10. Невроз и психосоматические расстройства

Напряжение является главной мотивацией, определяющей поведение невротика, постоянно поддерживая его патологическую активность. Поскольку эта активация является нереальным, неистинным ответом, то отсутствует отрицательная обратная связь с организмом, которая могла бы сообщить больному, когда следует остановиться и прекратить активность. Таким образом, мышцы остаются напряженными, гормоны продолжают выделяться в кровь, головной мозг продолжает бодрствовать — и все это ради отражения опасности, которой уже давно не существует.

Джон Лэси и сотрудники провели эксперимент, который позволил получить нам больше информации о механизмах, вовлеченных в ответ организма на стресс (John I. Lacey, «Psychophysiological Approaches to the Evaluation of Psychotherapeutic Process and Outcome» (Джон Лэси, «Психофизиологические подходы к оценке хода и результатов психотерапии»), in Е.А. Rubenstein andN.В. PailofT,eds., Research and Psychotherapy, (Washington, D.C., American Psychological Association National Publishing Co., 1959)). В ходе эксперимента изучали реакцию частоты сердечных сокращений в условиях стресса. Было обнаружено, что частота сердечных сокращений уменьшается, если испытуемый внимателен и открыт для восприятия окружающих условий — то есть тогда, когда он хочет осознать и понять, что происходит вокруг него. Частота сердечных сокращений наоборот увеличивается, когда личность желает отторгнуть то, что происходит вокруг. Далее, частота пульса увеличивается также при боли. Исследователи полагают, что частота сердечных сокращений повышается для того, чтобы мобилизовать организм в предчувствии неминуемого внезапного возникновения боли. Кроме того, при боли происходит повышение артериального давления крови (В феврале 1969 года Эрнест Р. Хилгард сообщил в издании American Psychologist о своих исследованиях по взаимоотношению боли и артериального давления («Боль как головоломка»). Ученый констатирует: «Если стрессовая ситуация, которая обычно вызывает боль и приводит к повышению артериального давления, не приводит к повышению давления, то можно заключить, что испытуемый не испытывает боли»).

Значение этого исследования заключается в том, что не может одна только боль вызвать увеличение частоты сердечных сокращений, повышение частоты пульса вызывает потребность в отрицании боли. Если гипотеза первичной боли верна, то из нее вытекает, что организм, в частности сердце, будет подвергаться вредоносным воздействиям только при попытке отрицать эту боль. Это помогает объяснить большую частоту сердечно-сосудистых заболеваний и артериальной гипертонии, которые возникают у многих из нас уже в молодом возрасте. Дело в том, что наш организм истощается в непрестанной борьбе с невидимыми и неощутимыми врагами. В этом отношении наше сердце, будучи мышечным органом, точно также реагирует утомлением на перегрузку, как и все остальные мышцы.

Напряжение, как тотальное телесное переживание, вызывает катастрофические последствия во всем организме, но, в особенности, в исходно ослабленных органах. Год за годом продолжающийся стресс изматывает и изнашивает нас, что подтверждается тем, что здоровые люди живут дольше, чем их сверстники невротики.

Какой именно симптом возникнет на фоне невроза, зависит от целого ряда факторов. Один из них — это какое из недомоганий человек данной культуры воспринимает как приемлемое — например, головная боль и язва желудка — это, так сказать, «ожидаемые» расстройства в культуре большинства граждан Соединенных Штатов. Но более значимо в этом отношении символическое значение органа или части тела. Большинство невротиков не могут (или не смеют) посмотреть в глаза своим реальным проблемам, поэтому посыл чувства у них приобретает символическое значение — например, миопия или астма, которая возникает в случаях, когда ребенку не давата даже дышать, как ему хотелось. (Больной, прежде страдавший бронхиальной астмой детского возраста, снова выдавал приступ, когда во время проведения первичной терапии приближался к ключевому первичному чувству.)

Буквально символизм невротического расщепления проявляется в «раскалывающей» головной боли. Это недомогание вызывается, главным образом, тем, что человек чувствует одно, но поступает, реагируя совершенно на другое. «Головой мне стыдно за то, что чувствует мое тело,» — образно сказал один из моих пациентов.

Невротик, который пичкает себя аспирином и другими болеутоляющими таблетками, не понимает, что боль, с которой он сталкивается, является в действительности первичной болью. Головная боль постоянно рецидивирует, потому что в организме постоянно присутствует и первичная боль. Один пациент изложил это так: «Я часто говорил: «Мама, моя голова меня убивает», но я и сам не понимал, что говорил. Моя голова убивала мое «я». Мне приходилось притворяться, что мои чувства отсутствуют, поэтому я надежно запаковал их и отодвинул в дальний угол мозга, где они и находились до тех пор, пока я не почувствовал, что они вот-вот взорвутся».

Многие из нас теряют массу времени на то, чтобы утолять мнимую боль — мы принимаем спазмолитики, транквилизаторы, миорелаксанты и обезболивающие средства, тщетно стараясь избавиться от симптомов, отражающих реальную внутреннюю боль. Эта симптоматическая боль пробивается сквозь защитную систему, чтобы предостеречь нас, но поскольку, благодаря свойствам психологической защиты, вся эта боль проявляется в чистом своем виде в том или другом строго локализованном месте, то человек не может понять, что именно вызывает его страдания.

На недавнем семинаре Нью-йоркской Академии Наук, несколько ученых сообщили о возможной связи эмоций и возникновения злокачественных опухолей. Психиатр Клаус Бан-сон из медицинского Колледжа Джефферсона сообщил: «Большинство предрасположенных к раковым заболеваниям людей... это те, кто отрицает свои эмоции». Приведенные ученым данные говорят о том, что когда люди переживают трагедии, то лица, предрасположенные к злокачественным опухолям канализируют свои эмоции внутренне — через периферическую и центральную нервную систему. Это, в свою очередь, нарушает гормональный баланс организма и, таким образом, играет определенную роль в возникновении злокачественного опухолевого роста. Бансон также указал на то, что больные раком, как правило, находились «в плохих, неблагодарных и бездушных отношениях со своими родителями» (Claus Bahnson, Proceedings. New York Academy of Science (Spring, 1968)). Далее он сказал, что, что, поскольку, эти родители не могли или не желали эмоционально отвечать на потребности своих детей, то эти последние развили склонность, скорее подавлять, нежели выражать свои чувства.

Другие данные, доложенные на этом семинаре согласуются с уже приведенными. У.А. Грин из Рочестерского университета сообщил, что по результатам его исследований, больные раком отличаются большим, чувством безнадежности и беспомощности ( W.A. Greene, Proceedings. New York Academy of Science (Spring, 1968).).

Очень интересно в этой связи отметить, что среди индейцев племени сиу, где принято открыто выражать эмоции, процент раковых заболеваний очень низок; злокачественные опухоли практически не встречаются у представителей этого народа.

Литература по психологии изобилует книгами, посвященными психосоматической медицине. Мы находимся просто в неоплатном долгу перед пионером в этой области, Францем Александером, автором работ по символическому значению соматических заболевания (Franz Alexander, Psychosomatic Medicine (New York, Norton, 1950)). В мою задачу не входит освещение разнообразных типов психосоматических заболеваний и их значения. Достаточно будет отметить, что многие современные болезни, которые прежде считали чисто физическими, ныне следует трактовать в понятиях больного тела, подвешенного на крюк полностью больной системы; это тело, попади оно в более благоприятные условия могло бы функционировать совершенно нормально.

Когда ребенок еще мал, и его организм пока достаточно крепок, он может выдержать очень мощную защиту, сопряженную с весьма большим напряжением. Проходят годы хронического, постоянного напряжения, уязвимые органы и системы не выдерживают нагрузки и начинают отказывать. Только в тех случаях, когда люди готовы к тому, чтобы стать взрослыми, освободиться от своего детства, только тогда могут обрести они свободу быть взрослыми, то есть тогда, когда они здоровы ментально и физически. Таким образом, взрослость означает зрелость конечностей и телесных органов, также как и зрелость ментальную. (Личный рост означает рост и развитие цельной личности.) Одна очень низкорослая женщина начала расти после проведения курса первичной психотерапии, в ходе которой она почувствовала значение того, что осталась маленькой: «Я осталась маленькой, чтобы мой отец видел, что я — его маленькая дочка, которая ждет, что он будет заботиться о ней. Если бы я стала высокой он бы не понял (мне так кажется), что я все равно остаюсь его ребенком». Когда я работал обычным психотерапевтом, мне никогда не удавалось добиться такого результата.

Дополнительное подтверждение наличия зависимости между ростом и ментальным статусом пришло недавно из Университета Джонса Гопкинса, от ученого педиатра Роберта Близзарда. Выступая перед членами Детского медицинского центра графства (Лос-Анджелес, сентябрь 1969 года), он сказал следующее: «Многие педиатры считают пустой фантазией утверждение о том, что состояние психики может оказывать влияние на рост ребенка. Но это не пустая фантазия». Доктор Близзард в этой связи сказал, что у шестилетних детей, которые ростом не отличались от трехлетних, оказался сниженным уровень содержания гормона роста в крови. Доктор Близзард сообщил также, что многие из таких детей начинали быстро расти, когда их увозили из плохого домашнего окружения, даже если их определяли в сиротские приюты. В течение четырех—пяти дней после переезда у детей происходила нормализация уровня гормона роста, и в течение года многие такие дети прибавляли в росте до десяти дюймов. Если детей после этого возвращали домой, то рост немедленно прекращался! Изучения условий жизни детей показало, что они были практически полностью лишены родительской любви. Иногда матери признавались даже, что просто ненавидят своих детей. Доктор Близзард утверждал, что единственный способ помочь этим детям — это их немедленное удаление из вредоносной домашней обстановки. Для остановившихся в своем росте взрослых я, со своей стороны, рекомендую первичную психотерапию.

Психосоматическая медицина часто кажется врачам слишком запутанной, так как, во-первых, больные сами часто даже не догадываются о своем психическом напряжении, а во-вторых, в повседневной жизни такого больного на момент посещения врача может не происходить ничего такого, что указывало бы на наличие такого напряжения. Примером может служить развитие инфаркта миокарда у, казалось бы, здорового и активного молодого человека. Врач может расценить это как следствие переутомления и сказать: «Вам надо успокоиться, ничего не принимать близко к сердцу и несколько умерить свою активность». Но именно такое поведение ускорит приближение следующего инфаркта, так как такой отказ от активности равнозначно способствует ослаблению защиты и усилению напряжения, что, в свою очередь, приводит к увеличению внутреннего психического давления. Таким образом, второй инфаркт станет следствием не переутомления, а, я бы сказал, недостаточного утомления. Если точнее, то второй инфаркт развивается потому, что пациенту не на чем сосредоточиться, чтобы облегчить напряжение. Вероятно ранняя смерть, которая постигает ушедших на пенсию сравнительно молодых людей, тоже обусловлена резким исчезновением защиты, созданной рабочими нагрузками.

Врач может рассудить, что различные жалобы и проблемы, с которыми к нему пришел данный больной, не являются по своей природе психосоматическими, так как на момент осмотра у пациента нет никаких признаков эмоциональной травмы. Но вполне возможно, что симптом, с которым врач сталкивается у этого больного, является результатом накопленного напряжения. Необходимость периодически определять уровень напряженности больного диктуется возможностью таким образом понять и предупредить развитие многих заболеваний. Высокий уровень продолжительного напряжения может привести к гормональным нарушениям, а это, среди прочего, может привести к плачевным следствиям — расстройству телесного здоровья. У нескольких больных, которые до проведения первичной терапии страдали гипотиреозом, излечились после сеансов. Когда они отменили прием гормонов щитовидной железы, то у них, в отличие от предшествующего опыта такого рода, не происходило усугубления симптоматики гипотиреоза.

Я полагаю, что невроз, как один из потенциальных факторов развития телесного заболевания, должен рассматриваться в каждом случае. Блокировать чувства — это то же самое, что подавить какие-то аспекты физиологической активности организма. Мне редко приходилось встречать соматически здоровых невротиков. Недавно проведенные исследования, например, показывают, что люди с повышенным уровнем тревожности больше подвержены вирусным заболеваниям. Я предвижу, что наступит такое время, когда медицина больше не будет расколота на соматическую (внутреннюю) и ментальную (психиатрия) медицину. Этот раскол заставил соматическую медицину иметь дело исключительно с телесными расстройствами, а психиатрию с расстройствами душевными, без отчетливого понимания, что эти расстройства являются проявлениями конфликта, охватившего целостную психобиологическую систему. В понятиях первичной теории существует очень небольшая разница между душевными расстройствами, например, фобиями, и расстройствами телесными, например, головной болью. Симптом — это не более чем извращенный способ, каким организм пытается разрешить возникший конфликт. Для того, чтобы целенаправленно и специфично лечить расстройство, необходимо вникнуть в многочисленные фрагменты человеческого существа и бытия. Не следует забывать, что любой симптом, каким бы специфичным он ни был, встроен в систему целостного организма. Лечить язву желудка или депрессию, забыв об остальном, это значит пренебрегать истинными причинами развития болезни. Это отнюдь не означает, что симптомы не надо лечить и устранять, но простое облегчение симптомов — это паллиативный, хотя и удобный, подход к лечению больного.