Гольдман Л. - Лукач и Хайдеггер. - 2009

запозданием, после происшедшего (Vorhanden­ heit); тогда как для диалектического мышления Лукача практика не является индивидуальной, а теория и действительность постоянно оказыва­ ются ее частью.

Однако мысль Хайдеггера представляется бо­ лее глубокой. Его рассуждения о близости даль­ него позволяют предположить, что он вышел за рамки трансцендентального подхода. Бытие бли­ же мне, чем я сам. Хайдеггер раскрывает практи­ ческое отношение к миру не как дистанцирова­ ние я-субъекта от мира-объекта с целью его преобразования, а как их взаимодействие, в ре­ зультате которого «я» становится не господи­ ном, а медиумом бытия.

В 60-е гг. в методологии как естественнонауч­ ного, так и социального познания господствовал неопозитивизм. В полемику с его представителя­ ми вступил и Гольдман. Он реконструировал диа­ лектическую концепцию фактов как наиболее приемлемую в гуманитарных или исторических науках. Гольдмановская концепция фактов напо­ минает «методологический анархизм» Фейерабенда, который часто ссылался на Ленина. Ее ос­ новные моменты состоят в следующем:

1. Буржуазное общество опирается на идеоло­ гию, согласно которой социальная реальность в силу своей природы имеет и должна всегда со­ хранять капиталистическую структуру. Отсюда происходит овеществление социальных фактов, аналогично тому, как это имеет место в естест­ венных науках. Применение методов механи­ ко-математического естествознания и исполь­ зование принятых в науке исследовательских

250

процедур методологически устраняет историче­ ское измерение социальных фактов.

2. Диалектическая логика разоблачает пози­ тивизм как форму видимости, порождаемую ка­ питализмом. От анализа эмпирически данного необходимо перейти к синтезу конкретной то­ тальности как мыслительного воспроизведения действительности.

Лукач еще в 20-е гг. начал полемику с эмпи­ ризмом. Не заходя так далеко, как это сделает И. Лакатос, он полагал, что инвариантная струк­ тура воспринимаемого объекта представляет со­ бой конструкцию, тесно связанную и с природой объекта и с практикой субъекта.1 Факты являют­ ся элементами более широкого контекста и не являются непосредственными данными, образую­ щими фундамент теории.

Лукач осознавал не только идеологическую, но и методологическую «нагруженность» фак­ тов, которая проводится по-разному, в зависимо­ сти от цели познания. Самое простое перечисле­ ние «фактов» без всяких комментариев уже является «интерпретацией»: даже в этом случае факты постигаются, исходя из некоторой теории, некоторого метода, они изымаются из той жиз­ ненной взаимосвязи, в которой первоначально находились, и вводятся в теоретическую взаимо­ связь. Оппортунизм как раз и исходит из фактов не вызывающей сомнений непосредственной дан­ ности и отрицает диалектические рассуждения как спекулятивные.

1Взаимосвязь Лукача и Лакатоса подробно раскрыта

вработах В. А. Бажанова.

251

Истоком овеществления является абстракт­ ный труд. В отличие от конкретного труда произ­ водящего вещи непосредственно для потребле­ ния, абстрактный труд является мерой стоимости и исчисляется временем, затраченным на произ­ водство товара. Абстрактный труд стимулирует расчет и подсчет, и это становится основой науки нового времени. Причем не только математики и физики, но и экономики, права, социологии и других гуманитарных наук. В полной мере эта программа единого подхода к реконструкции ис­ тории естественных и гуманитарных наук была разработана еще Спекторским и наиболее впе­ чатляюще представлена в «Словах и вещах» М. Фуко.

Гольдман считает воззрения Лукача на приро­ ду фактов недостаточно «революционными». По его мнению, Лукач допускает, — вопреки перво­ му тезису о Фейербахе и результатам эпистемо­ логических исследований Ж. Пиаже, — что вос­ приятие объектов и фактов как изолированных друг от друга может быть вполне правомерным и что включение их в тотальность, в историческое целое, важно лишь для того, чтобы признать их значение и функцию. Сегодня позиция Лукача представляется более взвешенной. Признание теоретической «нагруженности» есть лишь одна сторона дела. Другая состоит в том, что факты используются в качестве проверочной основы, и другого способа подтвердить теорию не сущест­ вует. Конечно, такая проверка не является абсо­ лютной, так как факты сами зависят от теорий. Ницше безапелляционно заявлял: фактов нет, есть только интерпретации. Однако факты — это

252

не просто интерпретации, но реализованные, проверенные на практике утверждения. Поэтому с ними приходится считаться даже теологам. Во­ обще говоря, диалектика не только обостряет, но и примиряет противоположности. Согласно Лукачу, истина — это возможность ориентиро­ ваться в практике, но тем не менее существует определенная проблематика научного порядка, которая не сводится к различию подлинности / неподлинности бытия: речь идет о том, чтобы знать, в какой мере тот или иной проект можно или нельзя реализовать.

Эта проблема техно-науки изначально отбра­ сывается Хайдеггером. По его мнению, неопози­ тивизм, как и неокантианство, не выходит за рамки онтического исследования к онтологиче­ скому изучению бытия и его историчности. Раз­ рыв субъекта и объекта, полагание мира как дан­ ного (Vorhanden) берет начало в технической практике Нового времени. Подлинный мир опи­ сывается на основе предпонимания того, что должно быть принято как смысл бытия, который не является непосредственно данным.

У Лукача все совершенно иначе: данное нуж­ дается в конструировании, в научном объясне­ нии. Если в определенный момент люди мыслят так, а не иначе, то это ставит не проблему фено­ менологического описания, но научную пробле­ му. Как происходит, что в определенный момент индивиды на уровне повседневного сознания, ученые, занимающиеся позитивными науками, философы, размышляющие о сути происходяще­ го, оказываются в таком положении разрыва ме­ жду субъектом и объектом?

253

Гольдман утверждает, что Лукач и Хайдеггер стояли перед одинаковыми проблемами, но реша­ ли их в зависимости от своего идеологического выбора. Кроме этого, Гольдман указывает и философские предпосылки, которые разделяют двух философов. Хайдеггер отделяет науку от философии, в которую наука не проникает. У Лукача, напротив, никакая проблема филосо­ фии не ставится правомерным способом, если мы не переводим ее в научные термины. Не сущест­ вует позитивной науки о фактах человеческого существования, также самой по себе правомер­ ной, которую философии не пришлось бы допол­ нять. Следовательно, как раз на уровне научного исследования и придется всякий раз доказывать, почему позитивистский анализ неправомерен и почему философский анализ позволяет нам луч­ ше понять проблему; но и наоборот, когда мы ставим проблему на философском уровне, необ­ ходимо ставить ее исторически, чтобы найти ее положительное объяснение.

Согласно Хайдеггеру, постановка проблемы истины как соответствия представления объекту связана с ложной онтологией. Истина имеет со­ вершенно иной характер, она является характе­ ристикой не только высказываний, которые мо­ гут быть либо истинными, либо ложными, но и бытия, которое может быть подлинным или не­ подлинным, сокрытым или несокрытым.

Сравнение Хайдеггера и Лукача по вопросу о соотношении философской и научной теории с реальностью приводит Гольдмана к выводу, что Хайдеггер, хотя и критикует научный объекти­ визм, т. е. позитивизм, однако остается на пози-

254

ции созерцательности и метафизики. Этот же уп­ рек высказывал и Деррида, который говорил об «онтотеологии» Хайдеггера и расценивал ее как разновидность «метафизики присутствия» или «настоящего» (Praesenz). При «метафизическом» подходе объект, предмет рассмотрения, остается неприкосновенным и неизменным, что и дает ос­ нования говорить о созерцательности, в то время как для диалектического метода центральной проблемой является практическое изменение действительности.

Перефразируя известные выражения Маркса о соотношении теории и практики, Лукач писал: «Практическую сущность теории надо вывести из нее самой и из отношения теории к ее предмету».1 Главная идея Лукача, которую он впоследствии критиковал, состоит в том, что историческая эпо­ ха, начавшаяся вместе с большевистской револю­ цией, образует предпоследний этап на пути к то­ тальному тождеству теории и практики. Гольдман объяснял это тем, что книга была написана в эпо­ ху, когда все условия социалистической револю­ ции были даны, кроме одного: осознания, что эта революция имеет необходимый характер. На са­ мом деле эта вера укоренена в гегелевскую идею развития абсолютного духа, который реализуется,

достигнув стадии абсолютной идеи.

1 Лукач цитирует Маркса: «Теория становится мате­ риальной силой, как только она овладевает массами». Но это еще не превращает теорию в рычаг революции. «Не­ достаточно, чтобы мысль стремилась к воплощению в действительность, сама действительность должна стре­ миться к мысли.» Лукач Г. История и классовое созна­ ние. М., 2003. С. 105.

255

Эта идея в некоторых отношениях сближается с утверждением Хайдеггера о том, что посредст­ вом философского мышления говорит само бы­ тие. В то время как у Хайдеггера речь идет об универсально приемлемом исследовании, обра­ зующем фундамент истории, у Лукача единство теории и практики, направленность теории на мир, а мира на теорию, является историческим фактом, структура которого меняется в ходе развития. Поэтому теоретик может претендовать на достоверный анализ лишь в той мере, в какой он сумеет одновременно объяснить исторические факты и обосновать ими саму теорию.

Что можно сказать по поводу этого, когда-то стоящего ребром вопроса о различии диалекти­ ки и метафизики. На первый взгляд преимуще­ ство диалектики неоспоримо. Все в мире в ту или иную сторону, так или иначе развивается. Относительно истории это почти бесспорно, в отношении природы теория эволюции также до­ казала принцип развития, Вселенная тоже пони­ мается как развивающееся целое. Почему же Хайдеггер говорил о бытии, а не о становлении? Дело в том, что та же диалектика исходит из игры понятий постоянства и изменения, Поэто­ му абсолютное столь же необходимо для описа­ ния мира, как и относительное. Более того, у Ге­ геля развитие завершается реализацией абсолюта. Точно так же коммунизм у Маркса является конечной точкой прибытия. Как из­ вестно, вопрос о возможности истории после завершения системы был также одним из первых вопросов, которые его волновали в период увле­ чения гегельянством.

256

Тотальность и бытие

Как и Хайдеггер, Лукач опирался на феноме­ нологию Э. Гусссерля. Гольдман указал на фун­ даментальное различие между ними. Для Гуссер­ ля характерна вера в абсолютное начало, он приписывает субъекту конститутивную функцию по отношению к миру и тем самым сохраняет неокантианское понятие трансцендентального субъекта. Феноменология опирается на транс­ цендентального субъекта Канта, от которого уже отказались Гегель и Маркс и от которого вновь откажутся Хайдеггер, Ясперс и Сартр.

Гольдман указывает, что бытие и история у Хайдеггера размещаются на онтологическом уровне. Устранившись от науки, Хайдеггер не от­ странился от политики: ссылаясь на онтологию, он стал одним из глашатаев национал-социализ­ ма. Лукач же не принимает никакого принципи­ ального разделения между онтическим и онтоло­ гическим, между непосредственными проблемами и философией. Поиск приемлемых решений по­ литических проблем заставляет его обратиться к философии, и эти же проблемы заставляют его порвать с неопозитивистской и неокантианской традициями.

Уже первая книга Лукача «Душа и формы», опубликованная в 1911 г., выходит за рамки уни­ верситетской философии XIX века. Исходя из конкретной действительности, Лукач ставит про­ блему смысла, но не дает ей систематического решения. Очерки, составляющие книгу, по своей сущности являются попытками' иронического преодоления объективизма в философии. Имен-

257

но в художественных формах или формах суще­ ствования обнаруживаются психические струк­ туры, подлинность которых исследует Лукач. Чувствуя близость такого способа постановки вопросов с иронической позицией Кьеркегора, он посвящает ему один из главных очерков своей книги. Главное событие его жизни — помолвка и разрыв с Региной Ольсен — он расценил как по­ ступок, безуспешно устремленный к достижению абсолюта. Отличие Лукача от экзистенциализма Хайдеггера состоит в том, что он не зацикливает­ ся на феномене страха. Следуя трагической диа­ лектике Кьеркегора и Паскаля «все или ничего», без каких-либо переходов и нюансов, Лукач ставит в своем очерке о трагедии под сомнение ценности западного индивидуализма, господ­ ствовавшие начиная с XVII века. Он обсуждает проблему смерти и представляет человека в связи с двумя возможностями, подлинности и непод­ линности, как это впоследствии будет делать и Хайдеггер в «Бытии и времени». Он описывает неподлинную жизнь, где ничто не осуществляет­ ся полностью и ничто не доходит до своих по­ следних возможностей. В этой неподлинной жизни все разрушается и ничто никогда не рас­ цветает до подлинной жизни. Другие формы неподлинного существования охарактеризованы Лукачем в «Истории и классовом сознании», в главах об овеществлении, о ложном сознании и дурной вере.

Согласно Лукачу, не существует перехода от повседневной жизни к подлинности, но сущест­ вует откровение, чудо, которое непредвиденно проникает в жизнь и необратимо преобразует все

258

в ясный и однозначный свет. В жизни человек страдает и ждет чуда, которое никогда не прихо­ дит. Ожидание как переживание чуда скрыто в каждом событии жизни, словно в таящей угрозу бездне. Чудо — это точка встречи жизни и смер­ ти. Трагическая жизнь — самая земная из всех жизней. Поэтому ее границы всегда смешиваются со смертью. Реальная (неподлинная) жизнь нико­ гда не достигает этой границы и знает о смерти лишь то, что это ужасная вещь, лишенная смыс­ ла, которая внезапно прерывает ее течение. Факт переживания этой границы означает пробужде­ ние души в сознании, в самосознании: душа есть, потому что она ограничена.

Вотличие от Лукача, Хайдеггер опирался на понятие страха, которое трагическая позиция Лукача исключает. Человеческий проект и ис­ тория описываются им как «бытие-к-смерти». Подлинное бытие доступно только в изоляции и благодаря одиночеству. Бытие и история, эти фундаментальные «категории» Хайдеггера, от­ сутствуют в «Метафизике трагедии». Они появ­ ляются в «Истории и классовом сознании», по­ тому что история становится возможной вместе с коллективным субъектом.

В1927 г. Хайдеггер осуществляет синтез двух подходов и объединяет философию истории с философией страха и одиночества Кьеркегора. Речь идет о темпоральности не переживания, как

уГуссерля, а об историчности. Он развивает фе­ номенологическую философию, которая ориен­ тируется на смысл бытия. Он не является ка­ ким-то заранее данным феноменом. Доступ к нему получают не в непосредственном пережива-

259