Ольшанский Д_В_Основы политической психологии

стремился к более «конструктивно-прагматическому» осмыслению политики на основе соединения политического и психологического знания.

Одним из первых необходимость этого понял и попытался осуществить американский исследователь Ч. Мерриам. Обосновав положение о политиче- ском поведении как о центральной концепции политической науки, он предло- жил выявлять специфические черты политического поведения индивида, тех или иных социальных групп, а также массовых феноменов эмпирическим путем, количественными методами, соединяя в политической науке исследовательские приемы эмпирической социологии и социальной психологии. Однако не все эти абсолютно благие намерения удалось реализовать даже до сих пор. Хотя заслуги Ч. Мерриама в становлении политической психологии, разумеется, бесспорны.

Затем значительный вклад в развитие поведенческого подхода был внесен также американцем Г. Лассуэлом. После этого, под влиянием первых основопо- лагающих работ названных исследователей, число сторонников поведенческого подхода стало стремительно расти. Фактом является то, что в течение долгих последующих лет понятие «поведенческий подход» стало вбирать в себя подав- ляющее большинство исследований в западной политической науке вообще. На сегодняшний день поведенческий подход к политике, в целом, представляет со-

бой обширный конгломерат различающихся между собой исследовательских тенденций, объединяемых лишь общим вниманием к «человеческому фактору», к поведению людей в политике, которое, однако, трактуется в разных вариантах по-разному.

Всодержательном отношении уже с самого начала поведенческий под- ход поставил в центр внимания не только внешне наблюдаемые аспекты челове- ческой деятельности (собственно «поведение») в политике, но и внутренние субъективные механизмы такого поведения, В частности, особое место в рамках поведенческого подхода занимали исследования социально-политических уста- новок, сознания, самосознания и стереотипов субъекта политического поведе- ния. Трактовались подобные механизмы, однако, достаточно узко, как произ- водные от внешних условий, в соответствии с базовой схемой психологического бихевиоризма: «S (стимул) ==> R (реакция)». Кратким был и перечень таких ме- ханизмов — по сути дела, в большинстве западных исследований до сих пор все сводится к доминированию «установочного акцента», причем наибольшее вни- мание уделяется нормативным установкам, определяющим поведение, прием- лемое с точки зрения господствующей политической системы, и формирую- щимся в сознании людей стереотипам.

Взападной науке поведенческий подход к политике традиционно основы- вался на своего рода «идеальной» модели «политического человека» — гражда- нина, существующего внутри некоторой системы политических отношений. По- стулировалось, что такой человек заведомо обладает минимально необходимым для жизни в такой системе набором социально-политических качеств. Это озна- чало, что он является высоко моральным (с точки зрения принятых в данном обществе норм), что руководствуется рациональными мотивами поведения, по- ложительно относится к «естественному» (привычному для данного общества) правопорядку. Постулировалось, что обычно он ставит перед собой достаточно четко определенные социально-политические цели, умеет выбирать эффектив- ные средства их достижения, а также способен «правильно» [в соответствии с нормами и ценностями господствующей политической системы) оценивать по- литические силы и отдельных общественно-политических деятелей — разумеет- ся, с точки зрения их соответствия сформулированным политическим задачам.

Традиции подобной модели, в разных вариантах, восходят еще к философ- ским взглядам Дж. Локка, А. Смита, Ж,-Ж. Руссо, А. Фергюссона и др. В при- кладном выражении, сторонники поведенческого подхода исходят из достаточ- но простых соображений: что у избирателя «есть определенные принципы», что он «в какой-то мере разумен», у него «есть собственные интересы», однако, осознает он их далеко не всегда, да и присутствуют они в его сознании далеко не в той «экстремальной и детализированной форме, в какую их унифицирован- но облекли политические философы». Задачей прикладного, эмпирически ори- ентированного поведенческого подхода и выступал поиск тех конкретных поли- тико-психологических норм, в которых реально, поведенчески существуют и проявляются названные понятия и категории более высокого, философского по- рядка.

В других вариантах, поведенческий подход исходит из того, что централь- ным пунктом рассмотрения политической науки вообще являются любые фор- мы участия человека или групп людей в осуществлении власти (или в противо- действии ее осуществлению). Это формы, охватывающие участие в формальных организациях и массовых движениях, включенность в различные элементы по- литической системы или осознанную отстраненность от них, публичную мани- фестацию взглядов с целью воздействия на общественное мнение, политические институты и руководящие (правящие) политические группы. В этом варианте поведенческий подход ориентируется на анализ некоторых действий (или укло- нение от таковых) некоего субъекта в отношении политической системы. Струк- тура таких действий, как правило, включает субъекта действий, обстоятельства осуществления этого действия, объект действия и соответствующие целевые ус- тановки данного действия. Наиболее интересными для анализа при таком под- ходе с политико-психологической точки зрения являются субъект политическо- го действия и те внутренние субъективные механизмы, которые им движут.

Важнейшим достоинством поведенческого подхода является акцент на субъективные аспекты и состояния политики, внимание к тем политико- психологическим составляющим данной сферы общественной жизни, которые до этого недооценивались, а подчас просто игнорировались иными направле- ниями политологии, нацеленными на рассмотрение более объективных компо- нентов политической жизни общества.

Недостатки упрощенных вариантов поведенческого подхода. Основ-

ными чертами поведенческого подхода, критически выделяемыми сторонника- ми иных направлений, считаются несколько основных моментов. Во-первых, это стремление анализировать политическое поведение прежде всего, а во многих случаях исключительно как поведение на выборах, т.е. абсолютизация без со- мнения важной, но лишь одной формы политической жизни. Как правило, ста-

тистические и опросные исследования в рамках этого варианта поведенческого подхода дают лишь данные о возможном (вероятном) выборе электората, но не допускают проникновения в политико-психологические механизмы этого выбо- ра. Таким образом, эти сведения не являются — хоть иногда и представляются некоторым политикам и политологам — самодостаточными. В дальнейшем рас- смотрении, мы постараемся избежать данного уклона. С нашей точки зрения, со-

держательный анализ психологических механизмов политического поведения представляется значительно более продуктивным направлением.

Во-вторых, к недостаткам данного варианта часто относится тенденция рассматривать политическое поведение лишь в условиях стабильности полити- ческой системы, оставляя за рамками анализа политическое поведение в деста- билизированных ситуациях — например, в условиях разнообразных кризисов.

По сути дела, при таком варианте в рамках поведенческого подхода речь идет исключительно об институ-ционализированном политическом поведении. Это

прежде всего косвенное изучение политических институтов на основе анализа результатов их влияния на людей и их поведение. При таком подходе исчезает другая сторона: влияние политических процессов, политического поведения людей на политические институты. Нам представляется, что и эта сторона кри- тики вполне справедлива. Реально, возможности поведенческого подхода значи- тельно шире. Более того, в отличие от статично-институционального, именно динамично-процессуальный вариант поведенческого подхода открывает перед политической психологией новые значительные перспективы. В этом, собствен- но, и состоит ее изюминка; это то, чего не могут делать другие политические науки.

В-третьих, частую критику вызывает некоторая склонность отдельных разновидностей поведенческого подхода к ограничению анализа лишь вербаль- ными оценками поведения (обычно ответами на анкеты с «закрытыми» вопро- сами, подразумевающими лишь три — «да», «нет», «не знаю» — варианта отве- тов) без достаточного учета невербальных проявлений политического поведе- ния. И это критическое замечание представляется справедливым. В нашем даль-

нейшем рассмотрении политической психологии мы будем исходить из прямо противоположного подхода, Главным в политической психологии является ана- лиз невербального поведения людей,

В-четвертых, иногда не выдерживает критики само понимание субъекта политического поведения. Изначально, на первых этапах возникновения и раз- вития, в рамках поведенческого подхода доминировали исследования не челове- ческих общностсй, а отдельных индивидов и той мотивация их поведения, кото- рая побуждает либо принять участие в голосовании, либо воздержаться от него.

Электорат для сторонников такой разновидности поведенческого подхода до сих пор иногда представляется простой совокупностью голосующих или не го- лосующих индивидов. Даже в тех, уже более современных разновидностях по- веденческого подхода, которые сознают индивидуалистическую ограниченность данной традиции и хотят ее преодолеть, пока нет заметного движения дальше, за пределы попыток анализа малой группы в качестве субъекта политического по- ведения, или, тем более, еще дальше — за пределы проблематики внутри груп- повых и межгрупповых взаимоотношений.

Современные варианты поведенческого подхода исходят из того, что политическое поведение свойственно, как отдельным индивидам, так и различ- ным социальным группам (так называемые «коллективные» или «групповые» формы» политического поведения), а также большим неструктурированным массам людей (так называемые «внеколлективные формы» или «стихийное по- ведение»). В рамках этой трактовки считается, что политическое поведение ре- гулируется механизмами двоякого рода.

С одной стороны, оно регулируется объективными факторами, опреде- ляющими характер, причины, рамки и направленность политических действий. Эти факторы заданы социально-экономическими условиями жизни людей и по- литическими институтами. В конечном счете, это вопрос о том, каковы объек- тивные условия производства, материальной жизни, создающие базу всей исто- рической деятельности людей. С другой стороны, существуют внутренние, субъективные, собственно психологические механизмы политического поведе- ния. Поведение людей в отношении политической системы, как и всякое иное поведение человека, детерминировано их мыслями, чувствами, настроениями и т. п. — в целом, психикой.

В таком контексте, главной задачей поведенческого подхода является изу- чение диалектики и трансформаций влияния объективных условий на внутрен- нюю мотивацию и, в обратном порядке, внутренних побудительных сил, через человеческое поведение, на внешние условия.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ПОЛИТИКИ

Психология политики — это направление исследований, достаточно ис- кусственно сконструированное в отечественном, еще советской эпохи общест- вознании, также возникшее на стыке политологии и социальной психологии. Первоначально, под влиянием западной традиции и в силу неразвитости отече- ственной политической науки, «психология политики» развивалась как сравни- тельно автономная ветвь социальной психологии. Однако, с течением времени, постепенно она начала обретать статус особого, достаточно независимого науч- ного направления — одной из ветвей политико-психологического анализа в рамках политологи32.

Как это теперь уже очевидно, таким образом в отечественном обществоз- нании была предпринята попытка «пойти другим путем» и исследовать близкий по содержанию круг объектов в рамках так называемой «психологии политики». Не стоит забывать о том, что само понятие «психология политики» возникло в качестве откровенного противовеса западной «политической психологии». Под- разумевалось, что это будет марксистская наука, построенная на соответствую- щих методологических началах и принципах. В целом, эта попытка не увенча- лась успехом — «придумывать велосипед» не потребовалось. Тем не менее, термин «психология политики» все еще имеет некоторое распространение. под- час внося путаницу в исследовательские работы.

На сегодняшний день психология политики сохраняет во многом марги- нальный статус, связанный с ее междисциплинарным происхождением. С одной стороны, продолжается поток прежде всего эмпирических исследований, осуще- ствляемых в русле «политического уклона» социально-психологической науки. С другой же стороны, идет поиск не только эмпирико-методиче-ского, но и, по возможности, теоретико-методологического самоопределения «психологии по- литики» в системе политологии. Подчеркнем принципиальное различие. Если

западная политическая психология изначально претендует на самостоятельный научный статус, то психология политики долгие годы камуфлировалась под од- но из направлений политологии, и не претендовала на такой статус.

Онтологические корни психологии политики, разумеется, были связаны с западной политической психологией. Они касались, в первую очередь, общего объекта изучения – психологических аспектов политики, однако с иных методо- логических позиций. Подчас именно это, наряду с невольным заимствованием исследовательского инструментария у более развитой западной науки, и вело к определенной путанице понятий: «политическая психология» и «психология по- литики» до сих пор иногда не различаются и, подчас, используются как синони- мы.

Однако дело не в простой перестановке слов, а в различии гносеологиче- ских истоков этих двух путей изучения одной и той же реальности. В отличие от

3 Шестопал Е.Б. Психология политики.— М„ 1989, Помимо этого, можно привести в качестве примера еще целый ряд статей Е.Б. Шестопал, опубликованных в 80-е годы в русле поиска предмета и специфики отечественной «психологии политики» в отличие от западной «политиче- ской психологии».

достаточно диффузного, эмпирически наполняемого, во многом субъективного и произвольно сужаемого или расширяемого круга объектов обобщенно трак- туемой западной «политической психологии», «психология политики» пыталась исходить из необходимости более четкого и строгого в методологическом от- ношении конструирования предмета своего изучения. Предмет «психологии по- литики» понимался как системно-организованная совокупность особого рода факторов, влияющих на реальные политические институты и процессы со сто- роны «человеческого фактора» этих институтов и субъекта данных политиче- ских процессов. Как видим, вся разница была в методологии и базовом основа- нии: «наша» или «не наша» эта наука. Представляется, что на нынешнем этапе исторического развития эти споры просто утратили всякий смысл.

«Психология политики» упирала на то, что, в конечном счете, у субъекта политики нет какой-то особой «политической психики», для изучения которой была бы необходима специальная дисциплина — «политическая психология». Такая методология, считали сторонники психологии политики, вольно или не- вольно, несет на себе традиционные недостатки психологизаторских традиций. Лишая, во многом, политику самостоятельного статуса, она как бы неявно на- страивает на некоторую абсолютизацию психологических моментов в ней и, как

показывает история развития поведенческого подхода к пониманию политики в западной науке, может претендовать на постепенное вытеснение политологии как науки и ее постепенную подмену «политической психологией».

Вотличие от последней, «психология политики» пыталась выделять свой предмет внутри политологии как целостной и единой науки, изучающей такое сверхсложное явление, как политическая жизнь общества. Будучи подчиненной политике как генеральному объекту, и политологии как научной дисциплине более высокого порядка, «психология политики» не претендовала на абсолюти- зацию, а напротив, признавала рядоположенность и, как правило, вторичность, производность психологических факторов по отношению к другим моментам (в первую очередь, экономическим и социальным), более непосредственно влияю- щим на политику. Подобный, не только и не столько психологически, сколько политически центрированный методологический путь и был основой «психоло- гии политики» и, вместе с тем, водоразделом, гносеологически как бы отде- ляющим ее от «политической психологии».

«Психология политики» при таком понимании выступала, в первую оче- редь, в качестве субдисциплины и одновременно, специфического метода ана- лиза в рамках системно-организованной политологии. Постулировалось, что строение и составные части такой системной политологии конституируются по- литикой как мета-проблемой, как бы «организующей» подобную междисципли- нарную, синтетическую науку путем соединения для решения этой мета- проблемы тех или иных отдельных, относительно конкретных и более частных отраслей традиционно существующих научных дисциплин и методов познания.

Такое понимание снимало в марксистской науке острые споры о наличии или отсутствии права на существование «психологии политики» как отдельной «де- лянки» на общем поле общественных наук. Напротив, согласно такой логике, проблемно организованная политология неизбежно включала в себя «психоло- гию политики» в качестве одного из своих уровней, задачей которого и являлось изучение, учет и предвидение субъективных, психологических факторов и ме- ханизмов политического развития.

Вцелом, политология как единая наука, представляющая собой метаси- стему познания политики, таким образом могла быть представлена в виде мно- гоэтажного здания, где каждому этажу соответствовала та или иная конкретная

отрасль знания, находящаяся в положении субдисциплины и изучающая «свои» факторы и аспекты политики. Соответственно, среди многих этажей этого зда- ния, наряду с такими признанными субдисциплинами как «социология полити- ки», «философия политики» и т. п., достаточно правомерным было выделение «этажа», соответствующего «психологии политики». С «комнатами», соответст- вующими основным разделам этой отрасли знания. Надо признать, что в ту по- ру, данная трактовка была достаточно позитивной — она отстаивала, в удобных для общественной науки того времени терминах, специфику и право на сущест- вование политико-психологического познания.

Занимая определенное место в рамках политологии, в то же самое время, «психология политики» являлась одним из ответвлений социально- психологической науки. Если социальная психология в целом исследует наи- более общие законы и механизмы поведения людей в обществе, то «психология политики» пыталась заниматься той частью вопросов социальной психологии, которая казалась связанной с закономерностями и механизмами сугубо полити- ческого поведения людей. Если социальная психология выполняла роль «родо- вой науки», функцией которой являлось обобщенно-теоретическое рассмотре- ние наиболее общих зависимостей социального поведения, то «психология по- литики» выступала в качестве более частной, «видовой» ветви родовой науки, призванной приложить обобщенное знание к конкретно-практической сфере по- литических процессов и явлений.

«Психология политики» 80-х гг. имела три главных теоретических осно-

вания. Первое основание было связано с политической философией и, в отече- ственном звучании, восходило к основным положениям марксистской мысли, относящимся к роли человеческого фактора в политической жизни. В рамках материалистического понимания истории, политика, взятая не только в форме объекта или в форме созерцания, а как человеческая чувственная деятельность, практика, безусловно включает в себя влиятельный субъективный компонент. Деятельность же, как известно, немыслима без субъекта. Субъектом политики как особого вида человеческой деятельности являются люди — как отдельные индивиды, так и разнообразные социально-организованные человеческие общ- ности, обладающие специфическими социально-психологическими особенно- стями. Опираясь на, в целом, весьма здравые положения, «психология полити- ки» не смогла соединить их с давно известным и развиваемым на Западе пове- денческим подходом. А именно на таком соединении и возникает понимание политики как деятельности, снимающее все методологические вопросы и кажу- щиеся противоречия.

Вторым основанием «психологии политики» были социология и соци- альная психология. Они дали «психологии политики» основные методические приемы исследования, а также конкретно-научную методологию аналитических подходов к политико-психологическим и социально-политическим процессам.

Третьим основанием «психологии политики» была сама марксистская политическая наука, неизбежно базировавшаяся на историческом материализме. Однако, переживая множественные внутренние кризисы, в 80-е гг. он уже был далек от претензий на монополизм и служил, в основном, в качестве своеобраз- ной идеологической «крыши». Помимо определения основных точек приложе- ния исследовательских сил «психологии политики» тогдашняя отечественная политология в целом предоставила ей достаточные возможности самоопреде- ления в рамках комплексного, многомерного изучения политики и нахождения своего, специфического предмета исследования.

Базовым для «психологии политики» уже тогда являлся деятельностный подход, хотя присутствовал он как бы в скрытой форме. Несмотря на недоста- точную разработанность деятельно стного понимания политики в то время, даже

зачатки этого подхода позволяли соединить на основе единого рассмотрения и политику (как особую деятельность людей), и психологию участвующих в ней людей. Подобный подход, даже в зачаточной форме, позволял вычленить для политико-психологического анализа ряд опорных категорий. Это мотивы уча-

стия людей в политике и смысловая структура политической деятельности с точки зрения ее субъекта. Это также потребности, удовлетворяемые такой дея- тельностью. Это, безусловно, цели, ценности, нормы и идеалы, благодаря кото- рым индивид или группа становятся частью некоего политического целого, идентифицируют себя с ним. Наконец, это человеческие чувства, эмоции и на- строения, которые выражаются в такой деятельности. Это знания и мнения, ко- торыми располагает и которые распространяет субъект, а также целый ряд вто- ричных, производных категорий.

Из всего сказанного понятно, что в конечном счете содержание понятий «психологии политики» и «политическая психология» никак не противоречит друг другу. Напротив, они очень во многом достаточно удачно взаимно допол- няют друг друга. Хотя, безусловно, это не синонимы, а достаточно различаю- щиеся термины, возникшие в разных методологических традициях. Имея это в виду, в дальнейшем мы будем использовать единый термин: «политическая психология». Наша методологическая основа в данном случае понятна: нет от- дельно «западной» или «восточной» политической лсихологии. Нет политиче- ской психологии «марксисткой» и «антимарксистской». Есть единая мировая наука, развитие которой в разных обществах имело ределенные особенности и акценты. До определенной поры они казались непреодолимыми, однако это время прошло. Тем более, что у политической психологии и психологии поли- тики есть скрытая общая методологическая основа. В западной политической психологии она называется «поведенческий подход». В отечественной «психо- логии политики» — теория социальной предметной деятельности.

ПОЛИТИКА КАК ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Специальный методологический анализ показывает, что зачаточные фор- мы деятельностного понимания политики, содержавшиеся в психологии поли- тики, не противоречат поведенческому подходу, принятому в западной полити- ческой психологии. Более того, именно достаточно проработанный деятельно- стный подход в приложении к политике соединяет эти направления, превращая терминологические различия в малоосмысленную «игру в бисер». Центральной

проблемой поведенческого подхода в данном разрезе оказывается проблема субъективных механизмов, обеспечивающих подобные трансформации, ини- циирующих и регулирующих политическое поведение. Вот тогда при таком по-

нимании ведущими категориями поведенческого подхода становятся категории политического сознания и политической культуры, усваиваемые субъектом в процессе политической социализации, а также такие производные от внешних условий психические переменные, как эмоции, чувства и настроения в их не столько индивидуальном, сколько массовом, социально-типическом выражении. Они же, эти категории, оказываются центральными и для психологии политики.

Остановимся подробнее надеятельностном подходе к политике как на стержневом моменте для синтеза политической психологии и психологии поли- тики, на выработке общей платформы для теперь уже единой политической психологии. Оттолкнемся от общепризнанного как на Западе, так и на Востоке.

Как известно, «главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действитель- ность, чувственность берется только в форме объекта или в форме созерцания, а

не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно»4.

Отсюда и вытекает смысл трактовки политики именно как особой деятельности людей; «История не делает ничего, она не обладает никаким необъятным богат- ством», она «не сражается ни в каких битвах!» Не «история», а именно человек, действительно живой человек — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется чело- веком для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»5. Можно по разному относиться к авторам приведенных высказываний, однако трудно отказать им в логике и убедительно- сти проведенного анализа.

Отсюда, собственно, и вытекает предельно поведенческое (бихевиорист- ское) понимание политики как определенной сферы человеческой деятельности, которую осуществляет и которой управляет человек. Деятельность немыслима без субъекта. Субъект же не может действовать без мотивационных факторов, то есть без психологических составляющих этой самой своей деятельности.

В свое время Г.В. Плеханов писал: «Нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы... и за которым не следовало бы известное со- стояние сознания... Отсюда — огромная важность общественной психологии... с нею надо считаться в истории права и политических учреждений»6. Прав он был, или не прав — трудно не считаться с такой убежденной позицией. Кроме того, трудно привести и убедительные противоположные примеры, опровер- гающие подобные утверждения — если, конечно, совсем не разувериться в спо- собности человека влиять на происходящее вокруг него.

Реконструируя и обобщая прошлое, можно считать, что в истории сущест- вовало три основных подхода к роли психологии в изучении политики. Во-пер- вых, максималистская позиция. Она проявлялась в разное время, однако наибо- лее яркий пример в научной литературе — труды профессора А. Этциони вто- рой половины XX века, с его совершенно однозначным взглядом. Поскольку политику «делают» люди, считал А. Этциони, то возможности психологии в изучении политики и влиянии на нее «практически безграничны». Это, так ска- зать, супер-психологизаторский подход, которого иногда побаиваются даже са- ми психологи. И хотя классик психо- и социодрамы Дж. Морено когда-то за- пальчиво заявил, что дескать, пройдет время, и когда-нибудь, в следующем ве- ке,»верховным ментором в белом доме» (имелся в виду президент США) дол- жен будет стать «психолог или врач, хорошо знающий человеческую психоло- гию», пока до этого еще далеко.

Во-вторых, позиция минималистов. Ее сторонники, а их до сих пор еще немало, напротив, на перь место ставили и продолжают ставить иные, значи- тельно более объективные факторы: социальные, экономические и другие, не признавая за психологическими факторами практически никакого значения. Од- нако и эта позиция в политической истории также показала свою несостоятель- ность. Максимум, к чему она приводила — это к стремлению решать все поли- тические вопросы с «позиции силы», используя исключительно объективист-

ния. — М., 1956. — Т.2. С. 247—248.

ские силовые аргументы и «наращивание мускул». Однако в очень многих слу- чаях это оказывалось достаточно плохой политикой. Возникали конфликты, для урегулирования которых, опять-таки требовались психологи. Что, безусловно, опровергало позиции «минималистов», но до сих пор не уменьшает число их рядов.

В-третьих, был, есть и продолжает развиваться компромиссный, синтети- ческий подход. Его сторонники, осознавая и признавая серьезную роль психо- логии, однако, понимали, что психология — лишь один из голосов в общем хоре многих факторов влияния на политику. Политика представляет собой настолько сложный феномен общественной жизни, что нет и не может быть некой единой науки, которая будет в состоянии объяснить все аспекты политики — как, впро- чем, и любой иной человеческой деятельности. Значит, возможно и необходимо построение сложных моделей политики, включая и политико-психологические модели.

Вконечном счете, с этой точки зрения политика и есть, прежде всего, оп- ределенная человеческая деятельность с определенными мотивами, целями и, естественно, результатами. Главным мотивом и, в случае успеха, результатом

этой деятельности является согласование интересов разных человеческих групп

иотдельных индивидов. Обретая эти результаты и свой формы в тех или иных политических институтах, политика как особая деятельность наполняет собой политические процессы — как содержание, наполняя форму, как бы «застывает» в ней, принося определенные итоги.

Соответственно, можно говорить о двух базовых подходах к изучению по- литики как деятельности. Во-первых, об институциональном подходе — с его выраженным акцентом на политические институты, то есть, на результаты опре- деленной деятельности людей. Во-вторых, о процессуальном подходе — с его не менее выраженным акцентом на политические процессы, то есть, на сам про- цесс этой деятельности. Согласно известному польскому социологу Я. Щепань- скому, социальные процессы, включая процессы политические — «это единые серии изменений в социальных системах, то есть в отношениях, институтах, группах и других видах социальных систем». Это «серия явлений взаи- модействия людей друг с другом или серия явлений, происходящих в организа-

ции и структуре групп, изменяющих отношения между людьми или отношения между составными элементами общности»7.

Вконечном счете, каждый из выше обозначенных подходов к роли психо- логии в политике был хорош для своего времени, и для того состояния, в кото- ром находилось то или иное общество. Иногда психология выходила на первое место — особенно это было характерно для кризисного и «смутного» времен, когда трансформируются или рушатся политические институты и, соответст- венно, на первое место выходят политические процессы. Тогда и повышается роль политической психологии по сравнению с достаточно стабильным, «инсти- туциональным» временем. Иногда, напротив, психология как бы «пряталась» внутрь общественной жизни, будучи жестко подавленной институциональными структурами, особенно в тоталитарных общественных системах и организациях. Тем не менее, общее понимание политики как особого вида человеческой дея- тельности, смыслом которой является управление людьми через согласование различных интересов групп и индивидов, позволяет соизмерять эти подходы,

7 Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. — М., 1969. – С. 194, 196.

рассматривая их как разные стороны проявления политики, как особой челове- ческой деятельности.

ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ Таким образом, предмет политической психологии в целом — это поли-

тика как особая человеческая деятельность, обладающая собственной структу- рой, субъектом и побудительными силами. Как особая человеческая деятель- ность, с психологической точки зрения, политика поддается специальному ана- лизу в рамках общей концепции социальной предметной деятельности, разрабо- танной академиком А.Н. Леонтьевым. С точки зрения внутренней структуры, политика как деятельность разлагается на конкретные действия, а последние — на отдельные операции. Деятельности в целом соответствует мотив, действиям

— отдельные конкретные цели, операциям — задачи, данные в определенных условиях. Соответственно, всей политике как деятельности соответствует обоб- щенный мотив управления человеческим поведением (его «оптимизации»). Конкретным политическим действиям соответствуют определенные цели согла- сования (или отстаивания) интересов групп или отдельных индивидов. Наконец, частным политическим операциям соответствуют отдельные акции разного ти- па, от переговоров до войн или восстаний.

Субъектом политики как деятельности могут выступать отдельные инди- виды (отдельные политики), малые и большие социальные группы, а также сти- хийные массы. Политика как деятельность в целом, как и ее отдельные состав- ляющие, может носить организованный или неорганизованный, структуриро- ванный или неструктурированный характер.

История, теория и практика применения политико-психологических зна- ний позволяет вычленить три основные задачи, решаемые политической пси- хологией как наукой. В определенной степени, эти задачи развивались истори- чески, и соответствуют трем этапам развития политической психологии. Первой задачей был и до сих пор остается анализ психологических компонентов в поли- тике, понимание роли «человеческого фактора» в политических процессах. Второй основной задачей, как бы надстроившейся над первой, стало и остается прогнозирование роли этого фактора и, в целом, психологических аспектов в политике. Наконец, третьей главной задачей, которая вытекала из первых двух, стало и остается управленческое влияние на политическую деятельность со сто- роны ее психологического обеспечения, т.е. со стороны субъективного фактора.

Как уже говорилось выше, политическая психология — достаточно моло- дая наука. Формально время ее конституирования датируется 1968 годом, — только тогда в рамках Американской ассоциации политической науки было соз- дано отделение политической психологии и, одновременно, в ряде университе- тов ввели специальную программу углубленной подготовки политологов в об- ласти психологических знаний. До этого политическая психология в значитель- ной мере представляла собой набор отдельных, подчас случайных, несистемати- зированных фактов, наблюдений, догадок, часто не имевших под собой общей основы. Соответственно, во многом случайными, часто несопоставимыми были ее конкретные задачи. Мешала нерешенность методологических проблем.

Хотя описанный выше деятельностно-поведенче-ский подход сейчас уже предоставляет достаточно удобные и широкие рамки для этого, его все-таки трудно считать адекватной методологической основой конкретной науки. Это слишком общая, слишком широкая основа. С конкретной же методологической точки зрения, политическая психология до сих пор отличается выраженным эк-