История
Первым мысль о несовпадении физической природы звуков с их значением в «чутье народа» и системе языка высказал И. А. Бодуэн де Куртенэ: согласно идеям Бодуэна, изложенным им в 1870 году в работе «О древнепольском языке до XIV столетия», оглушение согласных на конце слова в славянских языках имеет физиологическую природу, в то время как психологически они остаются звонкими. В лекции 1871 года «Некоторые общие замечания о языковедении и языке» И. А. Бодуэн де Куртенэ выделяет в составе учения о звуках, наряду с исторической частью, изучающей развитие звуковой стороны языка, две части: физиологическую и морфологическую, предметом которой является «роль звуков в механизме языка, их значение для чутья народа».
Ученик Бодуэна Н. В. Крушевский, развивая взгляды учителя, предложил термин «фонема» для нефизиологического аспекта звуков речи. Однако Н. В. Крушевский называл фонемой единство звуков, чередующихся в морфеме в родственных языках. По сходному пути пошёл и сам И. А. Бодуэн де Куртенэ в работе «Некоторые отделы сравнительной грамматики славянских языков», увидевшей свет в 1881 году. Однако в «Опыте теории фонетических альтернаций» 1894 года Бодуэн дал и другое определение фонемы, выраженное в психологических терминах:
Фонема = единое представление, принадлежащее миру фонетики, которое возникает в душе путём психологического слияния впечатлений, полученных от произношения одного и того же звука, — психический эквивалент звуков языка.
В дальнейшем Бодуэн оставался на психологических позициях, что отражено в определении фонемы как представления звука, данном им во «Введении в языковедение», в последний раз изданном при жизни автора в 1917 году. В то же время Бодуэн полагал, что при живых чередованиях в пределах морфемы тождество фонемы сохраняется: в русск. везу — вёз, несмотря на оглушение согласного, выступает одна и та же фонема з (однако, по мнению Бодуэна, в мышлении некоторых носителей русского языка в вёз фонема с, возможно, уже обособилась от з ввезу).
Начиная с четвёртого издания «Введения в языковедение», в данном пособии содержится мысль о способности звуков к различению слов, то есть к смыслоразличению. Однако речь у И. А. Бодуэна де Куртенэ идёт лишь об использовании для смыслоразличения отдельных признаков звуковых единиц, таких как глухость — звонкость согласных (ср. русск.там — дам).
Фонология русского языка с точки зрения лфш
Согласные
С точки зрения ЛФШ, в русском языке насчитывается 36 согласных фонем:
губные: /p p’ b b’ m m’ f f’ v v’/;
переднеязычные: /t t’ d d’ n n’ s s’ z z’ š ž š’: č c l l’ r r’/;
среднеязычный: /j/;
заднеязычные: /k k’ g g’ x x’/.
Некоторые из приведённых решений ЛФШ принимаются не всеми лингвистами. Так, даже представитель ленинградской школы Л. Р. Зиндер, отвергая позицию Л. В. Щербы по данному вопросу, предлагал считать [š’:] сочетанием фонем /šč/. Согласно Л. Р. Зиндеру, внутри данного сочетания фонем (произносимого некоторыми носителями языка как [š’č]) часто проходит граница между морфемами (ср. исчислить, исчерпать), что сближает это сочетание с однозначно бифонемными сочетаниями, такими как /ts/ в отсеять или /ss/ в ссора; как бы ни произносилось сочетание — как [š’č] или как [š’:] (что, по Л. Р. Зиндеру, восходит к [š’č]), — его следует трактовать как бифонемное, а поскольку [š’:] и [š’č] не составляют в русском языке минимальной пары, [š’:] фонематически трактуется Л. Р. Зиндером как /šč/. В пользу противоположной точки зрения, признающей монофонемность /š’:/, говорит наличие в русском языке значительного количества слов, в которых граница морфем ныне не осознается (счастье, счёт) или отсутствует (щи, щедрый). Некоторыми языковедами, в том числе Л. В. Щербой, признаётся также самостоятельный фонемный статус долгого мягкого согласного [ž’:], характерного для старомосковской произносительной нормы и в современном русском языке уже неустойчивого (может заменяться твёрдым [ž:] или сочетанием [žd’]) (ср. вожжи, дождя, езжу). Однако существующая тенденция к отвердению данного звука позволяет считать его реликтовым явлением без статуса самостоятельной фонемы.
Ряд лингвистов также склонен не признавать фонемного статуса мягких заднеязычных [k’ g’ x’], считая их модификациями соответствующих твёрдых. Такая точка зрения основывается на представлении о том, что мягкие заднеязычные не встречаются в позициях различения твёрдых и мягких согласных. Однако в современном русском языке существуют немногочисленные случаи новых слов и заимствований, опровергающие данное положение: гяур,кюре, херес; авторское деепричастие В. В. Маяковского берегя (от беречь) образует минимальную пару с берега. Другим аргументом против непризнания фонемного статуса мягких заднеязычных может служить тот факт, что противопоставление по твёрдости — мягкости относится к самым регулярным в системе согласных; данный признак, по-видимому, без труда определяется носителем языка в каждом конкретном случае и является фонематичным для всей системы. Таким образом, в ЛФШ /k’ g’ x’/ признаются самостоятельными фонемами, хотя обособившимися в недавнее время и ограниченными в дистрибуции (мягкие заднеязычные не встречаются в позиции конца слова).
В ЛФШ, как и в других фонологических концепциях, не признаются самостоятельными фонемами аллофоны конечных аффрикат /c/, /č/ и заднеязычного щелевого /x/, выступающие в позиции перед следующим звонким шумным согласным (дочь друга [d͡ʒ], конец года [d͡z], мох горит [ɣ]).