Глава 19

СОЦИАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА. ТРАНСФОРМИРУЮЩЕЙСЯ ЭКОНОМИКЕ

В ходе рыночной трансформации во всех постсоциалистических странах проявились общие тенденции, связанные с понижением жизненного уровня населения, возникновением безработицы и бедности, углубляющейся дифференциацией доходов населения. Являются ли эти процессы результатом трансформационного кризиса или это проявления специфических противоречий и за­кономерностей развития трансформирующейся экономики?

19.1. Противоречия социальной трансформации и их отражение в экономической теории

Одной из современных общемировых тенденций является социаль­ная ориентация экономики, проявляющаяся в следующих тенденциях:

• росте общественных расходов по сравнению с частными;

• усилении перераспределительных процессов;

• торможении механизмов дифференциации доходов и поляри­зации общества;

• демократизации отношений собственности;

• активизации государственных и частных инвестиций в чело­веческий капитал;

• привлечении наемных работников к процессу принятия управ­ленческих решений и контролю за их исполнением и др.

Существуют объективные причины социальной направленности современной экономики.

Во-первых, переход от индустриального к постиндустриальному развитию приводит к возрастанию роли и значения человеческого фак­тора в экономике, который становится основным фактором экономи­ческого роста. В результате общество не может достичь высоких пока­зателей экономической эффективности без создания соответствующе­го уровня благосостояния как важнейшей предпосылки квалифициро­ванного и творческого труда.

Во-вторых, с переходом от экстенсивного типа демографического воспроизводства к интенсивному происходят качественные сдвиги вструктуре народонаселения (рост городского населения, уменьшение размеров семьи, вовлечение женщин в общественное производство). Это обусловливает постепенный переход от элементарных материаль­ных потребностей к потребностям более высокого уровня — социаль­но-культурным и потребностям в самореализации, что требует ориен­тации современного производства на удовлетворение общественных потребностей.

В-третьих, с ростом масштабов и усложнением структуры рыноч­ной экономики усиливается потребность частнопредпринимательского сектора экономики в развитии ее социальной инфраструктуры: государ­ственно-управленческой, образовательно-культурной, информацион­ной, научной.

В-четвертых, с расширением социальных программ снижаются со­циальные и экономические риски в экономике, ослабляющие социальную напряженность в обществе, что становится фактором устойчивости экономического роста.

Несмотря на то, что процессы социализации экономики протека­ют преимущественно в развитых странах, они не могут не отражаться на развитии стран с трансформирующейся экономикой в силу объек­тивности тенденций к социализации и интеграции мировой экономи­ки. Однако в годы рыночных реформ во всех странах с такой эконо­микой произошло свертывание расходов государства на социальные цели, и сегодня, например, в России их доля в ВВП (16%) в два-три раза меньше, чем требуется для создания социально ориентированной экономики (33% ВВП как, например, в Швеции и Дании)¹⁸.

Качество жизни населения за годы реформ не только не улучши­лось, но по сравнению с дореформенным уровнем значительно ухуд­шилось. В ежегодных докладах о человеческом развитии, публикуемых Программой развития ООН, комплексно характеризующих уровень жизни населения, Россия неуклонно опускалась вниз с 37 места в 1980-е дореформенные годы до 60 места в 2002 г. (индекс рассчитан для 173 стран)¹⁹. Еще одним наглядным подтверждением асоциального характера постсоциалистической трансформации могут служить дан­ные табл. 19.1, показывающие превышение основных пороговых по­казателей уровня жизни населения, за которыми наступает разруше­ние человеческого потенциала экономики.

Эти данные свидетельствуют о том, что для трансформирующей­ся экономики характерно противоречие между общемировой объек­тивной тенденцией к социальной ориентации современной экономики и асоциальной трансформацией экономических отношений.

Падение уровня жизни населения ниже дореформенного уровня наблюдалось во всех постсоциалистических странах. Однако в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) социальный спад был менее продолжительным (3—4 года) и менее глубоким, чем в странах бывше­го СССР. Это объясняется тем, что в странах ЦВЕ рыночные отноше­ния развивались в недрах старого строя (в Югославии — с 1952 г., в Венгрии — с 1968 г., в Польше частный сектор в сельском хозяйстве никогда не прекращал своего существования), поэтому переход к ры­ночным отношениям произошел более быстро и с меньшими соци­альными издержками.

Что касается реформируемой российской экономики, то она в наиболее чистом виде унаследовала от старой экономической систе­мы такие генетические черты, как: высокую склонность населения к патернализму государства; расширенное участие государства в соци­альной сфере экономики; традиции коллективизма и взаимопомощи в экономических отношениях.

Недостаточный учет свойств прошлой социально-экономической системы в экономической политике реформ приводит к еще одному противоречию в трансформирующейся экономике: между инерцион­ностью изменений социально-экономических отношений и неоправдан­ной быстротой рыночных реформ.