К главе 7

Литература по Спинхемленду

Ясное понимание решающей роли Спинхемленда мы находим лишь на закате эпохи капитализма. Разумеется, и до и после 1834 г. шли бесконечные разговоры о системе «денежных пособий» и о «дурном применении» Законодательства о бедных, однако исходной точкой считали здесь, как правило, не Спинхемленд (1795), а Акт Гилберта (1782), и к тому же широкая публика не имела четкого представления о подлинном характере системы Спинхемленда.

Не имеет она его и теперь. Многие до сих пор твердо убеждены, что Спинхемленд означал попросту пособия беднякам, выдававшиеся всем подряд и без каких-либо ограничений. На самом же деле он представлял собой нечто совершенно иное, а именно регулярные дотации к зарплате. Современники лишь отчасти осознавали, что подобная практика прямо противоречит принципам тюдоровского законодательства, и вовсе не постигали того, что она является абсолютно несовместимой с формирующейся системой наемного труда. Что же касается реальных ее последствий, то лишь в более позднюю эпоху было обнаружено, что Спинхемленд в сочетании с законами против рабочих союзов способствовал снижению уровня заработной платы, превратившись по сути в субсидию для работодателей.

Классические экономисты так и не удосужились подвергнуть «систему пособий» столь же детальному исследованию, как, например, ренту или сферу денежного обращения. Все виды пособий и вспомоществований они свалили в одну кучу с «законами о бедных», решительно потребовав покончить с ними раз и навсегда. Ни Таунсенд, ни Мальтус, ни Рикардо не выступали за реформу Закона о бедных, они желали полной ее отмены. Бентам — единственный, кто потрудился изучить данный предмет, — был в этом вопросе менее категоричен, чем в других. Он и Берк осознали то, чего не сумел понять Питт, а именно, что по-настоящему порочным, развращающим принципом в этой системе был принцип дотаций к заработной плате.

Маркс и Энгельс не занимались исследованием Закона о бедных — а ведь, казалось бы, невозможно было вообразить более благодарного и выгодного для них занятия, чем обличение мнимо филантропической системы, которая, как принято было думать, потворствовала прихотям бедняков, а на самом деле снижала их заработную плату до уровня, не способного обеспечить даже полуголодное существование (в чем ей оказывали мощное содействие особые антипрофсоюзные законы), и, перекачивая общественные средства в карманы богачей, позволяла им с большой легкостью наживаться на неимущих. Но в их эпоху главным врагом успел стать Новый закон о бедных, старый же закон сильно идеализировали Коббет и чартисты. К тому же Энгельс и Маркс были убеждены (и вполне справедливо), что реформа Закона о бедных представляла собой неизбежный этап на пути к капитализму. В итоге они проглядели не только ряд чрезвычайно выигрышных в полемическом плане вопросов, но и тот связанный со Спинхемлендом аргумент, который мог бы подкрепить их теоретическую систему, а именно тезис о том, что капитализм не способен функционировать без свободного рынка труда.

Хэрриет Мартино в своих мрачных описаниях последствий Спинхемленда многое заимствовала из классических фрагментов Доклада Комиссии о реформе Законодательства о бедных (1834). The Goulds and Barings финансировали издание изящных томиков, в которых она взялась просветить неимущих на предмет неизбежности их горестного удела — а Мартино была глубоко убеждена, что он неизбежен и что единственно лишь знание законов политической экономии способно помочь беднякам вынести столь печальную судьбу, — не могли бы найти более искреннего и в целом более осведомленного апостола их собственной веры (Illustrations to Political Economy. 1831. Vol. Ill; а также The Parish и The Hamlet в Poor Laws and Paupers. 1834). Ее «Тридцатилетний мир, 1816–1846» написан более трезво, и здесь заметны, скорее, симпатии к чартизму, нежели близость к покойному учителю, Бентаму (Vol. III. P. 489; Vol. IV. P. 453). Свою хронику Хэрриет Мартино завершила следующими знаменательными словами: «Лучшие умы и сердца в нашей стране занимает ныне великий вопрос о правах работников, а грозные события за границей предупреждают нас, что самой легкой карой за пренебрежение им станет всеобщая катастрофа. Можно ли поверить, что решение его так и не будет найдено? Этому решению суждено, вероятно, стать важнейшим фактом следующего периода британской истории, и тогда люди с большей ясностью, чем теперь, поймут, что подготовка к нему и составляла глубинный смысл предшествовавшей эпохи Тридцатилетнего мира». Это было пророчество замедленного действия. В следующий период британской истории рабочий вопрос сошел со сцены, но он вернулся на нее в 70-е гг., а еще через полвека и в самом деле стал угрожать «всеобщей катастрофой». Разумеется, в 1840-е гг. было гораздо проще, нежели в 1940-е, заметить, что истоки этого вопроса восходили к принципам, лежавшим в основе Акта о реформе Законодательства о бедных.

На протяжении всей викторианской эпохи, да и после нее ни один философ или историк не снизошел до детального анализа таких мелочей, как экономические аспекты Спинхемленда. Если взять трех историков бентамизма, то сэр Лесли Стивен не потрудился войти в подробности; Эли Алеви (первый, кто осознал ключевую роль Закона о бедных в истории философского радикализма) имел о Спинхемленде лишь самое смутное представление. В третьей работе, у Дайси, подобный пробел кажется еще более поразительным. В своем блестящем анализе связей между законодательством и общественным мнением он рассматривал «laissez-faire» и «коллективизм» как уток и основу ткани. Сам же рисунок, полагал Дайси, был задан тогдашними тенденциями в развитии промышленности и торговли, иначе говоря, институтами, определявшими формы и характер экономической жизни. Никто не мог бы более энергично, чем Дайси, подчеркнуть главенствующую роль проблемы пауперизма в общественном мнении, как и особую важность реформы Закона о бедных для всей системы бентамистского законодательства. Однако центральное место, на которое ставили бентамисты в своих законодательных проектах реформу Закона о бедных, оказалось для него непонятным, и озадаченный Дайси решил, что речь здесь идет о том бремени, которым местный налог в пользу бедных ложился на промышленность. Историки экономической мысли даже такого уровня, как Шумпетер и Митчелл, анализировали концепции классических экономистов, совершенно не упоминая о Спинхемленде.

Предметом экономической истории промышленная революция стала в лекциях Тойнби (1881); ответственность за Спинхемленд с его принципом «богатые защищают бедных» последний возложил на торийский социализм. Примерно тогда же к этой теме обратился Уильям Каннингем, и она, как бы посредством чуда, воскресла для науки. Но его голос был гласом вопиющего в пустыне: Манту (1907), имевший возможность пользоваться в своей работе шедевром Каннингема (1881), рассуждал о Спинхемленде всего лишь как о «еще одной реформе» и довольно курьезным образом приписывал Спинхемленду тот результат, что он якобы «заставил неимущих идти на рынок труда». Бир, чей труд явился памятником раннему английскому социализму, о Законе о бедных почти не упоминал.

Спинхемленд был заново открыт лишь тогда, когда Хаммонды (1911) создали целостную картину новой цивилизации, приход которой возвестила промышленная революция. Для них он был частью не просто экономической, но и социальной истории. С. и Б. Уэббы (1927) продолжили эту работу, поставив вопрос о политических и экономических предпосылках Спинхемленда; при этом они ясно сознавали, что ведут речь об истоках социальных проблем нашего времени.

Дж. Г. Клепхем попытался выдвинуть аргументы против того, что можно было ба назвать институционалистским подходом к экономической истории, представителями которого были Энгельс, Маркс, Тойнби, Каннингем, Манту, а в более близкую нам эпоху — Хаммонды. Он решительно отказался рассматривать систему Спинхемленда как институт, трактуя ее всего лишь как частную особенность «аграрного строя» Англии (Vol. I. Ch. 4). Едва ли подобную позицию можно счесть правильной, ведь именно распространение Спинхемленда на города и разрушило эту систему. Кроме того, Клепхем отделил вопрос о влиянии Спинхемленда на местные налоги в пользу бедных от проблемы заработной платы, анализируя первый в рубрике «Экономическая деятельность государства». Это, опять же, был искусственный прием, ибо за пределами анализа оставались экономические аспекты Спинхемленда в контексте интересов класса работодателей, который выигрывал на низкой заработной плате столько же, если не больше, чем терял на налогах в пользу бедных. Но исключительно добросовестное отношение Клепхема к фактам компенсировало ложную трактовку институтов. Именно Клепхем впервые указал на решающее влияние «огораживаний военной поры» на те районы, где применялся Закон Спинхемленда, и установил тот фактический уровень, до которого упала реальная заработная плата под воздействием последнего.

О полной несовместимости Спинхемленда с системой наемного труда всегда помнили лишь те, кто хранил верность традициям экономического либерализма. Лишь они ясно сознавала, что — в широком смысле — любая форма защиты труда предполагает нечто вроде принципа Спинхемленда — принципа интервенционизма. Негодующий Спенсер приклеивал ярлык «эрзац-зарплаты» (так в его краях называли систему денежных пособий) к любым «коллективистским» мерам и учреждениям — термин, который он не затруднился применить к государственному образованию, жилищному строительству, сфере отдыха и развлечений и т. д. Дайси в 1913 г. резюмировал свою критику в адрес Акта о пенсиях по старости (1908) в следующих словах: «По сути это не что иное, как новый вариант пособия беднякам, живущим самостоятельно». И он сомневался в том, были ли у политики экономических либералов какие-либо шансы на успех вообще. «Некоторые из их предложений так и не были реализованы; например, пособие неимущим, живущим самостоятельно, не отменено до сих пор». Если так думал Дайси, то для Мизеса было более чем естественно утверждать, что «пока выплачиваются пособия по безработице, непременно будет существовать и сама безработица» (Liberalisms. 1927. Р. 74) и что «система помощи безработным оказалась на проверку одним из самых эффективных орудий разрушения» (Socialism. 1927. Р. 484; Nationalokonomie. 1940. Р. 720). Уолтер Липпман в своем «Хорошем обществе» (1937) попытался было отмежеваться от Спенсера, но лишь для того, чтобы солидаризироваться с Мизесом. Мизес и Липпман отражали либеральную реакцию на новый протекционизм 1920-х и 1930-х. Многое в тогдашней ситуации, вне всякого сомнения, напоминало Спинхемленд. В Австрии пособия по безработице субсидировало казначейство-банкрот; в Великобритании «долгосрочные пособия по безработице» невозможно было отличить от «благотворительных подачек»; в Америке действовали WPA и PWA; а сэр Альфред Монд, глава Imperial Chemical Industries, даже пропагандировал (правда, безуспешно) идею о том, что британские работодатели должны получить особые дотации из средств фонда помощи безработным, чтобы «восполнять до необходимого уровня» зарплаты и таким образом способствовать росту занятости. В вопросе безработицы, как и в валютном вопросе, бившийся в предсмертных судорогах либеральный капитализм столкнулся со все еще не решенными проблемами, полученными им в наследство от эпохи его юности.

Литература о пауперизме и о старом Законе о бедных (VIII–XIX вв.)

Acland, Compulsory Savings Plans (1786).

Anonymous, Considerations on Several Proposals Lately Made for the Better Maintenance of the Poor. With an Appendix (2^nd ed., 1752).

Anonymous, A New Plan for the Better Maintenance of the Poor of England (1784).

An Address to the Public from the Philanthropic Society, instituted in 1788 for the Prevention of Crimes and the Reform of the Criminal poor (1788).

Applegarth, Rob., A Plea for the Poor (1790).

Belsham, Will, Remarks on the Bill for the Better Support and Maintenance of the Poor (1797).

Bentham, /., Pauper Management Improved (1802).

Bentham, /., Observations on the Restrictive and Prohibitory Commercial System (1821).

Bentham, /., Observations on the Poor Bill, introduced by the Right Honorable William Pitt; written February (1797).

Burke, E., Thoughts and Details on Scarcity (1795).

Cowe, James, Religious and Philanthropic Trusts (1797).

Crumple, Samuel, M. d., An Essay on the Best Means of Providing Employment for the People (1793).

Defoe, Daniel, Giving Alms No Charity, and Employing the Poor a Grievance to the Nation (1704).

Dyer, George, A Dissertation on the Theory and Practice of Benevolence (1795).

Dyer, George, The Complaints of the Poor People of England (1792).

Eden, On the Poor (1797). 3 vols.

Gilbert, Thomas, Plan for the Better Relief and Employment of the Poor (1781).

Godwin, William, Thoughts Occasioned by the Perusal of Dr. Parr's Spiritual.

Sermon, Preached at Christ Church April 15, 1800 (London, 1801).

Hampshire, State of the Poor (1795).

Hampshire Magistrate (E. Poulter), Comments on the Poor Bill (1797).

James, Isaac, Providence Displayed (London, 1800). P. 20.

Jones, Edw., The Prevention of Poverty (1796).

Luson, Hewling, Inferior Politics: or, Considerations on the Wretchedness and Profligacy of the Poor (1786).

M'Farlane, John, D. D., Enquiries Concerning the Poor (1782).

Martineau, H., The Parish (1833).

Martineau, H., The Hamlet (1833).

Martineau, H., The History of the Thirty Years' Peace (1849). 3 vols.

Martineau, H., Illustrations of Political Economy (1831-34). 9 vols.

Massie, /., A Plan… Penitent Prostitutes. Foundling Hospital, Poor and Poor Laws (1785).

Nasmith, James, D. D., A Charge, Isle of Ely (1799).

Owen, Robert, Report to the Committee of the Association for the Relief of the Manufacturing and Labouring Poor (1818).

Paine, Th., Agrarian Justice (1797).

Pew, Rich., Observations (1783).

Pitt, Wm. Morton, An Address to the Landed Interest of the defic. of Habitation and Fuel for the Use of the Poor (1797).

Plan of a Public Charity, A (1790), «on Starving», a sketch.

First Report of the Society for Bettering the Condition and Increasing the Comforts of the Poor.

Second Report of the Society for Bettering the Condition of the Poor (1797).

Ruggles, Tho., The History of the Poor (1793). 2 vols.

Sabatier, Wm., Esq., A Treatise on Poverty (1797).

Saunders, Robert, Observations.

Sherer, Rev. J. G., Present State of the Poor (1796).

Spitalfields institution. Good Meat Soup (1799).

St. Giles in the Field, Vesrty of the United Parishes of Criticism of «Bill for the Better Support and Maintenance of the Poor» (1797).

Suffolk Gentleman, A Letter on the Poor Rates and the High Price of Pro visions (1795).

Townsend, Wm., Dissertation on the Poor Laws 1789 by A Well-Wisher of Mankind.

Vancouver, John, Causes and Production of Poverty (1796).

Wilson, Rev. Edw., Observations on the Present State of the Poor (1795).

Wood, J., Letter to Sir William Pulteney (on Pitt's Bill) (1797).

Young, Sir W., Poor Houses and Work-houses (1796).

Некоторые новейшие работы

Ashley, Sir W. J., An Introduction to English Economic History and Theory (1931).

Belasco, Ph. S., John Bellers, 1654–1725. Economics, June, 1925.

Belasco, Ph. S., The Labour Exchange Ideal in the 17^th Century. Ec. J. Vol. I. P. 275.

Blackmore, J. S. and Mellonie, F. С Family Endowment and the Birthrate in the Early 19^th Century. Vol. I.

Clapham, J. H., Economic History of Modern Britain. Vol. I. 1926.

Marshall, Dorothy, The Old Poor Law, 1662–1795. The Ec. Hist. Rev. Vol. VIII. 1937-38. P. 38.

Palgrave's Dictionary of Political Economy, Art. Poor Law. 1925.

Webb, S. And В., English Local Government. Vol. 709. Poor Law History. 1977-29.

Webb, Sidney, Social Movements, С M. H. Vol. XII. P. 730–65.

Спинхемленд и Вена

Впервые к изучению Спинхемленда и его воздействия на классических экономистов автора подтолкнула та чрезвычайно активно стимулировавшая мысль социально-экономическая ситуация, которая сложилась после Великой войны в Австрии.

Здесь, в чисто капиталистическом окружении, социалистический муниципалитет установил порядки, подвергавшиеся яростной критике со стороны экономических либералов. Разумеется, некоторые элементы интервенционистской политики венских городских властей были несовместимы с механизмом рыночной экономики. И все же собственно экономические аргументы не исчерпывали эту проблему, которая в основе своей являлась не экономической, а социальной.

Изложим вкратце фактическую сторону вопроса. На протяжении большей части пятнадцатилетнего периода после Великой войны 1914–1918 гг. страхование по безработице в Австрии финансировалось в значительной степени из общественных фондов, что фактически делало пособия неимущим бессрочными; квартирная плата была зафиксирована на уровне во много раз ниже прежнего, а венский муниципалитет строил для сдачи в аренду на некоммерческих принципах большие многоквартирные дома, собирая необходимые средства через налоги. Дотаций к зарплатам не существовало, и всеохватывающая система социальной защиты, при всей скромности отдельных ее элементов, могла бы привести к резкому падению заработков, если бы не мощное профсоюзное движение, для которого долгосрочные пособия по безработице были, разумеется, серьезным подспорьем. Понятно, что в экономическом отношении подобная система представляла собой очевидную аномалию. Плата за жилье, искусственно удерживаемая на уровне, совершенно не способном обеспечить доход, была несовместима с существующей системой частного предпринимательства, особенно в строительной отрасли. К тому же в первые послевоенные годы меры социальной защиты в разоренной и нищей стране отрицательно сказывались на стабильности валюты — инфляционистская и интервенционистская политика шагали рука об руку.

В конце концов Вена, подобно Спинхемленду, рухнула под натиском политических сил, мощной поддержкой для которых служили чисто экономические аргументы. Политические перевороты 1832 г. в Англии и 1934 г. в Австрии имели своей целью избавить рынок труда от протекционистского вмешательства. Ни подвластная сквайру английская деревня, ни рабочая Вена не могли навечно изолировать себя от окружающего мира.

Ясно, однако, что между этими интервенционистскими периодами существовало огромное различие. Английскую деревню в 1795 г. нужно было уберечь от резких сдвигов и потрясений, обусловленных экономическим прогрессом — колоссальным рывком городской фабричной индустрии; промышленный рабочий класс Вены нуждался в 1918 г. в защите от последствий экономического упадка, вызванного войной, поражением и экономическим хаосом. В конечном счете Спинхемленд привел к кризису прежней системы организации труда, который открыл путь к новой эпохе процветания, тогда как победа «Хеймвера» в Австрии явилась прологом к национальной катастрофе и полному крушению социальной системы.

Здесь мы желаем подчеркнуть громадное несходство между культурными и моральными последствиями двух видов интервенционизма: попыткой Спинхемленда воспрепятствовать пришествию рыночной экономики и венским экспериментом, целью которого было полностью выйти за рамки подобной экономики. Если Спинхемленд означал истинное бедствие для простого народа, то Вена добилась одного из самых поразительных культурных триумфов в западной истории. 1795 г. привел к неслыханной нравственной деградации трудящихся классов, лишенных Спинхемлендом возможности приобрести новый общественный статус — статус промышленных рабочих; 1918 г. стал началом столь же беспрецедентного морального и интеллектуального подъема уже достаточно высокоразвитого промышленного рабочего класса; пользуясь защитой венской системы, он успешно противостоял нравственно разлагающим последствиям серьезных экономических потрясений и достиг культурного уровня, до которого ни до ни после не смогли подняться народные массы ни в одном индустриальном обществе.

Совершенно ясно, что стало результатом действия именно социальных, а не экономических факторов. Но сумели ли ортодоксальные экономисты правильно понять собственно экономические аспекты интервенционизма? По сути, экономические либералы доказывали, что венская система представляла собой еще один пример «дурного применения Закона о бедных», новый вариант «системы пособий», который нужно выжечь каленым железом классической политэкономии. Но разве сами творцы последней не были сбиты с толку сравнительно устойчивыми условиями, созданными Спинхемлендом? Нередко они с точностью рисовали контуры будущего, угадать которое помогала им глубокая интуиция, но совершенно ложно истолковывали собственную эпоху. Новейшие исследования показали, что их репутация людей, умевших здраво судить о практических вопросах, была незаслуженной. Мальтус превратно понимал потребности своего времени, и если бы его тенденциозные предостережения об угрозе перенаселения возымели действие на новобрачных (к которым он, англиканский священник, обращал их лично), то, как пишет Т. Г. Маршал, «экономический прогресс был бы задушен в колыбели». Рикардо неверно изложил факты, относившиеся к спору вокруг валюты и роли Английского банка, и не сумел понять истинные причины обесценения валюты, которые, как нам теперь известно, заключались главным образом в государственных платежах и трудностях в сфере трансфертных операций. Если бы власти последовали его советам по поводу Доклада о золотых слитках, то Британия проиграла бы войну с Наполеоном и «никакой Империи сегодня не существовало бы».

Так опыт Вены и его аналогии со Спинхемлендом, заставившие одних вновь обратиться к теории классических экономистов, внушили другим некоторые сомнения на ее счет.