белл

ПРЕДИСЛОВИЕ 13

тяжении десяти дней мы с Д. Беллом обсуждали социальные, политические и экономические вызовы нашего времени по пять-шесть часов в день – по два-три часа утром и по столько же вечером. Послеобеденная «сессия» была отменена только 10 мая – в день рождения профессора. Затем последовали несколько месяцев расшифровки и редактирования текста, которые, увы, сильно затянулись уже по моей вине. Но вот работа закончена, и я надеюсь, что выход этой книги обрадует Даниела Белла, который после долгих лет неприятия в Советском Союзе обращается к малознакомой ему российской аудитории раньше, чем к своим многолетним западным почитателям.

Владислав Иноземцев, Лапино, август 2007 года

Введение

Иноземцев: Еще несколько десятилетий тому назад людям казалось, что грань ХХ-го и ХХI-го веков откроет человечеству какието новые горизонты, позволит увидеть новые ориентиры, укрепит в обществе новые принципы общежития. Однако в наши дни мир выглядит гораздо более дезориентированным, чем раньше. Серьезные социальные теории становятся все более редкими, да

и«спрос» на них фактически отсутствует. Все чаще политики стремятся действовать исходя из текущей целесообразности, а не из нравственных принципов или из осознания перспективных задач

ицелей. Можно ли в такой ситуации говорить, что мы живем в мире, серьезно отличающемся от прежнего; следует ли надеяться на возрождение широких дискуссий, которые могут привести к появлению новых философских концепций и заложить фундамент новой организации человеческих обществ?

Белл: Во все времена людям было свойственно искать какой-то общий подход к осмыслению происходящих в мире процессов. Особенно характерными были такие попытки для западной научной мысли – и здесь основным методологическим достижением, получившим самое широкое признание начиная с XIX века, стала теория прогресса. Считалось, что развитие технологий и совершенствование нравов в конечном счете и определяют позитивное движение к разрешению всех имеющихся в мире проблем, к устранению противоречий и умиротворению. В экономической сфере маячила возможность преодолеть нехватку материальных благ, ту

их «редкость», которая на протяжении долгих столетий провоцировала соперничество между народами, по «естественным» причинам, как утверждали многие философы начиная с Т. Гоббса, желавшими добиться превосходства над другими.

Несколько позднее И. Кант, Ж.-Ж. Руссо и Ад. Смит разработали в своих трудах основы концепции прогресса, впитавшей традиции Просвещения. Во всех европейских языках само слово «Просвещение» – Aufklärung, Enlightenment, Lumière – делает акцент на «свете». Мир перестает быть «темным». И этот «свет» направляет нас на путь совершенствования, на путь прогресса.

Другой универсалистской парадигмой, которая прослеживается начиная с К. Маркса, была концепция капитализма, согласно которой возникающие в буржуазном обществе отношения между классами определяют характер социальной динамики. Отношения эти, по мнению Маркса, складываются между капиталистами, собственниками средств производства, и рабочими, владеющими только своей рабочей силой. К концу Первой мировой войны эту теорию дополнили представления о том, что капиталистическая система вот-вот рухнет, следствием чего будет становление во всемирном масштабе социалистического общества.

Существовал и третий подход, в котором абсолютизировался империализм; согласно ему, западные державы представляли собой воплощение цивилизации и были призваны распространить свое влияние на весь остальной мир – колонизировать его и эффективно управлять им.

Сегодня можно утверждать, что все эти теории переживают не лучшие времена. Империализм ушел в прошлое. В мире практически не осталось территорий, находящихся под колониальным владычеством. Всего сто лет назад, накануне Первой мировой войны, около 80% земной суши и почти такая же часть мирового населения находились под управлением западных метрополий – будь то Индия, или Индонезия, или страны Африки. Все это осталось сегодня лишь в нашей памяти. Многократно возросло количество независимых государств. Каждое из них прокламирует, что воплощает чаяния и интересы своего народа, и на этом основании претендует на политический суверенитет. В отличие от эпохи империализма (и даже от времен образования Организации

ВВЕДЕНИЕ 17

Объединенных наций, когда в мире насчитывалось, наверное, 70 или 80 независимых государств), сегодня ООН объединяет более 190 стран мира, и каждая из них имеет свой голос и свои неотъемлемые права. На место прежней империалистической системы пришла другая, основанная на практически бесконечной «мультипликации» суверенитетов.

В то же время утратила прежнее значение традиционная концепция капитализма как общества с антагонистическими классами; теперь внимание в большей мере акцентируется на процессах инвестирования и накопления капитала, поскольку возможности для инвестиций стали несравненно более широкими, а демократичность капитала повысила эффективность его приложения. Таким образом, акценты сместились с капитала как общественного отношения на капитал как средство увеличения богатства.

Мир оказался подверженным экономической глобализации, которая отличается от системы взаимосвязанных национальных экономик. Старая международная экономика представляла собой совокупность индустриальных, аграрных и добывающих обществ, которые покупали друг у друга и продавали друг другу те или иные продукты. Глобализация создает единые мировые рынки для отдельных типов товаров. Время от времени политики прислушиваются к своим народам и пытаются защитить их от влияния глобализации. Именно этим обусловлен напряженный характер отношения к глобализации многих национальных правительств, которые предпринимают попытки вести против нее своеобразную «оборонительную игру».

Еще одной важной особенностью нашей эпохи становится нарастающее значение знаний. Успехи того или иного общества все в большей мере определяются инновациями и нововведениями, которые непосредственно являются продуктом теоретической науки. В своей книге о постиндустриальном обществе я называл кодификацию теоретических знаний важнейшим признаком этого нового типа социума. Все самые значимые новации в производственной сфере напрямую зависят сегодня от развития знаний. Возьмем, к примеру, компьютер, в котором используются транзисторные схемы. Их создание было бы невозможно без теоретических работ А. Эйнштейна и М. Планка, которые обобщали послед-

ние достижения теоретической физики и двигали эту науку вперед. Возникающая экономика, которую характеризуют как основанную на знаниях или движимую знаниями, позволяет тем странам, которые наиболее успешно продуцируют знания, вырываться

всвоем развитии вперед – по крайней мере до тех пор, пока «догоняющие» экономики не стандартизируют процессы, ставшие результатом нововведений.

И, разумеется, происходят геополитические изменения, причем наиболее существенные из них обусловлены «новой географией» мира XXI века. В последние годы стало привычно говорить о «конце истории» – и мы действительно находимся сегодня

вконце истории в том ее смысле, какой вкладывался в это слово в XVIII–XIX столетиях. Сегодня и прогресс, и развитие в их традиционном понимании имеют гораздо меньшее значение, чем география, чем территоритальное распределение богатства и мощи. Важнейшими субъектами мировой политики становятся в новом веке Китай и Индия – державы континентального масштаба с населением более 1 миллиарда человек каждая. Эти страны несомненно станут заметными (если не основными) игроками на мировой арене в изменившейся геополитической ситуации. Всем нам следовало бы определиться в наших отношениях с Китаем и Индией.

По-прежнему сохраняются угрозы, с которыми мы вроде бы свыклись на протяжении второй половины ХХ века и которые в 90-е годы казались малозначительными. В первую очередь, речь идет о ядерном оружии, которое только и является оружием массового уничтожения в подлинном смысле этого слова. Проблема сегодня стоит, разумеется, не так остро, как в годы противостояния Соединенных Штатов и Советского Союза, но и сама ее суть серьезно видоизменилась. Сейчас угроза исходит не столько от мощных, но предсказуемых стран, сколько от государств типа Северной Кореи, которая разрабатывает и само ядерное оружие, и средства его доставки. Северокорейские ракеты летают над Японией – разве раньше в это мог кто-то поверить!..

Но, как и прежде, эффективно ограничивать распространение оружия массового уничтожения могут только национальные государства, а сами они становятся сейчас все менее самостоятельными субъектами на международной арене. На планете возникает своеобраз-

ный вакуум власти. О мировом правительстве говорить не приходится, но и возможности отдельных государств уже не те, что прежде. Постепенно происходит регионализация мира. Успешно развивается Европейский Союз. Создана НАФТА. В Латинской Америке усиливаются интеграционные тенденции. Нечто похожее происходит и в Юго-Восточной Азии. Регион становится наиболее эффективной экономической, политической и культурной «единицей».

Все эти перемены порождают у людей ощущение тревоги – особенно у тех, кто привержен наиболее традиционным верованиям. Масштабное распространение по миру западного образа жизни, политических институтов и экономических практик вызывает неадекватные реакции во многих странах, в особенности – в мусульманских обществах. Нужно ли приспосабливаться к новым условиям или следует препятствовать их возникновению – вот важнейший вопрос, тревожащий людей, и тот ответ, который дает на него ислам, способен определить его совершенно особую роль и особую миссию в новом столетии. Сколь бы спекулятивными нибыли были рассуждения мулл, они отражают взгляды миллионов людей – взгляды, которые могут спровоцировать их на определенные действия. Нельзя недооценивать исходящие отсюда опасности.

На эти процессы накладывается распространение демократии (хотя некоторые склонны полагать, что это только видимость, скрывающая политические процессы совершенно иного порядка). Не буду вдаваться сейчас в политические дискуссии; скажу только, что политические системы отдельных стран на всех континентах все больше зависят от волеизъявления своих народов, от выборов и голо-

сований. В конце XVIII века в мире была только одна демократическая страна – Соединенные Штаты Америки1. Сегодня подавляющее большинство государств претендует на статус демократических республик, хотя не все имеют на то достаточные основания. Возьмем, к примеру, Россию: является ли она

демократической страной? И да, и нет – ответил бы я. Да, в ней регулярно проводятся выборы, граждане голосуют за кандидатов в депутаты парламента и на пост президента страны. В то же время власти жестко контролируют общественную жизнь и способны легко манипулировать избирательным процессом. Так что это особый в некоторых отношениях случай.

Наконец, повсюду в мире происходят стремительные изменения в составе и структуре рабочей силы. Неквалифицированные и низкоквалифицированные работники превращаются в настоящих изгоев. Растет занятость в сфере услуг – причем наиболее быстро в тех ее секторах, где требуются высокообразованные специалисты. Я имею в виду не фаст-фуд, а услуги в области образования, здравоохранения, личные и социальные услуги. Формируется слой профессионалов, и он постепенно оформляется в особый класс современного общества – класс, который обретает все большие влияние и силу. Вместе с его развитием увеличиваются престиж и популярность всех видов образования.

Все эти непростые процессы протекают одновременно, порождая массу противоречий и нестыковок. Именно поэтому я и называю наше время «эпохой разобщенности». Сегодня в рамках двух-трех простых парадигм нельзя объяснить все происходящее. Названные тенденции отчасти связаны друг с другом, а отчасти автономны; они то влияют друг на друга, то практически не оказывают никакого взаимного воздействия. И мы теряемся в догадках о том, что же происходит вокруг нас, – мы все больше и больше погружаемся в «разобщенное время», хотя по инерции нередко пытаемся «искать спасения» в простых и примитивных объяснениях...

ЗАПАД И ВОСТОК В 1 XXI ВЕКЕ

Иноземцев: Тема, с которой хотелось бы начать, – это соотношение истории и географии. Возможно, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, будто большинство не только профессионалов, но и просто любителей истории знакомы, главным образом, с евроцентричным ее вариантом. Основные события, происходившие в мире, рассматриваются в контексте того, что в тот или иной период творилось в Европе или в тех регионах, куда европейские государства распространили свое влияние.

Возможно, в мире существуют и некоторые иные интерпретации истории – скажем, взгляды на нее «из Китая» или с позиций исламской цивилизации, но по сей день они не могут конкурировать по своей распространенности с западным вариантом истории. Более того, ни один «альтернативный» взгляд на исторический процесс не принимается во внимание при формировании современной «повестки дня» в сфере политики, не рассматривается в книгах, которые получали бы более или менее широкое признание и влияли на развитие современной научной мысли.

Поэтому возникают простые и понятные вопросы: существуют ли иные «истории», кроме предлагаемой Западом? Что такое Запад как «источник» истории? Насколько он един? Может быть, правильнее говорить об иудейско-христианской и о европейской трактовках истории? И наконец, какова ответственность перед миром той цивилизации, которая фактически выступает «творцом истории»?

Белл: Я считаю, что история – это западное изобретение и о ней можно говорить только начиная с XVIII столетия. До тех пор в жизни человечества имели место только события. В различных странах случалось то и это, но все происходившее не складывалось в системы или модели, которые можно было бы обобщать в научные теории. Причина этого заключалась в том, что вплоть до XVIII века вся «история» – как западная, так и остального мира – была историей империй: египетской, вавилонской, ассирийской, римской, а позже и европейских.

Империи – это в значительной мере географические образования, и логика их становления и развития задается стремлением к экспансии. В самом деле, мы видим, что они расширяются, пока имеют для того возможности. Именно столкновения этих расширяющихся империй с внешним для них миром и порождали те события, о которых я только что говорил. Поэтому единственной парадигмой и единственной моделью эпохи империй была модель постояннного расширения пространства, на котором господствовала та или иная империя.

Настоящая история началась в XVII–XVIII веках с появлением и распространением двух фундаментальных идей. Первая была спровоцирована открытием Америки. Совершенно неожиданно перед европейцами предстал новый континент, который выглядел абсолютно первобытным; в разных его частях они обнаружили общества, находившиеся на таких этапах развития, которые воспринимались как примитивные. С этого момента рассуждения европейцев об истории стали неразрывно ассоциироваться с идеей развития, с представлением об определенном пути, который проходит человечество. Вторая фундаментальная идея родилась в самой Европе и определялась десакрализацией общества и отторжением религиозных представлений о мире. Понятие прогресса стало в это время ассоциироваться с развитием общества в большей мере, чем с развитием личности; скорее с экономическими, чем с политическими процессами. Эта тема стала центральной в учениях шотландских просветителей – Ад. Фергюсона, Д. Юма и Ад. Смита.

Адам Смит предложил первую «сквозную тему» истории – способ существования людей. Карл Маркс воспринял ее, но пред-

почитал говорить о «способах производства». При этом он не упомянул о приоритете Смита, и многие современные исследователи даже не задумываются о том, что экономическая периодизация истории была предложе-