Волшебный сон азиатской ночи

Наверное, услышав от одной из зрительниц о том, что спектакль «Сон в летнюю ночь» Бишкекского театра хороший, я слишком много ожидала от него. Но увиденное не оправдало ожиданий. И дело не в бедности декораций – сценическая коробка была просто-напросто «обклеена» фотообоями, воспроизводящими старинное изображение деревьев в ночи. С потолка свисали канаты и трапеция, на которой позже довольно долгое время терпеливо сидела Титания. Одно из сценографо-режиссерских решений – большой медный лист, издающий звенящий звук после того, как кто-то из эльфов или ремесленников изо всей силы ударял в него ногой. Обидно было то, что довольно большая сценическая площадка обыгрывалась мало, пространство на спектакль работало не достаточно. В основном действие происходило на авансцене или вблизи нее. Непонятно, зачем в таком случае надо было показывать всю сценическую коробку?

Тезей (Анатолий Адали), Ипполита (Зинаида Петренко) и Эгей (Владимир Москалев), казалось, не знали, куда себя деть и смотрелись «свадебными генералами». Как я уже писала выше, костюмы по большей части были неплохи (художник по костюмам Зухра Мукамбетова). Особенно удачными мне показались костюмы ремесленников, из дерюги серого цвета. Вообще в этом спектакле ремесленники были наиболее органичной группой – от них веяло какой-то первобытной дикостью, гармонировавшей с древностью шекспировского текста и его сказочным содержанием. Веселые выходки ремесленников смотрелись забавно. Особый комизм этой группе придавало то, что портного Заморыша играла чрезвычайно маленькая ростом и чрезвычайно отчаянная актриса Елена Пуртова, которая изо всех сил боролась за «место под солнцем» в мужском коллективе. Интересен был дуэт Деметрий и Гермия – они оба напоминали странных современных панков, двух диковатых современных детей, оказавшихся в сказочном лесу.

Хоровод эльфов, состоящий из подростков обоего пола коренной и русской внешности был пластически интересен, однако не все его участники имели достаточную профессиональную подготовку. Костюмы из цветной марли помогали создавать сказочные образы, но грим напоминал «боевой раскрас» самодеятельных артистов на школьных спектаклях. Еще одним «ударом ниже пояса» было исполнение под фонограмму песен, когда артисты просто раскрывали рот, а на зрителей вещала запись из радиорубки. Это еще больше придавало спектаклю сходство с любительским.

После зрительских аплодисментов продюсер спектакля Борис Воробьев говорил о том, что спектакль важен для театра, что артисты благодарны режиссеру за возможность играть после долгого творческого простоя. Вячеслав Виттих режиссер еще молодой, хочется верить, что его самые лучшие спектакли еще впереди, в том числе и в его родном городе Бишкеке (москвичом Вячеслав Виттих стал сравнительно недавно).

Русская елка с прибалтийским акцентом

Наиболее ярким (и неоднозначным) впечатлением фестиваля стал спектакль Русского драматического театра Литвы из города Вильнюса «Елка у Ивановых» в постановке Йонаса Вайткуса. Скажу честно, для меня это впечатление было неожиданным, так как спектакль Вайткуса в Театре Балтийский дом «Дрозд черный» о человеке, соблазнившем девочку-подростка с Владасом Багдонасом в главной роли, особо сильных эмоций у меня не вызвал. С первых же минут сценического действия спектакль поразил совершенством организации и формы, неординарностью решений и остроумием. Абсурдистскую пьесу лидера ОБЭРЕУ Александра Введенского Вайткус трактует абсурдистки – получается абсурд в квадрате. Страшная история о том, как нянька отрубила голову маленькой девочке, а потом была казнена, превращена Вайткусом в оперу – «ораторию-фреску», как написал один из респондентов блога Петербургского театрального журнала, скрывающийся под инициалами Б. М.

Спектакль очень красив, по количеству участвующих в нем артистов и зрелищности он приближается к старым добрым оперным постановкам Мариинского театра. Декорации, костюмы, свет и краски, мизансцены, музыка (если в спектакле Бишкекского театра не все актеры могли сами петь, то здесь все поют сами и очень здорово, а музыку специально для спектакля сочинил композитор Альгирдас Мартинайтис) – все очень ярко, красиво, смешно и жутко одновременно. Испытываешь жуть, как в детстве, когда тебе в первый раз рассказывали историю о черном-черном гробе, который стоит в черной-черной комнате. Или не знаешь, смеяться или плакать, когда тебе рассказывают стихотворения про «маленького мальчика».

Я бы сказала, что этот спектакль – мистерия смерти. Начинается он со странного богослужения, участники которого под руководством священника, дирижирующего вилкой поют: «Все мы смертны». На протяжении всего спектакля периодически появляется тело убиенной девочки с отрубленной головой, а заканчивается спектакль сценами казни няньки, явления ее в ветвях рождественской елки и смертей членов семьи Ивановых – детей и взрослых.

Я написала в заголовке про прибалтийский акцент, но не имела в виду акцент в прямом смысле этого слова – никто из артистов с акцентом не поет, только на чистейшем русском языке. Однако стилистика и эстетика спектакля не русские, а, видимо, европейские, напоминающие стилистику спектакля «Москва – Петушки», поставленного в Балтдоме Андреем Жолдаком, ныне работающим в берлинском театре Фольксбюне, что, видимо, оказало влияние на его творчество. Но если в «Москва – Петушки» много сценического времени посвящено любви, то в «Елке у Ивановых» любви совсем нет, а есть деструкция и смерть. В «Москва – Петушки» фантастический ангел (Наталья Парашкина), как и некоторые другие персонажи, все же имеет национальные черты, то в «Елке у Ивановых» ничего национального нет – все герои в довольно абстрактных и отвлеченных костюмах, героев не назовешь конкретными людьми, это скорее какие-то абстрактные понятия (что напоминает древнегреческий или классицистический театр). Я бы даже сказала, что герои спектакля – это фантомы. Не только восьмидесятишестилетние и семидесятидвухлетние дети, но и дамы со странными высокими прическами, напоминающими трубы или головные уборы древнеегипетских правителей, странные поющие полулюди–полуживотные, милиционеры в странной форме, с копытами и голыми грудями, евангелисты в капюшонах на инвалидских тележках, наконец. Единственный живой, узнаваемый и я бы даже сказала национальный персонаж в этом спектакле – женщина-писарь (Анжела Бизунович), подносящая чарочку своему начальнику, которую тот все никак не может выпить и «занюхивает» ее полуобнаженной грудью женщины.

Вспоминаются слова, которые один критик сказал про роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», что когда человек теряет родину и веру, это порождает в его создании фантомы. Спектакль «Елка у Ивановых» про нас, про наше общество эпохи 30-х годов, потерявшее и то, и другое и, возможно, до сих пор не обретшее.

.

1 Информация на сайте Театра-фестиваля Балтийский дом

2 Андрей Тарковский сказал как-то, что искусство имеет христианскую природу и не должно убивать надежду.