2.5. Свое и чужое. Ситуация Эдипа глазами феноменолога

Проблема когнитивных (перцептивных, концептуальных, мировоззренческих) разрывов, известная среди прочего как проблема несоизмеримости, остро ставится в статье²¹⁸ В.А.Лекторского «Альтернативные миры» и проблема непрерывности опыта. Проблема эта является одной из центральных для современной философии в целом. С ней безуспешно в течение длительного времени пыталась справиться классическая теория познания. Жестко разграничивая экзистенциальные и когнитивные ситуации, она обрекла себя на весьма бедный образ познавательного процесса, от чего теории познания, эпистемологии, философии науки приходится страдать и сегодня, но уже по двум причинам. Их обесценивают с противоположных позиций постмодернистские теоретики, отказывающие познанию в какой-либо специфике вообще. Реабилитация этих философских специальностей (а от рассмотрения данной проблемы в немалой степени зависит и социальная, антропологическая, этическая проблематика) возможна лишь на пути обретения субъектами и ситуациями, вовлеченными в дискурс, нового уровня целостности и многогранности.

Некоторые уроки для этого можно извлечь из рассмотрения одного из известнейших эссе А. Шюца, задающего образец его «прикладной социологии»²¹⁹. Название данного эссе не просто перекликается, но буквально совпадает с названием повести А. Камю «Посторонний» («L’etranger»). Видимо, не случайно обе эти работы были написаны в одно и то же время - в начале 40-х гг. Драматический подтекст данного эссе Шюца провоцирует обсуждение его идей и размышление в заданном направлении, что стало еще одним мотивом настоящей главы.

2.5.1. Персонажи и коллизии

Участвующие лица и ситуации, в которые они помещаются А. Шюцем, известны нам еще по их мифоэпическим прототипам. Среди прочих это Эдип Софокла и ветхозаветный Иов. Каждому из них предстоит в том или ином виде пережить три метаморфозы, быть может, впервые задающие сферу фундаментальной метафизической проблематики: онтологической, гносеологической, этической. Дискурс и контекст, будучи ограничены общением человека и бога, формируют, тем не менее, универсальные проблемные ситуации. Человек, обреченный на страдания вопреки всем его попыткам угождать божеству, переживает это как разрыв священного договора и тем самым как разрушение мирового порядка и наступление новой онтологии, в которой мир внезапно оказывается индетерминистским, хаотичным, враждебным человеку. Далее, бог, выступавший образцом справедливости, блага и разумной мощи, превращается в чуждую, непознаваемую и безжалостную стихию, общение с которой не только не способствует ее познанию человеком, но и вообще по сути невозможно. Наконец, сам человек, лишенный мира, бога и познания, остается наедине со своей слабой, страдающей сущностью и здесь открывает ее тайную силу, состоящую в рефлексии, которой бог не обладает. Основание нарушенным причинно-следственным и временным связям мира обнаруживается в рефлексии; познание – это познание не мира, не бога, а себя самого; развитие, успех, надежда, вера – все это отныне имеет своим предметом лишь человеческий дух, способность которого рефлексировать над происходящим в мире и самом себе является – в отличие от всего остального – неотчуждаемой.

Эссе Шюца, содержащее, очевидно, ряд личностных смыслов, представляет собой одновременно и десакрализацию описанного выше мифического архетипа в форме реконструкции типичной повседневной ситуации. В ней взрослый индивид интерпретирует культурный паттерн социальной группы, к которой он стремится примкнуть и в которой ему предстоит ориентироваться. Примером такого индивида может служить эмигрант, но понятие «чужака» и данная ситуация имеют более общий характер, обозначают всякую кризисную коллизию, состоящую в столкновении стереотипов индивида, стремящегося к новой социокультурной идентификации. Сам Шюц сознательно ограничивает понятие чужака, отвлекаясь от целого ряда возможных измерений и форм конфликта (цивилизационных, этнических, возрастных и пр.). Исключая из своего рассмотрения определенные ситуации социализации, Шюц отсылает читателя к книге М.М. Вуд²²⁰. Сформулированный тем самым образ абстрактного индивида позволяет реконструировать ситуацию, так сказать, в чистом виде, но затем приводит к проблемам, обнажающим его существенную неполноту.