Художественные особенности лирики военных лет Константина Симонова

Тема войны всегда была значимой для писателей и поэтов ХХ века. Особенно она волновала современников, живших и творивших в нелегкие военные годы. К. Симонов, был именно таким поэтом, и в его судьбе прослеживается история России, ее героические и трагические будни. Родина, война, смерть и бессмертие, ненависть к врагу, боевое братство и товарищество, любовь и верность, мечта о победе, раздумье о судьбе народа – вот основные мотивы военной поэзии Симонова. В его стихах слышится тревога за отечество и беспощадная ненависть к врагу, горечь утрат и сознание жестокой необходимости войны.

Но, в предвоенных стихах К. Симонов, как и другие молодые поэты, опирался, прежде всего, на опыт романтической поэзии о гражданской войне. Он стремился к романтике мужества, суровых испытаний, преодоления трудностей:

Под Кенигсбергом на рассвете

Мы будем ранены вдвоем,

Отбудем месяц в лазарете,

И выживем, и в бой пойдем.

Святая радость наступленья,

Боев жестокая страда

Завяжут наше поколенье

В железный узел, навсегда

(“Однополчане”, 1938).

Также понятие мужества раскрывается через исторические темы «Ледовое побоище», «Суворов», «Мурманские дневники» (1938).

Из - за отсутствия опыта, жизненные реалии в ранних его стихах, как правило, − литературного происхождения, от действительности идет лишь само ощущение надвигающейся войны, которое становится лейтмотивом его поэзии.

Заявленные в предвоенной лирике темы раскрываются в стихотворениях лет ВОВ, и ключевой становится тема Родины. Огромная, необъятная Россия для лирического героя сужается до пространства родного села, будто герой видит все вокруг в уменьшенном виде, акцентируя тем самым внимание лишь на самом главном (эта особенность мышления заявлена в стихотворении «Словно смотришь в бинокль перевернутый…»). В стихотворении «Родина» за минуту до гибели перед внутренним взором героя предстает страна, «касающаяся трех великих океанов», а три березы там, где суждено было родиться, за которые необходимо бороться до конца:

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть... Но эти три березы

При жизни никому нельзя отдать.

В первые годы войны Симонов казался непоколебимым. Стихотворение «Если бог нас своим могуществом…» было написано в осаждённой Одессе, где смерть смотрела ему в глаза. На её взгляд поэт ответил смехом, смиряясь с ней как с неизбежностью. Что бы он хотел взять с собой на небеса? Всё, что пережил или мог пережить на земле, даже смерть:

Даже смерть, если б было мыслимо,

Я б на землю не отпустил,

Всё, что к нам на земле причислено,

В рай с собою бы захватил.

И за эти земные корысти,

Удивлённо меня кляня,

Я уверен, что бог бы вскорости

Вновь на землю столкнул меня.

Также в начале войны наиболее ощутима в поэзии Симонова стала лирическая стихия: щедрое, страстное, напряженное раскрытие интимного, лирического мира поэта – вот что в основном окрашивает его стихи 1941 года.

В любовной лирике война лишь обстоятельства, в которых яснее, активнее выявляются человеческие переживания, острее звучит драматизм сложных человеческих чувств. И разлука становится главной темой симоновской любовной лирики («Слишком трудно писать из такой оглушительной дали…»):

…Но тебе я скажу: в этой маминой мирной стране,

Где приезжие вдруг от внезапных простуд умирают,

Есть не все, что им надо, не все, что им снится во сне.

Не хватает им малости: комнаты с темною шторой,

Где сидеть бы сейчас, расстояния все истребя.

Словом, им не хватает той самой, которой...

Им - не знаю кого. Мне - тебя.

В любви незримо всегда присутствует время, так много тогда требовавшее от человека, так властно и безраздельно распоряжавшееся его судьбой, так мало считавшееся с обстоятельствами его личной жизни. Это был своеобразный любовный «треугольник», в котором время играло роль рокового соперника.

Мотив времени приобретает драматическое напряжение в известном цикле лирических стихов «С тобой и без тебя».

Любовь становится защитой сердец от ужасов и страданий трудной и длинной войны. Изменениям подвергается образ возлюбленной. Если в довоенной лирике и в некоторых стихотворениях цикла «С тобой и без тебя» К. Симонов часто создавал образ ветреной, лукавой, изменчивой возлюбленной («Я пил за тебя под Одессой в землянке…»):

Должно быть, сто раз я их видел, не меньше,

Мужская привычка — в тоскливые дни

Показывать смятые карточки женщин,

Как будто и правда нас помнят они.

Чтоб всех их любить, они стоят едва ли,

Но что ж с ними делать, раз трудно забыть!

Хорошие люди о них вспоминали,

И значит, дай бог им до встречи дожить.

В военные годы на первый план выходит образ женщины, обладающей непоколебимой верностью, умением терпеливо и беззаветно ждать. Так появилось стихотворение «Жди меня…», о котором сам автор вспоминал: «Я считал, что эти стихи — мое личное дело. Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке мне пришлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение «Жди меня», которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека. Именно этот факт, что люди переписывали это стихотворение, что оно доходило до их сердца, — и заставил меня через полгода напечатать его в газете».

По жанру лирики его можно отнести к посланию, поскольку оно обращено к конкретному лицу (Валентине Серовой). Стихотворение состоит из трёх строф, в каждой из которых по 12 строк. Поскольку ударение падает на последний слог в строке, можно заключить, что это – мужская рифма. Перекрёстная рифмовка задаёт своеобразный ритм произведению. Стихотворение звучит как заклинание, как молитва. Каждая строфа начинается словами «жди меня, и я вернусь» - это главная мысль произведения. Первая строфа говорит нам о времени и условиях ожидания: «жёлтые дожди», «снега», «жара». Симонов так и говорит: «Я вернусь» с условием, что его будут «ждать», но не просто, а «очень». Во второй строфе, твёрдое «жди» звучит здесь почти как приказ на фронте, который не обсуждается. Автор абсолютно уверен в том, что тризна, «помин души», откладывается на неопределённый срок. И эту уверенность он также передаёт читателю. Третья строфа звучит как гимн любви. Волшебной, всепобеждающей. «Смертям назло». Посторонние люди скажут, что это везение. Нет. «Не понять не ждавшим им», что ожидание, замешенное на огромной любви, приправленное верой и надеждой может творить чудеса. Оно способно даже спасти от пуль «среди огня». Но это секрет только для двоих. Об этом «будем знать только мы с тобой».

Стихотворение «Жди меня» стало знаковым в творчестве К. Симонова.

В одном из лучших своих стихотворений «У огня», где автору удалось соединить сюжетную дань регламенту с несомненной лирикой, женщина уже получает полноту значения — как воплощение вечной красоты, и каждый эпитет не уменьшает, а увеличивает это значение.

Кружится испанская пластинка.

Изогнувшись в тонкую дугу,

Женщина под черною косынкой

Пляшет на вертящемся кругу.

...Вечные слова «Yo te quiero»

Пляшущая женщина поет.

...Но, как прежде, радуясь и веря,

Женщина вослед им запоет.

Эмоциональная, исповедальная интонация характерна не только для любовной лирики К. Симонова, но и для стихотворений о войне. Отсюда особое наполнение образа лирического героя. Стихи Симонова 40-х годов о войне – это стихи человека, находящегося в самой гуще событий и поэтому не наблюдающего, не оценивающего, а переживающего происходящее. Лирический герой перестает быть обобщенным лирическим голосом, становясь конкретным рассказчиком – участником событий. Отсюда особенность лирики К. Симонова тех лет – очерковость. Интерес вызывает стихотворение «Из дневника» (1941). Перед нами не взгляд назад, в далекое или недалекое прошлое, во вчерашний день, это почти репортажная передача непосредственных впечатлений. В 24 строках стихотворения помещается временной интервал от мобилизации до боев. Непривычный читателю стихотворений Симонова разностопный анапест с добавочными ударениями, дополнительными слогами и некоторыми строками, выдержанными амфибрахием, передает стремительность, сумбурность происходящего. Это стихотворение – поток сознания : «Нет, она не заплачет… И все же заплачет…» Внимание героя цепляется за цвет (синий свет на платформах и желтые, как фонари, ракеты), ощущения (только пыль на зубах). Перед читателем происходит перестройка сознания героя на новый военный лад, реалии военного времени во всем их бытовизме («И с убитого каска: бери! / И его же винтовка: бери!» - будто кто-то кричит это «бери» на ухо оглушенному происходящим герою) сталкиваются с довоенным мышлением (отсюда такие «мирные» ассоциации: заиканье пулеметных стволов, ракеты напоминают фонари). В итоге герой приходит к выводу:

Да, война не такая, какой мы писали ее, -

Это горькая штука...

Война бесчеловечна, жестока и разрушительна. Она несёт неисчислимые бедствия, смертную муку, и в то же время она вызывает могучий подъём народного духа, «закаляет к борьбе», становится источником героизма.

И фронтовая повседневность для Симонова – больше, чем тема, это угол зрения. Писатель фиксирует прежде всего те душевные качества, которые необходимы, чтобы выиграть долгую войну:

…Мы, оторвавшись от земли,

Под орудийные раскаты,

Уже не прячась, в рост пошли.

(«Пехотинец» 1942)

Война же сплачивает людей, и Симонов посвящает многие стихи военных лет дружбе и товариществу. Названия стихов говорят сами за себя: «Однополчане», «Час дружбы», «Товарищ», «Смерть друга», «Был у меня хороший друг…», «Далекому другу», «Дом друзей», «Умер друг у меня…», «Дружба настоящая не старится…». В произведениях К. Симонова создан своего рода поэтический образ дружбы, ее моральный кодекс, дружбы требовательной, но верной, той, что «от ветров при жизни не качается, смертью одного из двух кончается». Тема дружбы связана с образом круговой чаши, она объединяет малознакомых, но самых надежных людей:

Мы сегодня выпили, как дома,

Коньяку московский мой запас;

Здесь ребята с вами незнакомы,

Но с охотой выпили за вас.

(«Не помню, сутки или десять…» 1941)

Постепенно образ круговой чаши получает и иное наполнение в стихотворении «Да, мы живем, не забывая…» (1945):

Да, мы живем, не забывая,

Что просто не пришел черед,

Что смерть, как чаша круговая,

Наш стол обходит круглый год.

Нельзя не отметить стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», в котором находят отражение почти все темы военной лирики.

Стихотворение - исповедь представляет собой воспоминание, рассказ, личную дружескую беседу. Обращение «Алеша» помогает лирическому герою сказать о тяжести переживаемого, которую просто невозможно вынести одному. Стихотворение можно разделить на две части, начинающиеся с «Ты помнишь, Алёша…», меняется лишь то, о чём нужно помнить. В первой части- дороги смоленщины. Здесь автор рисует действительность: отступление армии, когда в тылу врага оставались женщины, дети, старики. Эпитеты «бесконечные злые дожди», «усталые женщины» создают тягостное настроение. Контекстуальные антонимы: молящиеся прадеды и не верующие в Бога внуки, сводятся к единому горю войны. Лирический герой делает для себя открытие, что:

...всё-таки Родина —

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти просёлки, что дедами пройдены.

Во второй части пронзительно звучит крик молодой девушки, выражающий неизбывное горе. Здесь появляется лейтмотив стихотворения: «Мы вас подождём», звучит вера в то, что отступление не навсегда, это усиливается синтаксическим параллелизмом:

«Мы вас подождём!” — говорили нам пажити.

“Мы вас подождём!” — говорили леса.

В финале мы видим чёткую позицию автора, который гордится «своей милой, горькой землёй» и тем, что русская женщина родила и в бой провожала его.

Поэт призывает вспомнить свою историю, свои корни. Появляются образ "великой Руси", эпитеты "русские околицы", "кресты на русских могилах", "русские обычаи, русская земля, русская мать, русская женщина".

Стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» было принято читателем как адресованное ко всем сверстникам поэта, его фронтовым друзьям. Поэт сосредоточил внимание на том, что больше всего взволновало и поразило его в первые месяцы войны: на моральной тяжести отступления, на вновь открывшемся понимании неразрывной связи со всем, что может называться русским, на гордости тем, что герой достоин называться русским.

К. Симонов не принадлежит к числу гениальных поэтов, в его стихах много прямолинейности, сиюминутной публицистики, а то и прямого политического заказа. Но никто никогда не отказывал ему в искренности и умении найти нужную интонацию, ведь главное для него – простота. К. Симонов стремится к ясности выражения и ясности самого чувства, избегая того, что может отвлечь читателя от сути. Именно эти качества делают его стихи о войне нестареющими и по-прежнему достойными высокой оценки.