Принципы феноминологии
У Э. Гуссерля существует три основных принципа или тенденции, из которых выросла феноменологическая философия как особый метод. Прежде всего — так называемый «принцип всех принципов». Этот «принцип всех принципов» точно формулируется уже в начале 1-го тома «Идей». В популярной форме его можно выразить с помощью довольно часто упоминаемого лозунга «Назад к самим вещам!» По-иному он может быть передан в таких словах: «Назад к изначальному, непосредственному опыту!», причем смысл слова «опыт» еще предстоит уточнить. Второй постулат, или принцип, касается реализации непосредственного познания в сфере так называемых идеальных предметностей [(например, математических предметов)], то есть реализации непосредственного априорного познания. И третий принцип требует реализации «имманентного» познания. Второй принцип ведет у Гуссерля и его друзей к онтологическим проблемам, к различного рода рассмотрениям во всевозможных предметных сферах, а третий принцип ведет к трансцендентальной редукции и т.д., из чего возникает некое совершенно определенное миросозерцание или мировоззрение, которое в двадцатых и в начале тридцатых годов перерастает у Гуссерля в так называемый трансцендентальный идеализм.
Основной принцип феноменологии - «к самим вещам», что означает: преодолеть предрассудки и предвзятые мнения, освободиться от привычных установок и навязываемых предпосылок, отстраниться от методологических шаблонов и клише и обратиться к первичному, изначальному опыту сознания, в котором вещи предстают не как предметы уже имеющихся теорий, точек зрения, установок, не как нечто, на что мы смотрим глазами других, но как нечто, что само раскрывается перед нами в раскрывающемся в нас первичном опыте. Сами вещи раскрываются нам, когда мы сами раскрываемся им навстречу, когда мы не мешаем им предстать пред нами такими, каковы они суть - так же как другой человек раскрывает себя нам, когда мы внимаем ему, а не оцениваем его, когда мы лишены предвзятости и обретаем особую настроенность, меняя наши привычные, обыденные установки. «Сами вещи» - это не кантовские «вещи в себе», но это и не порождение нашего воображения. Ясно, что если мы хотим принять данность предмета такой, какой она к нам приходит, мы не должны что-либо добавлять в этот предмет «от себя», «вкладывать» в этот предмет определенные структуры нашего разума. Феноменология предлагает изучать субъективность для того, чтобы четко различить, что же принадлежит нашему сознанию, а что - предмету. Лишь описание предмета, или вещи (опять-таки в самом широком смысле) может нам дать «саму вещь».
Феноменология исследует и приводит в систему априорное в сознании; сводя априорное к «последним… сущностным необходимостям», она тем самым задаёт основные понятия наукам. Задача феноменологии — «в познании полной системы образований сознания, конституирующих» объективный мир.
Это «изначально дающее созерцание» и есть именно то, что я ранее обозначил выражением «непосредственный опыт». Употребление этого оборота будет полезным, поскольку тем самым становится ясной противоположность между «опытом» в гуссерлевском смысле (изначально дающим созерцанием или интуицией) и понятием «опыта» у эмпиристов или позитивистов.
«Опыт» — обычное немецкое слово, «изначально дающий опыт» — уже технический термин, и что в конечном счете должно обозначать это «изначально», трудно сказать с достаточной точностью.
Но в гуссерлевской формулировке «принципа всех принципов» есть еще одно чрезвычайно примечательное дополнение. Изначально данное следует просто принять, правда, лишь «в тех границах, в которых оно себя дает». «В границах!» — Что же это такое, эти «границы» данного? Точное объяснение этого станет возможным лишь позднее, пока же мы ограничимся следующим указанием: здесь содержится намек на то, что в этой данности, в этом предельном источнике все еще имеются определенные познавательные различия, что данность не везде обладает одними и теми же правами, одной и той же силой подтверждения. И в этом выявляет себя, если присмотреться внимательнее, первое различие между гуссерлевским понятием опыта или изначально дающего созерцания и традиционным эмпиристским понятием.
Для эмпиристов и, в особенности, для позитивистов существовало в лучшем случае два различных типа или вида опыта. «В лучшем случае» — поскольку для Конта, например, существовал по сути дела лишь один вид опыта, и это было внешнее или, точнее говоря, чувственное восприятие.
Но как только был выдвинут «принцип всех принципов», согласно которому изначально дающее созерцание есть последний источник права всякого познания, как только решились признать, что есть такие познавательные акты, которые дают нам и делают для нас присутствующим сам предмет, который мы стремимся познать, как только поняли, что модусы явления, в которых нам дан предмет, могут быть различными и в зависимости от этих различий могут сказать нам о предмете больше или меньше, с большим или меньшим основанием, с большим или меньшим правом и т.д., — сразу же стало ясно, что тем самым происходит существенный сдвиг в проблематике познания мира. Теперь выдвигается постулат о необходимости достижения в каждом случае этого непосредственного, изначально дающего созерцания. Его, однако, можно не только достигать, в нем можно упражняться. Заниматься этим чрезвычайно важно, поскольку оно открывает нам мир, такой, какой он есть, его облик, его самость. Акцент теперь делается на непосредственное познание в каждом регионе бытия. Напротив, то, на чем делается ударение в естественных науках (и даже у эмпириков) — это лишь более поздняя забота, более поздняя задача познания, это — вопрос о том, каков каузальный путь, приведший к тому, что в данный момент предмет имеет такие-то и такие-то определения. Каузальные проблемы, конечно, не отвергаются феноменологами, и ценность их совсем не преуменьшается. Феноменологи просто говорят, что вначале должен быть обретен непосредственный опыт интересующего нас предмета. Вначале следует предпринять попытку точного описания того, что в том или ином случае дано в опыте, что осознается, и лишь затем происходит понятийное постижение того, что уже было схвачено созерцательно. И только когда мы уже знаем, что здесь дано, следует отвечать на вопрос, откуда или из чего оно появляется, каков каузальный путь, приведший к тому, что оно является таким-то и таким-то.
Если выдвигают «принцип всех принципов», то, помимо двух других принципов, возникают и различные иные следствия. Что в познании является в конечном счете решающим? Изначальное созерцание. И если для особым образом оформленного предмета достигается соответствующий и особенно достоверный способ данности, то он несомненен и дает основание для окончательного решения. И наоборот, все, что не находит подтверждения в этой предельной сфере, является сомнительным: в нем можно усомниться, оно может быть ложным даже в большей мере, чем те заблуждения, о которых я говорил ранее заблуждения сами выказывают себя заблуждениями и потом уже не опасны.
Наряду с «позитивным» постулатом, вытекающим из «принципа всех принципов», из него, поэтому, вытекает и «негативный» постулат: как бы красиво нечто ни было выстроено и обосновано в научном отношении, не следует ничего принимать, ни во что нельзя верить, если ему нельзя найти подтверждения в изначальном созерцании, из источников предельной достоверности! Коль скоро какая-то концепция представляет собой некую хотя и красивую, но абстрактную теорию, основания которой были почерпнуты только из повседневного опыта, она для наших исследований не может служить в качестве предпосылки, исходного пункта рассуждения. На первый взгляд кажется, что это — не что иное, как эмпиристский принцип. Ведь эмпирики тоже говорят: всякая теория должна иметь основу в опыте. Между тем, у Гуссерля смысл «опыта» стал другим, что проявляется среди прочего и в том, что стали другими результаты философского исследования. Каково же следующее методологическое следствие из того факта, что мы говорим: «Положим конец тысячам философских направлений, систем, спорящих друг с другом; построим наконец-то одну философию, причем именно с помощью «принципа всех принципов»? Это следствие заключается в том, что мы ничего не говорим о том, чему мы не нашли подтверждения в предельном, изначальном опыте. Заветное желание и самое главное стремление Гуссерля на протяжении всей его жизни в том и состояло, чтобы построить единую философию. Это стремление разделяли и другие феноменологи. Эта философия, хотя она не забывает, что были и другие философии, и не отрицает, что были сделаны гениальные открытия, все же должна быть построена полностью заново, для нее должно быть заложено новое основание. В определенном смысле можно сказать: забудьте все, что вы знаете, и начните действительно разрабатывать непосредственный опыт! Представители частных наук говорят, что философия — это история человеческих заблуждений. Феноменологи этого совсем не утверждают. Но философия, понятая в феноменологическом смысле, не должна быть продолжением ни прежней философии, ни позитивной науки.
Здесь проявляется принципиальная и наиболее глубокая противоположность в философии современности. Феноменологи говорят: мы испытываем глубокое уважение к науке, но мы не принимаем ее как предпосылку, мы сами все начинаем заново. Позитивисты же говорят: нет, философию мы можем развивать только как продолжение наук, иначе все становится полной бессмыслицей, ненаучной болтовней. А Гуссерль говорит: ну, конечно, всякое начало познания ненаучно. Оно даже должно быть заложено «ненаучным образом»; если же его хотят заложить «научно», то оно будет уже не началом, а продолжением; но тогда это уже совсем не философия. Это убеждение на протяжении многих лет стоило Гуссерлю тяжкой борьбы со всем его университетским окружением.
Итак, феноменология, отвлекаясь от существующего, рассматривает сущности— возможное, априорное в сознании. «Старинное учение онтологии— познание «возможностей» должно предшествовать познанию действительности — это, на мой взгляд, великая истина, — если только она понята верно и верно поставлена на службу делу»[3]. Кроме того, это дескриптивная наука, ограниченная непосредственной интуицией (очевидностью), то есть её метод — прямое интуитивное созерцание сущностей. Более того, это дескриптивная наука о сущности трансцендентально чистых переживаний.
Одним критерием действительности чего-либо является очевидность. Необходимо установить первые очевидности, которые лягут в основу достоверного знания. Эти очевидности должны быть аподиктичными: очевидное сейчас может стать сомнительным позднее, оказаться видимостью, иллюзией; «аподиктическая же очевидность обладает той замечательной особенностью, что она не только вообще удостоверяет бытие очевидных в ней вещей или связанных с ними обстоятельств, но одновременно посредством критической рефлексии раскрывается как простая немыслимость их небытия».
Феноменологическая стратегия состоит в том, чтобы отказаться редукционизма и описать вещи (в самом широком смысле) такими, какими они проявляют себя, не отсылая к чему-то другому, т.е. описать их как феномены.
Таким образом, феноменология— дескриптивная наука о сущностях трансцендентально чистых переживаний в пределах непосредственной интуиции. «…Поле феноменологии — это анализ раскрываемого в непосредственной интуиции априори, фиксаций непосредственно усмотримых сущностей и взаимосвязей таковых и их дескриптивное познание в системном союзе всех слоев в трансцендентально чистом сознании».