Морфология русского языка
Признаками, позволяющими группировать слова в категории – грамматические классы (части речи и т.д.) и определять принадлежность отдельных слов к известным грамматическим категориям – классам, являются их флексии, точнее – парадигмы словоизменительных окончаний: существительные изменяются по падежам и числам, прилагательные еще и по родам, числительные – только по падежам, а наречия вообще не изменяются (следовательно, слова один, пятый – прилагательные: един, добрый; а местоимения – не одна особая часть речи, а искусственное объединение нескольких групп лексически сходных слов, так как общих для всех местоимений грамматических форм – особой словоизменительной парадигмы – нет).[163-167]
Части речи неравноценны и неравноправны; самую важную информацию несут имена существительные и глаголы, дополнительную – прилагательные, числительные и наречия, остальные слова – лишь вспомогательные частицы речи. При этом наречия всегда относятся к глаголам, числительные к существительным, и только прилагательные, с одной стороны, подобно именам изменяются по падежам и числам, но также и по родам, и именно форма прилагательного указывает род существительного (верн-ый слуга, верн-ая жена, верн-ое слово, или прекрасный тюль и прекрасная фасоль, где по форме существительного его грамматический род вообще невозможно определить, более того – он может меняться со временем: табель, тополь – в прошлом слова жен.р.); с другой – выступают в составе сказуемых, обнаруживая признаки предикатива, что объединяет их с глаголами. Прилагательные делятся на качественные (называют признак, который может проявляться в разной степени, т.е. иметь положительную, сравнительну и превосходную степени сравнения, а также полные и краткие формы; относительные (обозначающие признак относительно другого предмета, материала и т.д.); притяжательные (указывают на принадлежность человеку или иному живому существу (отцов нож, мамина сумка, олений рог); порядковые (первый, сороковой, сотый) – все это знаменательные слова в противоположность местоименным прилагательным: указательным тот, этот; притяжательным мой, твой, свой, чей и т.д.).[175-180]
история русского языка
В позднем праславянском и раннем древнерусском языках было 11 гласных фонем: |а|, |о|, |е|, |у|, |и|, |ы|, носовые |ę| (ѧ – юс малый: пѧть, сѧдєтъ, ходѧтъ) и |ǫ| (ѫ – юс большой: мѫжь, мѫдрыи, сѫдии, пѫть, идѫтъ)1, редуцированные |ъ|, |ь| и дифтонг |ѣ|.[266-267]
Падение редуцированных гласных в древнерусском языке кардинально изменило не только количество гласных фонем, но и количество и самую систему согласных, а также морфологию и слогоразделение слов: появились закрытые слоги, инварианты морфем, мягкие согласные (так как редуцированные звуки в слабой позиции на конце слов исчезли, а мягкость конечных согласных имела смыслоразличительное значение, то мягкие варианты позиционного произношения согласных стали самостоятельными полноценными фонемами; при этом появление мягких согласных фонем вызвало исчезновение йотированных гласных, поскольку звук [j] отошел к мягким согласным, и изменило отношение гласных [и] / [ы], ставших вариациями одной фонемы [и]).[268-269]
Согласный [j] некогда был единственным мягким согласным в праславянском языке; вследствие его слияния с предшествующими твердыми согласными возникли мягкие сонорные [н’], [л’], [р’] и шипящие [ч’], [ж’], [ш’] (плакать // плач, вязать // вяжу, писать // пишу, свет // свеча), образовавшиеся тогда также и в результате первого переходного смягчения (палатализации) заднеязычных [к], [г], [х] перед гласными переднего ряда (рука // ручька, нога // ножька, сухой // сушить); после возникновения из дифтонгов гласных [ѣ] и [и] произошло второе смягчение заднеязычных в мягкие свистящие [ц’], [дз̑’/з’], [с’] (рука // руце, нога // нози, муха // мусе; а также целый, цена, зеница, серый), а еще позднее по отдельным диалектам и потому нерегулярно осуществилось третье смягчение заднеязычных в позиции после гласных переднего ряда и -ьр- (лицо, князь, весь, мерцать); только с XIV в. в русском языке стали возможны сочетания ки, ги, хи из кы, гы, хы (кыслый, гыбѣль, хытрый); тогда же начался процесс отвердения мягких шипящих [ж’ ж], [ш’ ш] и [ц’ ц].[271-273]
В праславянском языке действовал закон открытого слога, котрый вызвал отпадение окончания и.е.*-s им.пад. ед.числа имен существительных муж.рода, а оказавшийся на конце слова гласный звук редуцировался (ср. лат. domus > домъ; hostis > гость); соответственно в раннем древнерусском все слоги были открытыми, закрытые слоги появились в XII в. после падения редуцированных.[274]
В древнерусском языке глаголы имели четыре формы прошедшего времени: аорист (близкий по значению к совершенному виду: въступи – вступил, поеха – поехал, иде – пошел), имперфект (‘незавершенный’ – близок к несовершенному виду: заступаше – заступало, идяше – шел), плюсквамперфект (давнопрошедшее время: приведоша разбоиники их же бѣша яли – привели разбойников, которых было [т.е. произошло ранее] взяли)2 и сложный – состоявший из вспомогательного глагола быти в форме настоящего времени (ед. есмь, еси, есть, мн. есмъ, есте, суть) и причастия прошедшего времени на -л спрягаемого глагола – перфект (‘совершенный’): одѣти – в 1 лице ед. есмь одѣлъ, -а, -о; мн. есмъ одѣли, -ы, -а; передававший значение осуществления действия в прошлом и его результат в настоящем; например: отьци суть уставили и заповѣдали; по што идеши опѣть поималъ еси всю дань и не послуша ихъ Игорь – ‘зачем идешь опять, ведь взял уже всю дань; и не послушал [аорист – произошедшее в прошлом действие без указания на его результат] их Игорь’ (945); в русском языке вспомогательный глагол исчез, осталось одно только причастие на -л, ставшее единственной формой прошедшего времени глагола (одел, знала, помог[л], несли).[303-305]
В древнерусском языке, как и в русском, причастие совмещало признаки глагола и прилагательного, но со временем некоторые причастия теряли признаки глагола (жаренный – жареный), другие – прилагательного и стали формой глагола прошедшего времени на -л; напротив, все причастия на -уч, -ач (могучий, висячий) стали прилагательными, их в роли глагольных форм вытеснили модели на -уш, -ащ (могущий, висящий), выражающие такие глагольные (предикативные) признаки, как значение действия (или состояния) и времени; ср. висячий замок (постоянное качество) и висящая – висевшая лампа.[305]
Диалекты русского языка
Картографирование произношения [о] в безударном положении показывает, что оканье – различение [о] и [а] присуще всем севернорусским говорам, хотя и в разной степени (при полном оканье [о] и [а] различаются во всех безударных слогах: д[о]р[о]гóй с[а]р[а]фáн, при неполном – только в предударном слоге: д[ъ]р[о]гóй с[ъ]р[а]фáн), аканье – неразличение [о] и [а] – всем южнорусским, и тоже различно: в юго-западных говорах представлено диссимилятивное аканье, когда предударный гласный не может быть таким же, как ударный, и потому изменяется, ср.: в[ъ]дá, тр[ъ]вá, но в[а]дé, в[а]дóй, тр[а]вé, тр[а]вóй; в юго-восточных – аканье иное: здесь не только |о| и |а| не различаются и в безударной позиции сливаются в одном варианте, но, главное, фонема |а| всегда произносится четко как звук [а], т.е. функция диссимиляции отсутствует: м[а]лá, кр[а]сá как в[а]дá, [а]гóнь, а поскольку не только фонемы |а| и |о|, но также и |э|, и |и| в слабой позиции могут иметь вид [иэ], недиссимятивное аканье-яканье распространяется и на эти фонемы: Бяда у нас: пятух всё зярно склявал; за сялом – лясок, в лясу – ряка).[323-324]
В великорусском языке выделяют два наречия – северное и южное – и среднерусские говоры, занимающие переходное положение (по вокализму безударных гласных – различные типы оканья/аканья). Показательно, что границы наречий, распологающихся в широтном направлении, не совпадают с ареалами диалектных зон, рассекающих их как в широтном, так и в меридианальном направлении, обнаруживая свое более древнее происхождение и противопоставление западных и восточных групп говоров1. Особый интерес представляют смешанные говоры смоленско-орловско-белгородской полосы на стыке трех диалектных зон.[324]
языковые явления |
севернорусское наречие |
южнорусское наречие |
|
||
фонетические |
||
|
|
|
▬ произношение фонемы |г| |
взрывное [г] / [к]: [г]усь, но[г]á – но[к], берё[к]ся |
щелевое [γ] / [х]: [γ]усь, но[γ]á – но[х], берё[х]ся |
|
|
|
▬ гласные [о] и [а] в безударных слогах после твердых согласных |
[о] и [а] различаются – оканье: д[о]мá, д[а]вáй и м[о]локó, тр[а]вянóй |
[о] и [а] не различаются – аканье: д[а]мá, д[а]вáй и м[ъ]локó, тр[ъ]вянóй |
|
|
|
▬ звукосочетание [бм], [б’м’] |
[бм] упрощается: о[м̄]áн, о[м̄]éн |
[бм] произносятся: о[бм]áн, о[б’м’]éн |
|
|
|
▬ звук [j] между гласными в ряде форм глагола и прилагат |
интервокал. [j] опускается (диэреза): рабóт[а]т, нóв[а], нóв[ы] |
интервокал. [j] сохраняется: рабóт[аjе]т, нóв[аjа], нóв[ыjи] |
|
|
|
грамматические |
||
|
|
|
▬ форма существительных среднего рода в им. падеже |
безударное окончание [-а]: пя̍тн[а], óкн[а] |
безударное окончание [-ы]: пя̍тн[ы], óкн[ы] |
|
|
|
▬ формы дат. и твор. падежей существительных мн. числа |
формы дат. и твор. пад. совпадают: к дом[áм] – рядом с дом[áм] |
формы дат. и тв. пад. различаются: к дом[áм] – рядом с дом[áми] |
|
|
|
▬ суффикс глаголов наст. вр. в 3 лице ед. и мн. числа |
оканчивается на твердый [-т]: нóси[т] – нóся[т] |
оканчивается на мягкий [-т’]: нóси[т’] – нóся[т’] |
|
|
|
▬ форма род. падежа ед.ч. имен 1-го склонения жен.рода |
имеет под ударением окончание [-ы]: у сестр[ы̍], без вод[ы̍] |
имеет под ударением окончание [-е]: у сестр[é], без вод[é] |
|
|
|
лексические |
||
|
|
|
▬ посуда для теста |
квашня̍, квашóнка |
дежá, дéжка |
▬ приспособление для печи |
ухвáт |
рогáч |
▬ висячая колыбель |
зы̍бка |
лю̍лька |
▬ всходы зерновых культур |
óзимь, озимя̍ |
зéлень, зеленя̍ |
▬ о собаке |
лáять |
брехáть |
▬ волк |
вóлк |
бирю̍к |
языки мира