательно влекущими моральную ответственность, как это бывает в других религиях. Физическую нечистоту, просто грязь, следовало тщательно исключить. Омовение тела и чистая одежда были необходимой подготовкой к религиозным обрядам.
Половые контакты, роды и месячные тоже рассматривались как явления, вызывающие ритуальную нечистоту. Ее следовало устранять очищением, воздержанием и молитвой. В древнейших мифах упоминаются «родильные хижины» – изолированные убежища, в которых скрывались беременные женщины, поскольку само жилище не должно было оскверняться деторождением. Там же упоминается и о «брачных хижинах», где по той же причине осуществлялись брачные узы.
Болезнь, раны и смерть также являлись источником скверны. Смерть, или, скорее, осквернение смертью были отвратительны для японцев. Путешественник из Китая отмечал, что время траура у японцев очень коротко, после смерти усопшего его друзья поют и танцуют, а после похорон вся семья заходит в воду для омовения.
Дом, в котором произошла кончина, становился нечистым и по этой причине вплоть до VIII в. после смерти императора столица или, по крайней мере, дворец переносились на новое место.
Раны тоже были источником скверны, и слово «рана» – кэга – имеет исконное значение «загрязнение». Болезнь и все внешние признаки нездоровья, такие, как язвы, сыпь и гной, а также контакт с больным тоже вели к осквернению. Употребление в пищу мяса в целом не считалось нечистым и запрещалось к употреблению только для жрецов, готовящихся к совершению службы. Но впоследствии, под влиянием буддизма, мясо стало запрещаться. В свою очередь, опьянение спиртными напитками никогда не считалось запретным. Напротив, оно занимает видное место в жертвоприношении богам на протяжении всех эпох.
Как мы видим, перечень проступков не обнаруживает каких-либо различий между ритуальной нечистотой и преступлением против нравственности. Брачные отношения не менее нечисты, чем простое прелюбодеяние, удар или рана оскверняют обе стороны конфликта, и в целом видно, что в синто почти полностью отсутствуют абстрактные идеи морали. Устои синто носят характер не этический, а традиционный и церемониальный. Синто порицает как грехи только такие действия и ситуации, которые наглядны или вызывают немедленное отвращение.
И эта проблема заслуживает тщательного рассмотрения, поскольку из концепции древней морали в позднейшие времена вырастает весь комплекс религиозной и общественной организации, видоизменяющий и приспосабливающий к своим целям даже китайскую философию и доктрины буддизма.
В книге «Великий обряд Очищения» приводится список прегрешений (цуми), за которые боги требуют от людей очищения. Они разделяются на грехи «небесные» и «земные». «Небесными» названы именно те преступления, которые совершал на небесах бог Сусаноо. Они занимают основное место в мифе, поскольку являются преступлениями против общества, чьим главным занятием было сельское хозяйство.
«Земными» грехами считаются: нанесение ран или убийство, осквернение праха, проказа, опухоли, инцест (при этом связь между детьми одного отца от разных матерей не считалось кровосмешением), блуд, бедствия от ползучих гадов, от богов свыше, от птиц и животных и от колдовства.
К грехам второй категории относятся бедствия, наносящие ущерб благосостоянию индивидуума и необязательно являющихся результатом его собственных действий и ошибок. То, что ужасно, что должно быть смыто и искуплено, есть не вина, а осквернение.
Концепция греха, отличного от нечистоты, в синтоизме как таковая отсутствует. Поэтому на протяжении всей своей истории японцы до некоторой степени сохраняют эту неспособность осознать, или даже нежелание до конца уяснить проблему зла. Поэтому многое из того, что изумляет при изучении истории японцев с древнейших времен до наших дней, становится яснее, если помнить, что их никогда не терзало чувство греха.
В основе всего синтоистского ритуала находится идея чистоты, а основой всей веры является идея плодородия. И как к «небесным преступлениям» относят те проступки, которые вредят производству пищи, так и главными небесными благодеяниями считают те, которые наиболее желанны земледельцам и рыбакам. Эта вера наиболее ярко выражена в словах, произносимых во славу всем божествам на празднике Жатвы:
«Урожай в колосьях богатый и колосья изобильные, плоды, зреющие на великих вересковых равнинах, сладкие травы и горькие травы, твари, населяющие великие морские равнины, с широкими плавниками и узкими плавниками, морские травы из глубин и морские травы из прибрежья, одеяния из сияющей ткани и из сверкающей ткани, из грубой ткани и из изысканной ткани».
Все наиболее важные церемонии синто так или иначе обязательно связаны с пищей. Главные праздники года – Проба Первых Плодов (нии намэ), Божественная Проба (кан намэ), праздновавшиеся в императорском дворце и в храме Исэ, Совместная Проба (аи намэ), на котором император вместе с богами отведывал рис нового урожая и свежеприготовленное сакэ. Наиболее торжественным из всех праздников является Великое Жертвоприношение Пищи (ониэ, позднее названный дайдзё). Он представляет собой более изысканную форму праздника Первых Плодов и отмечается после восшествия императора на трон, чтобы придать священный характер его власти.
В церемонии престолонаследия присутствуют и другие элементы, но существенными чертами дайдзё и его подготовительных ритуалов является то, что они сохранили с древнейших времен примитивную технику производства и консервации пищи и проникнуты глубокой заботой о защите всходов и обеспечении обильного урожая.
Большинство других праздников, как национальных, так и местных, полностью или отчасти посвящены благодарению и молитвам об урожае.
Характерно, что храм комплекса Исэ, посвященный богине пищи Тоё-укэ-химэ (Принцессе Обильной пищи) уступает по значению только храму Аматэрасу.
Еще одним доказательством того, что у древних японцев верования и ритуалы вдохновлялись принципом произрастания и плодородия, является широкое распространение фаллического культа и его необыкновенная живучесть. Фаллические символы найдены на неолитических стоянках; фаллическое значение усматривали в деревьях и камнях подходящей формы – именно потому, что они утверждали воспроизводство и плодородие.
Даже сегодня в отдаленных районах иногда можно увидеть установленные на краю полей камни фаллической формы с выбитыми на них надписями «Бог Риса». В древних хрониках имеется несколько ссылок на фаллический культ и многочисленные сведения о праздниках и обрядах в честь «богов перекрестков», которых представляли фаллические эмблемы, поставленные на обочинах.
Но несмотря на то, что ранний синтоизм был прежде всего культом природы, под официальным покровительством он развивался в особом направлении. Здесь важно различать традиционное соединение народных верований и обрядов и официальную религию, которой покровительствовали правящие классы.
Первое направление – простой ритуализм, основанный на анимизме и пропитанный магией, второе направление – организованный и усложненный культ, тесно связанный с политической системой.
Здесь также важно осознавать, что хотя синтоизм часто описывают как форму культа предков, это произвольное и вводящее в заблуждение утверждение.
Культ предков в том виде, в каком он начал практиковался в средневековой Японии, был заимствован из Китая. Главным объектом поклонения древних японцев были не их собственные грешные предки, а божества природы. Поэтому знатные роды претендовали на происхождение от богов, которым они поклонялись. Но объявить бога своим предком и объявить своего предка богом – далеко не одно и то же. Почитание бога клана (удзигами) всеми членами клана (удзи) на первый взгляд кажется формой культа предков. Однако бог клана у японцев не обязательно был родовым богом, а мог быть просто местным божеством-охранителем. Бывали даже случаи, когда идентичность бога клана оспаривалась.
Во всяком случае, до введения китайского (конфуцианского) культа предков мы ни в одном случае не находим в японской традиции примеров почитания обыкновенных людей их потомками. Почитание умерших императоров, даже если предположить, что оно практиковалось до заимствования китайских теорий государственной власти – особый случай, так как императоры уже при жизни были окружены ореолом божественности.
На ранних стадиях анимизма японцы почитали солнце, деревья, скалы, ручьи, реки и т.д. Впоследствии церемонии поклонения стали проводить в месте, огороженном воткнутыми в землю ветками вечнозеленых деревьев. Позднее, когда стали использовать такие предметы, как драгоценности и зеркала, символизирующие присутствие бога, возникла необходимость в обители для их хранения. Слово для обозначения храма (мия: я – дом, ми – почтительная приставка) то же самое, что и для дома вождя. Очевидно, в течение многих столетий не было типовых различий между жилым домом и храмом.
Особой чертой синтоистских храмов является простота их конструкций и украшений, которая резко контрастирует с великолепием буддийских святилищ.
Считается, что святилища Исэ-дзингу, сносившиеся и восстанавливавшиеся в виде точных копий каждые 20 лет, поедставляют наиболее чистый и древний стиль японской архитектуры и являются ни чем иным, как несколько идеализированными хижинами с соломенными крышами.
Храмы Идзумо, хотя они более просторны и искусней отделаны, все равно остаются сравнительно простыми по конструкции.
Совместное отправление культа прихожанами не было предусмотрено, поэтому пространства требовалось не больше, чем нужно для размещения алтаря и жрецов с помощниками. Во время богослужений верующие не входили в храм, а молились, стоя снаружи. Уже в 737 г. в Японии было официально зарегистрировано свыше 3000 синтоистских храмов, около четверти из них содержались за счет правительства.
Богослужение в синтоистском храме состоит из поклонения, жертвоприношений и молитвы. Сначала в жертву приносились только пища и питье. Позже добавилась ткань, которую впоследствии заменили особым символом – сложенные особым образом полоски белой бумаги, которые прикрепляли к палочке и помещали на алтарь. Затем произошла любопытная эволюция и эти символические жертвы (гохэй) сами по себе стали рассматриваться как священные предметы и даже как воплощение божества, которое мистически в них переходит. Т.о., с течением времени гохэй сами стали объектами почитания. Служители храмов раздают их верующим, которые потом помещают их на свои домашние алтари.
Считается, что белые бумажные полоски, вырезанные определенным образом и прикрепленные к соломенным канатам, придают особую благодать тому месту, где они вывешены.
Необходимым условием отправления синтоистского культа является чистота, которая достигается различными методами – заклинанием (хараи), очищением (мисоги) и воздержанием (ими). Заклинание осуществляется жрецом с целью изгнания скверны, вызванной прегрешением. Оно состоит из принесения жертвы наложением пени, после чего жрец машет жезлом в виде кисточки перед очищаемым и произносит очистительное заклинание.
Требование штрафа всегда придавало хараи характер наказания. Неясно, когда этот обычай появился, но сведения начала 5 в. подтверждают, что исполнение хараи уже в то время было достаточно распространенным наказанием как за светские, так и за религиозные проступки. Так, в 405 г. глава корпорации возчиков присвоил себе неких крестьян, прикрепленных к храмовой земле. Ему приказали исполнить обряды очищения, хотя его преступление было скорее гражданским, чем религиозным. В 469 г. один молодой аристократ совратил придворную даму и был приговорен для очищения от преступления к уплате 8 лошадей и 8 мечей. Он не раскаялся и написал стихи, в которых хвастался, что его приключение стоило восьми лошадей, после чего разгневанный император конфисковал все его имущество. Впоследствии, с развитием системы управления по китайскому образцу, произошло четкое разделение между гражданскими и религиозными преступлениями, и хараи, с сопровождающими штрафами, ограничилось сферой нарушения сакральных предписаний.
Мисоги – очистительный ритуал, который предназначен для снятия случайной нечистоты, полученной от соприкосновения с нечистыми вещами – от простой грязи до скверны смерти и болезни. Это очищение достигается омовением, обрызгиванием водой или посыпанием солью. Многие из современных традиций являются следами этого древнего обычая. Во дворе каждого храма обязательно есть фонтан, в котором пришедшие моют руки и ополаскивают рот при входе в храм. Своей любовью к принятию горячих ванн и купанию в горячих источниках японцы тоже в какой-то мере обязаны этому обряду омовения. Соль в очистительных целях помещают небольшими кучками на пороге дома, на краю колодца, и даже в углах борцовского ринга, а также рассыпают по полу после похорон. Жертвоприношения в храме непременно включают соль на маленьких блюдцах.
Третий и, возможно, самый интересный метод очищения – ими, или воздержание. Заклинание и омовение дают чистоту путем устранения нечистоты, в то время как воздержание – метод достижения позитивной чистоты путем избежания источников скверны. Поэтому практика вынужденного аскетизма, состоявшего главным образом из соблюдения определенных запретов, является скорее обязанностью жрецов, чем мирян. Они должны избегать контактов с болезнью, смертью и трауром, должны есть только определенные виды пищи, приготовленные на «чистом огне», должны носить только особым образом очищенную белую одежду и должны пребывать в уединении, вдали от шума и суеты. Много внимания и усилий прилагается к тому, чтобы избежать осквернения святынь, приношений и утвари.
Проявление набожности с древнейших времен до наших дней ограничивается принесением жертв перед храмом, которое сопровождается почтительными жестами, такими, как поклоны и хлопки ладонями. Характерно, что в стране, где коленопреклонение и простирание ниц являлись частью повседневных общественных церемоний, коленопреклонение перед храмом и алтарем совершается крайне редко, а простирание ниц как формы обряда не практикуется вовсе.
Личные, индивидуальные молитвы в синтоизме практикуются очень редко и в основном состоят из простых формул. Подробное описание храмовых обрядов и церемоний изложено в «Книге обычаев», составленной в начале Х в. Некоторые исследователи считают, что они точно передают форму и содержание древнейших обращений к богам, но, скорее всего, эти обращения сложились не раньше 7 в., причем переписчики подвергли их значительным изменениям, придав изысканный литературный стиль.
Например, так звучит гимн, произносящийся на знаменитой Церемонии очищения народа:
«Пусть не останется не очищенным ни одно прегрешение, от двора августейшего чада Богов до самых отдаленных концов державы. Как многогрядные небесные облака разгоняются дыханием Богов Ветра; как утренний бриз и вечерний бриз рассеивают утренний туман и вечерний туман; как огромный корабль, стоявший в великой гавани, отдав кормовой якорь, отдав носовой якорь, выходит в необъятный океан; как острый серп, выкованный в огне, срезает и расчищает вон тот густой кустарник, - так полностью исчезнут все прегрешения. Пусть очистит и искупит их богиня Сэори-цу-химэ, обитающая в стремнинах быстрого потока, чьи водопады низвергаются с высоких гор и с низких гор, и унесет их в великие морские равнины. Пусть богиня Хая-акицу-химэ, обитающая в мириадах мест слияний потоков, мириад морских троп, проглотит их, и пусть бог Ибукидо Нуси (т.е. повелитель места, где бьют струи), обитающий в Ибукидо, низвергнет их в нижнюю страну. Тогда богиня Хаясасура-химэ, обитающая в нижней стране, пусть растворит и уничтожит их».