У. Прием сопоставлений как основа исследовательского метода Алексея Веселовского

СОПОСТАВЛЕНИЕ как главный исследовательский прием проводится Алексеем Веселовским не обязательно хаотично и выборочно, но иногда последовательно и по отдельным уровням. Это могут быть:

• общие исторические параллели – сопоставление развития общественного и культурного;

• сопоставление ведущих тенденций сравниваемых эпох;

• сопоставление творчества разных писателей (во всем его объеме);

• сопоставление на уровне характерологическом (т.е. близких, похожих или заимствованных героев, персонажей);

• иногда – сопоставление на уровне структурном (заимствование отдельных сцен, эпизодов, сюжетных элементов), но при этом, как правило, не системное, а выборочное.

При этом в сопоставлениях содержание произведения – как целое – не учитывается. Произведения расчленяются на составные части. Они изымаются из целого, в том числе из содержательного контекста. И так – порознь – сопоставляются. Сходное, похожее вычленяется, но не рассматривается в сцеплении, в соединении с несходным, т.е. не рассматривается в контексте целостного единства произведения.

Такова, к примеру, методология и техника анализа Алексея Веселовского в его сопоставительном исследовании комедии Фонвизина «Бригадир» с комедией Гольберга «Жан-француз»¹.

Исходная посылка такова: «В содержании и некоторых подробностях обеих пьес есть много точек соприкосновения» (это именно посылка, как бы аксиоматическая, а не вывод). «Точки соприкосновения» трактуются как «заимствования», которые обнаруживаются:

• в совпадении характеров комических персонажей:

- «два старика, решившие поженить своих дочерей»;

- дочь одного из них в ужасе от перспективы выйти замуж за вертопраха, побывавшего в Париже»,

- а сама любит молодого человека (эта бледная личность соответствует Добролюбову русской пьесы). Навязанный ей жених был в Париже всего 15 недель, но считает себя настоящим парижанином, сыплет французскими словами и ругательствами.

• во взаимоотношениях героя-«вертопраха» с родителями и будущим тестем (у Фонвизина и у Гольберга);

• у Фонвизина есть образ советницы; у Гольберга его нет, но зато есть субретка, которая и является «прообразом» «советницы» Фонвизина; гольберговская субретка и советница Фонвизина соответствуют друг другу по существу, хотя внешне и не похожи.

ВЫВОД: наличие таких сходств и параллелей свидетельствует о несомненном ЗАИМСТВОВАНИИ.

Но есть ли все-таки хоть что-либо свое в русском варианте? Есть: «Русская пьеса вообще гораздо бойчее, но зато резче впадает в карикатурность»¹.

Таким образом, произведение расчленяется на составные элементы (характеры, ситуации, сюжетные положения и повороты, речевые элементы), и они сопоставляются по отдельности, порознь, вне содержательного контекста и всей системы построения драматического действия. А затем все это комментируется под углом зрения идеи непременного «заимствования».

Русская драматургия – по Алексею Веселовскому – вообще «пересаженное растение», т.е. в самой русской литературе драма не имеет никаких собственных национальных корней. Стало быть, ей просто неоткуда взяться, кроме как быть «пересаженной» с Запада.

ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ СОПОСТАВЛЕНИЙ у Алексея Веселовского основан на следующем методологическом допущении, которое им трактуется, впрочем, не как допущение, а как закон:

Если в произведениях более раннем и более позднем имеются «совпадения», то объяснить их можно только заимствованием, подражанием или влиянием более РАННЕГО на более ПОЗДНЕЕ.

Это – главная предпосылка сопоставительного анализа.

Исходя их нее, Алексей Веселовский постоянно ищет подтверждение тому, что русские авторы читали произведения своих предшественников. Если же прямых доказательств этого факта нет, то он утверждается гипотетически, однако не менее уверенно и категорически: русский автор не мог не читать своего европейского предшественника, иначе трудно объяснить «странное соприкосновение»².

Исследование творчества какого бы то ни было писателя вне межнациональных связей, вне контекста влияний и заимствований было для Алексея Веселовского совершенно немыслимым.