5. Помогите говорящему оценить степень уместности темы для данной аудитории: можно использо­вать или нельзя; если можно, то, в каком аспекте, если не­льзя, то почему.

1. В отделе, где работают исключительно люди пенсион­ного возраста:

А. «Социальная политика правительства».

Б. «О воспитании молодежи».

В. «Мода вчера и сегодня».

Г. «Что такое современный рок».

Д. «Секреты рационального питания».

2. В женском клубе:

А. «Мода вчера и сегодня».

Б. «Спорт — посол мира и дружбы».

В. «Секреты французской кулинарии».

Г. «Налоговая политика в Мексике».

Д. «Социальная политика правительства».

3. В шахматном клубе:

А. «Спорт — посол мира и дружбы».

Б. «Вклад А. Карпова в теорию эндшпилей».

В. «О новейших приемах рыбной ловли».

Г. «Новая система организации турниров по переписке».

Д. «Как вести себя в обществе».

4. Перед школьниками старших классов на классном часе:

А. «Что такое современный рок?»

Б. «Вклад А. Карпова в теорию эндшпилей».

В. «Как вести себя в обществе».

Г. «О новых методах выращивания клубники».

Д. «Гастрольная афиша Волгограда».

5. На родительском собрании:

А. «О воспитании молодежи».

Б. «Гастрольная афиша Волгограда».

В. «О новой методике преподавания математики в стар­ших классах».

Г. «Как помочь детям подготовиться к экзаменам?»

Д. «Как организовать фермерское хозяйство?»

6. Представьте себе образ аудитории, перед которой состоялись следующие выступления. Как вы ду­маете, какую характерную черту аудитории оратор считает для себя наиболее важной?

1. Дамы и господа! Прежде чем я решился выступить перед вами, я спросил себя, не покажется ли странным и дерзким, что филистер, выражаясь на студенческом жаргоне, пред­станет перед студентами, чтобы поучать их, достигших из­вестной высоты образования, которая не доступна нашей братии. Но, с другой стороны, я не мог не сознаться, что в данном случае речь идет о вопросе, в котором я, возможно, бо­лее сведущ, чем некоторые из студентов, и поэтому было бы вполне уместным прочесть этот доклад. Я не мечтаю поко­рить вас сразу и сделать настоящими социал-демократами. Конечно, я был бы рад, если бы мне удалось убедить большую часть из вас в справедливости социал-демократических идей и в необходимости осуществления социал-демократического идеала. Но гораздо важнее для меня убедить вас в необходимо­сти заняться социалистическим движением и социализмом вообще, отвлечься от узкого круга занятий студента, огляде­ться и понять, что то, что вам чаще всего говорили о социа­лизме и социал-демократии, основано в очень большой степени на преувеличении, непонимании и незнании движения или же на злонамеренности... (Август Бебель.)

2. Я назвал бы его Наполеоном, но Наполеон пришел к вла­сти ценой вероломства и через море крови. Он же ни разу не нарушил своего слова. Я назвал бы его Кромвелем, но Кромвель был только солдат, и государство, им основанное, ушло вместе с ним в могилу. Я назвал бы его Вашингтоном, но вели­кий виргинец держал рабов. Этот же человек скорее поста­вил бы на карту судьбы империи, чем допустил работоргов­лю. Сегодня вы читаете историю, ослепленные предрассуд­ками. Через 50 лет, когда восторжествует правда, Клио, поставившая Фокиона в пример греку, Брута — римлянину, Гемпдена — британцу, Лафайета — французу, избравшая Вашингтона как совершенное воплощение цветущего утра нашей цивилизации, а Джона Брауна как зрелый плод ее полу­дня, — муза истории напоит перо солнечным сиянием и напи­шет на голубом просторе над нами имя солдата, государст­венного деятеля и мученика — Туссена-Лувертюра (Уиндел Филлипс).

3. В жизни любому человеку, где бы он ни находился и ни работал, предоставлена буквально безграничная возмож­ность приносить людям добро. Помочь старику перейти в опасном месте шумную автомагистраль, пропустить вперед в очереди женщину с ребенком или инвалида, уступить им место в транспорте, подать руку прохожему на обледенелом тротуаре, сказать сердечное слово ободрения удрученному товарищу, заслонить от наскоков уличного хулигана девуш­ку, сходить в аптеку за лекарством для занемогшего соседа, разделить чье-то горе и подставить свое плечо в чьем-то не­счастье — поистине нет числа случаям, предоставляемым нашим пестрым и разнообразным бытием, когда один чело­век может и должен оказать услугу другому! Главное — не проходить мимо, не отворачиваться, не отводить в сторону глаз, если кто-то поблизости явно нуждается в вашей помо­щи: ведь завтра в его положении можете оказаться вы сами. Как ни скромно сделанное вами доброе дело, оно оставит приятный след прежде всего в собственной вашей душе и при­несет вам ни с чем не сравнимое чувство нравственного удов­летворения (В. Ткаченко).

4. Дорогие товарищи!.. Так называемая сильная рука все­гда готова зловеще прирасти к рыхлому телу слабой экономи­ки. Если нет демократии экономики, то демократия всегда под угрозой. Недемократичность экономики объясняется прежде всего культом личности, который у нас никогда не прекращался, — культом личности государства... Доку­мент, зачитанный здесь от имени нашего многострадально­го крестьянства, — это крик самой земли, насилуемой беско­нечными противоречащими друг другу постановлениями, как ей, земле, надлежит жить, что она, земля, должна делать, а чего не должна. Культ личности государства отрицательно сказался и на промышленности, давно ставшей не только долгостроем, а вечностроем счастливого будущего... Мосто­вики добавляют в строительный раствор соли, чтобы рас­твор схватился. Но если в спешке кладут слишком много соли, то она затем разъедает железную арматуру. Наша экономика похожа на такой пересоленный, разъедаемый кор­розией мост, чьи бесконечные ремонты переросли стоимость самого моста. Отраслевые министерства похожи на разду­тые ремстройконторы, а Госплан похож иногда на гигант­ское ателье по мелкому ремонту платья голого короля... (Е. А. Евтушенко).

5. ...Я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей ча­сти я кое-какие распоряжения сделал, советую и вам. Осо­бенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжаю­щий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомст­венные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и бо­льные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему... Да, и тоже над каждой кроватью надпи­сать по-латыни или на другом каком языке, это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто за­болел, какого дня и числа. Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда вой­дешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача... Вам тоже по­советовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на при­сутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с ма­ленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашнее хозяйство заводить всякому похва­льно, и почему ж сторожу и не завести его? Только знаете, в таком месте неприлично. Я и прежде хотел вам это заме­тить, но все как-то позабывал... (Н. В. Гоголь.)