§ 2. Исторические предпосылки становления и развития юридической герменевтики

Современные исследователи возникновение термина «герменевтика» и одни из ранних попыток осмыслить «понимание» как теоретическую проблему отмечают уже в период античности¹. Потребность в интерпретации неясного смысла текста, имеющего определенную ценность, стремление расшифровать его путем применения практических приемов и способов толкования приводят к формированию первых правил герменевтики. Существование зачаточных элементов герменевтики – толкования снов, гаданий, шаманских предсказаний и т.п. отмечается еще в эпоху варварства. В более поздний период особую актуальность приобретает проблема интерпретации священных текстов (Библии), а вслед за ними объектами интерпретации стали и литературные тексты. С древнейших времен особого понимания требовали и юридические тексты, «имея свои предметом «темный» текст закона, который требует истолкования применительно к конкретному юридическому случаю (т.н. аппликация)»².

Начинающийся с античности процесс формирования герменевтики приводит к оформлению трех ее основных ветвей: филологической (литературной), религиозной (теологической) и юридической. Дифференциация указанных направлений происходила, прежде всего, по предмету и области деятельности человека. По мере дальнейшего развития юридическая герменевтика в отдельные периоды имела тенденцию к обособлению от иных областей герменевтики, в другие сближалась и пересекалась с ними.

Одной из первых сфер, где формулировались принципы толкования, являлась область мифологии. Отмечая тот факт, что язык богов затемнен и непонятен простому смертному, Платон в диалоге «Тимей» говорит, что «пророческий дар является уделом человеческого умопомрачения, но уразумение (т.е. понимание) пророчества есть дело неповрежденного в уме человека, откуда и возникла необходимость в особом племени толкователей при тех, кто прорицает»¹. К этому времени мы можем обнаружить первые подходы к оформлению герменевтики. Исследуя процесс их зарождения, В.Г. Кузнецов отмечает, что прежде всего они были связаны с деятельностью софистов – первых греческих филологов, когда греческий полис потребовал новой интерпретации, нового истолкования древних текстов Гомера и других греческих поэтов². Необходимость интерпретации возникла в связи с тем, что существенные изменения языка «со времени Гомера и до времени софистов» привели к тому, что Гомер по отношению к софистам стал выступать в качестве древнего автора, а его произведения - в качестве литературных памятников. Далее В.Г. Кузнецов пишет: «…в школах древней Греции на произведениях Гомера и других древних поэтов люди учились грамоте, письму, воспитывались на героических примерах своей истории и мифологии. Поэтому интерпретация и перевод их на новый (по отношению к софистам) греческий язык были самыми актуальными практическими задачами. В это время возникают первые подходы к созданию герменевтических программ. Однако какой-либо законченной герменевтической системы в это время еще не сложилось»³.

Одним из первых обратил внимание на проблему толкования Аристотель. Русское название его трактата Peri hermenēias («Об истолковании») представляет собой перевод его латинского названия «De interpretationе». Такой перевод с латинского не вполне соответствует оригинальному греческому названию труда. Зарубежные исследователи часто именуют данный трактат «Герменевтикой». Одним из самых ранних сохранившихся до нашего времени текстов этого сочинения является перевод «Герменевтики» на сирийский язык, выполненный Пробом (V в. н.э.).

В сочинении «Об истолковании» Аристотель объясняет, как различать «истинную и ложную» письменную речь на основе анализа содержащихся в тексте утверждений, отрицаний, противоречий, высказываний о будущем и т.д¹. Центральную проблему логики Аристотеля составляет вопрос о том, каким образом строится дедуктивное рассуждение (силлогизм). Трактат «Об истолковании» вместе с иными логическими сочинениями Аристотеля (Категории, Первая аналитика, Вторая аналитика, Топика, Софистические опровержения) были во времена Византии объединены под общим заглавием «Органон». Несмотря на тот факт, что Аристотель не ставил и не решил всех вопросов, связанных с формами человеческого мышления, именно он считается первооткрывателем метода логического анализа и систематизации. Так, например, глава 7 трактата «Об истолковании» посвящена методу систематизации, называемому Аристотелем «Соотнесенное»: «Соотнесенным называется то, о чем говорят, что то, чтó оно есть, оно есть в связи с другим или находясь в каком-то ином отношении друг к другу; так, о большем говорят, что то, чтó оно есть, оно есть в связи с другим; ведь говорят большее чем что-то; и о двойном говорят, что то, чтó оно есть, оно есть в связи с другим; ведь говорят двойное против чего-то. Так же обстоит дело и с другим им подобным»².

В средние века и эпоху Возрождения Peri hermenēias комментировался многократно. Исследуя отдельные произведения «Органона», И.С. Нарский, Н.И. Стяжкин указывают, что некоторыми комментаторами генетический источник трактата «Краткий свод основ логики» Петра Испанского (XIII в.) усматривался именно в содержании «Герменевтики»³.

Грегор из Коница (XVI в.), продолжают И.С. Нарский, Н.И. Стяжкин, справедливо возводил к «Герменевтике» логическое содержание схоластических трактатов «О распределении» и «О синкатегорематических терминах». Он же возводил к ней и схоластический трактат о суппозициях (типах контекстуальных значений общих терминов). «Трактаты о синкатегоремах» подготовили почву для становления теории логических союзов и кванторов, а трактаты о суппозициях лежали на линии развития, приведшей к оформлению логико-семиотических представлений, так что исходным пунктом этих двух важных учений мы с полным правом можем считать именно работу «Об истолковании». В эпоху Возрождения данный трактат стал базой для логико-грамматических изысканий¹.

Античная герменевтика в своей деятельности опиралась, прежде всего, на знание грамматики, основной задачей которой являлось понимание языкового материала, вслед за чем логика отвечала за истинность такого понимания. В указанный период происходит противопоставление риторики как науки создания произведений герменевтике – как науке их понимания. Как справедливо указывает В.В. Соколов, «…невозможно осуществить понимание, если незнакомы принципы создания текста. Основными понятиями античной риторики были «invention» (нахождение темы), «dispositio» (расположение материала) и «elocution» (его украшение). Особое внимание в античной риторике уделялось тому, что отличает речь риторическую от простой (elocution), тому, что делает речь риторическую более действенной, но и более сложной, загруженной для понимания»².

Идея Аристотеля о соотнесенном указывает на необходимость деления целого произведения на части и определения соотношения частей с целым, и предвосхищает идею герменевтического круга (спирали) в более поздней герменевтике. Так, по мнению Генриха Штольца, «Органон» Аристотеля и поныне является самым замечательным учебником по логике из всех, что когда-либо были созданы. Современная символическая логика – это очень ценное добавление к логике Аристотеля…»¹.

Дальнейшее развитие герменевтики связывается с проникновением в греческий мир христианства. Помимо того, что религиозные тексты проходят адаптацию в новой для них среде, в этот период времени христианская религия охватывает все большие и большие слои населения. Происходят активные торговые и культурные контакты, осуществляется изучение философских и научных трактатов и обмен ими между Востоком и Западом, неизбежным результатом которого стало бурное развитие переводческой деятельности. Возникла необходимость интерпретировать христианские тексты, Священное писание, и в то же время активно развивается методика перевода. Перевод религиозных текстов, в том числе перевод Ветхого завета на греческий язык, все более актуализирует герменевтические идеи². На этот период, отмечает В.Г. Кузнецов, «приходится образование двух школ, с которыми исследователи связывают начало развития собственно теоретических идей герменевтики: на основе двух библиотек возникают Александрийская и Пергамская школы. Они отличаются неприятием идей друг друга и предполагают объединение единомышленников, которых связывает одинаковая концептуальная основа»³.

В Александрии сложилась школа аналогистов, а в Пергаме - аномалистов. Крупнейшим представителем александрийской школы был Филон Александрийский⁴. Александрийская и Пергамская школы имели различные подходы к способам толкования текстов. В качестве основы деятельности Александрийской школы признавалось наличие двух способов толкования: буквального (исторического) и аллегорического, при этом приоритет принадлежал последнему. В концепции Пергамской школы выделялся только один способ толкования – историческое толкование. Представители Александрийской школы составляли комментарии к трудам Платона и Аристотеля. В их комментариях особое внимание уделялось логическим трудам Аристотеля, и в целом можно сказать, что «труды александрийских неоплатоников отличаются умеренностью и стремлением дать натуралистическое толкование комментируемых работ»¹.

В этот период в результате соперничества указанных школ проводится активная теоретическая разработка системы интерпретационных правил, в связи с чем герменевтика утрачивает свой статус боговдохновенного искусства. И историческое, и аллегорическое толкование не были свободны от необходимости следовать правилам интерпретационных процедур. В Древней Греции и Риме осуществляются и практические формы интерпретации, необходимые в связи с «истолкованием писем, правовых источников и применение их юристами при разъяснении разбираемого судебного дела»².

Особым этапом развития герменевтической традиции является период средневековой христианской герменевтики. Ключевой проблемой раннехристианской герменевтики являлся вопрос соотношения Нового и Ветхого завета, который находит свое разрешение в интерпретации Ветхого завета «через призму пришествия мессии»³. Применение герменевтики только к истолкованию Библии приводит в этот период к утрате самостоятельности герменевтического учения, и к преобразованию ее в экзегезу.

В раннем христианстве получает свое дальнейшее развитие Александрийская школа во главе с Климентом Александрийским (ок. 150-215 г. до н.э.) и возникает Антиохийская школа во главе с Ефстафием Антиохийским (III – IV в. до н.э.). Традиции Александрийской школы толкования находят свое применение в толковании священного текста Библии. Так же как и ранее в основе деятельности школы лежит аллегорический способ толкования. Антиохийская школа в целом наследует идеи Пергамской школы, и признает буквальное толкование в качестве основы интерпретационной деятельности. Буквальное толкование антиохийцев включает в себя элементы грамматического анализа текста и учета его исторического контекста. Атиохийцы как сторонники историко-грамматического толкования настаивали на единственном смысле Писания, александрийцы признавали наличие дополнительных смыслов у слова (от одного до трех). Вильгельм Дильтей, немецкий философ и теоретик герменевтики XIX в., считал, что противостояние этих двух школ имеет «всемирно-историческое значение»¹. Таким образом, к этому времени были сформулированы буквальное (историческое), аллегорическое и грамматическое толкование.

В период патристики появляется работа Аврелия Августина «Христианская наука, или основания священной герменевтики и искусства церковного красноречия». Она представляет собой первый фундаментальный труд по герменевтике. Ранее были обозначены лишь некоторые практические приемы толкования отдельных частей Священного писания, как, например, те, на которые указывает Ориген (185 – ок. 253), предшественник Августина и ученик Климента Александрийского. Ориген в своем труде «О началах» предпринимает попытку систематизации правил христианской герменевтики. Так, например О.Е. Нестерова, анализируя методы интерпретации Священного писания в раннепатристическую эпоху отмечает, что у Оригена каждое положение Библии имеет три значения: буквальное (плотское), доступное любому верующему, моральное (душевное, психическое), доступное совершенному верующему, и мистическое (духовное), доступное самому совершенному верующему. Не отрицая буквального (исторического) значения, Ориген признает наличие и аллегорического смысла в Библии². Идеи христианской герменевтики получили свое дальнейшее развитие в трудах Иеронима, П. Абеляра, И. Златоуста, Ф. Аквинского.

Августин же представил теоретический, обобщающий труд. Так, Архимандрит Макарий, цензор, ректор Санкт-Петербургской Семинарии в обращении к читателю отмечает, что в работе Блаженного Августина «заключаются правила, как изъяснять Св. Писание и как преподавать оное народу… других подобных книг не дошло до нас из древности Христианской, которая любила более исполнять правила, нежели писать их»¹.

Разрабатывая правила интерпретации Священного писания, Августин указывает, что недостаточно одного знания правил, кроме знания приемов толкования интерпретатору необходимо обладать способностью понимать, осознавать изучаемые им явления. Интерпретация у Августина представляет собой способ социального бытия человека. Это интеллектуально-эмоциональный процесс понимания смысла Писания с помощью средств, разрабатываемых Августином.

В своем труде Августин ставит перед собой целью изложить «правила, способствующие к уразумению смысла Писания», которые, по его мнению, «не без пользы можно преподать любителям слова Божия, дабы сии люди не только с успехом могли читать толкователей Св. Писания, но и сами объясняли бы оное другим»².

Разрабатывая и систематизируя правила уяснения и разъяснения смысла Священного Писания, Аврелий Августин указывает, что христианская наука, или герменевтика, как «всякая наука занимается либо предметами, либо известными знаками, предметы выражающими»³. Так же, как современные исследователи герменевтики, Августин указывает на процесс понимания смысла Священного писания как на коммуникативный процесс¹.

Особое внимание в Книге второй Августин уделяет знакам и языку, а также качествам, необходимым для интерпретатора Священного Писания. Под знаком он понимает предмет, «который, сверх собственного вида (species) или формы, действующей на наши чувства, возбуждает в уме нашем представление других известных предметов»². При этом знаки подразделяются на естественные и искусственные (условные) (data). Естественными знаками являются те, которые кроме представления о себе обозначают другие вещи сами по себе. Например, знак «дым» предполагает у Августина огонь. Искусственные (условные) знаки - те, которыми живые существа по взаимному согласию выражают свои душевные движения, чувствования и мысли. Так, например, слова (звуки и буквы) относятся у Августина именно к искусственным знакам.

Анализируя причины препятствующие пониманию и уяснению Священного Писания, Августин указывает, что «всякое сочинение бывает непонятно от двух причин: или от совершенной неизвестности некоторых слов, или от неоднозначности значения их. Слова же вообще имеют значения или собственные, или переносные. Собственное значение слов бывает тогда, когда ими означаются именно те предметы, для выражения которых они изобретены… Переносное значение слов бывает тогда, когда самые предметы, выражаемые собственными словами, употребляются для означения чего-либо другого…»³.

Именно знание языков является средством понимания неизвестных слов. По его мнению, кроме собственного языка, нужно для большего «уразумения» Божественного Писания знать еще два других языка - еврейский и греческий, для того чтобы в случае какого-либо сомнения - при столь различных между собою латинских переводах — всякий мог сам прибегать к подлинникам.

Особо Августин указывает на субъективный характер интерпретационной деятельности и результатов интерпретации: «…поскольку переводчик, если он не вполне учен, сбившись с прямого пути, отдаляется большею частью от самых мыслей переводимого им Писания, то читатель или должен стараться о познании тех языков, с которых перелагается Писание на язык Латинский, или должен иметь переводы более буквальные»¹. Учитывая возможность субъективного перевода Священного Писания, по мнению Августина, необходимо исследовать буквальный смысл по возможности на языке оригинала.

Систематизируя правила интерпретации, Аврелий Августин при уяснении смысла Священного Писания выделяет необходимость:

1. Исторического толкования, обусловливая это тем, что: «…все, что повествует о преемственном последовании прошедших времен, так называемая История, весьма много способствует нам к уразумению священных книг…»².

2. Логического толкования, что подтверждается тезисом: «наука рассуждать… способствует к разрешению трудных мест Писания… Ибо много есть так называемых софизмов, то есть, ложных следствий на основании истинных причин, которые так бывают иногда правдоподобны, что, будучи принимаемы без надлежащего внимания, уловляют не только людей простых, но и самых остроумных»³.

3. Учета контекста, приводя такие аргументы: «Если части рассматриваемого места (или все его части, ежели их случится много) будут казаться неоднозначными и темными, в таком случае остается обратиться к связи (контексту) речи и рассмотреть предыдущие и последующие части текста, окружающие темное место»¹.

4. Грамматического толкования. Приводя пример, Августин указывает: «Таково, например, следующее место из послания к Фессалоникийцам: «Propterea consolati sumus fratres in vobis» («Сего ради утешихомся, братие, о вас») (1 Фес.3, 7). Можно недоумевать, в звательном ли падеже стоит слово «fratres» или в винительном? Ни в том ни в другом случае не будет противоречия Вере: однако в Греческом языке падежи сии различаются, и потому, справившись с Греческою Библиею, видим, что нужно удержать падеж звательным. Если бы переводчик сказал так: «Propterea consolationem habuimus, fratres, in vobis», то хотя бы он и не столь близко перевел слова текста, но зато устранил бы сомнение в рассуждении мысли или и вовсе уничтожил бы оное, если бы прибавил к «fratres» слово «nostri».².

5. Аллегорического толкования в соответствии с духом Священного Писания: «Кто следует букве, тот как неразумное животное принимает иносказательные слова за собственные, и, наоборот, не старается находить другого, высшего значения в том, что буквально выражается словом…»³.

6. Казуального толкования, выдвигая следующее требование: «Должно внимательно смотреть, что приличествует времени, месту и лицам, дабы безрассудно не осудить чего-нибудь, как преступления… Из того, что нетрезвые и сладострастные люди распутно обнажают тела свои на пиршествах, не следует, что и обнажаться в бане есть разврат»⁴.

7. Целеполагающего толкования, поскольку «…все места Св. Писания, в коих описывается что-либо подобное не только исторически и собственно, но иногда иносказательно и как бы пророчески, должны быть изъясняемы так, чтобы везде главною целью была любовь к Богу и ближнему или к тому и другому вместе…»¹.

8. Систематического толкования, очевидность которого определяется тем, что «…предметы не отдельно и сами по себе, но в связи с другими словами, могут иметь не только два, но иногда и многие различные значения, коих смысл определяется самым их положением…»².

Августин вводит также категорию смысловой эквивалентности части и целого. Поскольку нет такого «темного» места в Библии, которое не могло бы быть объяснено с помощью другого, «ясного» места из той же книги Библии.

В четвертой книге своего труда, название которой - «Содержащая в себе наставления церковному оратору», Августин главным наставлением считает следующее: «во всех своих поучениях быть сколько можно вразумительным и говорить с такою ясностью, что разве только самый беспонятный человек был бы не в состоянии понимать нас, или же причина неудобовразумительности в речах происходила бы не от наших слов, а от чрезвычайной трудности и утонченности предметов, кои мы желаем изъяснить и открыть другим… оратор обязан говорить так, чтобы научать, чтобы нравиться, чтобы убеждать»³.

Таким образом, на данном этапе развития религиозной герменевтики главная ее задача заключается в понимании аллегорического смысла священного текста. В работе Аврелия Августина герменевтика получает мощный импульс развития. Августин обратился к ней как к системe правил нахождeния подлиннoго смысла Евангeлия. Несмотря на сугубо теологический характер учения Августина, ряд его положений актуален не только в рамках теологии, в них заложены основополагающие идеи теории толкования в целом и юридической герменевтики в частности.

Не случайно, как отмечает В.Г. Кузнецов, Средневековье по отношению к герменевтике было периодом господства идей Августина. Они перелагались, почитались, принципы католической доктрины не требовали существенного пересмотра августиновской герменевтики¹. Утверждение единственно верного смысла Библии привело к складыванию доктрины католического толкования, когда интерпретатор подчиняется Божьей воле, а на деле – авторитету церкви.

По мнению ряда исследователей, следующий период развития герменевтики связывается с эпохой Средневековья. В этот период переход от язычества к монотеистической религии обусловливает изменения и в способах понимания мира, герменевтика сохраняет свою практическую направленность, сфера ее притязаний распространяется не только на область словесной деятельности, на интерпретацию текстов Священного писания, но и на язык музыки и юриспруденции².

Период классического Средневековья (середина XI - конец XV веков) характеризуется расцветом европейской науки и культуры. На этом этапе систематическое изучение Римского права и дальнейшая подготовка специалистов-юристов в европейских городах приводят к формированию профессионального сословия юристов. В.Г. Кузнецов так характеризует особенности состояния юриспруденции этой эпохи: «Юридическое образование опиралось на схоластический метод, диалектику, понимаемую как искусство примирения противоречий, на базе которых возникает специальная юридическая дисциплина – юридическая герменевтика. С этого времени развитие герменевтики идет параллельно на материале юриспруденции и теологии»³.

Так уже для римских юристов «правовые понятия и определения не являются продуктом произвола, они для них живые, реальные существа; бытие этих существ, их генеалогия им знакомы, словно люди, с которыми находишься в продолжительном интимном общении»¹. Когда римским юристам предстоит обсудить юридический казус, то, по мнению Ф.К. Савиньи, «они исходят из непосредственного живого созерцания его… В каждом юридическом положении они видят вместе с тем и случай применения; в каждом практическом случае – правило, которым оно определяется»². Основой толкования служит «живое ощущение коренных, повторяющихся мотивов человеческой деятельности и существенных элементов человеческого общежития, - то, что можно было бы назвать внутренней логикой юридических институтов»³. Многие положения римской юриспруденции в дальнейшем в той или иной мере нашли отражение в концепциях и подходах к проблемам понимания, толковании и применения права.

Дальнейшее развитие герменевтики в XVI веке в первую очередь связано с деятельностью богословов эпохи Возрождения и Реформации. В эпоху Возрождения теория интерпретации распадается на филологическую герменевтику (светскую) и религиозную (прежде всего протестантскую). Основным подходом интерпретационной деятельности являлся историко-грамматический принцип. Так, характеризуя данный период, Л.М. Баткин отмечает, что Средневековье находилось в ситуации противостояния и тождества с античностью, а эпоха Возрождения – в состоянии отдаленности и сродства⁴.

Герменевтика времен Реформации переживает новый подъем в своем развитии. Герменевтику этого периода связывают с именем Матиаса Флациуса Иллирийского, теоретика протестантизма, создавшего «Ключ к истолкованию Священного Писания». Как указывает В.Г. Кузнецов, «герменевтика, по Флацию, предназначена для указания пути и средств для понимания знака, для перехода от знака к значению, для перехода от общего значения к специфическому смыслу, от целого к частям и от частей к целому; средства герменевтического анализа при этом учитывают (должны учитывать) цель и замысел автора»¹. Анализ отношения части и целого порождает принцип герменевтического круга, обсуждаемый в дальнейшем практически во всех герменевтических теориях. Флаций формулирует также такие положения протестантской герменевтики, как историчность смысла Библии, усиление роли авторского замысла в понимании текста². Флаций проводит также различие между пониманием и интерпретацией: «Понимание есть цель герменевтического искусства, а интерпретация – метод достижения этой цели. Разнообразные виды интерпретаций ведут к определенным результатам, которые представляют собой «ступени в процессе понимания. Синтез различных ступеней приводит к искомому общему пониманию»³.

Эпоха Возрождения также приносит в герменевтику расширение ее предмета за рамки толкования священных текстов, ее принципы распространяются на юриспруденцию, исторические науки и гуманитарное познание в целом.

В XVII веке в работах В. Франца, Глассия, И. Турретина предпринимаются попытки выстроить интерпретационную систему, ограниченную священными текстами христианства. К крупнейшим систематизаторам юридического направления герменевтики XVII века следует отнести Гуго Гроция (1583 – 1645). Его главная работа «О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права» вносит значительный вклад в дальнейшее развитие юридической герменевтики. Этот труд впервые был издан Гроцием в 1625 году, через год он был издан вторично, а в 1631 году появились сразу три ее голландских издания. Оценивая степень распространенности книги, следует заметить, что к 50-м годам XVIII века она выдержала 45 различных изданий.

В XVI главе второй книги Гуго Гроция «О толковании» подробно описываются способы интерпретации слов и различных терминов, приемы выявления их ширoкого и узкoго значения (в соответствии с контекстoм), содержатся рекомендации о том, каким образом необходимо разрешать имеющиеся в юридических текстах противоречия и др. Г. Гроций указывает на такие виды интерпретации как грамматическая, логическая, историческая, техническая и рекомендательная¹. Кроме того, Г. Гроций особое внимание уделяет способам толкования, разграничивая буквальное (прямое) и выходящее за прямое значение слов толкование: «Существует еще иного рода способ толкования, а именно – основанный на предположениях, выходящих за пределы прямого значения слов, то есть тех, в которых выражено само обещание; а такое толкование может быть двояким: или распространительным, или же ограничительным»². Согласно Г. Гроцию, распространительное толкование менее желательно, чем ограничительное. Предпочтительность второго он объясняет следующим образом: «Ибо подобно тому, как во всех случаях, чтобы следствие не наступило, достаточно отсутствия одного из условий, поскольку для наступления следствия необходима совокупность всех условий, так и к распространительному толкованию обязательств не следует прибегать неосмотрительно»³.

Толкование у Г. Гроция является средством прояснения текстов, вопросом «о слове и смысле», оно является способом преодоления непонимания, установления истинного непротиворечивого содержания юридических текстов с целью простого и ясного применения на практике. В связи с тем, что юридическое толкование основной своей целью имеет практическое использование норм права, Г. Гроций формулирует следующие правила:

• «…чтобы не затемнять смысл нормы сложной и непонятной терминологией, следует пользоваться обычным народным употреблением слов;

• из слов, имеющих большой спектр значений, нужно выбирать слово с более широким и основным значением, так как к нему будет отнесено и искомое;

• желательно использовать термины, объясненные самим законом, и избегать переносных значений, что должно приводить к использованию точных, юридически строгих значений, четко соответствующих данным обстоятельствам;

• фигуральные выражения допустимы при простых обстоятельствах с целью освобождения от усложненной терминологии, затемняющей юридические тексты, их понимание и применение»¹.

Выдающееся значение Гуго Гроция «как родоначальника тех воззрений, из которых составилась научная программа исторической школы» отмечали Ф.К. Савиньи и Г.Ф. Пухта ². Р.Ф. Иеринг в связи с этим писал, что «история права смогла бы поставить в качестве эпиграфа к своей первой главе фразу: «в начале было слово». Всем необразованным народам слово, как написанное, так и торжественно произнесенное (формула), представляется чем-то таинственным; наивная вера приписывает ему сверхъестественную силу. Нигде эта вера в слово не была сильнее, чем в древнем Риме. Культ слова проходит сквозь все отношения публичной и частной жизни, религии, нравов и права»³. Юристы древнего Рима ограничивались буквальным словесным толкованием, считая букву закона «святыней и не доискиваясь истинной воли законодателя»⁴.

Постепенно римская юриспруденция перешла к свободному толкованию, задачей которого являлось раскрытие внутреннего смысла нормы, имеющего приоритет над буквальным смыслом. Этот принцип римской юриспруденции был доведен до крайности западноевропейской юриспруденцией и судебной практикой средних веков и нового времени. Нормы Юстиниановых сводов под влиянием практической необходимости путем толкования «приспосабливались» к изменившимся общественным отношениям. Свободное толкование переросло в произвол, искажение текста и мысли толкуемого закона. В связи с этим, к XVIII веку возникла реакция, когда законодательство разных стран предписывало применять законы по буквальному смыслу, запретив всякое их толкование.

В XVIII веке на развитие герменевтики оказывает влияние философия рационализма. Так, профессор теологии, риторики и поэзии Эрлангенского университета И.М. Хладениус (1710-1759) выпустил в 1742 г. книгу «Введение к правильному толкованию разумных речей и текстов», в которой была поставлена задача создания всеобщей герменевтики, однако фактическим объектом изучения оставались религиозные тексты. Хладениус «ставит вопросы о статусе особой герменевтической логики и о возникновении предпосылок для оформления особого раздела логического знания, …в котором логические системы создаются вновь для решения конкретных герменевтических проблем»¹. На протяжении XVIII века происходит постепенное слияние светской и религиозной герменевтики. В юриспруденции эта эпоха после краткого расцвета характеризуется долговременным упадком. Процесс застоя в юриспруденции объяснялся тем, что юристы сосредоточили свои «главные силы на осуществлении задачи рецепции, на приспособлении римского права к юридическому обороту своего времени; и пред этой сложной практической задачей более отдаленные научные интересы были забыты… Критика источников, значительно продвинувшаяся вперед в XVI в., течение XVII и XVIII столетия не занимала более немецких юристов»¹. До XVIII века, в изложении римского права господствовала система комментариев к сборникам Юстиниана, или так называемых Methodus legume.

К концу XVIII столетия назревает необходимость в общей научной герменевтической системе, которая отличалась бы универсальностью и могла бы обеспечивать понимание всех текстов, вне зависимости от их природы и статуса. Одной из работ, посвященных вопросу философской интерпретации права этого периода, является диссертация «О разделении личных и вещных прав» (1796) «защитника философской методы» Тибо. Он замечает, что для установления высших юридических понятий философия является лучшим способом: «Тот, кто попытается найти эти понятия, тотчас же увидит, что их нельзя извлечь из (положительных) законов; он вынужден будет искать помощи у философии, в ее основных началах»². Мы должны прибегать к философии, говорит Тибо, но к философии исторической, которая имеет в виду законодательство и его определения; он выдвигает теорию интерпретации, защищая невмешательство философии в юриспруденцию, а нахождение с помощью философии основных положений права, от которых законодатель исходил в действительности. Однако сам Тибо указывает, что правильное философское понимание права есть дело будущее. Философия этого времени еще была не способна дать юриспруденции требуемые механизмы интерпретации, отвечающие идеалам того времени. Один из товарищей Тибо, Профессор Гюйе, обещал издать все то, что из сочинений Тибо осталось ненапечатанным, в особенности его лекции. П.Г. Редкин отмечал, что, «…издание напечатано будет в Берлине в 2 томах под заглавием: Юридическое наследство Тибо (Thibaut’s juristisher Nachlass). Первый том будет содержать: Лекции о Наполеоновом уложении, а второй – Историю и Институты Римского права и Юридическую Герменевтику»³.

В первой половине XIX века значительных успехов в рассмотрении проблем светской герменевтической проблематики добился профессор Берлинского университета Фридрих Карл фон Савиньи (1779-1861). Возражая на идеи Тибо, Ф.К. Савиньи затронул основные положения исторической философии XVIII века. От практического вопроса кодификации он перешел к общим рассуждениям о происхождении права и развил целую теорию правообразования в духе исторической школы права. Им выделялось четыре типа юридической герменевтической интерпретации:

1. грамматическая, рассматривающая смысл слов и предложений;

2. систематическая, дающая понимание данного закона исходя из смыслового единства всех законов;

3. историческая, акцентирующая внимание на том, в каких исторических условиях принимался и применяется закон;

4. телеологическая, выявляющая смысл и цель закона.

Более подробно взгляды и влияние учения Ф.К. Савиньи на русское законодательство и правоведов будут рассмотрены в следующем параграфе данного диссертационного исследования.

Следующий значительный период разработки герменевтической теории этого времени связывается с деятельностью философа Ф. Шлейермахера (1768-1834). Ф. Шлейермахер предпринимает попытку создать универсальную герменевтику, принципы которой могли бы быть в равной мере применимы в филологии, теологии и юриспруденции. Несмотря на отсутствие единого целостного текста, содержащего принципы герменевтики Ф. Шлейермахера, воссозданная на основе его отдельных исследований и записей его учеников концепция «обладает законченностью и внутренней целостностью»¹.

Попытки Ф. Шлейермахера создать единую теорию понимания приводят его к необходимости решать вопрос о том, что такое понимание вообще и каковы его условия. По этому поводу он отмечает, что «усилие понимания имеет место повсюду, где не происходило непосредственное понимание или где приходится принимать в расчет возможность недоразумения. Герменевтика – это искусство избегать недоразумения»¹. Он переводит герменевтическую проблематику на новый уровень – проблематизируя само понимание.

Ф. Шлейермахер выделяет несколько способов понимания, неразрывно связанных и взаимодействующих, применимых в том числе и для юридической интерпретации. Объективное понимание представляет собой грамматическую интерпретацию, при которой анализируется предметно-содержательная сторона текста произведения – речь как факт языка. Целью такого понимания у Ф. Шлейермахера В.В. Соколов считает понимание текста на основе анализа единиц языка. Ф. Шлейермахер обозначает два принципа грамматического толкования: «…смысл слов уточняется только из языковой области, общей для автора и его первоначальной аудитории»; смысл любого слова должен определяться в связи с теми словами, которые его окружают. Субъективное понимание названо философом психологической интерпретацией, предметом которой выступает «факт мышления» ². Цель психологического толкования - обнаружить первоначальный импульс автора. На этом уровне исследуются индивидуальные особенности стиля текста и личности автора. Грамматическое и психологическое толкование соотносятся между собой как язык и мышление. Так, например, источником закона Ф. Шлейермахер считает не связанный с языком импульс, который впоследствии получает оформление в виде внешнего языкового произведения (непосредственно текста закона). Задача герменевтики заключается в выявлении этого внутреннего импульса, а понимание есть «обращение вспять акта речи».

Психологическое толкование у Ф. Шлейермахера осуществляется с помощью интуитивного (дивинационного) и сравнительного методов, взаимодействующих друг с другом. Интуитивный метод состоит в понимании через «вживание в другого», перевоплощении в автора с целью понять авторскую индивидуальность¹. Результаты этого субъективного метода необходимо проверять с помощью сравнительного метода. В случае повторения результатов можно говорить о достижении понимания. Толкование имеет целью восстановить изначальный смысл текста, оно оказывается «воссоздающей конструкцией».

Основным положением шлейермахерской герменевтики является «необходимость понять речь автора так же хорошо, а затем даже лучше, чем инициатор», т.е. автора надо понимать лучше, чем он сам себя. Поскольку, интерпретируя текст, мы находим в нем и сознательные, и бессознательные импульсы автора, становится возможным осознать то, что осталось неосознанным у автора. Определяющим моментом герменевтики Ф. Шлейермахера является конгениальность интерпретатора, которому для понимания истинного смысла, заложенного в тексте необходимо «возвыситься до уровня гениальности» автора.

Разработки Ф. Шлейермахера представляют собой первую в историческом плане попытку систематизировать основы теории интерпретации и создать общую методологию изучения текстов (включая правовые). Несмотря на стремление придать своей теории статус научной системы, сам Ф. Шлейермахер называет ее «Kunstlehre», т.е. учение об искусстве. В стремлении восстановить замысел текста Ф. Шлейермахер примыкает к традициям историко-грамматического толкования, согласно которому закон не может значить ничего такого, чего он бы не значил изначально².

Современные исследователи с именем Ф. Шлейермахера традиционно связывают разработку завершенной концепции герменевтического круга (спирали)¹. Однако уже в античности и в христианской герменевтике существовали идеи, сходные с идеей круга. Согласно концепции Ф. Шлейермахера никакое произведение не может быть понято сразу. Сначала мы воспринимаем целое, схватываем общий смысл произведения. Затем обращаемся к частям произведения, уточняя смысл его частей. Постигнув смысл частей, вновь возвращаемся к идее целого, что позволяет понять смысл целого уже на новом уровне. При этом Ф. Шлейермахер расширяет понятия части и целого до исследования особенностей личности автора и его эпохи. Согласно его концепции все способы толкования взаимно дополняют друг друга. Движение от непонимания к пониманию включает в себя ряд последовательных стадий. Такое движение представляет собой не линейный, а спиралеобразный процесс, на каждом витке которого достигается новый, более высокий уровень понимания. Круг (спираль) замыкается тогда, когда с помощью инструментов герменевтики достигается полное понимание.

Вслед за Ф. Шлейермахером вопросы герменевтики рассматривает немецкий философ и историк Вильгельм Дильтей (1833-1911), вступая в полемику с ним. В. Дильтей оценивает «универсальную» герменевтику Ф. Шлейермахера как недостаточно историческую и слишком узкую с точки зрения ее предмета². По замыслу В. Дильтея, герменевтика не должна ограничиваться статусом метода понимания письменных текстов, а должна стать методом интерпретации и понимания вообще. Вместе с тем во многих вопросах В. Дильтей прямо наследует герменевтике Ф. Шлейермахера.

Таким образом, проанализировав процесс зарождения в истории правовой мысли герменевтических идей, состояние герменевтики в античности, следует отметить, что в этот период сложились три основные ветви герменевтики: религиозная, юридическая и филологическая. Юридическая герменевтика в отдельные периоды имела тенденцию к обособлению от иных областей герменевтики, а в другие сближалась и пересекалась с ними.

Исходя из анализа трудов Платона и Аристотеля, можно сделать вывод о том, что уже в их работах обнаруживаются первые подходы к оформлению герменевтики. Несмотря на тот факт, что Аристотель не ставил и не решил всех вопросов, связанных с формами человеческого мышления, представляется, что именно он является первооткрывателем такого метода, как логический анализ и систематизация.

В результате исследования периода проникновения в греческий мир христианства необходимо отметить, что следующий значительный этап развития герменевтики связывается с образованием на основе двух библиотек Александрийской и Пергамской школ и началом на их основе развития собственно теоретических идей герменевтики. Следует отметить тот факт, что Александрийская и Пергамская школы имели существенные различия в подходе к интерпретации текстов. Первая придерживалась более широкого подхода к вопросам интерпретации текста, допуская его аллегорическое толкование, вторая же допускала лишь буквальное толкование, с учетом влияния исторических особенностей и условий возникновения текста.

Кроме того, особая роль в разработке герменевтической проблематики принадлежит Аврелию Августину. Его труд «Христианская наука, или основания священной герменевтики и искусства церковного красноречия» является комплексным исследованием способов понимания и толкования священного текста. Существенное значение данного труда для дальнейшего развития герменевтического учения определяется тем, что Аврелий Августин, решая проблему, связанную с пониманием и толкованием текста Священного писания, особо указывает на субъективный характер любой интерпретационной деятельности для преодоления которого он и разрабатывает систему правил интерпретационной деятельности. Решая вопрос о том, что подлежит толкованию и является объектом интерпретационной деятельности, Аврелий Августин определяет его не как собственно текст, а как Дух Писания. В результате проведенного анализа работы Аврелия Августина можно сделать вывод о том, что многие положения данного учения, касающиеся вопросов понимания и толкования текстов, актуальны не только в рамках теологии, в них заложены основополагающие идеи теории толкования в целом и юридической герменевтики в частности.

При исследовании дальнейшего развития юридической герменевтики отмечается, что систематическое изучение Римского права, начиная с XI века, в дальнейшем по мере подготовки специалистов-юристов в различных городах Европы привело к формированию профессионального сословия юристов. На этом этапе развития в качестве объекта интерпретационной деятельности выступают как правовые тексты, определяющие права и обязанности участников общественных отношений, так и сами общественные отношения, которые рассматриваются как «случаи применения правовых норм». Данный подход к объекту интерпретационной деятельности в некоторой мере созвучен и является предшественником определению объекта юридической герменевтики на современном этапе ее развития, когда под объектом юридической герменевтики понимается как нормативно-правовой акт, так и иные правовые тексты, включая акты правоприменения, тексты договоров, и даже сама правовая реальность.

Следующий этап развития юридическая герменевтика переживает в период Реформации. Одним из крупнейших систематизаторов юридической герменевтики XVII века признается Гуго Гроций. Его труд «О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права» является важнейшим этапом разработки герменевтической проблематики юридических текстов. В данной работе Гуго Гроций в том числе осуществляет разработку системы методов интерпретации правовых текстов.

Отмечая тенденции дальнейшего развития юридической герменевтической проблематики и анализируя причины спада научного интереса к данному вопросу, необходимо констатировать, что в связи с переходом от буквального к свободному толкованию принцип свободы толкования был доведен до крайности западноевропейской юриспруденцией и судебной практикой Средних веков и Нового времени. Свободное толкование правовых текстов переросло в произвол, приводящий к искажению текста и мысли толкуемого закона. Как реакция на это к XVIII веку возникла тенденция, в соответствии с которой законодательство разных стран предписывало применять законы по буквальному смыслу, запретив всякое их толкование. При этом следует заметить, что в данный период в странах континентальной Европы происходит изменение положения и значения нормативно-правового акта в системе источников права. Реагируя на изменение легального подхода к толкованию права, в юридической науке происходит временный отказ от использования герменевтической методологии и теоретической ее разработки.

Исследуя дальнейшее развитие юридической герменевтики, можно отметить, что лишь к концу XVIII столетия назревает необходимость в общей научной герменевтической системе, которая отличалась бы универсальностью и могла бы обеспечивать понимание всех текстов, в том числе и юридических, значение которых (прежде всего нормативно-правовых актов) значительно возросло в связи с бурным развитием социально-экономических отношений. В этот период в науке поднимается вопрос о философском подходе к вопросам интерпретации правовых текстов. Однако в силу различных причин философия этого времени еще была не способна дать юриспруденции требуемые механизмы интерпретации, отвечающие идеалам того времени.

В результате анализа следующего периода развития идей герменевтики среди анализируемых работ XIX века необходимо отметить труды Ф.К. Савиньи, посвященные герменевтической интерпретации юридических текстов, и труды Ф. Шлейермахера, предпринявшего попытку создания универсальной герменевтики. В указанный период герменевтика переходит на новый уровень – проблематизируется само понимание. В концепции Ф. Шлейермахера движение от непонимания к пониманию представляет собой не линейный, а спиралеобразный процесс, на каждом витке которого достигается новый, более высокий уровень понимания, т.о. разрабатывается завершенная концепция герменевтического круга (спирали).

Все увеличивающаяся роль вопросов понимания, толкования текстов находит отражение и в юридической науке, в связи с чем идеи юридической герменевтики получают новый значительный импульс к развитию.

Однако в дальнейшем в результате бурного развития в XIX веке европейского права, в связи со значительным совершенствованием законодательной техники, утверждением в качестве источника права нормативно-правового акта, в германской юридической науке повторно возникает юридическая герменевтика, которая получает значительный импульс как часть учения о принципах и правилах разработки и применения законодательных норм. В связи с особым влиянием немецкой исторической школы права на русское законодательство и правоведов, относительной схожестью социально-экономического развития обеих стран в начале XIX века идеи немецкой философии и юриспруденции XIX века способствовали более широкому обсуждению необходимости разработки теории юридической герменевтики в России.