Мат и генофонд

Наример, человек постоянно использует в своей речи бранные слова. При этом его хромосомы начинают активно менять свою структуру. В этом случае, если речь человека насыщена отрицательными по смыслу словообразованиями, в молекулах ДНК начинает вырабатываться "отрицательная программа". Постепенно эти искажения становятся столь значительными, что видоизменяют структуру ДНК, и это передается потомкам. Накопление таких негативных качеств может быть названо "программой самоликвидации". Ученые зафиксировали: бранное слово вызывает мутагенный эффект, аналогичный радиационному облучению. Слово может убивать и может излечивать, если оно доброе. Это обоюдоострый инструмент. Бранная, искаженная речь губительна. Ошеломляющим является вывод ученых. ДНК воспринимает речь и ее смысл. Волновые "уши" ДНК непосредственно усваивают звуковые колебания. При этом для ДНК не имеет значения, является ли собеседник живым человеком или телевизионным героем.

Коснемся основной структурно-функциональной и генетической единицы человека - клетки. Клетка состоит из оболочки, цитоплазмы и ядра. Ядро является основным компонентом всех клеток. Одна из составляющих ядра - хромосомы, а в хромосомах содержится 99 процентов ДНК. Роль ДНК заключается в хранении, воспроизведении и передаче генетической информации. Мат разрушает хромосомы. С изменением ядра меняется качество клетки тела человека. Отсюда болезни физические и психические.

Давайте задумаемся о тех словах которые мы произносим. Ради нашего будущего, ради наших близких, ради наших детей, ради нас с вами!

СЛОВА, КОТОРЫЕ МЫ УПОТРЕБЛЯЕМ

Стерва

Каждый, открывший словарь Даля, может прочесть, что под стервой подразумевается… "дохлая, палая скотина", то есть, проще говоря — падаль, гниющее мясо.

Зараза

И тем не менее, изначально это был все-таки комплимент. В первой половине XVIII века светские ухажеры постоянно "обзывали" прекрасных дам "заразами", а поэты даже фиксировали это в стихах.А всё потому, что слово "заразить" изначально имело не только медицински-инфекционный смысл, но и было синонимом "сразить". Женщины «сражали» мужчин…

Кретин

Если бы мы перенеслись где-то веков на пять-шесть назад в горный район французских Альп и обратились к тамошним жителям: "Привет, кретины!", никто бы вас в пропасть за это не скинул. А чего обижаться — на местном диалекте слово cretin вполне благопристойное и переводится как… "христианин" (от искаженного франц. chretien). Так было до тех пор, пока не стали замечать, что среди альпийских кретинов частенько встречаются люди умственно отсталые с характерным зобом на шее. Позже выяснилось, что в горной местности в воде частенько наблюдается недостаток йода, в результате чего нарушается деятельность щитовидной железы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда врачи стали описывать это заболевание, то решили не изобретать ничего нового, и воспользовались диалектным словом "кретин", чрезвычайно редко употреблявшимся. Так альпийские "христиане" стали "слабоумными".

Идиот

Греческое слово "идиот" первоначально не содержало даже намека на психическую болезнь. В Древней Греции оно обозначало "частное лицо", "отдельный, обособленный человек". Не секрет, что древние греки относились к общественной жизни очень ответственно и называли себя "политэс". Тех же, кто от участия в политике уклонялся (например, не ходил на голосования), называли "идиотэс" (то есть, занятыми только своими личными узкими интересами). Естественно, "идиотов" сознательные граждане не уважали, и вскоре это слово обросло новыми пренебрежительными оттенками — "ограниченный, неразвитый, невежественный человек". И уже у римлян латинское idiota значит только "неуч, невежда", откуда два шага до значения "тупица".

Болван

"Болванами" на Руси называли каменных или деревянных языческих идолов, а также сам исходный материал или заготовку — будь то камень, или дерево (ср. чешское balvan — "глыба" или сербохорватское "балван" — "бревно, брус"). Считают, что само слово пришло в славянские языки из тюркского.

Дурак

Очень долгое время слово дурак обидным не было. В документах XV–XVII вв. это слово встречается в качестве… имени. И именуются так отнюдь не холопы, а люди вполне солидные — "Князь Федор Семенович Дурак Кемский", "Князь Иван Иванович Бородатый Дурак Засекин", "московский дьяк Дурак Мишурин". С тех же времен начинаются и бесчисленные "дурацкие" фамилии — Дуров, Дураков, Дурново… А дело в том, что слово "дурак" часто использовалось в качестве второго нецерковного имени. В старые времена было популярно давать ребенку второе имя с целью обмануть злых духов — мол, что с дурака взять?

Лох

Это весьма популярное ныне словечко "лох " - два века назад было в ходу только у жителей русского севера и называли им не людей, а… рыбу. Наверное, многие слышали, как мужественно и упорно идет к месту нереста знаменитый лосось (или как его еще называют — семга). Поднимаясь против течения, он преодолевает даже крутые каменистые пороги. Понятно, что добравшись и отнерестившись рыба теряет последние силы (как говорили "облоховивается") и израненная буквально сносится вниз по течению. А там ее, естественно, ждут хитрые рыбаки и берут, как говорится, голыми руками. Постепенно это слово перешло из народного языка в жаргон бродячихторговцев — офеней (отсюда, кстати, и выражение "болтать по фене", тоесть общаться на жаргоне). "Лохом" они прозвали мужичка-крестьянина,который приезжал из деревни в город, и которого было легко надуть

Шваль

Так как крестьяне не всегда могли обеспечить "гуманитарную помощь" бывшим оккупантам, те нередко включали в свой рацион конину, в том числе и павшую. По-французски "лошадь" — cheval (отсюда, кстати, и хорошо известное слово "шевалье" — рыцарь, всадник). Однако русские, не видевшие в поедании лошадей особого рыцарства, окрестили жалких французиков словечком "шваль", в смысле "отрепье".

Шантрапа

Не все французы добрались до Франции. Многих, взятых в плен, русские дворяне устроили к себе на службу. Для страды они, конечно, не годились, а вот как гувернеры, учителя и руководители крепостных театров пришлись кстати. Присланных на кастинг мужичков они экзаменовали и, если талантов в претенденте не видели, махали рукой и говорили "Сhantra pas" ("к пению не годен").

Подлец

А вот это слово по происхождению польское и означало всего-навсего "простой, незнатный человек". Так, известная пьеса А. Островского "На всякого мудреца довольно простоты" в польских театрах шла под названием "Записки подлеца". Соответственно, к "подлому люду" относились все не шляхтичи.

Шельма

Шельма, шельмец — слова, пришедшие в нашу речь из Германии. Немецкоеschelmen означало "пройдоха, обманщик". Чаще всего так называли мошенника, выдающего себя за другого человека. В стихотворении Г. Гейне "Шельм фон Бергер" в этой роли выступает бергенский палач, который явился на светский маскарад, притворившись знатным человеком. Герцогиня, с которой он танцевал, уличила обманщика, сорвав с него маску.

Мымра

"Мымра" — коми-пермяцкое слово и переводится оно как "угрюмый". Попав в русскую речь, оно стало означать прежде всего необщительного домоседа (в словаре Даля так и написано: "мымрить" - безвылазно сидеть дома"). Постепенно "мымрой" стали называть и просто нелюдимого, скучного, серого и угрюмого человека.

Сволочь

"Сволочати" — по-древнерусски то же самое, что и "сволакивать". Поэтому сволочью первоначально называли всяческий мусор, который сгребали в кучу. Это значение (среди прочих) сохранено и у Даля: "Сволочь — все, что сволочено или сволоклось в одно место: бурьян, трава и коренья, сор, сволоченный бороною с пашни". Со временем этим словом стали определять ЛЮБУЮ толпу, собравшуюся в одном месте. И уж потом им стали именовать всяческий презренный люд — алкашей, воришек, бродяг и прочие асоциальные элементы.

Подонок

Еще одно слово, которое изначально существовало исключительно во множественном числе. Иначе и быть не могло, так как "подонками" называли остатки жидкости, остававшейся на дне вместе с осадком. А так как по трактирам и кабакам частенько шлялся всякий сброд, допивающий мутные остатки алкоголя за другими посетителями, то вскоре слово "подонки" перешло на них. Возможно также, что немалую роль сыграло здесь и выражение "подонки общества", то есть, люди опустившиеся, находящиеся "на дне".

Ублюдок

Слово "гибрид", как известно, нерусское и в народный арсенал вошло довольно поздно. Гораздо позже, нежели сами гибриды - помеси разных видов животных. Вот и придумал народ для таких помесей словечки "ублюдок" и "выродок". Слова надолго в животной сфере не задержались и начали использоваться в качестве унизительного наименования байстрюков и бастардов, то есть, "помеси" дворян с простолюдинами.

Наглец

Слова "наглость", "наглый" довольно долго существовали в русском языке в значении "внезапный, стремительный, взрывчатый, запальчивый". Бытовало в Древней Руси и понятие "наглая смерть", то есть смерть не медленная, естественная, а внезапная, насильственная. В церковном произведении XI века "Четьи Минеи" есть такие строки: "Мьчаша кони нагло", "Реки потопят я нагло" (нагло, то есть, быстро).

Пошляк

"Пошлость" — слово исконно русское, которое коренится в глаголе "пошли". До XVII века оно употреблялось в более чем благопристойном значении и означало все привычное, традиционное, совершаемое по обычаю, то, что ПОШЛО исстари. Однако в конце XVII — начале XVIII веков начались Петровские реформы, прорубка окна в Европу и борьба со всеми древними "пошлыми" обычаями. Слово "пошлый" стало на глазах терять уважение и теперь всё больше значило - "отсталый", "постылый", "некультурный", "простоватый".

Мерзавец

Этимология "мерзавца" восходит к слову "мерзлый". Холод даже для северных народов никаких приятных ассоциаций не вызывает, поэтому "мерзавцем" стали называть холодного, бесчувственного, равнодушного, черствого, бесчеловечного… в общем крайне (до дрожи!) неприятного субъекта. Слово "мразь", кстати, родом оттуда же. Как и популярные ныне "отморозки".

Негодяй

То, что это человек к чему-то не годный, в общем-то, понятно… Но в XIX веке, когда в России ввели рекрутский набор, это слово не было оскорблением. Так называли людей, не годных к строевой службе. То есть, раз не служил в армии — значит негодяй!

Чмо

"Чмарить", "чмырить", если верить Далю, изначально обозначало "чахнуть", "пребывать в нужде", "прозябать". Постепенно этот глагол родил имя существительное, определяющее жалкого человека, находящегося в униженном угнетенном состоянии. В тюремном мире, склонном ко всякого рода тайным шифрам, слово "ЧМО" стали рассматривать, как аббревиатуру определения "Человек, Морально Опустившийся", что, впрочем, совершенно недалеко от изначального смысла.

Ругань противоестественна. Хотя её и можно считать своего рода применением языка, причём достаточно распространённым (бранные слова и выражения присутствуют, наверное, во всех языках мира), по своей сути она противоречит всему языку. Брань и язык носят задачи прямо противоположные. Цель языка состоит в объединении людей. Люди говорят между собой, чтобы лучше понять друг друга. Без этого невозможно действовать и жить сообща. У ругани цель иная: её задача – не сблизить, а наоборот, разобщить людей, провести между ними границу. Бранясь, человек показывает другому, что тот зря претендует на понимание. Он должен держать дистанцию, знать своё место. И место это может оказаться самым ничтожным.

Исходной точкой возникновения ругани можно считать схватку с врагом. Брань – это не только обмен ругательствами, но и битва, сражение. И сегодня «поле боя» и «поле брани» для нас синонимы. В древности, встречаясь с противником лицом к лицу, человек не сразу пускал в дело оружие. Сначала вместо оружия идут в дело слова. Если поединщики говорят на одном языке, они могут хвалиться своей сноровкой и силой, пытаясь запугать врага и тем стяжать себе психологическое преимущество. Оставить похвальбу противника без комментариев – значит признать, что он тебя превосходит, проиграть словесную схватку («базар»). Отвечая, можно похвалиться самому, а можно свести его хвастовство на нет, опрокинув слова словами.

Насмешка, шаржирование имеет непосредственное отношение к ругани. «Поругаться» изначально значило «надсмеяться». Обидные слова (хам, очкарик, ботаник, козёл, бык, свинья, и тому подобные) – это тоже ругательства.

Назвав человека, к примеру, «свиньёй» – это в тайне желать видеть в человеке свинью.

Назвать человека по его недостатку (например, обращение к человеку в очках – «эй ты, очки!») – обидчику – смешно, жертве – обидно. А ведь, в подобную ситуацию может попасть и обидчик!

Матерщина по своей структуре подобна проклятью, она тоже – магическая словесная формула. Матерная брань наиболее оскорбительна, когда не скрывает этой своей природы, когда она адресна и действительно направлена против конкретного человека. Но чаще брань прячет своё лицо.

На первый взгляд в мате нет ничего магического. Матерщина, как определяют её словари, – это просто слова определённого содержания. То, что речь человека может быть густо усеяна ими, не представляет из себя никакой загадки. Подобным же образом в языке существуют многие слова-паразиты.

Человек, не умеющий говорить связно, испытывает затруднения на стыке слов. То, что он хочет сказать, находится в его уме. Мысли сталкиваются одна с другой, не зная никакого порядка. Речь же требует, чтобы из этого хаоса человек вытянул – как нитку из пряжи – определённую последовательность слов. Речь линейна, нельзя сказать всё сразу, но только – одно за другим. К тому же от того, как выстроятся слова, зависит понятность сказанного. Речь должна соответствовать грамматической модели, принятой в языке. Профессиональный оратор не задумывается над этим, для него составляет проблема высказаться. Человек же, не привыкший говорить длинные речи, испытывает затруднение всякий раз, когда ему приходится что-то рассказывать. И в тот момент, когда у него на языке не оказывается нужного слова, с него соскальзывает слово-паразит, не давая речи оборваться молчанием. Но лучше промолчать, чем нести всякую чушь. Но прервать молчание, означает начать говорить заново, что требует большего расхода энергии, чем беспрерывное продолжение речи. Пустые слова, образуя мостик между словами, которые что-то значат, выполняют роль «смазки», сохраняют непрерывность речи и этим экономят говорящему силы.

Чаще всего в роли таких слов используются указательные частицы – «это», «вот», «значит». Помимо них, роль «смазки» играют и другие, начиная от общепринятого «ну», «э», «э-э-э-…», и кончая диалектическими и специфическими «дык» и т.п. Используемые в этом качестве, они не имеют за собой никакого значения, к тому же они, как правило, не велики по длине, что снижает затраты энергии, расходуемой впустую.

Матерные слова имеют совсем другую природу. Они принадлежат к разряду табуированных слов. «Табу» – слово полинезийского происхождения. В современном языке им легко могут назвать любой строгий запрет. Однако то, что для обозначения запрета, играющего значительную роль в архаических обществах, потребовалось особое слово, подсказывает, что здесь дело не только в строгости. Человек, нарушивший табу, подлежал наказанию, часто – смерти. Почему? Не потому, что он преступил установления общества, – это лишь внешняя сторона. Хотя табу и налагалось людьми, это были не просто люди. Это были вожди; право налагать и снимать табу определялось не самим авторитетом вождя, а тем, что создавало этот авторитет. В Полинезии вождь считался обладающим особой сверхъестественной силой – маной. Именно обладание маной и делало человека вождём. Всё, в чём по убеждению полинезийцев заключена мана, они считали святым. Ману можно было утратить, и чтобы этого не случилось как раз использовали табу, путём запретов регулирующее отношения человека и сверхъестественного. Таким образом, слово табу может быть использовано только в том случае, если обозначаемые этим словом запреты регулируют не человеческие отношения, а отношения человека с миром сверхъестественных сил.

Использование слов занимает в этих отношениях не последнее место. Слово, если это существительное, выполняет прежде всего функцию имени. Назвать по имени – это то же самое, что окликнуть, позвать. И если обычный человек слышит зов, лишь находясь поблизости, то сверхъестественные силы услышат всегда. Поэтому, например, человек боится называть смерть своим именем (услышит – ещё придёт) и называет мёртвого покойником, усопшим, используя метафоры там, где не решается говорить прямо.

То, что матерные слова подлежат табу, свидетельствует об их сакральной природе. Корни матерщины лежат в язычестве. Не все слова, которые мы сегодня считаем матерными, восходят к языческому культу, но тем, что люди матерятся, мы обязаны, скорее всего, ему. Языческие обряды, посвящённые самым разным богам, часто принимали формы, оскорбляющие нравственное сознание обыкновенного человека. То, что творилось во имя богов, не могло происходить в обыденной жизни, это бы сочли преступлением. И хотя в обыкновенной жизни отношения между полами регулировались общественными установлениями, призванными обеспечить стабильное существование общества, во время языческих праздников, как правило, посвящённых богам плодородия, практиковалось всевозможное бесчинство.

Снова обратимся к Библии. Сквернословие – грех. Первый грех, человек совершил ещё в раю, когда нарушил запрет, установленный Богом. Хитрость змея проявилось в том, что он обратил внимание на запретное дерево как на что-то особенное. В самом запрете нет искушения. Искушение начинается тогда, когда мы начинаем подозревать, что запретный плод имеет свои хорошие стороны.

Слова-паразиты, мат, – это свидетельство бессилия человека выразить свою мысль, признак слабости, а не силы. Их использование делает речь невыразительной, пустой. Каждое такое слово указывает на место провала, где человек не справился со своим языком и оставил смысл без выражения.

Матерная речь агрессивна. Матерщина не просто ругань, стремление одержать верх над противником в словесной стычке. В конечном счёте, она направлена не против людей, а против Бога, за что и получила именование «чёрной ругани». Материться значит «ругаться по чёрному». Чёрный цвет ещё с дохристианских времён относился к силам зла. Поэтому мат носит чисто магический, сакральный характер. Мат – элемент служения Сатане, проникший в светскую жизнь. Каждое матерное слово – это хуление Бога и прославление Сатаны. Поэтому не случайно, что нецензурные слова у матерщинника заменяют молитвы. В трудные минуты, в почти безвыходной ситуации, в тяжёлом труде он не ищет помощи в обращении к Богу, а матерится. Всплеск энергии в матерном слове, – и дело движется, хотя толкает его зло, которому тем самым отдаёт себя человек. Работа со злостью может быть эффективной. В результате воспитывается условный рефлекс: плохо тебе – матернись. Так человека отлучают от Бога. Всё равно, что «продать душу» Дьяволу.

Поэтому следует сказать чётко и ясно, что матерщина – это служение Сатане, которое человек осуществляет по собственной воле и публично. Возможно, что это достаточно страшно, чтобы сподвигнуть человека обуздать свой язык.

Не перевелись ещё здравые, сознательные люди – не только Православная Церковь вовсю бьёт тревогу – многие исследователи и учёные обращают внимание на то, что мат грозит стать чуть ли не альтернативой нормальному русому языку, что сквернословие наносит вред не только духовному, но и физическому здоровью нации. Но слышны ли эти голоса?.. Время покажет, а жизнь расставит всё по своим местам.

Да, речь пойдёт о сквернословии… Страшная болезнь нашего общества, которой поражены сегодня многие и многие – старики и дети, рабочие и интеллигенция, люди самых разных слоёв и возрастных групп не стыдятся вставить в свою речь в качестве «красного словца» отборную матерную ругань. То, что даже несколько лет назад (именно лет, а не десятков) считалось верхом бесстыдства и распущенности, сегодня стало чуть ли не нормой жизни.

Главная причина в том, что брань, как ни парадоксально это звучит, стала универсальным коммуникации. Она обозначает понятия, на обозначение которых «цивильными» словами потребовалось бы и много слов, и много времени.

Скажем, вы едете в такси, водитель которого совершил оплошность, и чуть было не попал в тяжёлую аварию, подвергнув вашу жизнь опасности. Естественно, вы должны выразить ему неодобрение. Представьте себе, сколько фраз вы должны были бы произнести, чтобы сказать, что он разгильдяй, безответственный человек, забывший, что его долг – забота о пассажире. Уверен, что всё это вам и в голову не придёт. Попав в такую ситуацию, вы произнесёте всего одно слово, в котором сконцентрирована вся та характеристика, которую вы желаете дать водителю. Тем более что это слово универсально: оно характеризует любого человека, какую бы ошибку он не совершил. А в нашем конкретном примере и сам водитель выразил бы своё отношение и к самому себе, и к происшедшему двумя-тремя словечками, облегчил бы душу, и вы с миром поехали бы дальше.

Так что в наш стремительный век, когда время дороже денег, бранные слова приобрели удивительную функцию: они стали заменителями многих понятий, обозначая не явление, как правило негативное, а отношение к нему. А это для многих удобно – выразить своё отношение к самым разнообразным житейским ситуациям одной и той же фразой. Главное, думать не надо, слова подбирать, сказанул – и всем понятно, и на душе легче. Но ни смотря ни на что, это примитивный способ общения!

И ещё одну функцию обнаружили у сквернословия. Оно зачастую заменяет собой физическую силу. В самом деле, чем может закончиться ссора двух подвыпивших приятелей, если бы не было у них готовых словесных форм «на все случаи жизни»? В лучшем случае дракой на кулаках. А тут прокричали друг другу в лицо одни и те же фразы и мирно сели допивать. Но это не выход. Мат – это одна из «бомб замедленного действия», которая разрушает организм человека, сперва только на «энергетическом уровне», а потом и на «физическом».

Из этого не следует, что надо материться всегда и по любому поводу. Лучше всё же воздерживаться. Находить альтернативный выход. От частого употребления бранных слов их профилактические свойства стираются, душа грубеет, здоровье ухудшается. И душе уже становятся неподвластны прекрасные порывы. А это грустно. Так что будем культурными, блин!

Новый вирус.

То, что любая информация изменяет наше с вами сознание, сегодня знает, наверно даже школьник. Но, чтобы понять, как это происходит, потребовалось более полутора столетий. Каким образом на человеческий организм влияют не какие-то огромные блоки информации, а обыкновенные слова. Учёным удалось доказать, что каждое произнесённое нами или постоянно произносимое рядом с нами слово очень отчётливо влияет на наши же гены! Результатом этого влияния при упорном (положительном или отрицательном) воздействии через какое-то время становится не просто передача видоизменённых генов потомству, но и смена собственного генетического кода человека, касающегося темпов старения и срока жизни!

Не только человек обладает какой-то энергетикой, но и каждое его слово тоже несёт свой собственный энергетический заряд. А отсюда уже остаётся совсем один, крохотный шажок до начала Библии – «Вначале было Слово…». Следовательно, результаты воздействия слов на наши гены – более чем интересны, ведь речь идёт о продлении молодости (и наоборот) и о сроках жизни! А как выяснилось – ещё и о судьбе…

Очевидно, что разные слова «заряжены» по-разному, причём так же, как в обычной физике, зарядов может быть только два: либо положительный, либо отрицательный. Так вот, любая матерщина идёт со знаком «минус». Уже в 90-е годы XX (прошлого) века, группа учёных выпустила на основе своей диссертации книгу, в которой приводится масса примеров, связанных с наблюдениями за конкретными людьми.

Обследование в течение нескольких лет двух групп людей одного возраста, из которых одна – принципиальные многолетние сквернословы, а вторая – те, кто обходится без крепкого словца, показало, что у матерщинников очень быстро появляются возрастные изменения на клеточном уровне, а вслед за этим и разнообразные болячки. Во второй группе картина прямо противоположная. В частности, организм пятидесятилетней учительницы русского языка, несмотря на нервную работу, оказался моложе своего паспортного возраста на 13-15 лет!

Так что же это за разрушительная энергия, заключённая в словах родного русского матерка?.. Послушаем на этот раз, о чём свидетельствует история.

Имя демона. «О трёхэтажных конструкциях» народного языка.

А свидетельствует история о том, что мат, оказывается, и не такой уж нам родной, как принято сегодня считать.

Бранные слова, это не что иное, как имена демонов, с которыми в незапамятные времена по различным поводам «общались» наши языческие предки! Все слова русского мата имеют то же самое демоническое происхождение.

Далёкие предки произносили имена демонов с одной из двух целей: либо ублажить (принося при этом кровавые жертвы), либо напугать. В последнем случае к имени демона присоединялись другие бранные слова, поскольку целью человека, стремящегося отпугнуть его, было доказать демону, что по степени непотребства он ему способен дать сто очков вперёд и знается с нечистью посильнее и похуже него.

А что делает большинство современных людей? Они матерятся с ближними, порой самыми близкими людьми, или призывают древних демонов просто так, для красного словца. И между прочим с тем же результатом, что и пращуры, которые взывали ко Злу, чтобы наказать кого-то за серьёзные проступки, – призывают это Зло себе на голову изо дня в день, из года в год. В итоге получаем вначале неприятности мелкие, потом всё более крупные: со здоровьем, детьми, любимыми, наконец, просто попадаем в полосу хронического невезения…

Многие полагают, что мат – глубоко русская традиция. На самом деле сквернословие на Руси примерно до середины XIX века не только не было распространено даже в деревнях, но и очень долго являлось уголовно наказуемым! Ещё при царях Михаиле Фёдоровиче и Алексее Михайловиче на Руси выматерившегося человека подвергали публичной порке. А народная мудрость утверждала и утверждает, что в семье сквернослова нет мира, а сама склонность к матерщине всегда сопровождается и другими пороками – начиная алкоголизмом и кончая всевозможными формами бытовой агрессии. Доказывать эту мысль не надо – достаточно оглядеться по сторонам. Подобная точка зрения сформировалась, укрепилась и долгое время существовала в виде традиции, в течении первых десятилетий после Крещения Руси и, следовательно, связана с церковью.

Сквернословие – обращение к Сатане и скрытое его прославление.

Ругань противоестественна. Хотя её и можно считать своего рода применением языка, причём достаточно распространённым (бранные слова и выражения присутствуют, наверное, во всех языках мира), по своей сути она противоречит всему языку. Брань и язык носят задачи прямо противоположные. Цель языка состоит в объединении людей. Люди говорят между собой, чтобы лучше понять друг друга. Без этого невозможно действовать и жить сообща. У ругани цель иная: её задача – не сблизить, а наоборот, разобщить людей, провести между ними границу. Бранясь, человек показывает другому, что тот зря претендует на понимание. Он должен держать дистанцию, знать своё место. И место это может оказаться самым ничтожным.

Исходной точкой возникновения ругани можно считать схватку с врагом. Брань – это не только обмен ругательствами, но и битва, сражение. И сегодня «поле боя» и «поле брани» для нас синонимы. В древности, встречаясь с противником лицом к лицу, человек не сразу пускал в дело оружие. Сначала вместо оружия идут в дело слова. Если поединщики говорят на одном языке, они могут хвалиться своей сноровкой и силой, пытаясь запугать врага и тем стяжать себе психологическое преимущество. Оставить похвальбу противника без комментариев – значит признать, что он тебя превосходит, проиграть словесную схватку («базар»). Отвечая, можно похвалиться самому, а можно свести его хвастовство на нет, опрокинув слова словами.

Насмешка, шаржирование имеет непосредственное отношение к ругани. «Поругаться» изначально значило «надсмеяться». Обидные слова (хам, очкарик, ботаник, козёл, бык, свинья, и тому подобные) – это тоже ругательства.

Назвав человека, к примеру, «свиньёй» – это в тайне желать видеть в человеке свинью.

Можно ведь намекнуть, сказать как-то без ругательств, найти альтернативу ругани.

Назвать человека по его недостатку (например, обращение к человеку в очках – «эй ты, очки!») – обидчику – смешно, жертве – обидно. А ведь, в подобную ситуацию может попасть и обидчик!

В уличной сутолоке, назвав человека хамом, можно не заметить, что ты ругнулся. На самом же деле именем хама мы уподобили жертву нашего обращения библейскому персонажу, прославившемуся себя не лучшим образом.

Вопрос лишь в том, что люди ожидают от слов.

Если допустить, что слова могут изменять мир, не стоит их высказывать так легко, – ведь придётся отвечать за каждое действие вылетевшего слова. Если слова имеют силу действия («магия слов»), можно превратить человека словом в свинью. Впрочем, и в обыденной жизни, сея брань и рождая обиду, бранчливый способствует освинению мира. Некоторые же формы брани прямо построены на ожидании эффекта от сказанных слов.

По существу, такая брань представляет собой магические формулы, предназначенные творить зло. Их структура включает в себя обращение к человеку и пожелание несчастий, которые должны с ним случиться.

Когда эти формулы возникли, люди верили в их силу, поэтому, скорее всего, немногие пользовались ими. Тот, кто прибегал к ним часто, был колдуном или ведьмой. Если же такую формулу («заклинание») произносил обычный человек, то это было вызвано тем, что выходит за пределы обыденной жизни, и поэтому неудивительно, что от такого события ждали последствий, способных потрясти мир или хотя бы перевернуть жизнь и погубить ненавистного человека.

Вкладывающий в проклятие свою душу этим делал её причастным злу, которое пророчил другому. Эта сторона проклятия, хорошо осознаваемая нашими предками, делала его особенно страшным. Проклиная, человек как бы подводил под своей жизнью черту, отдавая всё своё будущее той тёмной силе, которая взамен должна была сокрушить врага. Две жизни приносились на алтарь мести, человек срывался в бездну и увлекал в неё другого.

Сегодня острота переживания проклятия утрачена. Люди готовы призывать друг на друга разверзшиеся небеса по малейшему поводу, не замечая мистического характера произносимых ими слов. Некоторые магические формулы потеряли адресность и даже содержание, осталось лишь выражение некой угрозы: «да чтоб тебя!», – говорит человек, споткнувшись о торчащую из земли проволоку, и не замечает, что оказался на пороге проклятья.

Матерщина по своей структуре подобна проклятью, она тоже – магическая словесная формула. Матерная брань наиболее оскорбительна, когда не скрывает этой своей природы, когда она адресна и действительно направлена против конкретного человека. Но чаще брань прячет своё лицо.

На первый взгляд в мате нет ничего магического. Матерщина, как определяют её словари, – это просто слова определённого содержания. То, что речь человека может быть густо усеяна ими, не представляет из себя никакой загадки. Подобным же образом в языке существуют многие слова-паразиты.

Человек, не умеющий говорить связно, испытывает затруднения на стыке слов. То, что он хочет сказать, находится в его уме. Мысли сталкиваются одна с другой, не зная никакого порядка. Речь же требует, чтобы из этого хаоса человек вытянул – как нитку из пряжи – определённую последовательность слов. Речь линейна, нельзя сказать всё сразу, но только – одно за другим. К тому же от того, как выстроятся слова, зависит понятность сказанного. Речь должна соответствовать грамматической модели, принятой в языке. Профессиональный оратор не задумывается над этим, для него составляет проблема высказаться. Человек же, не привыкший говорить длинные речи, испытывает затруднение всякий раз, когда ему приходится что-то рассказывать. И в тот момент, когда у него на языке не оказывается нужного слова, с него соскальзывает слово-паразит, не давая речи оборваться молчанием. Но лучше промолчать, чем нести всякую чушь. Но прервать молчание, означает начать говорить заново, что требует большего расхода энергии, чем беспрерывное продолжение речи. Пустые слова, образуя мостик между словами, которые что-то значат, выполняют роль «смазки», сохраняют непрерывность речи и этим экономят говорящему силы.

Чаще всего в роли таких слов используются указательные частицы – «это», «вот», «значит». Помимо них, роль «смазки» играют и другие, начиная от общепринятого «ну», «э», «э-э-э-…», и кончая диалектическими и специфическими «дык» и т.п. Используемые в этом качестве, они не имеют за собой никакого значения, к тому же они, как правило, не велики по длине, что снижает затраты энергии, расходуемой впустую.

Матерные слова имеют совсем другую природу. Они принадлежат к разряду табуированных слов. «Табу» – слово полинезийского происхождения. В современном языке им легко могут назвать любой строгий запрет. Однако то, что для обозначения запрета, играющего значительную роль в архаических обществах, потребовалось особое слово, подсказывает, что здесь дело не только в строгости. Человек, нарушивший табу, подлежал наказанию, часто – смерти. Почему? Не потому, что он преступил установления общества, – это лишь внешняя сторона. Хотя табу и налагалось людьми, это были не просто люди. Это были вожди; право налагать и снимать табу определялось не самим авторитетом вождя, а тем, что создавало этот авторитет. В Полинезии вождь считался обладающим особой сверхъестественной силой – маной. Именно обладание маной и делало человека вождём. Всё, в чём по убеждению полинезийцев заключена мана, они считали святым. Ману можно было утратить, и чтобы этого не случилось как раз использовали табу, путём запретов регулирующее отношения человека и сверхъестественного. Таким образом, слово табу может быть использовано только в том случае, если обозначаемые этим словом запреты регулируют не человеческие отношения, а отношения человека с миром сверхъестественных сил.

Использование слов занимает в этих отношениях не последнее место. Слово, если это существительное, выполняет прежде всего функцию имени. Назвать по имени – это то же самое, что окликнуть, позвать. И если обычный человек слышит зов, лишь находясь поблизости, то сверхъестественные силы услышат всегда. Поэтому, например, человек боится называть смерть своим именем (услышит – ещё придёт) и называет мёртвого покойником, усопшим, используя метафоры там, где не решается говорить прямо.

То, что матерные слова подлежат табу, свидетельствует об их сакральной природе. Корни матерщины лежат в язычестве. Не все слова, которые мы сегодня считаем матерными, восходят к языческому культу, но тем, что люди матерятся, мы обязаны, скорее всего, ему. Языческие обряды, посвящённые самым разным богам, часто принимали формы, оскорбляющие нравственное сознание обыкновенного человека. То, что творилось во имя богов, не могло происходить в обыденной жизни, это бы сочли преступлением. И хотя в обыкновенной жизни отношения между полами регулировались общественными установлениями, призванными обеспечить стабильное существование общества, во время языческих праздников, как правило, посвящённых богам плодородия, практиковалось всевозможное бесчинство.

Ситуация резко изменилась с принятия христианства. Идеал нравственности, воспринятый вместе с Православной верой, обязывал обуздать речь. Матерные слова должны были выйти из употребления. Однако этого не случилось.

По законам лингвистики, жизнь слова в языке определяется его употреблением. Если матерщина была частью языческого культа, то прекращение идолослужений (исчезновение той ситуации, в которой употреблялись эти слова), должно было привести к тому, что эти слова должны были устареть и исчезнуть. Но и в том случае, если мат допускался и в обыденном употреблении, он был жёстко привязан к «постельной теме». «Перевод» этой темы на язык христианского брака также должен был снизить, а не увеличить частоту употребления матерных слов. То, что случилось в действительности, свидетельствует о том, что мат – не просто языковое явление.

Снова обратимся к Библии. Сквернословие – грех. Первый грех, человек совершил ещё в раю, когда нарушил запрет, установленный Богом. Хитрость змея проявилось в том, что он обратил внимание на запретное дерево как на что-то особенное. В самом запрете нет искушения. Искушение начинается тогда, когда мы начинаем подозревать, что запретный плод имеет свои хорошие стороны.

Слова-паразиты, мат, – это свидетельство бессилия человека выразить свою мысль, признак слабости, а не силы. Их использование делает речь невыразительной, пустой. Каждое такое слово указывает на место провала, где человек не справился со своим языком и оставил смысл без выражения.

Матерная речь агрессивна.

Можно сказать, что матерщина ведёт самую настоящую войну против русого языка. Она способна расширять свой словарный запас, имеет свои устойчивые словесные формы и фразеологизмы. Острие мата направлено на замещение простых, наиболее употребляемых слов. В конечном счёте, матерщина, претендует на то, чтобы создать свой язык, параллельный русскому языку, или пропитать собою весь русский язык, слившись с ним в блудном экстазе. На руку мату играет и то, что он представляет собой определённый стиль речи. Распространённый среди простого народа, не тронутого образованием, он стал своего рода символом народности языка. И в качестве такового сегодня выглядит привлекательным даже для интеллигенции.

Сегодняшний матерщинник и не мыслит быть бунтарём, наоборот он жаждет не отличаться, быть таким же как все. Мат уже не звучит как бунт против Бога. Это ему позволяет прекрасно себя чувствовать и в светском, атеистическом обществе. Тем более кажется важным указать на его суть.

Матерщина не просто ругань, стремление одержать верх над противником в словесной стычке. В конечном счёте, она направлена не против людей, а против Бога, за что и получила именование «чёрной ругани». Материться значит «ругаться по чёрному». Чёрный цвет ещё с дохристианских времён относился к силам зла. Поэтому мат носит чисто магический, сакральный характер. Мат – элемент служения Сатане, проникший в светскую жизнь. Каждое матерное слово – это хуление Бога и прославление Сатаны. Поэтому не случайно, что нецензурные слова у матерщинника заменяют молитвы. В трудные минуты, в почти безвыходной ситуации, в тяжёлом труде он не ищет помощи в обращении к Богу, а матерится. Всплеск энергии в матерном слове, – и дело движется, хотя толкает его зло, которому тем самым отдаёт себя человек. Работа со злостью может быть эффективной. В результате воспитывается условный рефлекс: плохо тебе – матернись. Так человека отлучают от Бога. Всё равно, что «продать душу» Дьяволу.

Поэтому следует сказать чётко и ясно, что матерщина – это служение Сатане, которое человек осуществляет по собственной воле и публично. Возможно, что это достаточно страшно, чтобы сподвигнуть человека обуздать свой язык.

Не перевелись ещё здравые, сознательные люди – не только Православная Церковь вовсю бьёт тревогу – многие исследователи и учёные обращают внимание на то, что мат грозит стать чуть ли не альтернативой нормальному русому языку, что сквернословие наносит вред не только духовному, но и физическому здоровью нации. Но слышны ли эти голоса?.. Время покажет, а жизнь расставит всё по своим местам.

Версия

Мы попросили доктора биологических наук Сергея Пашутина рассказать нашим читателям о биологических корнях ненормативной лексики. Итак, мат глазами биолога.

Верно ли, что матерные ругательства — это, по сути, видоизмененные человеком угрожающие знаки, которые служат индикатором запугивания у животных?

— Это действительно так. Биологический смысл ругани заключается в сдерживании злобного поведения или недружественных действий со стороны потенциальных врагов, а также для подтверждения своего «рейтингового» статуса. Достигается это с помощью демонстрации собственной агрессии, правда, выраженной в словесной форме. Но и у животных конфликты нечасто сопровождаются кровопролитием. Только вместо речи они пользуются другими упреждающими сигналами — специфическими телодвижениями, звуками и прочими ритуализированными действиями, что позволяет более слабому сопернику своевременно отказаться от безнадежной борьбы.

У обезьян, в частности человекообразных, убедительным жестом агрессии и вызова, направленным на снятие социальной напряженности, служит эрегированный половой член доминирующего самца. В стаде приматов существует жесткая иерархия в отношении того, кто кому может показывать половой член. Это является не только надежным свидетельством здоровья и силы, но также статуса и ранга доминирующего самца в группе. Иными словами, «генитальная» агрессия приматов сохраняется и у человека, но не в архаическом обличье имитации совокупления как формы унижения более слабого, а в виде эволюционно продвинутого варианта — соответствующих неприличных жестах и вульгарных словах.