- •Представления об обществе в картине мира населения древней руси XI - XIII вв.
- •Глава 1. Человек в панораме города-государства: власть и общество
- •§ 1. Князь - идеология и обыденные представления
- •§ 2. Самоуправляющаяся община в структуре представлений о власти. Политическое сознание народной массы.
- •§ 3. Представления о социальной стратификации
- •Глава 2. Повседневная жизнь: человек в кругу близких
- •Глава 3. Внешний мир: обретение этнокультурных ориентиров. «чужие - свои»
- •Глава 4. Сверхъестественное в картине мира
§ 2. Самоуправляющаяся община в структуре представлений о власти. Политическое сознание народной массы.
Политическое сознание рядового населения Древней Руси не относится к разряду хорошо изученных тем. В то же время было бы неверным утверждать, что внимание исследователей не касалось его совсем. Каждый ученый, реконструирующий событие или разрабатывающий сюжеты социально-экономической истории, даже не ставя перед собой специально цели, в своих построениях имеет и виду (как правило, неосознанно) некий тип общественного сознания. Особенно ярко видно это на примере историографии древнерусского веча. В своих построениях ученые исходят часто из диаметрально противоположных допущений. Вариантов много: от общества убежденных монархистов до «калужского теста», напрочь лишенного политической воли и употребляемого лишь в страдательном залоге. Особенно образно эта последняя точка зрения выражена академиком Д.С.Лихачевым, который писал: «Народ составляет неизменный и безличный фон, на котором с наибольшей яркостью выступает фигура князя. Народ как бы только обрамляет группу князей. Он выражает радость по поводу их посажения на стол, печаль по поводу их смерти, поет славу князьям при их возвращении из победоносных походов; он всегда выступает в унисон, без единого индивидуального голоса, массой, в которой неразличимы отдельные личности, хотя бы безымянные, вроде тех безликих групп, которые условно изображаются на иконах и фресках аккуратно разрисованными рядами голов, за ровным первым рядом которых только едва выступают верхушки голов второго ряда, за ним третьего, четвертого и т. д. - без единого лица, без единой индивидуальной черты. Их единственное отмечаемое достоинство - верность князю, верность феодалу»1.
Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. С. 40.
130
Детальной разработки эта тема не получила. Особенно «обделенным» оказался уровень политического сознания, именуемый политологами «обыденным» - «несистематизированные обобщенные представления о политике, традициях, нормах политического поведения»1, то есть, по сути, политическая ментальность, если использовать терминологию Школы
23
«Анналов» , или социальная психология в терминологии Б.Ф. Поршнева . Между тем, проблема эта кажется важной и достойной более пристального внимания. Во-первых, в силу ее самостоятельной научной ценности в контексте наметившегося увеличения внимания к Человеку в истории. Во-вторых, потому что, переводя исследование в новую плоскость, позволяет взглянуть на старые проблемы истории Древней Руси свежим взглядом.
Проникновение в чужое сознание, а тем более в сознание людей далекого прошлого, дело сложное. То, что мы находим в летописях, при всей важности письменных памятников, вряд ли способно в полной мере удовлетворить интерес к процессам на уровне обыденного политического сознания. Как справедливо было замечено И.Я. Фрояновым, авторы летописей - люди духовного звания испытывали на себе сильное влияние византийской книжности, наполненной догмами св. Писания и образцами византийского абсолютизма4. Воззрения ученых монахов в большей мере относятся к противоположному «концептуальному» уровню, разобранному в предыдущей главе. Уровень этот функционирует «в виде политических теорий, доктрин, программ, учений»5 осознанных, отрефлектированных, систематизированных. И хотя, конечно, и они были подвержены воздействию обыденных представлений, но выделить их и отличить от теорий трудно. Необходим поиск новых источников.
Демидов А.И. Федосеев А.А. Основы политологии. М., 1995. С.143. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.,1993. С.10. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.,1979. С.19.
Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С.155. Демидов А.И. и др. Основы политологии. С.143.
Теоретически задача эта вполне разрешима, ведь на бытовом уровне каждый человек, живущий в обществе, имеет более или менее ясное представление о функционировании его политических институтов. И даже не рефлектируя, обнаруживает свое понимание в том, как он обращается с теми или иными понятиями, в своих поступках, суждениях, словоупотреблении. Поэтому источниковая база для подобного рода исследований достаточно широка. Причина этого в том, что политическая система, отражаясь в психике человека, накладывает отпечаток на самые разные сферы бытия, и, следовательно, следы этого влияния мы будем находить везде.
Хотелось бы еще раз обратить внимание читателя на такой важный источник изучения обыденного общественного (в т.ч. политического) сознания населения Древней Руси как героический эпос.
В отечественной фольклористике было высказано много справедливых сомнений в правильности идей Б.Д.Грекова, трактовавшего эпос как устную историю1. Но мы должны признать, что до начала ХХ века для подавляющего большинства простого народа эпос выполнял функции истории, то есть удовлетворял интерес к прошлому. И если о форме связи эпоса с историей можно спорить, то сама эта связь сомнений не вызывает. Действие былин, несомненно, происходит в древнем Киеве или Новгороде, а имена персонажей сопоставимы с именами исторических личностей.
Использование эпического материала для реконструкции социальной психологии эпохи Древнего Киева сопряжено со многими трудностями. Одна из наиболее серьезных - следующая: подавляющее большинство ученых признает, что эпос - продукт многих эпох . Кроме того, как не без некоторых оснований утверждает В.П.Аникин, «на устное произведение ложиться печать того, что присуще среде, в которой бытует произведение. Одновременно, устное произведение утрачивает черты, не характерные для среды, в которой
Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 400 - 402.
Смирнов Ю.И. Славянские эпические традиции. М., 1974. С.30.
оно бытует»1. Таким образом, если следовать намеченной логике, былины, запись которых происходила в основном в кон. ХК - нач. ХХ веках , не могут нести в себе ничего, что говорило бы об эпохе их породившей. Во всяком случае, ничего конкретного.
Этот вывод, однако, явно абсурден: действие былин происходит, несомненно, в древних городах (Киеве или Новгороде). Вполне узнаваемы многие реалии, имена некоторых персонажей четко коррелируют с именами исторических деятелей и пр. Значит, мы не вправе пренебрегать информацией, содержащейся в этом виде источников. Нужно только искать адекватные методы ее «извлечения». В поисках метода иногда может помочь повторный анализ старых, и, казалось, давно «отработанных» теорий. К числу таких теорий относится и так называемая «теория аристократического происхождения эпоса», которая разрабатывалась в начале нынешнего века знаменитой «исторической» школой. Вкратце, суть ее заключалась в том, что былины возникли в Х - ХШ вв. в аристократической княжеско-дружинной среде. Бытовали первоначально при дворах средневековых владетельных особ, и только потом «спустились» в простонародье, где их и обнаружили современные собиратели фольклора.
1 Аникин
В.П. Русский фольклор. М., 1987. С. 45.
2 Астахова
А.М. Былины: итоги и проблемы изучения.
М.-Л., 1966. С. 112. Келтуяла В. А. Курс истории
русской литературы. Ч. 1. Кн.П. М., 1911.
4
Миллер В.Ф. Очерки русской народной
словесности. Былины. Т.3. М., 1924. С.27.
133
Несомненно, что с научной точки зрения «аристократическая теория» и вообще все наследие «исторической школы» требовали коренного пересмотра, но поспешное и далеко не академическое уничтожение целого направления в науке привело к тому, что и противоположная точка зрения, развиваясь в условиях отсутствия критики, часто аргументировалось достаточно слабо. Порой дело не шло дальше формальных деклараций.
1 Соколов
Ю.М. Русский фольклор. М., 1941. С.117.
2 Там
же. С.118.
Справедливости ради следует отметить, что эта проблема, хотя и смутно, беспокоила некоторых исследователей1, но удовлетворительного разрешения так и не нашла. Противоречие либо игнорировалось, либо получало достаточно странные объяснения, как у Ю.И.Смирнова. Этот исследователь считал, что «социальные низы в фольклорных произведениях выражали свои представления о феодальных верхах. Но подлинной причиной было, как правило, не желание холопа воспеть своего господина, а стремление понять социальное поведение феодала в его наиболее типичных проявлениях, потребность использовать это знание (в том числе посредством мятежей и восстаний) и передать его следующим поколениям. В этом, в частности, заключается общественно познавательная значимость эпических песен»2. Таким образом, по мнению Ю.И.Смирнова, те, кого он называет «социальными низами» исполняли песни о Добрыне Никитиче, об Илье Муромце, о Вольге -«феодалах» - лишь для того, чтобы «знать врага в лицо». Поверить в это трудно. Вопрос так и остался без ответа. По-видимому, в данном случае имела место та самая ошибка, против которой в свое время предостерегал Ю.М.Лотман. «Исследователь прошлых культур сплошь и рядом поступает в этом случае просто: тексты исторически прошедших эпох он погружает в свой собственный мир бытовых представлений, пользуясь этим последним как ключом для расшифровки первого. Некорректность такой методики столь же очевидна, как ее широкая распространенность»3.
См,
например: Данилевский И.Н. Древняя Русь
глазами современников и потомков (XI
-XII вв.) Курс лекций. М., 1998. С. 280.
Смирнов
Ю.И. Славянские эпические традиции. С.
5. 3
Лотман Ю.М. Успенский Б.А. Новые аспекты
изучения культуры Древней Руси. //
Вопросы литературоведения. 1977. № 3. С.
151.
Итак, богатырь выезжает из родного дома, богатого, как у Добрыни Никитича или бедного, как у Ильи Муромца. Большинство былинных циклов начинаются с этого. Что гонит их в дорогу? Внешних причин покинуть родной дом нет никаких. В вынужденные путешествия пускаются обычно персонажи сказок. Здесь же добра молодца никто никуда не посылает, ничего конкретного он не ищет, невеста ему пока что тоже не нужна. Он едет «в чисто поле» с единственной целью - «погулять», то есть поискать возможности показать удаль, проявить себя в деле. В будущем герое бродит нерастраченная энергия, требующая выхода. В целом, персонаж похож психологическим складом на гумилевского «пассионария»1. Мы бы назвали такую натуру человеком с активной жизненной позицией. Он еще не знает точно, на что сгодится его богатырская мощь, но она требует действия.
Сразу обращает на себя внимание непохожесть эпического образа на привычный портрет русского народа, как он изображался Н.А. Бердяевым -никакой пассивности, никакой женственности. Деятельная инициативность былинных героев прямо противоположна характеру сказочного Емели, «по щучьему велению» решающего проблемы, не сходя с печи. Это признак богатырства: герой не может быть инертен (Илья Муромец стал богатырем только слезши с печи). Отметим себе эту особенность как первую социально-психологическую черту, выразившуюся в характере эпического персонажа. Идем далее.
Гумилев
Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М.,
1992. Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.
собираются другие богатыри. Цель у него теперь «людей посмотреть - себя показать». Стольный Киев-град, двор князя - воплощение общества, к участию в жизни которого богатырь стремится. То есть активность получает четкую социальную направленность. Он живет общественными интересами, он социально активен - это вторая важная черта его облика. Единственное исключение - Святогор. Но то, что он вынужден бродить по Святым горам, то, что его «не держит земля» - в контексте песни воспринимается как трагедия. Примечательно, что даже такой древний, наделенный многими волшебными способностями, мифологический, по своему происхождению персонаж как Волх Всеславич, управляющий своей дружиной и ни в ком не нуждающийся, и тот оказывается не чужд интересам Киева. Свой поход «на царство индейское, на царя Салтыка Ставрульевича» он затевает потому, что
Индейский царь наряжается А хвалится - похваляется, Хочет Киев-град за щитом взять, А божия церкви на дым пустить И почестныя монастыри разорить. 1
Древние
российские стихотворения, собранные
Киршею Даниловым. М., 1977. № 6.
137
Безусловно, этот патриотический мотив был приписан витязю-оборотню гораздо позже породившей его мифологической эпохи, но для нас это значения не имеет. Главное, что в эпосе герой не мыслится живущим вне общественных и даже государственных интересов. Какой бы древний герой или эпизод не был включен в песенную традицию, он переделывался, переосмыслялся таким образом, чтобы в нем звучала социальная тематика. Древняя мифологическая борьба со Змеем превращалась в месть за разграбление города и освобождение полона. Поиск невесты обретает вид визита в соседнее государство для установления дипломатических отношений
(былина о Дунае). Женитьба, важней и интересней которой для человека первобытного и вообразить было ничего нельзя, теперь волнует не так сильно.
1
Сходную структуру находим в летописи,
в рассказе о Кожемяке. См.: ПСРЛ т. 1.,
стб 122 -124., т.2., стб 106-108.
силе1. Ныне эта точка зрения стала расхожей. Таким образом герой эпоса никак не вписывается в современность. Государство и власть для него - не чуждый монстр. В этом смысле характеры сказочных персонажей выглядят более реалистично, так как они более эгоистичны, ни за что не отвечают и стремятся лишь к собственному благополучию. А герой эпоса ощущает ответственность. Интерес «земли Святорусскыя» ему ближе личных. Он руководствуется соображениями безопасности Киева, даже превозмогая личную неприязнь к князю Владимиру. Без этого богатырь перестает быть Героем, а эпос превращается в сказку или балладу. Как уже говорилось, общественное сознание отражает исторический путь народа2. Отношение к власти как к внешней силе, описанное Н. О. Лосским, не случайно. Очевидно, основания для этого у народа были. Итак, вопреки мнению В.П.Аникина, былинный воин не впитал в себя черты политического сознания позднейшей эпохи. Но из какого же он времени? Из какого социального слоя? Продолжим анализ.
1
Лосский Н.О. Характер русского народа.//
Он же. Условия абсолютного добра. М.,
1991.
Напольских
В.В. Размышления о возможности определения
уральского и индоевропейского
психологических стереотипов и их
предварительное сравнение// Вестник
УдГУ. 1992.
N 5. С.
7.
Милюков
П. И. Очерки истории русской культуры.
В 3
т.
М., 1994.
Т.
2.
Ч.
1.
С.
14.
139
Уж те полно, молодец, ездить, потешатисе, Небылими словами похвалятисе! Уж мы съездимсе с тобой на поле, побратаемсе, Ай кому-то де на буде божья помощь. Услыхал-то Добрынюшка Микитич сын, Ото сна будто Добрынюшка пробуждаеся, Поворачивал своего коня доброго. А как съехались богатыри на чистом поле, Ай ударились они палицами боевыми, И друг дружки сами они не ранили. Как тут съехались во второй након, Ай ударились они саблями-то вострыми Они друг дружки сами не ранили. А как съехались богатыри в третий након, Ударились ведь копьями бурзаметскими... 1
Впечатление, производимое эпической картиной боя, если и не позволяет присоединиться к выводам «исторической» школы, то делает очень понятной отождествление богатырей с классической феодальной аристократией Европы, Передней Азии и Японии как мы привыкли ее себе представлять. Нам пришлось бы признать справедливость «аристократической теории», если бы не одно «но». Дело в том, что при вполне «рыцарском» поведении богатыри совершенно демократичны по своему социальному мировоззрению и политическому сознанию.
Былины
/ Сост., вступ. ст., вводные тексты
В.И.Калугина. М., 1991.С. 285.
140
Прежде всего, следует отметить, что сам он не причисляет себя к социальной верхушке - князья и бояре для него «они». В то же время его собственное положение отнюдь не представляется ему приниженным. Чувство собственного достоинства, основанное на понимании своей роли в жизни города, выражено четко. Если к богатырю проявляют неуважение, он, как уже говорилось, вполне может ответить в том смысле, что «сами тогда и воюйте». Но Киев не остается без защиты. При этом ответственность, лежащая на нем позволяет в трудные минуты не особенно считаться с князем, к которому в обычное время отношение сдержано уважительное. Владимир Красно Солнышко вынужден покоряться. Важной особенностью мировоззрения богатыря является то, что в собственных его глазах главным адресатом службы является не князь, а Киев. Этим русский эпический воин в корне отличается от графа Роланда, для которого центр мира - «король могучий Карл, властитель милой Франции прекрасной». В перечне ценностей подлежащих защите князь с княгиней упоминаются последними:
Вы постойте-тко за веру за отечество,
Вы постойте-тко за славный стольный Киев град,
Вы постойте-тко за церквы-ты за божии,
Вы поберегите-тко князя Владимира
И со той Опраксой королевишной!1
Тип мировоззрения богатырей таков, что они воспринимались народом как свои, равные по социальному положению. Илья - «старый казак», «крестьянский сын». А Добрыня, хотя и не из бедной семьи, но и не аристократ. Влюбившейся в него после спасения Забаве Путятишне он говорит:
Ах ты молода Забава дочь Потятична! Вы есть нунчу роду княженетского
1 Гильфердинг А.Ф. Онежские былины. М. - Л., 1938 Т. 2. № 6.
141
Я есть роду христианского, -Нас нельзя назвать же другом да любимым.1
Итак, перед нами своеобразная социально-психологическая «физиономия». В ней сочетаются не сочетаемые, на первый взгляд, черты: аристократический стереотип поведения и демократическое социально-политическое мировоззрение. Как атрибутировать ее?
Последователи «исторической» школы склонны были видеть в простонародности происхождения и суждений богатырей-дружинников искажение, которое было привнесено в эпос в результате долгого его бытования в «низах».
Но может быть предложено и другое объяснение.
Во-первых, никаких искажений нет. То, что современному человеку кажется аристократическим способом поведения, есть реликт особой ментальности, корнями уходящей в эпоху военной демократии. В рамках нее сложился особый «кодекс чести» свободного человека-общинника, воина, носящего оружие. Связанный с этой ментальностью поведенческий стереотип, будучи законсервирован в аристократической среде, на протяжении всей истории культивировавшей воинские идеалы, дошел до нас под видом «рыцарского» или дворянского. Это и стало причиной путаницы.
Во-вторых, наиболее органично эпический богатырь вписывается в дофеодальную эпоху, когда народ был в подавляющем большинстве свободным, и вооружение его было всеобщим, а описанный выше тип сознания имел широкое распространение. То есть к Х - ХШ вв., когда каждый полноправный общинник, «людин», активно участвовал в военных операциях. По словам В.И.Сергеевича «в состав обязательного народного ополчения входили все слои населения начиная с лучших людей и бояр, и оканчивая -худшими и смердами»2. Городские ополченцы, «вои»1, те же «люди», «кыяне»,
Там же. № 79.
Сергеевич В. И. Древности русского права. С. 597.
«новогородци», «суждальцы» ни оружием, ни приемами ведения боя значительно от дружинников не отличались. Не имелось также четких социальных границ. Как показал И.Я. Фроянов, дружина не противостояла народным массам. В низшей своей части она могла пополняться из простонародья. В дружинниках, как и в богатырях, видели «своих». Таким образом, становятся ясны временные и социальные координаты интересующего нас общественно-психологического типа. Он был рожден гражданской жизнью городовой волости, требовавшей от каждого свободного общинника военных навыков и открывавшей простор социальной активности.
С
заявкой на новую трактовку термина
«вои» выступил П.В. Лукин. Начав свою
статью со строгой критики концепции
И.Я. Фроянова, он в конечном итоге
приходит к выводу, что значение слова
«вои» в древнерусском языке было
широким и разнообразным. В констатации
этого и без специальных изысканий
очевидного факта заключается главная
«новизна» исследования. В остальном
трактовка Лукина от традиционной
практически не отличается: «вои» это
«городские полки»: Лукин П.В. Древнерусские
«вои». IX
-
начало XII
в.//
Средневековая Русь. Вып. 5 /Отв. ред. А.
А. Горский. М.: Индрик, 2004. С. 5 - 59.
2 Липец
Р.С. Эпос и Древняя Русь. М., 1969. С. 12.
3 Азбелев
С.Н. Историзм былин и специфика фольклора.
Л., 1982.
4 Лотман
Ю. М. Структура художественного текста.
М.,1970. С. 16; Барт Р. Война языков // Он же.
Избранные работы: Семиотика. Поэтика.
М., 1994. С.535 - 540; Февр Л. Бои за
Народ в былинах вспоминает, прежде всего, о себе. Рассказ о княжеских богатырях-дружинниках воспринимает не как информацию о предках господствующего класса, а о корнях народа в целом. Это не следствие искажений, а исконный, немного, быть может, видоизмененный, социально-психологический портрет основной части древнерусского общества -«людей», полноправных общинников. Он сохранен народной памятью как воспоминание о свободном и благородном прошлом.
историю.
М., 1990. С. 100; Почепцов О.Г. Языковая
ментальность; способ представления
мира // Вопросы языкознания. 1990. № 6.
1
В «Курсе лекций» И.Н.Данилевского
«Древняя Русь глазами современников
и потомков (XI - XII вв.)» (М., 1998.) представлена
иная точка зрения. Согласно ей в Древней
Руси указанного периода наблюдается
«отчуждение властных функций от
общества», «отрицание роли личности
"рядового" человека» (С. 272), по
мнению И.Н.Данилевского «всем членам
древнерусского общества, кроме самого
правителя, в свободе отказывалось»
(С. 272), он
считает
возможным говорить даже о «деспотически
персонифицированной власти» князя
(С. 272). К сожалению все приведенные
выше утверждения в тексте курса никак
не аргументируются, что делает
невозможны ведение какой бы то ни было
дискуссии. 1
Неусыхин А. И. Дофеодальный период как
переходная стадия развития от
родоплеменного строя к раннефеодальному
(тезисы доклада) // Средние века. Вып.
1. М., 1968. Юрганов А.Л. Категории русской
средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998.
С.230.
3 Там
же. С. 220.
4 Там
же. С. 231.
именования высшей аристократии великокняжескими, а в последствии царскими холопами1. Первоначально термин этот использовался для возвышения статуса правителя московской державы, но впоследствии практика эта неизбежно привела к распространению представления, что служилые князья и бояре - не более чем государевы рабы. Процесс формирования государственных отношений по «восточному», говоря условно, образцу шел тем успешнее, что собственные традиции политического быта были весьма неопределенны, а сила официальной идеологии не могла поставить заслон движению в этом направлении потому, что политическая жизнь греческого царства (служившего, как было сказано, идейным образцом) в сущности, тоже строились на основе подданства/министериалитета . Таким образом, повинуясь силе полученного культурного наследства, Русь начала движение по пресловутому «своему пути», направленному на укрепление государства в ущерб индивидууму.
1
Горский А. А. О происхождении «холопства»
московской знати // ОИ. 2003. № 3. С. 80 - 83.
Юрганов А.Л. Категории русской
средневековой культуры. С. 237.
Носов
Н.Е. Становление сословно-представительных
учреждений в России. Л., 1969. С. 9.
146
Строя свою аргументацию в той же системе координат, что и сам Иван, князь Андрей, конечно, не признает себя рабом открыто, более того, в одном из своих посланий он даже причисляет себя (как, впрочем, и своего визави) к «мужам рыцерским», но это не меняет дела: психология министериалитета впиталась уже так глубоко, что даже из недосягаемого далека потомок
ярославских рюриковичей не может от нее избавиться. В прошлом остались времена, когда один князь мог сказать другому: «мы - единого деда внуки», а дружина предъявляла требования князю и добивалась их исполнения. Теперь в тоне посланий бывшего боярина звучит лишь обида несправедливо наказанного слуги, и кару на голову хозяина он призывает не большую, чем полагалась в домонгольское время за убийство своего холопа - угрызения совести. Быть может, конец XVI в. - последний рубеж, на котором Русь еще могла трансформировать основы политической психологии общества. Окажись князь Курбский не в Литве, а во главе какой-нибудь аристократической фронды, договорные начала в отношениях центральной власти и крупных землевладельцев могли быть восстановлены, но этого не случилось.
Впрочем, вопрос о том, насколько велико влияние на русскую политическую культуру разнообразных внешних воздействий, что является в ней наносным, а что исконным практически неразрешим. Принципиальную его сложность показал заочный круглый стол, проведенный журналом «Ab Imperio))1.
1 От
Орды к России: круглый стол // Ab
Imperio. 2002.
№ 1. С. 205-239.
2 Кобрин
В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического
самодержавия в средневековой Руси: К
постановке проблемы // История СССР.
1991. № 4; Данилевский И.Н. Русские земли
глазами современников и потомков (XII
-
XIV
вв.)
148
1 Фроянов
И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования
истории социальной и политической
борьбы. М.-СПб.: Златоуст, 1995. С. 619.
2 Гальперин
Ч. Вымышленное родство. Московия не
была наследницей Золотой Орды // Родина.
2003. № 12. С. 68 - 71.
3 Трепавлов
В. Белый падишах // Родина. 2003. № 12. С.
75.